they are nothing but a deceived moth.

кромешная тьма давно стала лучшим другом, гулким эхом отдающийся стук посоха в коридоре — правой рукой. Альва бродил в лабиринтах своей ледяной крепости изо дня в день, выучив её всю; навещая заключённых, жаждущих подержать свет в своих ладонях, спускаясь к самому порогу в каждодневном ожидании новых мотыльков, машинально слетающихся на огонь. сегодня ему снова снился тот сон. Лоренц проводил рукой по стенам, покрытым ледяной корочкой, и пытался вспомнить о времени, когда ему ещё не приходилось укрывать ладони в шрамах чёрными перчатками. казалось, будто бы этой поры никогда не существовало; его мозг пытался запутать сам себя, заставить свернуть с пути истинного, заставить исчезнуть. наверное, у него уже получилось : надзирателю давно думалось, что его и нет вовсе, что он растворился в этой темени, застрял где-то извне и всё вокруг него шло по кругу. только чужие голоса ( существующие за пределами его головы ) возвращали его к действительности, напоминая ему, кто есть он, кто есть они. жуткий кощей с длинной палкой, способный уничтожить тебя одним своим мёртвым взглядом. Альва, словно призрак, застрявший в моменте своей смерти, в очередной раз спускался по узким ступеням к месту, в котором впервые за несколько месяцев наконец зажглись фонари. он расположился на паперти, словно палач на эшафоте, возвышенно глядя сквозь лица новоприбывших в своём наморднике. раскрыл книгу в своей руке, принявшись холодно зачитывать указ — сумел заставить толпу замолчать одним своим только видом и тихим голосом, теряющимся в ветре. Фиона глядела на него с тоской и толикой надежды; наверное, она была единственной из бунтующих, кто внимал его речам и проявлял сочувствие. Бальса вытянул нож из-за пазухи. Гупта, стоящий за его спиной, крепче схватился за горящую доску и переглянулся с остальными. Альва замолк. тот не был напуган или встревожен; Лоренц глядел на продрогшую, обезумевшую в своей идее группу с презрением, слова в его книге закончились, а слов внутри него самого не оказалось вовсе. он чувствовал нарастающее в воздухе напряжение, ощущал чужое зверское желание разодрать его на кусочки всеми клеточками своего тела. и когда он занёс над своей головой позолоченный ключ, напоминающий о его власти в этих землях, его словно пронзило молнией : злобой и отчаянием, переполняющих маленьких молей перед ним, что безрассудно выдвинулись на него с зажжёнными факелами. прогнившие доски и широкие камни, облитые маслом, потонули в огне. пламя растопило снег и охватило конструкцию под ним, иссушая и поджигая и её. надзиратель ударил посохом о землю. танцующие языки пламени отражались в его глазах; сейчас он и сам ощущал себя жалким мотыльком, неспособным отвести взгляд от янтарных искр, дарующих жар, в котором хочется греться. в тенях огня плясали и восставшие — Альва видел в них уродливых насекомых, видел, как они горят, и это заставляло его сердце биться всё чаще. дым пробирался внутрь. внутрь тюрьмы, внутрь лёгких, внутрь головы; мельтешил перед глазами, шёл впереди пламени. надзиратель должен был принять ту же участь, кою судьба обещала его обители. Лоренц наконец отвёл взгляд от огня и двинулся в крепость, размеренно, не убегая. — Лука, стой! — Гупта, придерживая за плечи задыхающегося в кашле Мурро, успел лишь крикнуть в след рванувшего за тюремщиком Бальсе. через секунду на них выпрыгнуло горящее чудовище.