***
Взрослая жизнь Антона началась именно в тот момент, когда он сел в поезд «Воронеж — Санкт-Петербург», закинув спортивную сумку под нижнюю полку в своём купе. Почти сутки трястись в поезде, оказывается, было не лучшим решением, но оно почему-то, во время покупки билетов, казалось Антону самым простым. Видимо, боязнь перелётов всё-таки взяла верх, когда парень выбирал, каким образом отправиться в северную столицу. Своё решение он ещё долго проклинал, упираясь пятками в стенку и слушая, как дембеля играли на гитаре в соседнем купе. Но, в целом, переезд оказался не таким сложным. По приезде в Питер, Антон обосновался в хостеле, где и познакомился с человеком, без которого уже не представлял свою жизнь. Игорь Джабраилов, которого Антон звал просто «Джабр», приехал из Шадринска, что в Курганской области. По счастливой случайности, главная причина, по которой тот оказался в Питере, как две капли воды совпадала с причиной переезда Антона — стендап. Вместе с Джабром Антон снимал свою первую комнату в коммунальной квартире. Им повезло, что в доходном доме на Лиговском оказались сразу две свободные комнаты, которые парни с радостью заняли. Правда, обосноваться надолго не получилось. Перед тем, как они смогли найти своё последнее пристанище, пришлось пройти и тараканов, и клопов, и алкашей в соседних комнатах, и столкнуться с воровством собственных ботинок из коридора. В общем, все круги Ада были пройдены этими двумя всего за год совместной жизни, пока они не нашли ту самую квартиру в Калининском районе, в которой было всего две комнаты, которые парни успешно захватили в своё правление. Обычный панельный дом, как и в любом другом городе, оказался для Антона самым уютным и привычным, в отличии от этих комнат с обрушившейся лепниной на потолках под три метра. Антон работал везде, где только удавалось: сперва начал с помощника по кухне в какой-то забегаловке, потом перешёл в другое заведение полноценным официантом, правда, проработал там совсем немного. После того, как какая-то клиентка обвинила его в том, что в её капучино харкнули, парень ушёл с рабочего места прямо посреди дня, теперь уже на самом деле харкнув в её капучино и решив раз и навсегда завязать с общепитом. И спустя почти месяц поиска он нашёл свой уютный уголок в небольшом магазинчике табачной продукции. И пусть зарплата была там не такой большой, как хотелось бы, зато кроме того, как выставлять товары на полки и продавать их заходящим время от времени покупателям, от него ничего не требовалось. Хозяин магазина хоть и доставал вечными причитаниями то по поводу одного, то другого, но по факту, причинял меньше дискомфорта, чем все другие работодатели до него, а следовательно, у Антона было достаточно свободного времени, чтобы писать шутки. Шутки. Именно ради них он и оказался здесь. Ради них приходилось голодать, сбегать с комнат, не оплатив прожитый месяц. Очень часто, потому что времени не хватало, не спать ночами и, чёрт возьми, каждую вторую субботу месяца записываться на «открытые микрофоны», чтобы постараться пропихнуть себя хоть куда-то. Видимо, друзья и сокурсники в Воронеже Антону откровенно врали, убеждая в том, что после всех школьных и студенческих «КВН», ему прямая дорогая в большой юмор. Вот только этот самый большой юмор, оказывается, никто об этом не предупредил. Антон писал ночью, днём редактировал пропитанные ошибками тексты. Старался равняться на известных комиков, время от времени экспериментируя с подачей, читал очень много соответствующей литературы, пытаясь понять, как именно нужно писать шутку, чтобы над ней смеялись. Он делал всё, что в силах молодого мальчишки, выигравшего все местные Воронежские «КВН», но при этом столкнувшимся с реальной жизнью большого города. И это только в Питере! Страшно подумать, что было бы, если бы он сразу поехал покорять Москву. Здесь хоть жильё по нормальной цене можно было найти. У Игоря, к слову, тоже дела с комедией шли не так чтобы очень хорошо. Несмотря на то, что он был в Питере дольше Антона, дольше чем он занимался стендапом и даже на этом получал какие-то мизерные, но всё-таки деньги, на них всё равно было невозможно прожить даже один месяц. Иногда парень подрабатывал в качестве автора у других стендаперов, и это получалось у него куда лучше, чем если бы он писал шутки под себя. Джабраилов умел написать шутку, но никак не мог её рассказать так, чтобы над ней смеялись. Всё изменилось, когда в очередной раз у Антона Шастуна ничего не получилось. Когда на его выступлении в баре на «микрофоне» никто не засмеялся ни разу. Дома, допивая с Игорем на двоих литровую бутылку водки, Антон решил, что у него остался последний шанс, и, если ничего не получится, он бросит всё и уедет обратно в Воронеж. Поэтому решение было фатальным: отпустить всё, чему парень пытался научиться у других комиков и просто слушать своё собственное сердце. Вернее, так предложил сделать Игорь, сразу следом заверив своего соседа, что поможет написать ему хороший, ну или хотя бы неплохой монолог — ведь в этом опыт у него уже имелся. Удивительно, но впервые за всё время совместной жизни Антон и Игорь решили работать вместе. Одна неудача за другой — как в кино — и вот, такая долгожданная удача. Монолог, который они писали вдвоём, оказался не просто «неплохим», он оказался на самом деле «хорошим». Антон даже не думал своей хмельной головой, что, сидя на кухне в пять утра, у них получатся лучшие шутки, которые молодые выпускники «КВНа» могли написать. Ещё пара дней на обработку текста, добивку некоторых моментов и Антон с гордостью и нереальным вожделением записался на очередной «микрофон». А Игорь впервые за всё время сидел в зале, заворожёнными глазами, как мать, смотрел на своего друга, державшегося потными руками за тонкую стойку микрофона. Зал смеялся. Белая полоса началась именно в тот момент, когда они решили работать в команде. Игорь писал начало шутки, Антон её добивал. Добавлял сверху жирную щепотку собственной импровизации, и получалось то, к чему ни один человек в баре не мог остаться равнодушным. Ему удавалось пробивать даже самый тяжёлый зал, и уже на третьем выступлении с этим монологом, который за время проверки стал просто идеальным, Антону предложили выступить за гонорар. За первый гонорар, который составлял больше двух тысяч рублей. Воодушевлённые удачными выступлениями, парни продолжили писать вместе, наконец-то дойдя до уверенного уровня своей работы. От выступления к выступлению Антон начал замечать в зале одни и те же лица, которые, судя по всему, ездили за ним по выступлениям, и это не могло не внушать ещё большей уверенности. Да, Антон знал, что до какого-нибудь Нурлана Сабурова ему, как пешком до Китая, но зато, теперь в его социальных сетях была небольшая, но всё-таки аудитория. А по-настоящему успешным Антон почувствовал себя, когда его пригласили в бар на полноценное выступление. Правда, пришлось очень быстро, в течении двух ночей, сидя с Игорем на кухне, писать новые монологи, чтобы в сумме было минут на пятнадцать, а потом обкатывать их где ни попадя, но первые двадцать тысяч за одно выступление казались просто нереально огромной суммой. Наконец-то Антон Шастун почувствовал себя настоящим стендапером. Теперь всё было прекрасно в жизни Антона. У него были бабки за выступления; большая аудитория, которая следила за любой его деятельностью; фанаты, которые ходили за ним по всем выступлениям в Питере; верный автор, который вместе с ним работал над сценариями; большой путь, который пророчили более знаменитые комики. Но не было одного — хорошего продюсера, который поможет выйти на новый уровень. А без продюсера в его ремесле единственное, что может светить, — дальше выступать по клубам и барам. Даже полноценный концерт на час и более не получится организовать. И именно поэтому Антон никак не мог выбить из головы слова Игоря о том, что Арсений Попов — лучший продюсер стендап-комиков, к которому можно «подмазаться».***
Антон просыпается утром от настойчивого телефонного звонка. В глазах песок, мешающий вообще открыть веки, солнце светит прямо в глаза — опять забыл закрыть шторы, голова от очередной хмельной ночи уже раскалывается. Шастун наощупь находит орущий без умолку телефон и, проводя пальцами по экрану, раз на пятый всё-таки отвечает на звонок. — Да… — хриплым и сонным голосом отвечает Антон, даже не глядя на экран. — «Какого чёрта ты на не точке?!» Одного только вопроса хватает, чтобы комик вскочил с кровати, но головная боль даёт о себе знать, и он сразу рухнул обратно на край дивана. — Блять… — он отводит телефон от уха, пытается разглядеть мелкие цифры в углу постоянно тухнувшего экрана. — Блять! На часах «11:25» — «Я тебе сейчас таких… вставлю!» — грозный голос начальника действует лучше любого отрезвителя. — «Быстро в магазин! Чтобы через полчаса на месте был!» — Простите, простите пожалуйста! — тараторит Антон. — Я проспал, просто… Похоже, забыл будильник поставить. Немедленно собираюсь и скоро буду на месте! — «Шастун, я тебе говорил уже сотню раз: если ещё раз опоздаешь — уволю. Это последний раз, ещё одно опоздание и ищи работу где хочешь. Понял?» — Понял, да-да, простите! Больше не повторится, я уже бегу! Антон не дожидается ответа, бросает трубку и следом за ней телефон на кровать, сам бежит в ванную, пытаясь хоть как-то привести себя в нормальное состояние. Это, правда, получается просто отвратительно. Даже окунание головы под самый ледяной душ не помогает — голова по-прежнему кружится и, теперь, кажется, ещё и болит. Антон очень громко ругается матом, перечисляя все слова, какие он только знает. Как можно было так проебаться? В очередной-то раз! — Ты, блять, чего орёшь? Из второй комнаты выползает сонный и взлохмаченный Игорь, закутанный в одеяло. Он смотрит полными ненависти, сонными глазами на то, как парень бегает из ванной в свою комнату, пытаясь в процессе надеть на длинные ноги узкие джинсы. — Опять проспал? — Да, мне пизда, — на секунду остановившись и взглянув на друга, отвечает Шастун. — Ещё башка раскалывается, я сейчас сдохну. — Последняя бутылка явно была лишней, — Игорь чешет бороду и сладко зевает, прислонившись спиной к косяку двери. — На кой хер я тебя послушал вообще, — парирует Антон, наконец-то застёгивая молнию на джинсах. — У тебя от головы есть чё-нибудь? — Нихуя, — пожимает плечами товарищ, возвращаясь обратно в свою опочивальню. — Дверью не громыхай, долбоёб. — Сука… Антон наспех кидает в рюкзак пачку сигарет, какую-то книжку, которую пытается уже сотый раз начать читать в метро по дороге на работу и пару пакетиков растворимого кофе «3 в 1» из их общей с Игорем заначки. Спеша семимильными шагами до метро, Шастун даже не надевает наушники — слишком сильно болит голова с похмелья, и безумно сильно хочется надеяться, что аптека, что соседствовала с его табачкой, будет открыта. В поезд на своей станции Антон запрыгивает в самый последний момент, ровно за секунду до того, как двери в вагон закрываются. Хоть здесь ему удалось сохранить пару минут, и шанс добраться до магазина в отведённые начальником полчаса уже не кажется настолько сильно нереальным. Народу в вагоне уже не так много, и Шастун, стараясь держаться за поручни, падает на свободное место между двумя девушками. Те мгновенно отсаживаются от него подальше, и Антон их ничуть в этом не винит — он сам чувствует, что от него, как минимум, наверняка неприятно пахнет. Но времени на душ у него с утра не было, поэтому, извините, милые дамы, но сегодня с вами будет сидеть именно такой молодой человек с амбре из полости рта и взъерошенными волосами, которые уже начинают кудрявиться из-за своей слишком уж отросшей длины. До работы Антон на самом деле спешит — по эскалатору поднимается бегом, один раз чуть не запнувшись о собственные шнурки, из метрополитена выбегает, чуть ли не запыхавшись. По пути только успевает заглянуть в мини-маркет, чтобы купить бутылку газированной воды, потом в аптеку за таблетками от головной боли и уже через мгновение входит в магазин, где на кассе его встречает недовольный лысый мужик лет пятидесяти на вид. — Я тебе, клянусь, Шастун — уволю. У меня на эту точку уже трое желающих, а я тебя держу, опоздуна! — мужчина выходит из-за стойки, поправляя на себе кожаную куртку. — Простите пожалуйста, Александр Егорович… Я просто лёг поздно, готовился к стендапу… — Да кому ты врёшь вообще, по одному твоему лицу видно — бухал опять всю ночь! — мужчина отчитывает Антона, как собственного сына. — Я тебе говорю, если ты думаешь, что ты незаменим, то очень сильно ошибаешься. Только одна провинность, и ищи себе другую работу. Дверь в магазин, позади Антона, открывается и в зал, сразу подходя к одной из витрин, входит небольшая компания молодых людей. Начальник, стараясь быстрее сменить гневное выражение лица на что-то более спокойное, тяжело вздыхает. — Всё, работай. И не дай б-г что, знаешь, что будет, — мужчина осторожно обходит компанию покупателей и выходит из магазина, оставив Антона, который сейчас больше всего хочет одного — сдохнуть. — Вам подсказать что-нибудь? — Да, вот эту пожалуйста, со вкусом мяты… — Одну минутку. Антон ненавидит этот день заочно. Когда выпивает сразу несколько таблеток от головной боли, когда одна полторашка газированной воды сменяет другую, когда убегает в туалет, еле успев закрыть магазин и повесив табличку «отошёл на 5 минут». И когда выблёвывает, кажется всё, что было съедено и выпито ночью, вместе со своими же внутренностями. Пора заканчивать столько пить — это он и так знает, но только это не так просто, потому что соблазнитель-Игорь с очередными уже открытыми «ноль-пяточками» уже вальяжно идёт к их столику. Благо, что только в воспоминаниях. В воспоминаниях, от которых снова ужасно начинает мутить. Только к концу рабочего дня Антону становится лучше. Он проклинает свой алкоголизм, свою податливость и свою расхлябанность. Обещает самому себе, что никогда больше не будет так сильно напиваться и что больше никогда не опоздает на работу, потому что, как оказалось, найти новую достаточно проблематично. А выживать на гонорары за выступления невозможно в его реалиях, из-за их непостоянности. Шастун стоит за кассой, пересчитывая прибыль и отмечая нужные данные в тетрадке. Сегодня не так много, по сравнению с другими днями, но даже одной сегодняшней выручкой можно покрыть всю Антохину зарплату — даже как-то завидно. А это ещё и без учёта безнала. Парень в последний раз пересчитывает деньги, собирает их тонкой канцелярской резинкой и убирает обратно в кассу, чтобы завтра с утра отдать хозяину. Проверяет замки на витринах, выставляет купленные под самое закрытие товары, собирает рюкзак со своими вещами и выходит из магазина, закрывая за собой пластиковую дверь и, следом за ней, решётку. На самом деле Антон бы и рад уйти из табачки, посвятить себя только стендапу и зарабатывать деньги своим хобби, но без продюсера это невозможно. Антон — совершенно не коммуникабельный человек. Как бы сильно он не старался казаться совершенно другим, по факту, был достаточно замкнутым и неуверенным в себе. Только на сцене, стоя перед толпой, на фоне красных штор и с микрофоном в руках, ему удавалось войти в образ другого, более открытого и бойкого юноши. Он прятался за этим самым микрофоном, импровизируя с залом, отвечая публике даже на самые неприятные замечания в адрес себя или своей комедии, что давались ему, на удивление, с нереальной простотой, не вызывали никакого ужаса. А вот о том, чтобы позвонить и самому договориться о выступлении, и речи не шло. Антон сразу начинал бояться телефона, как одичалый. А на звонки с незнакомых номеров настолько боялся отвечать, что можно было фильм снимать «Антон Шастун и телефон-убийца». Когда Антон входит в квартиру, он уже точно уверен, что ему на самом деле нужен продюсер. И не просто «кто-то», а тот самый Арсений Попов, который может сделать из него лучшего комика в стране. И погружённый в свои мысли Антон даже не замечает чужую куртку, висящую на крючке, рядом с пальто Игоря. — Ты чё, уже пришёл? Игорь выглядывает из кухни, и сразу следом за ним выбегает какая-то девчонка, лет восемнадцати на вид, не больше. — Антон, привет! — она пытается прорваться в коридор, но Джабраилов цепляет её за руку, отодвигая обратно за спину, направляя в сторону кухни. — Это кто такая? — Шастун нахмуривается, снимая кроссовки и вешая на крючок свою ветровку. — И какого хуя она тут делает? — Моя знакомая, — как-то виновато мнётся в дверях кухни Джабр, а после, тихо прикрывает за собой дверь и выходит в коридор. — Слыш, Шаст, а ты можешь погулять часика два? — Погулять? — Антон не сразу понимает, на что намекает его друг, но после осознание приходит резким ударом в голову. — Блять, Игорь, я так заебался на этой работе, у меня до сих пор башка раскалывается. Ты выбираешь не лучшее время… — он делает голос чуть тише, наклоняясь к соседу по квартире. — …чтобы трахать девчонок. — Блять, Тох, вообще никогда тебя не просил, но реально, будь другом — съеби на пару часов, не больше. — Я в комнате посижу, делай с ней за стенкой что угодно. Антон проходит в свою комнату, пытаясь закрыть дверь прямо перед носом товарища, но тот выставляет ногу вперёд, мешая ему. Голос Игоря переходит на шёпот, с явными нотками канючести, свойственной, скорее, маленьким детям, выпрашивающим новую игрушку в магазине, а не здоровому парню, желавшему заняться удовлетворением своих сексуальных потребностей. — Да она ебанашка, я её уговорил только потому, что сказал, что тебя знаю. — Ну ахуеть, и? — Час. Один час, пожалуйста, блять. Шастун закатывает глаза, открывая дверь и выходя обратно в коридор, обойдя Джабраилова по кругу. Наклоняется, снова надевая кроссовки, и тянется за курткой. — У тебя один час есть, — бурчит парень, смотря на часы, висящие на худом запястье. — В «23:40» я на пороге и чё хош, то и делай, но я пойду спать. — Я тебе по гроб жизни обязан, — Игорь весь светится от радости, закрывая за комиком дверь в их общую квартиру. Антон, матерясь про себя, обкладывая Джабра самыми нелестными эпитетами, которые он только знает, спускается в лифте на первый этаж и закуривает сразу, только выходя из парадной. Нет, конечно, Антон очень сильно злится, но злится на друга, который множество раз выручал его из всевозможных ситуаций, и даже в творчестве без него просто невозможно было выкрутиться. И поэтому приходится быстро принимать тот факт, что после столь тяжёлого рабочего дня ему ещё придётся гулять по тёмным дворам Петербурга, но мужская солидарность всё равно берет верх — на месте Игоря когда-нибудь мог оказаться и сам Антон. И, если честно, уже даже оказывался не раз. Поэтому, всунув в уши наушники, Шастун прикидывает самый удобный для поздней прогулки маршрут и направляется в сторону круглосуточной «Пятёрочки». Домой Антон возвращается в начале первого, потому что слишком загулялся и потерял счёт времени. Когда он входит в квартиру, дверь в комнату друга уже закрыта, из неё доносится тихий храп, а в коридоре отсутствуют женские кроссовки и та самая куртка не вешалке. Шастун раздевается и, игнорируя приведение себя в порядок, падает на постель, только успев снять с себя джинсы, мгновенно проваливаясь в глубокий сон, стоит только его голове коснуться подушки. Просыпаясь утром от очередного звонка телефона, Антон полностью уверен, что не проспал, потому что точно помнит, как, поднимаясь в лифте до квартиры, устанавливал будильник на восемь утра и ещё пять штук следом, через каждые две минуты, чтобы точно не проспать. Антон в первую очередь смотрит на часы на руке, которые не снял перед сном — «7:13», потом на вызывающего абонента — «хуесос егорыч». Парень секунд пять пытается предположить причину его раннего пробуждения и наконец-то отвечает на звонок, но первым делом, вместо «Доброе утро, дорогой работник», получает столько отборного мата, о существовании которого он даже не знал. — «…ты, блять, чтобы больше духу твоего не было!» — Что случилось? — Шастун просыпается моментально, поднимаясь с дивана на локте и, совершенно не понимая, снова пялится на часы. — У меня ещё час до работы, я не опоздал! — «Ты, урод малолетний…!» — Антон не слышит половину слов, но очень старательно пытается их разобрать. — «…магазин обнесли нахуй! Потому что ты, придурок, оставил ключи в замке!» Антона прошибает холодным потом. Он мгновенно вскакивает с постели, несётся в коридор, рыщет по карманам и не находит связку ключей от табачки. Лезет в рюкзак, лежащий на полу у двери, вытряхивает его полностью, продолжая выслушивать от работодателя всё, что он о нём думает и с ужасом убеждается, что ключей на самом деле нет. Антон посчитал кассу, убрал деньги на место, записал сумму в тетрадь, выставил товары, закрыл витрины, закрыл дверь, но самое важное не сделал — не поставил на охрану и забыл ключи в замке. Он идиот. Самый настоящий идиот. — «…я бы сейчас тебя привлёк по всем статьям!» — Александр Егорович… — Антон не понимает, в какой момент у него начинает так сильно биться сердце и трястись руки. Он несётся на кухню, падает там на табуретку, пытаясь хоть что-то сказать, но сил хватает только на то, чтобы сжимать телефон в руках. — «Забудь, блять, что ты вообще работал хоть где-то! Чтобы я тебя не видел больше, как и ты своей зарплаты! Молись, чтобы их нашли и ущерб возместили, иначе повешу всё на тебя. Гуляй, ёб твою мать, у тебя теперь каждый день выходной, придурок!» Антон нервно закуривает, когда на кухню буквально влетает заспанный и напуганный Игорь. Он еле успел накинуть на себя халат — это видно по спадающему с плеча рукаву. — Чё случилось?! — Табачку обнесли, — Шастун чуть не обжигается зажигалкой, пытаясь подпалить трясущимися руками мятую сигарету. — Чего, блять? — Джабр походит на кухню, садясь на соседнюю от Антона табуретку. — Я дверь закрыл, а ключи в скважине оставил и на охрану не позвонил, чтобы они включили, — парень делает очень глубокую затяжку, стряхивая мгновенно появившийся пепел в грязную стеклянную банку. — И так понимаю, что под утро кто-то всё-таки заметил ключи в двери. И повернул. И открыл. И вынес нахуй всю кассу, и даже не ебу, что там ещё! — Пиздец, — сосед даже не пытается вести себя как-то сдержанно. Он был в полном ужасе, глядя на то, как Антона потрясывает каждую секунду настолько сильно, что ему еле удаётся попасть сигаретой в рот. — И чего теперь? — Хуесос сказал, что если их не найдут, повесит всё на меня. — А-ху-еть. Антон нервно курит одну сигарету за другой, пока Игорь мечется по кухне, в попытках как-то привести друга в чувства. Однако, это просто нереально, потому что стоит Антону только задуматься на минуту, как в его голове всплывают цифры, как доллары вместо глаз в старых американских мультфильмах, и он в ужасе представляет, насколько большую сумму придётся отдавать за свой инфантилизм или, как говорила матушка, просто-напросто глупость. В кассе лежала сумма, равная всей его зарплате, на витринах — не меньше, даже если смотреть по закупочной цене, а то, что было на складе, оценить можно ещё как в минимум три оплаты его труда. Никогда в жизни Антон больше не переживал так сильно о том, чтобы злодеев нашли и наказали, потому что в таком случае, с него ответственность, грубо говоря, снималась. Но этот блядский ключ… — Я в жопе, я в любом случае в жопе, Игорь! — Да успокойся ты уже, что было, то было. Сейчас менты всё проверят, акты составят, камеры посмотрят и найдут козлов. Не надо загоняться раньше времени, там камеры на каждом углу, — Джабраилов плескает кипятка в чашку, с уже лежащим в нём чайным пакетиком. — Да даже если их найдут, — Антон поднимает взгляд на товарища, роняя с сигареты пепел прямо на стол, — я, получается, просто так весь месяц пахал. А у меня должна была быть премия, понимаешь? — Понимаю, — кивает бородатый, собирая в ладонь уже успевший остыть пепел и стряхивая его в раковину, споласкивая руки холодной водой. — Но ничего страшного, выкрутимся. Я думал один монолог продать, который писал на досуге, с этих денег оплатим твою часть квартиры. — А жрать мне на что? — Что-то раньше ты об этом не беспокоился. Игорь садится напротив, похлопав товарища по плечу. — Давай, не ссы. Всё нормально будет, не переживай о том, что уже сделано, ок? Ебани чайку и иди отоспись. — И как после этого мне спать? Надо Саньку позвонить вообще… — Антон тянется снова к телефону, но рука Джабраилова останавливает его. — Погоди. Дай паузу, пусть мужик отойдёт, придёт в себя, успокоится. И тебе тоже не помешает. Потом созвонитесь, нормально обсудите чё и как. Может всё не так плохо, как ты успел себе уже придумать. — Ты прав. Ладно… Спасибо, что остановил. Иди спать, я постараюсь тут нормально посидеть, чай попить. Может всё и правда не так плохо, как я уже себе представил. — Давай, если чё, буди. Джабраилов, снова похлопав товарища по спине и поправив халат, направляется в свою комнату, досыпать положенный ему ночной сон. А Антон остаётся сидеть на кухне, мешая ложкой сахар в чайной кружке и тупо глядя в телефон, в ожидании непонятно чего. Александр-«Хуесос»-Егорович с Антоном всё-таки связывается через пару часов. И звонка этого Антон ждёт, как второго пришествия. Новости, к слову, относительно хорошие: бывший начальник заявил, что тех, кто ворвался в магазин — нашли. Хорошая новость, что они почти не взяли ничего ценного, только какие-то «одноразки» и всякую мелочь. Плохая новость состояла в том, что вместе с этим они забрали деньги из кассы и их, отчего-то, вернуть не удалось, а уходя, побили несколько витрин. В общем и целом, всё оказалось не так страшно, а виновными оказались какие-то мальчишки, решившие открыть дверь «по приколу». На вопрос Антона, куда же они дели деньги из кассы, мужчина только отнекивался и сказал Антону, чтобы он больше в пределах видимости его магазина не появлялся. На самом деле, такой исход для Антона оказался достаточно благоприятным. Хотя бы потому, что с него не потребовали какую-то сумму сверху. Однако, как бы там ни было, но факт оставался фактом — Шастун остался и без работы, и без зарплаты. А тех накоплений, что остались у него с прошлых месяцев, вряд ли хватит надолго. Именно поэтому, простое желание попасть под крыло продюсера переходит в самый настоящий план действий, потому что иначе, у него бы просто не осталось средств к существованию.***
— Ты реально решил к нему подмазаться? — Игорь хватает Антона за локоть, когда тот уже встаёт из-за их столика и хочет двинуться ближе к сцене. — Да, у меня нет выбора, — парень перехватывает в другую руку небольшую стопку листов с заранее распечатанным на них текстом. — Выбор, Шастун, есть всегда. Ты идёшь в чёртову пасть зверя: он сожрёт тебя вместе с твоим же дерьмом прямо тут. Антон насупливается, вырывая руку из цепкой хватки своего друга. — Я уже всё решил. — Он слишком крутой для тебя, Тох, — снова пытается парировать Игорь, но в ответ получает лишь хитрую ухмылку. — А я на менее крутого и не согласен. Единственное, что остаётся Джабраилову — наблюдать за тем, как его товарищ и сосед по квартире ловко лавирует между столиками бара, пробираясь к самой сцене. Туда, где за столиком, покрытым калёным стеклом, сидит человек, которого в этом баре знают все. — Во дурак… — бубнит себе под нос Игорь, цепляясь за большой пивной бокал и делая большой глоток, отводя взгляд от сумасшедшего комика, не желая видеть его позор. Антон идёт напролом. Он точно всё решил и сдавать назад уже невозможно. Тем более, как это можно сделать, когда ты уже в двух шагах от своей судьбы? Антон старается держать себя в руках, сжимает свои записи, которые так отчаянно редактировал буквально до самого выхода из дома и, если было бы больше времени, редактировал бы и дальше, но, если честно, просто устал. Макушка Попова, торчащая из-за других посетителей бара, служит самым настоящим маяком. Маяком, к которому Антон идёт, разбивая глыбы метрового льда. — Прошу прощения, — Антон осторожно входит в поле зрения мужчины, мирно попивающего своё шампанское из широкого бокала на тонкой ножке. — Понимаю, что скорее всего отвлеку вас сейчас, но я знаю, что вы продюсер… Попов поднимает на паренька взгляд, смеряя его надменно и, как показалось пареньку, даже устало. Антон стоит по струнке, пытаясь как можно выше держать голову. Он только хочет снова открыть рот, как вдруг мужчина опережает его. — Я тебя знаю? — О, я не думаю, что вы прям знаете меня, но я прекрасно знаю вас, — Антон чуть заметно улыбается, вздрагивая от волнения. — Вы точно видели мои выступления, я Антон Шастун, выступал на «открытом микрофоне», потом ещё были концерты в… — Точно, а я думаю, почему лицо знакомое, — продюсер изменяется во взгляде, становится мягче и, кажется, даже чуть спокойнее. — Ты ещё напился и буянил на баре в «Глине». Мужчина ухмыляется, глядя на то, как засмущался юноша и, отставляя чашку недопитого напитка, откидывается на спинку кресла. Антон со стыдом вспоминает своё последнее выступление в баре, с замысловатым названием «Глина», где он на самом деле