8 лет назад.
На потолок, сквозь окна и ночную темноту падал синий свет, который поочередно менялся с красным. Он освещал всю комнату, в которой света не было, внушая ощущение опасности. Ребенок жался в угол, слыша крики с улицы. Его пьяный вдрызг отец доказывал дядям в одинаковой форме, что он не пьян. Алатус не плакал. Он застыл в одной позе и не двигался уже очень долго. Мальчик не понимал, что происходит, но отчетливо осознавал, что сейчас происходит что-то, после чего его жизнь не будет прежней. Страх перед неизвестностью заставлял не двигаться с места, замереть и ждать своей участи в темном углу, кажется, прикоснувшись головой к паутине. Алатус думает, что бедный паук в углу не ожидал такого вторжения в свой дом, который плел так долго. Ему, наверное, тоже страшно и одиноко сидеть тут в углу с рушащимся домом, понимая, что теперь нужно будет искать новое место и строить все заново. Дверь в комнату открывается и сквозь тьму, красно-синий свет машин, проникает луч фонаря, который осматривает комнату. Он пробегается по стенам, дивану и тумбочке, а после попадает прямо на детское лицо. — Хэй, мальчик, — мужской голос звучит не грубо, но и не мягко, он звонкий и будто старается внушить доверие. Мужчина молод, снимает фуражку, кричит, отворачиваясь в коридор: «Я нашел его!», перестает светить фонариком прямо в лицо и плавно подходит к мальчику, — Как ты? Меня зовут Горо, я здесь, чтобы помочь тебе. Как тебя зовут? Мальчик закрывает глаза руками, пытаясь спрятаться. Он не доверяет отцу, потому что тот никогда не выполняет обещаний, его слова не соответствуют поступкам. Но в память слишком сильно въелось, что полиции доверять нельзя ни в коем случае. Из двух зол Алатус сейчас доверяет тому, кто всю жизнь был рядом. Он не реагирует на слова парня, не хочет ему отвечать. Тот выглядит ничуть не расстроенным, просто произносит «Доверься мне.» Алатус доверять ему не хочет и не может. Да и что такое доверять? Кому он доверял хоть раз за свою короткую жизнь? От отца за что угодно — за хорошие поступки, за плохие — все равно шанс получить по голове высок. О своей матери Алатус не знал ничего, кроме того, что она «шлюха ебанная», конечно, со слов отца. С детьми во дворе он не общался, а редкие прохожие, интересовавшиеся его состоянием, доверия не вызывали вовсе. Почему-то его совсем не беспокоит то, что отца забирают, не понятно для ребенка куда. Его совсем не тревожит это, он даже, кажется, дышит легче, зная, что отца в ближайшее время не увидит. Он принимает позу эмбриона и просто отворачивается в угол. Мальчик не хочет говорить, он хочет, чтобы от него все отстали, хочет, чтобы дурацкие мигалки не светили ему в комнату, хочет не слышать крики отца и угрожающий голос полицейских за окном. Но парень, снявший фуражку, оставлять его в покое явно не собирается. — Слушай, я понимаю, что тебе страшно, это нормально. Я не причиню тебе вреда. Пойдем со мной, хорошо? Я отвезу тебя в теплое место, накормлю и там мы поговорим. — у Алатуса заурчал живот, на это интересное предложение он повернул голову и прищурился. — Правда покормите? — почти шёпотом говорит он. Честно говоря, участь поесть хоть что-то очень заманчивая. Пару дней назад, когда отец снова выставил его за дверь, дабы тот не мешал ему выпивать, маленький Алатус очень хотел есть и еще больше хотел пить. Он немного походил по улице, стараясь согреться, после присел на пушистый мягкий снег, зачерпнул немного в маленькую ручку и попробовал. Холодно. Вроде попил, а вроде поел. — Конечно, правда! Так, как тебя зовут? — бодро отозвался Горо, радуясь, что мальчишка ему отвечает.***
Страх пропитывал каждый сантиметр кожи Сяо, каждый нерв, упираясь своей костлявой рукой под ребра и не давая нормально дышать. Паника накатывала волнами, то отступая, то появляясь вновь. Тишина не помогала успокоению, Сяо немного помедлил, прежде чем выдавить таблетки из пластинки, продолжая стараться спокойно дышать. Дыхательная гимнастика помогала часто, спасала от тревожности и панических атак. На раз-два-три вдох, задержать дыхание на те же раз-два-три и медленно-медленно выдохнуть. Страх снова отступил. Собираться на прогулку с Венти — страшно. Страшно так, что коленки трясутся и все в груди холодеет, словно там сквозная дыра, в которой сквозняк. Сяо успокаивал себя тем, что живем один раз, а не попробуешь — пожалеешь. А ведь если попробуешь и пожалеешь, то хоть не будешь жалеть о том, что попробовал. Сяо от такого потока мыслей завис, пытаясь осознать, что только что сам себе сказал. Хорошо, кофейня почти в спальном районе, но рядом с центром города. Даже если вдруг Венти — поехавший маньяк, то всегда можно уйти. Но Сяо в последнюю очередь думает о том, что его убьют. Он быстрее сам себе глотку перережет. Ухмылка появляется на лице, а в голове мысли «Слышал бы это Чжун Ли или Бай Чжу… Какая пизда бы мне была.» Ему страшно, что общего языка они не найдут теперь вовсе. Сколько лет-то прошло? Семь? Восемь? О, боже, что за глупость? Конечно, они изменились до неузнаваемости, прожили абсолютно разные жизни, росли в разных городах. Все что их связывает — чуть больше полугода в интернате, в один из самых тяжелых периодов их жизней. Венти, кажется, остался чудаковатым, веселым, готовым разговаривать с первым встречным. Это все, что успел понять Сяо за их короткую встречу и пару сообщений. А сам же Сяо… Кажется стал еще более нелюдимым, чем в детстве, закрылся в себе и прятался от мира, глотал свои таблетки три раза в день, просыпался ночами от кошмаров, не мог даже пересилить себя и хоть раз назвать Чжун Ли папой. Страх всю жизнь сковывает его по рукам и ногам. Так, хватит самобичевания, вдох-выдох и вперед, навстречу неизвестности. Вдруг воодушевившись, Сяо трясет головой, растрепывая волосы и покидает квартиру, пока его не накрыло новой волной тревожности вперемешку с паникой. Дорога выходит недолгой, на улице пасмурно, снег кажется слипшимся нечто, ступи только — утянет за собой. Когда он прошел половину пути, его наушники разрядились, и парень подумал, что это к лучшему — сколько раз Чжун Ли просил его не надевать наушники, когда тот ходит пешком. Вороны громко каркают, сразу нагоняя неприятные мысли. Карканье ворон всегда звучит тревожно, сразу кажется, что ты один единственный в этом мире, с тобой только черные провода на фоне серого неба и вороны. Эта пустота охватывает только зимой, то ли другие птицы больше звуков не издают, то ли весь мир кажется монохромным. Эта серость и пустота вызывают в душе страх, который даже не замечаешь, ведь зима — она не первая и не последняя, так было и так будет. Но в Сяо еще теплится малюсенький огонек надежды, что когда-нибудь, спустя, может, несколько лет, зима покажется красивой. Но пока он идет, засунув руки в карманы и уткнувшись носом в шарф с черно-серой полоской. Подходя ближе к назначенному месту, страх накатывает сильнее, и руки в карманах влажные, нервно перебирают перчатки, которые там лежат. Внутри кафе немного темно, на входе встречает пианино, по виду очень старое, на нем стоят фотокарточки в рамках, цветок в горшке и статуэтка в красной новогодней шапке с помпончиком. Сяо приятно удивлен, здесь даже гирлянды на стене висят. Проходя чуть глубже, он оглядывает все помещение, но Венти не находит, смотрит на время — без пяти минут до их встречи. Людей довольно много, он немного настораживается, не зная, подождать ли ему Венти на улице или здесь. Идти снова на холод не хочется, он снимает куртку, засовывает шарф в рукав и вешает ее поверх чужих курток. Он решает написать и спросить, не бронировал ли его спутник столик, иначе им придется искать другое кафе — здесь почти все столики заняты, а на нескольких стоит табличка «зарезервировано». Ответ приходит незамедлительно, мол, да бронировал, прости-прости, чуть чуть опоздаю. — Добрый день, что для вас? — синеволосая девушка улыбается ему. — Мой друг забронировал здесь столик, подскажите, какой из? — Конечно, на чье имя бронировали? — она все еще легонько улыбается, как и положено бариста. — Венти. — говорит Сяо на выдохе, чувствуя спиной холодок из-за открывшейся двери. Он поворачивается и, действительно, на пороге стоит запыхавшийся Венти, упираясь руками в колени, переводит дыхание. — Привет, Сяо, привет, Сян Лин! — немного отдышавшись, говорит он. Его глаза горят, а на берете снег, — Извини, пожалуйста, я пропустил свой автобус, представляешь! Он уехал прямо у меня из-под носа! Сяо замирает, все еще не веря в происходящее. Он вдыхает, выдыхает. Венти здесь, Венти тоже, кажется, рад встрече. Все в порядке. Он немного удивлён, что Венти называет его правильным именем, но решает не придавать этому значения. — Привет. — Сяо говорит так, словно сам только что пробежал марафон. Венти успевает стряхнуть снег с берета, снять куртку и слезно попросить Сян Лин положить его берет на батарею. Сяо оглядывается, смотрит в окно, пытаясь понять, откуда взялся снег на его голове. За окном и вправду идет снег, с неба падают большие хлопья белого пушистого снега. Ветра нет, они плавно спускаются на землю, словно маленькие пушинки. Венти дергает его за рукав, отрывая от разглядывания погоды. — Наш столик вон там, за пианино. Подумал, что мы можем посидеть в гордом одиночестве, а не в куче людей. И вправду, столик оказывается отгорожен пианино от основного зала. Стол с двумя мягкими диванами по бокам, чего нет у остальных столиков, находится рядом с окном. На деревянном подоконнике стоят книги. Сяо даже узнает пару авторов, но ничего из того, что он читал. С чтением у него не очень складывается, но выглядит уютно. Музыка, которая играет в кофейне, идеально подходит под атмосферу, тут тепло и уютно — музыка звучит так же. Под настроение теперь тоже подходит, становится чуть теплее и в душе. Венти плюхается на диван совсем рядом с импровизированной книжной полкой, а Сяо садится напротив. — Как тебе это место? — не переставая улыбаться спрашивает Венти. — Тут уютно, мне нравится. Хотя все эти книги, а тут их действительно много, не совсем моя стезя. — Сяо почесывает голову, даже не́сколько стыдясь того, что так и не прочел ничего из того, что хотел. — О, так ты не читаешь книги? — Сяо кивает, — Ничего, дело поправимое, главное — желание. Могу посоветовать тебе парочку! Все книги здесь принес еще один бариста, он учится на филфаке. Представляешь, он все их прочел! Боюсь представить, какая библиотека у него дома. — Ого. А ты так… Говорил с бариста, будто вы старые друзья, часто сюда ходишь? — Ага, вот уже почти год как! — у Венти глаза горят, он точно гордится этим, — Если тебе здесь нравится, то можем ходить сюда чаще! Вообще, я не только с Сян Лин хорошо общаюсь, здесь работают еще два бариста. Тот, который принес книги — Син Цю, он очень классный и я не уверен, но, кажется, он еще и совладелец этого места. И Чун Юнь, он просто милашка. Ох, а какой вкусный здесь кофе! Пойдем, закажем что-нибудь? Они встают — не понятно, зачем только садились — и делают свой заказ. У Венти, оказывается, есть карточка и личная скидка. — Знал бы ты, сколько я с этих карточек попил бесплатного кофе! Вообще, так делать, конечно, нельзя, но когда мы приходим сюда с друзьями, мне делают не одну дырочку, а столько, сколько друзей, — он показывает красную картонную карточку, на которой уже чуть больше десяти дырочек-звездочек от дырокола. Большая надпись на картонке гласит: «каждая восьмая чашка бесплатно». Сян Лин и вправду достает маленький дырокол и продавливает еще две звездочки. Венти благодарно улыбается ей и подмигивает. — Хорошая, однако, экономия. И кофе бесплатный дают любой или есть ограничения? — Вообще, конечно, есть, — говорит он, чуть щурясь, будто рассказывая вселенскую тайну, снова плюхается на диван, — но, я так понимаю, что каждый постоянный покупатель здесь — друг бариста, а по дружбе наливают, что попросят. Но, кстати! Первый раз, когда я взял карточку, Син Цю очень долго смеялся и говорил, что я забуду о ней на второе посещение. А я не забыл! Как можно отказаться от бесплатного кофе? Сяо хихикает, сразу вдруг представляя, что и он будет здесь частым гостем, другом для бариста, а эта кофейня своеобразным местом встречи. На душе лишь от этой крохотной мечты становится так тепло, что улыбка лезет на лицо, страх испаряется совсем, и руки не дрожат, как дрожали до этого. — Так ты в этом городе… Уже год? — немного неуверенно спрашивает Сяо. — Без малого, я переехал из Ли Юэ, около десяти месяцев назад. Кстати, ты представляешь, Ли Юэ — не мой родной город! Оказывается, я родился здесь, в Модштадте. Уж не знаю, как оказался тогда в Ли Юэ. — Серьезно? Даже представить не мог. Так, ты поэтому переехал? — Сяо даже немного опешил. — И это тоже сыграло свою роль, но нет, были другие причины, — его глаза померкли на долю секунды, — А что мы все обо мне, да обо мне? Как ты, рассказывай! Мы та-а-ак долго не виделись, я хочу знать все-все! Венти снова улыбается ярче солнца, положив локти на стол и упираясь ладошками в щеки. Сяо немного зависает, не зная, с чего начать. — Когда Чжун Ли забрал меня, мы почти сразу переехали в Мондштадт. Чжун Ли все такой же хороший, каким и был, если ты помнишь. — Конечно! Он всегда приносил нам сладости! — Венти хихикнул. — Ничего не поменялось, — Сяо тоже улыбнулся, — Уверен, что, если он увидит тебя сейчас, обязательно купит тебе чего-то сладкого с яблоками. — Сяо осекся, понимая, что не знает, какие вкусы у парня теперь. — Вау, — завороженно говорит Венти, — Ты все еще помнишь… Я все так же люблю яблоки и все, что с ними связанно! Даже волосы в зеленый покрасил! — он ребячески дергает головой, отчего косички забавно болтаются, — А ты заказал кофе на миндальном молоке, у тебя непереносимость лактозы? Эх, как такие как мы, которые в детстве и какао это ужасное пили, и молоко, если давали, за милую душу выпивали, вырастают в людей с непереносимостью лактозы. — Венти снова хихикает, очевидно, шутя. — Нет, все в порядке. Я просто в веганство окунулся недавно. — Ничего себе, Сяо, да ты крутой! — А откуда ты знаешь половину моих одноклассников и половину людей из параллели? Я не видел тебя в школе, не поверю, что за год ни разу не встретил бы тебя. — А, это. Как тебе сказать… Если бы я в школу ходил еще, может, мы бы и увиделись, хе-хе. Не подумай, я не отъявленный прогульщик! Просто я занимаюсь музыкой и литературой, постоянно разъезжаю на конкурсы, какие-то мероприятия, то сыграть где-то, то стихотворение прочитать, чтобы «защитить честь школы» — он передразнил последние слова, видимо, копируя одного из учителей, — А на школьные вечеринки грех не ходить! Выпускной класс в конце концов, когда еще такое будет? Из-за хорошей репутации, я появляюсь в школе от силы на неделю в месяц, а то бывает и недели нет. Вот на прошлой неделе, кажется… Был на уроках трех. Да и кому надо в выпускном классе ходить на все уроки? Как будто сам ходишь на всё, а не на то, что тебе действительно надо. — Нет, конечно. Честно, даже не помню, когда был последний раз на литературе или другом гуманитарном предмете. Наверное, поэтому мы с тобой никогда не пересекались. — О, так ты значит технарь, призирающий нас, бедных плебеев, что за словом в карман не полезут? — он заливисто смеется. — Получается, что так, — он тоже не может сдержать улыбки, — Я в классе, где изучают профильную математику и информатику. — Эх, все цифры, да логика. С цифрами я не дружу, мне кажется, что я уже и таблицу умножения начал забывать. Боже, а математику ведь еще сдавать… — Венти растекается по столу в притворном отчаянии. — Это ничего, базовый уровень совсем простой, но если тебе что-то непонятно, могу помочь. — Святой! Вовек не забуду твоей доброты! — он тут же оживляется, смотря на Сяо, как на своего спасителя. Сяо делает глоток уже остывшего кофе, осознавая, что зря боялся этой встречи. Венти говорит беззаботно, словно они старые друзья, которые не виделись пару месяцев. Нет гнетущей тишины и попыток найти тему для разговора. Речь течет, словно бурлящая река, открывая новые берега, затапливая ненужные, стирает острые углы. Эти углы то, чего так боялся Сяо — их прошлое. Они касаются его в разговоре косвенно, больше говоря о настоящем и прошедшем буквально пару лет назад. Сяо узнает, что Венти отличник с нулевыми знаниями по математике, у него аллергия на кошек, он ненавидит плавленый сыр всей душой, не умеет печь торты, любит лето и скучает по порту в Ли Юэ. Когда они выходят из кафе, на улице свело, облака рассеялись, солнце удивительно ярко для февраля светит, попадая своими лучами на сугробы, на них немного больно смотреть от того, какие они белые-белые. Венти забавно щурится, у него слезятся глаза, у Сяо тоже. Они оба улыбаются, снег под их ногами скрипит, а солнце быстро заходит за горизонт. Они останавливаются на перекресте, где почти нет проезжающих машин, говоря друг другу невпопад, что им в разные стороны. Венти вдруг смотрит на него с таким искренним отчаянием в глазах, что Сяо страшно, дойдет ли тот до дома. Отчаяние и грусть в его глазах проскользнули мимолетной тенью всего лишь пару раз за весь день, тут же сменялись другими эмоциями. Сяо предложил ему зайти поесть в ресторан или фудкорт, или проводить до дома, но Венти замотал головой, отказываясь. Заканчивать прогулку не хотелось, но зазвонивший телефон Венти думал иначе. — Привет, Кэйа! Да, я не далеко, пару остановок от дома. Сейчас уже пойду. Да, я поел сегодня. Все в порядке, через двадцать минут буду дома, — он сбрасывает и смотрит на Сяо, неловко переминаясь с ноги на ногу, — Мне пора. Я позвоню тебе вечером? Можем проболтать хоть до утра! Ты идешь завтра в школу? — Думаю, да. Так что говорить до утра не обещаю. Напиши мне, как доедешь, ладно? — Оки! До завтра! — и почти сбивая его с ног обнимает, прижимаясь всем телом, обвивая руками со спины. Сяо немного пошатывается, стоя, раскрыв руки, но спустя несколько секунд обнимает в ответ. Он кладет подбородок на плечо, понимая, что Венти выше его на каких-то пару сантиметров. Парень так же резко отстраняется, машет ему на прощание и улыбается так ярко, в его улыбке все: надежда, ностальгия, безмерная радость, сожаление — не понятно, то ли от того, что день закончился, то ли от своих тараканов в голове. Он почти вприпрыжку идет в сторону своей остановки и Сяо еще добрую минут смотрит ему вслед, в попытке осознать, действительно ли этот день был реальным. Когда он, наконец, пошел домой, мир вокруг него перестал быть таким одномерным и монохромным. Он стал теплый, насыщенный, даже немного радостный. Теплый свет фонарей окутывал его, а шум проезжающих мимо машин и скрип снег под ботинками был лучше, чем музыка. С неба снова начитают плавно опускаться хлопья снега.