(Не)османка

Эдирне, июль 1824 года - Повелитель, здесь очень красиво... - Согласен с тобой, моя Гюверчин. Особенно если ты рядом. Анна, улыбаясь, посмотрела на Махмуда, но ничего не ответила. К чему лишние слова, когда глаза всё могут сказать намного яснее?.. - Жаль, Гюльфидан не смогла приехать вместе с нами, - с сожалением говорила Анна. - Всё хорошо, она скоро присоединится, - успокаивал её Махмуд. - К вечеру будет. Алджан с Искендером спят ещё. Отдохнут от занятий, и после все приедут. - Дети... Алджан - красавица, спокойная и не по годам умна. Искендер словно огонёк - такой же задорный и яркий. И мать их - наша светлая Гюльфидан. У них с Намыком-пашой такая счастливая семья... - А у нас? - У нас... Пока нет, - грустно отвечала женщина. - Доченька моя... Я её жду не меньше тебя. Какая она? Даже не знаю... - Уверен, она точь-в-точь ты - такая же умная, смелая, добрая и несказанно красивая. - И столь же храбрая и сильная, как ты, Махмуд... - Анна нежно поцеловала своего султана, который крепко обнял её в ответ. Затем она добавила: - Помнишь, как мы здесь были пятнадцать лет назад? Когда ты просил меня, а я не соглашалась. - Конечно. Тебя уговорила Салиха. - Не совсем, - поправила Анна. - Я сама предложила ей поехать с нами, дабы развеять её тоску. - Вот как всё было... Что ж, главное, что ей стало немного лучше. А то сидела в этих стенах, света не видела почти. Подул ветерок, и Анна немного поёжилась и укуталась в тонкую белую шаль, покрывавшую её плечи. - Моя Гюверчин, ты вся дрожишь. Пойдём, погреешься во дворце. Женщина ничего не ответила, но лишь покорно и тихо пошла за султаном, держа его широкую и сильную ладонь в своей. *** Петербург, июль 1824 года - Николя, где ты? Уже неделю собраться не можем, - чуть обиженно говорила Татьяна. - Я ничего не понимаю... - с такими словами мужчина вошёл в комнату, в которой суетилась его жена. - Что такое, Коленька? - обеспокоенно поинтересовалась женщина, заметив какую-то усталость и непонимание в лице мужа. - Я ничего не понимаю, - повторил он. - Неделю назад государь назначил меня по моей же просьбе послом в Османскую империю, а сегодня просил уведомить меня сим посланием, - Николай показал какой-то сильно исписанный лист - в котором "великодушно просит прощения за столь поспешное и необдуманное решение, что крайне непозволительно для монарха"... Таня, ты понимаешь, что это означает? - женщина, слегка испуганно глядя на супруга, молчала, всё же понимая, что будет, но боялась сказать сие вслух. - Это означает, что мы не отправляемся в Стамбул... А если и отправимся (дай Бог, конечно), то произойдёт это ещё очень нескоро. - Что же делать? - Не знаю, родная... - Папенька, как это? - Лара выбежала из комнаты и бросилась к отцу, сидевшему в кресле. - Почему его Величество отменил своё решение? - Мне неизвестно об этом, моя хорошая... Не печалься, однажды мы всё-таки поплывём и ты наконец увидишься с о... султаном и его семьёй. - Папенька... - с лёгким недоверием произнесла девушка. - Прошу простить мне мои слова, однако вы хотели сказать что-то другое. - Родная, тебе показалось. - Извини, папа, но я точно всё расслышала, - мужчина строго на неё посмотрел. - Хорошо, я поняла. Простите, - и Илария ушла в свою комнату. *** - Коленька... - тяжело вздохнув, говорила Татьяна. - Думаю, что ей пора узнать правду... Из комнаты девушки раздавался заливистый смех. И не один, а целых три: Михаил и Сергей, с позволения родителей Лары, навестили её. В своей обычной жизни оба друга были вынуждены сдерживать себя, свои эмоции и чувства. Однако рядом с девушкой, которая была для них "сестрой", они могли чувствовать себя дома, такими, какие они есть. Настоящими... - Думаешь? - спросил Николай. Татьяна молча кивнула. - Хорошо... Лара, доченька, подойди сюда, прошу. Девушка, всё ещё улыбаясь, подошла к отцу. - Что такое, папенька? - Мама хочет сообщить тебе одну вещь... - Мама? С тобой всё хорошо? - Да... - со слабой улыбкой ответила Татьяна, и затем подошла к книжным полкам, под которыми находилась тумба с тремя ящиками. Она открыла последний, нижний, вытащила какие-то бумаги и что-то, завёрнутое в тёмно-зелёную кожу. - Тут кое-кто просил тебе передать одну вещь... - затем развернула кожу, достала конверт и отдала Иларии. - Кто же это? - не переставая светиться от радости, говорила девушка. После чего развернула конверт и начала читать. По мере прочтения выражение её лица очень сильно менялось... "Дорогая моя доченька! Понимаю, ты крайне удивлена тем, что тебе написала какая-то незнакомая женщина, да ещё и назвала тебя своей дочерью. Но позволь мне всё объяснить: я Анна, та самая "учительница", которая по воле судьбы оказалась в Константинополе во дворце самого султана Махмуда, и которую он полюбил всем сердцем. Полагаю, ты понимаешь, что я хочу тебе сказать. Ты дочь султана. Принцесса Османской империи. Прошу, по прочтении письма отправляйся в Стамбул. Мы тебя ждём и очень тоскуем Анна P.S. Не держи зла на тех, кого считала своими родителями. Они тебя сильно любят и потому согласились на то, чтобы воспитать тебя. Прости, бумага кончается. Когда мы встретимся, я смогу рассказать тебе более, чем сейчас. Скорее, родная моя..." Илария отложила письмо. Её лицо стало вдруг каменным, непроницаемым. Маской. Девушка развернулась и ушла к себе. Около пяти минут все молчали, не зная, что говорить. Она вернулась в дорожном платье и твёрдым, почти стальным, несвойственным для неё голосом сказала: - Нам нужно к императору. Немедленно.