За микрофоном

Раннее утро самой середины весны в спальных районах Санкт-Петербурга всегда начинается одинаково: чуть тёплые лучи солнца проскальзывают между домами-скалами, которые заполонили собой все окраины города на рубеже восьмидесятых и девяностых, постепенно проникают в каждую квартиру через незанавешенные накануне вечером плотными шторами окна, а из домов-муравейников постепенно начинают вылезать сонные петербуржцы. Кто-то из них спешит к первой паре, кому-то нужно успеть на работу, кому-то на рынок. Каждый обязательно найдёт место, куда ему нужно спешить в это весеннее утро, и, к сожалению, не обязательно, что оно будет приятным ему. О том, что плотные шторы, которые помогут не просыпаться ранним утром, нужно приобрести и себе домой, Антон каждый раз вспоминает только тогда, когда сталкивается с очередным пробуждением задолго до задуманного изначально времени. И потому, как только солнечный луч касается его небритой щеки, открывает глаза, сперва испуганно — следом замучено, глядя на оконный проём полным ненависти взглядом. Одними губами он произносит известное матерное, тянется за телефоном, проверяя время, матерится ещё раз — «7:15» — и как можно тише поднимается с дивана, где рядом с ним тут же завертелись, засопели, перевернулись на другой бок и снова уснули. Перед самым выходом из комнаты Антон оборачивается к своей постели, глядя на довольное спящее лицо темноволосой девушки. Что-то в самом нутре чуть заметно колотит по сжавшемуся сердцу. Шастун не понимает, почему эта девушка вызывает в нём столь «особенные чувства», и, стоит этой мысли только проникнуть в его голову, он поспешно уходит, очень тихо прикрывая за собой дверь. Смотрит на себя в зеркало в коридоре — взъерошенный, помятый и нереально сонный. Такие вот утренние пробуждения для Антона никогда не были чем-то приятным, но иногда от них невозможно было отвертеться. Вот бывает, когда проснулся и понимаешь, что дальше спать не можешь — сейчас именно такая ситуация. И постель сразу жёсткая, как стог спрессованного сена, и одеяло слишком жаркое, и вообще тело просит разминки. Шастун заходит на кухню, приподнимает электрический чайник, с досадой осознает, что воды в нём — кот наплакал, заливает свежую из-под крана, щёлкает выключателем и наконец-то идёт в ванную, надеясь смыть с себя сон, который держится последними силами, не желая покидать своего обладателя, несмотря на общее состояние бренного тела. Антон делает воду в душе похолоднее, лейку поднимает на самую верхнюю точку металлического держателя и всё равно чуть нагибается, чтобы вода доставала до макушки. Антон никогда не был из тех людей, кто очень долго думал и взвешивал свои решения. Он, скорее, как искра — быстро решил, быстро сделал. Да, не всегда такие решения вызывали какие-то положительные последствия, но зато позволяли, что называется, «жить моментом». Антон этим самым моментом и жил. И даже переезд в Петербург был для него не взвешенным решением, к которому должна быть долгая и ответственная подготовка, а очередным порывом, который мог бы и закончиться, даже не начавшись, но, как видно уже сейчас, он дошёл до конца, и вот уже почти год типичный воронежский мальчик пытается покорить город Петра. Макар, его друг ещё со школьных «КВН», вплоть до самого отъезда товарища не мог поверить, что тот всё-таки на самом деле собрался уезжать. Когда на кухне с громким щелчком выключается чайник, Антон понимает, что пора завершать водные процедуры. Быстро вылезает из душа, вытирается, обматывает полотенце вокруг бёдер, чистит зубы, бреется и выходит из ванной. Уже на кухне достаёт свою большую чашку с надписью «BOSS», подаренную Игорем ради хохмы на Новый год, кидает в неё пакетик чёрного чая «Беседа» с ароматом лимона, ложку сахара и заливает всё кипятком. Из открытого окна дует прохладный ветер, обдувая ещё мокрое тело, закутанное лишь в одно полотенце. Сигарета, первая за день — а значит, самая важная, — в руках кончается слишком быстро, и Шастун закуривает вторую следом. Ему бы, на самом деле, поменьше курить, но это, оказывается, не так просто. Если бы Антону когда-нибудь представилась возможность загадать что-то, что обязательно исполнится, он бы выбрал бросить курить. А пока он выбирает «Ротманс» с кнопкой и чай «Беседа» с ароматом лимона. Антон уже докуривает вторую, когда краем глаза замечает девушку, стоящую в дверном проёме. У неё волосы после сна взъерошены и завиваются, его футболка на ней выглядит как самое настоящее платье, а от одной её сонной улыбки самому хочется улыбаться. — Доброе утро, Нин, — произносит он сразу, как только выдыхает сигаретный дым в приоткрытое окно. — Разбудил всё-таки? — Да нет, я сама проснулась. Глаза открыла, а тебя нет. Даже подумала, что неужели это всё было просто сном? — она медленно проходит вглубь кухни, подходя к Антону очень близко и, запрокинув голову наверх, утыкается взглядом глаза в глаза. — А потом слышу — в ду́ше вода льётся. Решила подождать, а ты и правда не испарился. Антон искренне улыбается, а кончики его ушей наверняка розовеют. Парень тушит сигарету о стенку банки-пепельницы и нежно обхватывает девушку за плечи, прижимая к себе, утыкаясь подбородком в её волосы. — Целовать не буду — от меня куревом пасёт. — Это не так важно. Она ловко выкручивается, обхватывая парня за лицо и притягивая ближе к себе, вовлекая в сладкий поцелуй. И даже горечь от «Ротманса» Антона не может испортить этого чувства. Впервые за долгое время и многие непродолжительные отношения с девушками Шастун чувствует что-то подобное. В отличие от всех предыдущих, ночевавших в его квартире, Нину не хотелось выгнать на утро — её хотелось тепло обнимать; не хотелось смыть с себя чужие прикосновения — хотелось быть чистым, чтобы ей было приятнее; не хотелось, чтобы наступало утро — хотелось, чтобы она осталась подольше. — Хочешь, приготовлю завтрак? — произносит Нина, как только их поцелуй заканчивается. — Конечно. Только я пока пойду оденусь. Антон скрывается в комнате, слыша, как девушка залезает в холодильник. Вряд ли у неё получится приготовить что-то особенное, потому что, как полагается типичному холодильнику в квартире двух типичных холостых парней, там есть только самый банальный набор продуктов: яйца, возможно осталось сколько-то колбасы, хлеб (Антон до сих пор не понимает, почему Игорь настаивает на том, чтобы они хранили его именно в холодильнике) и несколько бутылок пива на нижней полке. Есть ещё, конечно, макароны и картошка, но их Нина точно готовить в восемь утра не будет. Когда из комнаты Шастун выходит в приличном виде — шортах и футболке, девушка уже вовсю гремит сковородками. Антон, на самом деле, даже представить не мог, что яичницу можно приготовить настолько вкусной. Где она достала томатную пасту, он, конечно, даже представить себе не может, но если добавила, видимо, была достаточно свежая — сколько вообще в холодильнике может храниться томатная паста? За тем, как Нина выкладывает завтрак на тарелку, комик наблюдает как заворожённый. Никто из его «предыдущих» даже не вызывался чайник поставить, а эта… а Нина так красиво яйца пожарила, что её только за это можно благодарить часа два не переставая. — Приятного аппетита, — девушка садится на соседний стул, передавая Антону чистую вилку (которую настолько блестящей он не видел, кажется, никогда, кроме момента покупки). — Спасибо большое, — он улыбается, накалывая обжаренную колбаску. — И тебе приятного! — Нина снова улыбается, пододвигая к нему чашку чая с надписью «BOSS». Звук уведомления на своём телефоне Антон никогда в жизни ни с чем не спутает. Именно поэтому, когда знакомый писк раздаётся из комнаты, извиняется, отходя за аппаратом. Как бы сильно не хотелось провести утро с возможной девушкой, ещё сильнее хочется узнать, кто из его знакомых решил написать в столь раннее время. Даже Игорь, который сегодня ночевал не дома, в восемь утра никогда в жизни бы не проснулся. Стоило только снять телефон с блокировки, у Антона моментально затряслись руки, а ноги подкосило. Уведомление пришло на «Вотсап» с неизвестного номера. И, если бы не его содержимое, Антон бы бросил телефон обратно на кровать и ушёл доедать свой завтрак. +7 995 *** ** ** «Доброе утро, Антон Шастун. Я прочитал твой материал и, как считал, так и считаю, что он достаточно посредственен. Не понимаю, как тебе удалось выбить в зале хоть один смешок. Но я должен признать, что потенциал у тебя есть. Через час я буду в «Мансарде» у Исаакия, если успеешь, то обговорим возможности нашего сотрудничества. Если нет — извини, я не могу просто так тратить время впустую. А.С. Попов» Антон ещё несколько раз пробегается глазами по тексту. Жадно вчитывается, не сразу понимая, что именно написано в этих строчках. Только раз на третий до него доходит, что ему не отказали и, что ещё более важно, пригласили на самое настоящее собеседование. Или просто знакомство. Да какая к чёрту разница, как именно это называть! Потому что главное тут то, что Арсений Попов не просто не послал его куда подальше, а признал, что у него есть потенциал. Или талант, как говорили другие. Хотя вот уже столь яркими словами Попов точно разбрасываться не станет, поэтому Антон просто радуется тому, что у него есть потенциал. И Шастун уже открывает нараспашку шкаф, и лишь только после того, как достаёт из него штаны и кидает их на идеально заправленную кровать, вспоминает, что на кухне его ждёт Нина. — Нина! — парень вылетает из комнаты, одновременно с этим глядя на время в телефоне. — Нин, мне ответили по работе, мне срочно ехать надо на встречу. — Ага… — девушка удивлённо смотрит на парня, который со стороны выглядит ещё более взволнованно, чем предполагал сам себе. — Это надолго? — Я не знаю пока, но ехать нужно срочно. Мне через час нужно быть у Исаакия. — Ну, это тебе нужно прямо сейчас бежать, до него ехать ещё минут сорок с «Гражданки». — Да, вот… поэтому… Извини, пожалуйста… — Мне как раз в институт пора, — девушка улыбается совершенно открыто, словно даже толикой своей души не испытывает по поводу необходимости завершения романтичного завтрака никакой печали. Провожая её в дверях квартиры, Антон очень сильно надеется, что Нина на самом деле не обиделась, потому что вся эта картина с «внезапной необходимостью срочно уйти по делам» больше напоминала одну из отмазок, которой Шастун — что греха таить — иногда реально пользовался. Вот только в этот раз он впервые на самом деле нуждается в том, чтобы как можно быстрее выйти из дома. Яичницу он, кстати, доесть не успел — к чёрту.

Вы: «Буду вовремя.»

До метро Антон бежит, чуть не сбивая сразу двух детей на площадке, через которую решает сократить путь. В голове мгновенно появляется та идиотская шутка про кегли, но Шастун пытается гнать её, как можно дальше, дабы оставить свою карму хотя бы на стабильном середнячке. Антон бежит по эскалатору, залетает на нужную платформу и снова успевает в вагон в самую последнюю секунду — ему несказанно везёт. Уже в дороге, надев наушники, комик строчит сообщение своему другу, который в эту ночь остался у своей очередной пассии, из-за чего всю бурю эмоций «длинного» банально профукал.

Вы: «Пиздец я еду на встречу с Поповым»

Джаброигорь: «Чгобляи»

Вы: «Того блять. Он сейчас смску написал, что посмотрел мои шутки и что я талантливый малый. И что ждёт меня в кафешке в центре.»

Джаброигорь: «Чё прям так и сказал???»

Вы: «Ну почти так. Короче, потом расскажу чё как» «А то я уже пиздец опаздываю»

Джаброигорь: «Кншн» «А чё как с Нинкой?»

Вы: «Норм всё. Я пошёл, моя станция»

С тем, что Шастун будет вовремя, он, видимо, слишком сильно погорячился. В то мгновение, когда парень вылетает, как пробка от шампанского, из дверей станции метро «Адмиралтейская», прошёл ровно час с момента, как на телефон пришло оповещение о новом сообщении. Антон бежит так быстро, как только может, но отсутствие физических тренировок в его жизни явно даёт о себе знать, от чего в какой-то момент нескончаемого бега Шастун просто начинает задыхаться и решает, что если не остановится, точно умрёт прямо здесь, на Малой Морской. Расстояние в чуть больше, чем полкилометра, кажется сейчас самым непреодолимым препятствием, и последние метры от Исаакиевского сквера до «Мансарды» Антон доходит с невозможным усилием, буквально заставляя себя перебирать ногами. Благо, местоположение этой самой «Мансарды» Антон догадался посмотреть ещё в вагоне метро на красной ветке, поэтому сейчас точно знал, куда именно ему нужно. А ещё Антон знал, что место это весьма дорогое, и вряд ли ему хватит там даже на чашку кофе. Запыхавшийся парень останавливается прямо перед небольшой вывеской, стоящей на тонкой «ножке». Маленький баннер с пафосной английской надписью «Mansarda» с аккуратной стрелкой вправо явно давали понять, что бегун наконец-то добрался до нужной точки. Теперь оставалось надеяться на то, что Попов по-прежнему на месте, а не ушёл куда-то по своим важным продюсерским делам. Самым главным подарком судьбы сейчас для Антона стало наличие в здании лифта. Он залетает туда как можно быстрее, нажимая на кнопку верхнего этажа. Лишь бы успеть, лишь бы успеть. Двери лифта медленно открываются, и Антона встречает молодая девушка, одетая в кипенно-белую рубашку и тёмную обтягивающую юбку чуть выше колена. Она улыбается так, словно они знакомы добрые лет десять, если не больше. — Здравствуйте, вы бронировали столик? — Здравствуйте… — парень мгновенно тушуется, как только его взгляд падает на кого-то из гостей, что выглядел как с обложки дорогих журналов или в самых раскрученных инстаграмах. Сам Шастун сейчас явно не создаёт даже минимально приличное о себе мнение: джинсы, толстовка и рюкзак за спиной на одной лямке. — У меня должна быть тут встреча… — Как зовут вашего компаньона? — она всё так же улыбается, чем ещё сильнее смущает молодого человека. — Попов… Арсений Сергеевич Попов. — А вы? — Антон Шастун, — хоть на какой-то вопрос Антон отвечает без колебаний. — Одну минуточку, подождите, пожалуйста, здесь. Девушка разворачивается и уходит куда-то в сторону зала. Антон следит за ней, нервно перебирая пальцы в кулаках и, как только его взгляду попадается человек, ради которого он сюда и пришёл… Арсений Попов сидит за столиком у самого окна, где открывается самый нереальный вид на Исаакиевский собор. Антон его — собор — с такого ракурса никогда ещё не видел. Такое чувство, словно он даже ближе, чем если смотреть с земли, находясь всего в десяти метрах. Как создателям заведения удалось добиться такой оптической иллюзии — непонятно. Но ещё более занятным было то, что Арсений Сергеевич сидит один за огромным круглым столом, лишь боком повернувшись к этому величественному сооружению, при этом имея возможность выбрать любое другое, удобное для созерцания, положение. Девушка чуть наклоняется к посетителю, что-то коротко говорит ему практически на ухо, и в этот момент оба — и девушка, и продюсер — смотрят в сторону входа, где стоит переминающийся с ноги на ногу Шастун. Попов что-то отвечает, девушка кивает и идёт в сторону Антона. У него в голове уже перевернулось всё, что только можно. Антон даже посмотрел на время на своих наручных часах, чтобы убедиться, что он на самом деле опоздал — к сожалению, это ему не показалось. — Арсений Сергеевич ждёт вас. Идите, пожалуйста, за мной, — она вновь улыбается своей обворожительной улыбкой, провожая неподобающего для общей картины заведения гостя, до того самого столика у окна. Антон старается не отставать за ней и не встречаться взглядом с другими гостями, которые смотрят на парня в толстовке с явным пренебрежением. Последние десять шагов до продюсера Шастун, кажется, вообще добегает, не поспевая за цокающими ботиночками хостес. — Ты опоздал. Антон замирает как вкопанный, полным непонимания взглядом вцепившись в продюсера. Мужчина снимает со своего носа очки в ещё незнакомой Шастуну оправе (неужели он каждый день их меняет?) и протирает их о тканевую салфетку, что лежит рядом на столе, возможно, приготовленная именно для этого. — Я спешил как мог. С «Гражданки» не так просто добраться в самый центр, да ещё и с утра пораньше. — А ты далеко забрался, — Антон чувствует себя как на торгах, когда мужчина оглядывает его с ног до головы полным оценки взглядом. — Ладно, садись. Чего стоишь? Шастун отодвигает один из стульев, кинув на него свой рюкзак, а себе выбирает соседний, чуть ближе к продюсеру. Только сейчас Антон может нормально оценить содержимое его стола: та самая салфетка, которой он протирал очки, чашка наполовину выпитого чёрного кофе с лежащей коркой от дольки апельсина в маленьком блюдце рядом, полный стакан воды и лежащий экраном вниз айфон. Неужели не было попроще места, где можно просто так пить кофе с мандаринами? — Твой материал я прочитал и мнение своё о нём уже высказал. Если хочешь работать со мной, придётся больше стараться. Антон хочет что-то ответить, но, не давая этого сделать, Попов тянется к соседнему стулу, где, видимо, у него лежит какая-то папка или сумка, из которой он вытаскивает те самые листы, которые Антон торжественно вручил ему на прошлой неделе. Только в отличие от того идеального состояния, в котором они были переданы (и даже пятен от потных взволнованных пальцев не осталось), сейчас бумаги представляют собой самый настоящий мусор. Ну, во всяком случае, если сравнивать с документацией, которую обычно носят в папке: сложенные несколько раз пополам и выпрямленные на скорую руку, с криво перечёркнутыми строчками и прямо поверх текста сделанными замечаниями синей гелиевой пастой. А самым апогеем для Антона стало большое пятно от кружки с кофе прямо по центру верхнего листа. — Я делал некоторые замечания, — словно в состоянии бумаг не было ничего необычного, продолжает Попов, раскладывая их перед парнем на белой скатерти. Встретив полный непонимания взгляд комика, продюсер, кажется, чуть запнулся, но лишь на долю секунды. — Я случайно пролил кофе. Извини. Случайно. Пролил. Кофе. На шутки, над которыми Антон так долго работал. Нет, понятное дело, что это лишь распечатки материалов, написанные на ноутбуке, отредактированные там же, и являются далеко не единственным экземпляром, но есть в поведении Попова что-то такое… Что-то, от чего Шастуну хочется вскочить из-за стола с криком «Да ты издеваешься?!», но вместо желаемого от говорит совсем другое. — Судя по количеству исправлений, я хуже двоечника на школьном диктанте, — Антон бросает взгляд на первую попавшуюся строчку, где в его напечатанном «пУчему» — явно опечатке — перечёркнута «у» и прямо сверху неё стоит идеально круглая «о». — Я вам принёс свои шутки, а вы мне опечатки исправляли?! — Если ты вообще не проверял свой текст перед тем, как сдать мне, у меня так-то и вопросов больше нет, — Попов снова смотрит в листы, пробегая взглядом по абзацам, стянув на кончик носа очки и глядя как бы поверх. Антон от такой наглости, обычно присущей школьным учителям, чуть дар речи не теряет. Он проверял. Очень много проверял и исправлял ошибки. А эту он просто не заметил. И надо же было Попову прицепиться к такой мелочи… Шастун уже сомневается, что хочет работать с этим человеком. Потому что сейчас на него только плюнуть хочется и уйти к ебене-фене из этого местечка. Но Антон знает, что ему эти провокации нужно терпеть, ведь помимо рассказов Игоря об этом человеке, Шастун уже облазил весь интернет, прочитав, кажется, вообще все существующие статьи об Арсении Попове. Он на самом деле, без преувеличения, возможно, не самый лучший в стране, но, по крайней мере, один из лучших. Грубо говоря, в Москве комедией заправляет Вячеслав Дусмухаметов, а в Петербурге — Попов. И если первый в основном является продюсером множества больших проектов, зачастую состоящих из команд комиков, то Попов работает с единицами и предпочитает брать себе на кураторство одного-двух юмористов. Зато, если кого-то из «своих» он передавал в столицу, у того жизнь становилась самым настоящим мёдом. Попов занимался комедией уже очень давно — за свои сорок лет он разве что лет десять (причём первые лет десять) своей жизни занимался чем-то другим. У Попова был опыт: он сам вылез из школьных «КВН», которые в те годы вообще имели совершенно другое значение, выступал со своей командой по всем городам, изучал искусство комедии, учился шутить во множестве разных жанров и стилях. Уже в две тысячи пятом, когда стендапа в России ещё не было, он выступал со своими монологами, зарабатывая популярность и оттачивая своё мастерство. Арсений Попов — не просто человек, у которого были деньги, которые он мог тратить на любое хобби. Он был тем, кто знал, что нужно было сделать для того, чтобы эти самые деньги заработать. И в какой-то момент один из лучших комиков страны ушёл из стендапа на пике своей карьеры, при этом решив заниматься только продвижением других. Антон, конечно, не понимал, почему некоторые люди решают, что больше не хотят заниматься своим делом и им по нраву пропихивать других, но, видимо, в этом вся фишка профессии продюсера. А сейчас у Антона есть самый настоящий шанс попасть к лучшему продюсеру, о котором вообще можно мечтать, только нужно язык свой острый засунуть себе же в задницу и кивать, соглашаясь с ним, принимая все нравоучения и исправления собственных опечаток, будь они неладны. Но Антону терпеть, как кто-то, пусть и столь влиятельный человек юмора разносит его материал, его шутки, над которыми он работал так долго, которые редактировал вместе с Джабром и над которыми, он точно уверен, обязательно бы смеялись, было физически невозможно. Весь зал лежал бы на столах, если бы Антон это сейчас рассказывал. И комик искренне не понимает, что он тут вообще делает, если всё на самом деле так плохо в представлении Попова. — Вы мне просто в лицо хотели сказать, что я бездарность? — Шастун даже не улавливает момент, в который монолог Попова с разъяснениями о том, почему его шутки плохие, прерывается собственным резким вопросом — просто вырвалось. — Нет, — на удивление спокойно отвечает Попов, отодвинувшись обратно на спинку кресла и, вновь поправив очки, скрещивает руки на груди. — Мои комики должны уметь не только рассказывать чужой материал, написанный на бумажке, — мужчина взглядом указывает на листы, разложенные по столу. — Мои комики должны жить этим материалом, думать так же, как написано в заметках. Если ты и слова связать не можешь сам, то какая, к чёрту, комедия? — Я импровизатор, — строго обрывает его Шастун, впервые за весь разговор впиваясь в продюсера тяжёлым взглядом. — Я импровизирую на сцене, когда рассказываю готовый материал. Я не могу заранее записать всё, что придёт в голову на концерте. — Импровизация может быть провальной. Мы пишем шутки и проверяем их не на одном человеке и даже не на одном зале, как думаешь, почему? Этот материал должен быть проверен на огромном количестве зрителей, чтобы точно попасть в точку. Импровизация хороша, когда ты обыгрываешь шутку, которая не залетела или подыгрываешь залу за его выкрики, но если одно короткое предложение из прописанного заранее текста ты на сцене растягиваешь до целого импровизационного монолога, ты не можешь быть уверенным, что залу это понравится. — Но залу это нравится, — так же остро отвечает парень, вцепившись в Попова взглядом и не отпуская всё это время. Они сейчас выглядят как два коршуна, борющихся в небе за единственную добычу. Возможно, если кто-то бы сейчас дотронулся до них обоих одновременно, его прошиб бы удар тока — настолько сильным было статическое электричество между ними. — Это должно нравиться не залу, а мне, — отрезает продюсер, и Антон точно может поклясться, что видит, как у мужчины под кожей двигаются желваки на плотно сжатой челюсти. Антон так хочет сейчас этот стол огромный схватить, перевернуть к чёртовой матери и морду этому выскочке набить. Попов смотрит на него, как удав, словно у него уже получилось задушить провинциального мальчишку, но этот старый хмырь ещё не знает, на кого напал. Шастун, хоть и молодой парень, и признаёт, что у продюсера куда больше опыта, чем у него самого, но терпеть подобное отношение к себе не намерен. Антон слишком сильно любит себя. — А я думал, вам я уже нравлюсь. Антон выходит из-за стола, успев зацепить свой рюкзак, оставляя Попова с самым ошарашенным лицом, на которое тот только способен. Шастун чувствует, как продюсер дёргается за ним, но всё-таки остаётся на своём месте. Комику очень хочется видеть, как злится мужчина, но он буквально физически заставляет себя не оборачиваться и даже вместо того, чтобы ждать лифт, решает спуститься по лестнице, чтобы, не дай б-г, не дать продюсеру хоть какую-то возможность окликнуть его или догнать. Быстро прощается с удивлённой девушкой-хостес у выхода и открывает дверь, ведущую в парадную. По ступенькам, ведущим на улицу, Антон сбегает, перепрыгивая сразу через несколько.

***

[Визуализация переписки — https://t.me/ne_nudi/6430] +7 995 *** ** ** «Завтра к 11:30 будь на «Василеостровской» у «Coffee Therapy». Я заберу тебя на машине.»

Вы: «Ок»

А.С. Педик «Возьми с собой блокнот или тетрадь. Ненавижу, когда пишут в телефоне.»

***

На следующий день Антон просыпается задолго до того, как ему нужно выходить из дома. С утра принимает душ, намыливает голову минут пятнадцать, очень тщательно сбривает ставшую достаточно сильной за последние несколько лет щетину и даже пользуется гелем после бритья. На кухне, допивая крепкий чёрный чай «Беседа» с ароматом лимона и доедая бутерброд, за продуктами для которого они вместе с Игорем пошли в половину первого ночи, он шерстит интернет в поиске чего-то особенного о том человеке, с которым у него через пару часов назначена встреча. Запрос «Арсений Попов» выдаёт одни и те же переписанные по сто раз статьи. «КВН», всевозможные шоу, в которых он принимал участие, полученные награды и заслуженные регалии, списки его подопечных и даже их биографии, даты съёмок во всяких шоу, исключительно рабочие интервью — всё это было не тем, до чего пытался добраться Антон. О нём нет совершенно никакой личной информации, кроме того, что Попов родился в Омске, а вскоре после совершеннолетия перебрался в Санкт-Петербург. И всё. Больше ничего, даже о том, женат он или нет. Даже «Инстаграм», который Антон изучает уже по второму кругу, не даёт ответа ни на один вопрос. Из соцсетей чётко становится ясно только одно, что Попов — самый самовлюблённый человек, которого Антон только знает. Между сотнями фотографий с лицом продюсера лишь время от времени появляются какие-то афиши мероприятий, фотографии архитектуры, или какая-то еда без самого мужчины. По факту, всю ленту можно было охарактеризовать одной лишь фразой: «я и…» всё, что угодно. Попов явно любит фотографироваться и писать хештеги. От них у Антона просто сносит крышу, заставляя усомниться в адекватности мужчины. Но даже все эти бесконечные фотографии не отвечают на самый важный вопрос: какой Арсений Сергеевич Попов на самом деле? Видимо, придётся знакомиться с ним собственными силами, без подготовки. О том, что продюсер требовательный и совершенно не терпящий несогласия и неповиновения в свой адрес, Антон уже уяснил, когда получил от него первый «выговор» за опечатки и халатное отношение к комедии. С другой стороны, исходя из того, что после ухода Антона его номер не кинули в чёрный список, а собственноручно отправили сообщение о предложении следующей встречи, складывалось впечатление, что его строптивость оценена и, судя по всему, выше среднего. По крайней мере, так думает Антон, держась за поручень в вагоне метро и стараясь не завалиться на старушку, которая слишком близко к нему прижимается. Антон чувствует себя победителем в этой схватке с Арсением, стараясь не думать о том, что сам сказал мужчине перед тем, как уйти. Фраза, которая до сих пор вызывает дикий дискомфорт и которую хотелось бы забыть, всё ещё крутится в голове. Вернее, хочется думать, что её двусмысленность, которую Шастун закладывал намеренно, на самом деле не имеет за собой ничего «такого». Комик упорно успокаивает себя тем, что продюсер явно повёлся исключительно на его харизму. Думать о том, что Попов на самом деле «заднеприводный», очень сильно не хочется, тем более, если брать в расчёт тот факт, что никакой подобной информации в интернете Антон о нём не нашёл, как бы сильно и не пытался. Поднявшись на эскалаторе и выйдя сквозь тяжёлые двери метро, гонимые сильным ветром, Антон сразу поворачивает налево, спускаясь по высоким ступенькам. Кофейня, около которой Попов обещал его встретить, находится буквально на углу соседнего жилого дома, сразу за выходом из метро. Небольшая двухцветная бело-синяя вывеска «Coffee Therapy» украшает собой фасад над стеклянной дверью, украшенной гирляндой с лампочками тёплого белого света. Угол дома, принадлежащий самой кофейне, украшает огромный рисунок с яркими красными цветами, чем-то похожими на маки. Остановившись в пяти метрах от входа, Антон засучивает рукав своей ветровки, глядя на циферблат наручных часов — осталось буквально пять минут до назначенного времени. Этого хватит с лихвой, чтобы перекурить перед встречей. Антон проходит за угол мимо раскрашенной цветами стены и останавливается, прижавшись спиной к стене дома. Достаёт пачку «Ротманса» из-за пазухи своей куртки, зажигалку с голой женщиной, которую купил чисто поржать в каком-то небольшом магазинчике на Нарвской и, зажав сигарету губами, поджёг, затягиваясь полной грудью. «Курение убивает» — значится на нижней части пачки. Антон переворачивает её, глядя на страшную (как планировалось государством) картинку с гнилыми лёгкими, поверх которых значится надпись «онкозаболевания». Парень лишь ухмыляется — давно такая картинка не попадалась — и глубже втягивает дым сквозь белый фильтр, убирая пачку обратно в карман. Ровно в тот момент, когда цифры в углу экрана телефона показывают «11:30», во двор, пропуская переходящих проезд пешеходов, въезжает чёрный «BMW», который сразу не привлекает к себе особенного внимания. Но когда машина припарковывается прямо рядом с кофейней, а из открытой водительской двери выходит уже знакомый мужчина, Антона словно выдёргивают из транса в настоящую реальность. — Здесь разве курить можно? — с ухмылкой спрашивает Попов, кликая брелоком от машины. — А разве где-то написано, что нельзя? — пытается парировать Антон, но в ответ мужчина лишь кивает куда-то чуть выше его головы. Антон поднимает голову вверх и видит базовую квадратную наклейку с перечёркнутой сигаретой. — Блять, — бубнит парень, делая последнюю затяжку и туша сигарету об асфальт. Попов как-то по-отечески закатывает глаза, поднимаясь на пару ступенек, которые ведут к кофейне, и тянет за ручку двери. Антон юркает прямо за ним, успев выбросить окурок в маленькое стоящее под расписанной стеной, мусорное ведёрко. — Добрый день, — девушка-бариста, стоявшая за прилавком улыбается, стоит продюсеру только показаться в дверях заведения. — Вам как обычно или хотите попробовать что-нибудь новенькое? — Здравствуйте, — Попов подходит к кассе, сразу доставая из кармана джинс свой телефон. — Будьте добры сегодня один флэт уайт и… будешь что-нибудь? Он оборачивается к Антону, и у Антона мгновенно вспыхивают уши. Есть что-то в его взгляде такое… Словно тот человек, который высказывал ему за ошибки, и тот, кто стоит перед ним сейчас, — два совершенно разных человека. Этот даже одет как-то проще, и что-то ещё в нём «не такое», но Антон совершенно не может понять, что именно. — Капучино одно можно, — пожимает плечами Шастун, поправляя на плече извечно сползающий рюкзак. — И один капучино, пожалуйста. Снова поправил. Попов… Просто Попов. Без каких-либо эпитетов. Антон смотрит, как мужчина всё так же стоит перед кассой и смотрит за тем, как у девушки быстро бегают пальчики по маленькому электронному аппарату, прикладывает телефон для оплаты, а затем следит, как она быстро готовит два стаканчика. На самом деле, Антон вообще не фанат кофе. Пьёт его как-то очень редко и не испытывает особенного кайфа во время пробы данного напитка. Игорь, к слову, без кофе жить не может, поэтому дома на кухонной полке среди нескольких упаковок чая всегда стоит банка растворимого молотого «Нескафе». И зачем согласился тогда? Наверное, в попытках подмазаться к продюсеру — чёрт его знает. — Ваши напитки, — девушка, улыбаясь, ставит стаканчики на стойку, и Попов, поблагодарив, берёт оба, один передавая своему спутнику, а из второго сразу делает небольшой глоток. Они выходят из кофейни, идут к припаркованной машине. Вернее, это Арсений Сергеевич идёт к машине, а Антон идёт следом за ним. Мужчина кликает брелоком, открывает водительскую дверь, кивает комику на пассажирскую. Шастун в «BMW» сидел только один раз, когда ему вызвали такси, а приехал «бизнес», а тут, на переднем сидении да не с простым человеком… Шастун только успевает пристегнуться, как ему буквально в лицо тыкают кофейным стаканчиком, который он по инерции крепко хватает. — Подержи, пока ехать будем. Только не разлей, — Арсений пристёгивается сам, заводит машину и включает фары, начиная двигаться на выезд из двора. — А подстаканники для вас — шутка какая-то? — Ну, человек, вроде как, надёжнее будет, — Попов делает небольшую паузу, оглядывая дорогу на предмет возможности выезда на оживлённую улицу. — Хотя сейчас я в этом, возможно, начну сомневаться, но ты лучше меня не расстраивай — я только из мойки. Шастун хватает ртом воздух, отворачивается в сторону окна и пытается всеми силами успокоиться, чтобы не ответить ничего лишнего. В конце концов, у них на самом деле всё сейчас не так плохо начинается и, возможно, получится найти с Поповым общий язык — кофе-то он уже ему купил, может даже не потребует деньги вернуть. Неожиданно заигравшее в машине радио заставляет Антона чуть вздрогнуть, но не так, чтобы его в этом можно было уличить со стороны. Парень очень тихо бубнит что-то себе под нос, сливаясь с голосом радиоведущего, который именно в этот момент решает обсудить тему реконструкции старинных памятников. Антон был бы, конечно, больше рад музыке, играющей из динамиков, как в других машинах, но даже что-то такое помогает малость скрасить волнующую поездку. Комик смотрит за окно, наблюдая за тем, как продюсер лавирует между машинами, проезжая по Среднему проспекту, поперёк рассекающих его на тонкие полосы Линий. Шастун засматривается на какую-то необычную машину, провожая взглядом, и вскоре ловит себя на мысли, что совершенно откровенно рассматривает своего водителя. Арсений на самом деле выглядит сегодня как-то необычно. Во всяком случае всегда, когда Антон встречал его раньше, тот был одет с иголочки, и только шёлкового шарфика ему для пущей красоты не хватало. А сейчас удивительно, что он может носить что-то подобное: простые светло-серые джинсы с подранными (как Антон это сразу не заметил!) коленками, чёрная футболка с каким-то красным крестом в центре, и только после долгого сверления взглядом Антон замечает — на нём нет никаких очков. Вот почему Попов кажется сегодня «не таким, как обычно». — Что смотришь? — не отрывая взгляда от дороги, спрашивает продюсер. — А куда мы едем вообще? — Ко мне домой. — Почему не в офис? — В офис поедем в понедельник, — мужчина делает небольшую паузу, поворачивая на одну из Линий Васильевского острова. На какую именно — Антон проглядел. — Если сейчас все вопросы обсудим успешно. Антон напрягся. Впервые за всё время общения с Поповым он на самом деле напрягся. — Что вы имеете в виду? — Страшно стало, Шастун? Мужчина оборачивается, встречаясь взглядом с комиком и, звонко рассмеявшись, тянется, забирая из его рук свой стакан с кофе. Антон сидит как прибитый вплоть до того момента, как Арсений не выходит из машины, хлопнув за собой дверью, обходит её по кругу и открывает пассажирскую, выпуская мальчишку. — Выползай давай, приехали.