Предначертанный путь. По зову долга

      Солнечные лучи беспрепятственно пробивались сквозь тонкие шифоновые занавески и озаряли спальню яркими бликами. Разбуженная мерцанием Маринетт, не открывая глаз, лениво потянулась, перевернулась на другой бок и вытащила руку из-под одеяла, чтобы обнять мужа. Несколько раз хлопнув ладонью по смятой простыни, она распахнула веки и обнаружила себя в одиночестве на пустой кровати.       Из гостиной доносились приглушённые шорохи. Маринетт, набросив на плечи шёлковый халат, выскользнула из спальни и пошла на заинтересовавший её звук. И хоть она догадывалась, что откроется взору, увиденная картина всё же заставила замереть на пороге и расплыться в широченной улыбке. Комната с лёгкой руки её любимого мужа преобразилась в честь первого дня рождения их дочери.       На пустых прежде стенах красовались семейные фотографии. У Маринетт за всю сознательную жизнь не скопилось столько распечатанных снимков, сколько сделали они с Лукой за последнее время, начиная с их воссоединения – события, что сам Куффен считал подарком судьбы, не иначе. Маринетт не спорила, лишь в тысячный раз отвечала на поцелуи, которыми он осыпал её в перерывах между признаниями в любви, и про себя надеялась, что этот запас нежности никогда не иссякнет. То ли от нахлынувших воспоминаний их первых свиданий после десяти лет разлуки, то ли от лицезрения свадебных фотографий, где Маринетт не убирает руку с совсем ещё не заметного животика и даже не пытается скрыть слёз, защипало глаза. Она пару раз обмахнула лицо ладонями и перевела взгляд дальше.       Сегодня всё кричало о торжестве. На столике громоздились коробки в ярких подарочных обёртках. На полу не осталось свободного места от разбросанных воздушных шаров. Посреди всего этого хаоса расположился Лука, деловито завязывающий очередной бант.       Маринетт с днём рождения он предпочитал поздравлять всё теми же поцелуями, только усиленными во сто крат, приправленными добрыми пожеланиями, подарками и ношением на руках. Свои праздники почти всегда игнорировал, в лучшем случае позволял Анарке, Джулеке и Роуз заявляться ранним утром с тортом, шампанским и песнями. Правда, самозабвенно пела обычно лишь Роуз. Анарка для вида открывала рот, а Джул из-под чёлки ехидно поглядывала на брата, словно гадая, в какой момент он заставит их прекратить увеселительную программу. Но Лука всегда держался стойко и даже улыбался, так искренне, как умел.       В этом году коварные женщины превзошли самые смелые ожидания. Неугомонная троица явно вступила в сговор с Маринетт и, воспользовавшись его затянувшейся работой в мастерской, закатила вечеринку с шарами, хлопушками и прочими атрибутами праздника, что скорее предназначались малышке с фамилией Куффен, а не её отцу. Лука сознался, что он даже проникся атмосферой веселья, и пару кадров распечатал для украшения стены, но и не скрывал, что даже рядовой ужин с любимой супругой стал бы для него наградой.       Но день рождения дочери – это то событие, к которому Куффен с полной самоотдачей начал готовиться месяца за два. И Маринетт поняла, что не умиляться, глядя на эту предпраздничную суету, которую устроил хранитель камней чудес, совершенно невозможно.       – Во сколько ты проснулся? – чуть осипшим ото сна голосом спросила Маринетт, до сих пор стоявшая в дверях.       – Часа три назад, – Лука смахнул падающую на лоб чёлку, пожал плечами и задорно подмигнул жене. – О каком сне речь, если сегодня первый день рождения моей Мелоди?       – А меня чего не разбудил?       Маринетт сурово сдвинула брови, но не сдержалась и хихикнула, увидев, как Тикки пытается стащить у Луки воздушный шар цвета фуксии. Куффен на шалость квами лишь закатил глаза. Первые «украденные» шары он пытался отбирать и возвращать на место, но, смирившись с упорством маленького жучка, вздохнул и вытащил из ящика запасную пачку, чтобы уж точно хватило всем желающим. Пожалел он только о том, что отмахнулся от разумной идеи Маринетт купить насос. Но вынужденная тренировка лёгких, на счастье инициатора украшательств квартиры, подходила к логическому завершению. С трудом расчистив проход по полу, Лука приблизился к супруге.       – Не стал тебя тревожить, потому что это и твой праздник тоже, – он прижал Маринетт к себе и поцеловал в лоб. – Никогда не забуду день, когда наша крошка пришла в этот мир.       Маринетт попыталась спрятать лицо в ладонях, чтобы муж не увидел её слёз. Прошёл ровно год, но она по-прежнему начинала плакать, стоило кому-то напомнить ей о рождении дочери. Становление матерью случайно узнавшей о беременности Маринетт далось непросто. Она продиралась сквозь мысли о едва начавшейся карьере, о собственной неготовности к новому статусу, о явном дефиците ответственности у неё самой, о слишком маленькой для троих квартире, о возможных кознях Росси. Даже тот факт, что Лила надолго оказалась за решёткой, оптимизма внушал мало. Успокаивалась Маринетт, лишь глядя на мужа, уверенного и спокойного, словно они ждут не первого ребёнка, а как минимум третьего.       Готовился к роли отца Лука настолько самозабвенно, что Маринетт впору было начинать завидовать самой себе. И если видеть его читающего очередную статью о детях уже стало привычным делом, то каждый раз, когда он возвращался из магазина и вытаскивал из пакета очередную погремушку, шапочку или крохотные носочки, Маринетт ныряла в его руки и срывалась на плач. А сейчас, кутаясь в тёплые объятия Луки, она погрузилась в воспоминания.       Пронзительный младенческий крик оповестил всех присутствующих о появлении на свет нового человека с фамилией Куффен. Бесконечные волнения за здоровье малышки, боязнь пропустить начало родов, восемь часов адской боли – всё осталось позади. Обессиленная Маринетт, отчаянно пытающаяся собрать сознание по кусочкам, прижимала к груди дочь и готовилась пристально рассмотреть её крохотное личико, которое прежде увидела лишь мельком.       Если бы кто-то несведущий неосторожно заявил, что новорождённых детей можно назвать симпатичными только с очень большой натяжкой, она собрала бы последние силы и покалечила бы недальновидного собеседника. Впрочем, ругаться она ни с кем не хотела, а желала лишь спокойствия. На её счастье весь персонал родильного дома уже покинул палату, чтобы дать новоиспечённой матери отдохнуть, а молодому отцу привыкнуть к новой роли.       Маринетт робко отодвинула край пелёнки, закрывающий кукольное лицо. Малышка смешно хмурила бровки и причмокивала губами. Такая крохотная, такая беззащитная... Хотелось прижать её к себе крепко-крепко. Хотелось шептать, что она никогда и никому не даст её в обиду. Хотелось пообещать, что отныне каждый день материнской жизни будет посвящён лишь ей – прекрасному воплощению чистой любви двух людей.       – Она... такая красивая... – Лука, не сдерживая слёз, опустился на колени. Иного способа выразить безграничную благодарность жене за возможность прикоснуться к чуду он не знал. – Мелоди... Моя Мелоди... Моя...       Маринетт тоже смотрела на мир покрасневшими от слёз глазами. И весь свой мир она сейчас держала в руках, пытаясь сквозь влажную пелену разглядеть и запомнить это милое лицо.       – Красивая... – эхом повторила она за мужем. – Наверное, так выглядит счастье.       – Как думаешь, на кого она похожа? – Лука, не поднимаясь с колен, погладил руку жены.       – Ты ещё спрашиваешь? – по-доброму сквозь слёзы и отголоски боли усмехнулась она.       Своих черт Маринетт не находила, как ни старалась. Маленькая Мелоди родилась копией Луки. И сейчас она была самым прекрасным ребёнком на свете.       – Я, конечно, понимаю, что это слёзы счастья, но давай приведём тебя в порядок, – Лука смахнул капли с раскрасневшихся щёк подушечками больших пальцев, выдёргивая Маринетт из воспоминаний. – Хотя день, о котором ты сейчас думаешь, не так-то просто стереть из памяти.       – Помнишь, я тебе тогда чуть руку не сломала? – сквозь слёзы улыбнулась Маринетт.       – Я бы не расстроился, даже если бы заработал перелом. Или парочку переломов, – Лука ласково провёл пальцами по волосам супруги.       – А как я кричала, чтобы ты вышел в коридор и не смотрел?       – О, да. Ты была страшна в своём гневе. Но я бы ни за что не оставил тебя одну наедине с болью.       – Там были врач и акушерка, которых ты же и выбирал, – попыталась возмутиться Маринетт.       – Да, – Лука кивнул. – Но им нельзя было ломать руки. А мне – сколько угодно.       Ещё один поцелуй в лоб заставил Маринетт окончательно успокоиться. Она сжала ладонь мужа и вновь вернулась к разглядыванию десятков воздушных шариков. Тикки тем временем тащила в свой уголок ещё один, на этот раз нежно-розовый.       – Давай хоть развесить помогу, раз основное веселье я проспала.       – Давай, но сначала надо проверить, не проснулась ли наша именинница. И выпить по чашечке чая я тоже не откажусь.       Лука осторожно приоткрыл дверь в детскую, вошёл первым и жестом поманил Маринетт к себе. Она на цыпочках, стараясь не дышать, двинулась следом. Супруги замерли возле кроватки, где, раскинув ручки в стороны, сладко спала темноволосая девчушка.       – Чем-то она на тебя похожа, – задумчиво шепнул Лука.       – Неправда, – теперь уже всерьёз возмутилась Маринетт и легонько шлёпнула мужа по плечу. – Твои глаза, твои губы, твои скулы. Даже родинка на ключице!       – Я читал, что девочки чаще похожи на отца, – хохотнул Лука в ответ.       – Тогда почему ты мне постоянно твердишь, что она на меня похожа?       – Чтобы ты не расстраивалась, – развёл руками Лука. – И вообще, генетика – штука сложная.       – Негодник! – Маринетт шутливо прикрикнула на мужа.       Девочка в кроватке зашевелилась – вытянула тонкие ручки вверх, пнула ногой одеяло, но снова затихла, как только родители перестали шуметь. Маринетт потянула Луку за рукав.       – А ну брысь отсюда, пока не разбудил!       – Это ты расшумелась!       Оказавшись на кухне, Лука заключил Маринетт в объятия. Она с удовольствием закрыла глаза и прижалась к широкой груди. Он поцеловал её в макушку, но не сдержался и взлохматил волосы. Маринетт звонко рассмеялась и, не желая оставаться в долгу, потянулась к бирюзовым прядям. Лука ловко увернулся, отскочил на пару шагов назад, но тут же выставил перед собой ладони, соглашаясь на полную капитуляцию. Довольная собой Маринетт запустила пальцы в волосы мужа и навела там беспорядок, какой требовала её душа прямо сейчас.       – Так лучше, да? – Лука тряхнул головой.       – Да, – кивнула Маринетт. – Но длинные мне нравились больше.       – Ты так говоришь, чтобы снова незаметно таскать мои резинки для волос? – Лука вскинул брови и метнул в жену укоризненный взгляд.       – Один раз и было! Я не нашла свою – встрепенулась Маринетт.       – Конечно-конечно, – пробормотал Лука. – Конечно.       – Ну всё, Лука Куффен! – Маринетт скрестила руки на груди и демонстративно задрала подбородок. – Раз ты обвиняешь меня в краже резинок для волос и раз наша дочь так сильно похожа на тебя, все мало-мальски значимые решения, касающиеся её будущего, буду принимать я!       – Вот это поворот! – Лука цокнул языком и щёлкнул кнопкой чайника.       – И знаешь что? – не сдавалась Маринетт. – Я запрещу ей делать татуировки и ездить на мотоцикле! А волосы разрешу красить лет этак в восемнадцать, а лучше в двадцать.       – Ага, так она тебя и послушала!       Лёгкая ухмылка Луки превратилась в откровенный смех. Маринетт надула щёки, нахмурила брови и пригрозила супругу пальцем. Он между делом вытащил из шкафчика две чашки и бросил в каждую по чайному пакетику.       – Ох, умоляю, только при моей маме не заваривай такой чай, – не удержалась от комментария Маринетт. – Она тебя сошлёт в Китай проникаться духом местных традиций.       – Может, это знак, что пора сменить обстановку? – спросил Лука, разливая по чашкам кипяток.       – Тебе спокойная жизнь надоела? – Маринетт зашуршала обёрткой конфеты.       – С тобой мне ничего не надоедает.       – Подлиза!       – Что-то ты ушла от разговора о будущем Мелоди.       – Ах, да! Никаких ярких волос, никакого пирсинга, – принялась загибать пальцы Маринетт.       – Остановись, – прервал её муж. – Моя очередь!       – Эй, мы так не договаривались! – всплеснула руками Маринетт. – Ты придумал имя. И она твоя копия. Можно я тоже поучаствую? Внесу хоть крохотный вклад в будущее этого маленького человечка!       – Можно. Но предупреждаю заранее, что я точно сделаю для неё гитару. И я уже знаю, какую.       – Ох, Лука, давай лучше скрипку.       – А теперь представь, сколько раз ты проклянёшь и инструмент, и меня заодно, пока Мелоди не научится толково на нём играть. Извини, я, конечно, смелый и отчаянный, но к такому меня жизнь не готовила.       Маринетт едва не подавилась чаем от очередного приступа смеха и уже приготовилась парировать, но шуточному семейному спору разгореться было не суждено. От разговора отвлёк звонок в дверь. Лука одним глотком опустошил чашку и вопросительно взглянул на Маринетт.       – Алья обещала приехать чуть раньше, но не настолько же, – пожала плечами девушка. – Понятия не имею, кто это.       – Посмотрю.       Маринетт отодвинула чашку и поспешила к дочери, что уже должна была проснуться. Сердце кольнуло от неприятного предчувствия. Она не могла отделаться от ощущения, что её вот-вот накроет с головой позабытое чувство – тягучее волнение с примесью страха за будущее и тоски от долгой разлуки. Чувство, которое она предпочла бы оставить в тайнике среди прочих неприятных воспоминаний прошлого. Но, увы, чем сильнее Маринетт отталкивала от себя липкие щупальца тревоги, тем ближе они подползали вновь.       Думать о мнимых неприятностях было решительно некогда. Пока Лука разбирался с незванным гостем, Мелоди уже открыла глазки и теперь тянула к маме маленькие ладошки. Маринетт, одарив дочь тёплой улыбкой, подхватила её на руки и подошла к окну. Мелоди любила смотреть на снующие по дорогам автомобили и разглядывать колышущиеся на ветру ветви деревьев. Это был их привычный утренний ритуал. Дочь неизменно смеялась, упираясь пальчиками в стекло, а Маринетт чувствовала, что едва не задыхается. Хотелось запретить плохим мыслям приходить к ней в день рождения Мелоди, но прекрасно развитая интуиция подсказывала, что за дверями вовсе не Алья, не родители, не Джул с Анаркой.       Городской шум заглушал звуки из прихожей, но даже среди всей этой неразберихи Маринетт чётко услышала голос, заставивший вздрогнуть и вцепиться пальцами свободной руки в подоконник. Мир пошатнулся. Случилось то, чего она боялась больше всего с момента их триумфальной победы над Лилой Росси.       – Великий мастер Су Хан? – Лука отступил вглубь прихожей, пропуская внезапного гостя в квартиру.       Вряд ли визит Небесного хранителя можно было считать откровенно неожиданным. Лука знал, что рано или поздно настанет день, когда Ордену потребуется его помощь или личное присутствие в одном из храмов. Понимала это и Маринетт, но старательно гнала от себя неприятные мысли и делала вид, что на её муже не висит долг хранителя. От Луки сомнения жены не скрывались, но он предпочитал этой непростой темы не касаться. Банально не видел смысла в изводящих душу разговорах, если для него уготован один путь – жизнь в режиме ожидания.       После победы над Лилой Росси Куффен встретился с Великим мастером лишь однажды – когда отчитывался об исходе сражения. Возвращением утраченных камней чудес Су Хан был доволен, восстановлением памяти прежнего хранителя – нет. О личной жизни Лука не распространялся, однако для Великого мастера никогда не существовало тайн.       Последние полтора года жизни выдались для супругов насыщенными – переезд в более просторную квартиру, спешный ремонт, рождение дочери, бессонные ночи и неподдельное счастье при каждом новом умении крохи. Шансы встретить акуматизированного злодея сравнялись с нулём, герои вернулись к прежним делам, периодически пересекаясь друг с другом. Излюбленным развлечением стали поездки в гости к супругам Брюэль. Пока Милен, как истинный знаток йоги, показывала беременной Маринетт десятый по счёту способ справиться с надоевшими болями в спине, Лука отводил душу на барабанной установке Айвана. Сам хозяин дома на это немелодичное лязганье внимания не обращал и прекрасно понимал, что Куффен после своеобразной перезагрузки вновь примется музицировать так, как привыкли все – тихо, умиротворяюще и чуть меланхолично.       Завертелась обычная жизнь среднестатистический парижской семьи. Жизнь с раздумьями, что приготовить на ужин, с душевными дружескими посиделками и долгими ночами, которыми так приятно отогреваться у родного плеча. Казалось, что волшебство и сверхспособности не более чем выдумки. О тесной связи с магией теперь напоминали только снующие по квартире Сасс и Тикки, которые не отправились вслед за другими квами в шкатулку в большей степени из-за сентиментальности Маринетт и в меньшей из-за привязанности Луки к мудрому змею. Куффен из дисциплинированного служителя Ордена хранителей превратился в беззаветно любящего мужа и заботливого отца. И не было ни дня, чтобы он не ловил себя на мысли, что новый статус ему куда ближе прежнего.       Но сегодня, когда Мелоди исполнился год, Су Хан своим появлением напомнил об обязанностях хранителя, что лежали на плечах невидимым грузом. Лука не сопротивлялся переменам, не пытался захлопнуть перед носом уважаемого старика дверь, даже радушно улыбался гостю, но и обманывать сам себя не собирался. Как ни крути, срываться с привычного места, чтобы спасти мир, гораздо проще, когда ты совсем молод и одинок. Сейчас Лука нёс ответственность не только за камни чудес, но и за жену с дочерью. Размеренная жизнь без погонь и сражений чудесным образом уравняла чаши весов, но сегодня они вновь всколыхнулись и никак не могли прийти в равновесие.       – Давно не виделись, Лука, – Су Хан бодро шагнул в комнату и теперь с интересом разглядывал фотографии на стене. – Эта девочка невероятно похожа на тебя.       – Моя дочь, Мелоди, – уточнил Лука, хотя прекрасно понимал, что Великий мастер в пояснениях не нуждается. – Что-то случилось?       – Ты не сообщил о семье, – Су Хан, проигнорировав вопрос Луки, продолжил говорить. – А стоило...       – Не думаю, что это как-то влияет на обязанности хранителя.       – Ван Фу и Леди Баг не слишком чтили правила Ордена. Полагаю, что от нехватки знаний. Но и ты избрал тот же путь, чем немало меня удивил. Неприятно удивил.       Лука набрал побольше воздуха в грудь и приготовился заговорить о своих помыслах и мотивах, но ни единому из аргументов в защиту семьи не суждено было сорваться с языка. Су Хан поднял ладонь, вынуждая подопечного молчать. Лука покорно склонил перед наставником голову.       – Связать свою жизнь с носителем одного из самых могущественных камней чудес, с предыдущим хранителем шкатулки... – говорил Су Хан, разглядывая фотографии счастливых супругов Куффен на стене. – Опрометчиво, Лука, очень опрометчиво... Ты прекрасно знал, что должен был сделать в тот день, когда возжелал семейной жизни и простых человеческих радостей... Так ведь?       – Так, – понуро кивнул Лука.       Знал. Разумеется, он знал, но какой теперь смысл возвращаться мыслями в прошлое и цепляться за упущенные возможности? Лука даже не раскаивался. Он верил, что семья никогда не станет помехой, но нагрянувший Великий мастер считал иначе. Лука не двигался, смотрел то в пол, то в окно, то на фотографии – куда угодно, лишь бы не встретиться с испытывающим на прочность взглядом Су Хана. Лука боялся за будущее, почти так же, как тогда, лёжа на больничной койке и набирая номер Адриана Агреста. Он слышал – за дверями детской Маринетт играла с Мелоди. От заливистого смеха дочери становилось ещё тяжелее. Неужели настал тот день, когда ему придётся сделать окончательный выбор?       – Я не стану настаивать, чтобы ты отказался от шкатулки, – вдруг произнёс Су Хан.       Звуки окружающего мира стихли. Лука готов был поклясться, что в этой противоестественной тишине слышит удары собственного сердца. Не в силах держаться на ногах, он опустился на диван. Су Хан, не дожидаясь приглашения, последовал его примеру.       – Мне проще закрыть глаза на нарушение правил, нежели на твои заслуги как хранителя, – продолжил Великий мастер. – И я вновь вынужден обратиться к тебе за помощью.        – Я готов. Сделаю, что в моих силах.       Лука тяжело вздохнул. Он знал, что Су Хан мог отправить его на миссию прямо сейчас, а день рождения дочери точно не станет для него помехой. Расставаться с семьёй на неопределённый срок не хотелось. Он помнил – задание во Франции растянулось больше чем на год. За это время его успели тяжело ранить. Никто и никогда не смог бы гарантировать хранителю безопасность. Да, можно раздать камни чудес носителям и руководить из тени, но полноценную команду сегодня собрать ещё тяжелее, чем прежде. Голова Леди Баг сейчас забита составлением детского меню и придумыванием развлечений для годовалой дочери. О Коте Нуаре после его раскрытия Маринетт предпочитала не говорить совсем. Лука не настаивал. Оба жили так, словно Адриан остался тенью прошлого – той его частью, куда не хочется возвращаться ни в мыслях, ни в снах.       Лука мог бы доверить силы созидания и разрушения другим людям из команды, своим друзьям, но знал, что не простит себя, если подвергнет близких опасности. Решение лежало на поверхности – для начала стоило попробовать разобраться с проблемами самостоятельно. Рискованно, тяжело морально, но всё же это лучше, чем погубить чью-то жизнь или же навсегда распрощаться и с Су Ханом, и со шкатулкой, и с памятью.       – Уверен? – чуть мягче заговорил Су Хан.       – Да, – Лука принял окончательное решение, отрезая для себя все возможные пути отступления. – Что за проблема?       – Я получил информацию, что на храм в Канаде готовится нападение. Мы перестраховались. Всё ценное вывезли, людей предупредили и, как смогли, обезопасили местность.       – Для чего же там я? – Лука размашистым движением ладони зачесал волосы назад, словно это помогало сосредоточиться. – Что от меня требуется?       – Узнать, правдивы ли слухи, кто готовит нападение, для чего. Отразить, если оно свершится. По возможности, задержать инициаторов.       – Когда? – Лука напрягся, мысленно прикинув, сколько лететь до Канады. – Сегодня?       – Я выгляжу настолько бессердечным? – губы Су Хана сложились в подобие улыбки, но сведённые брови не сдвинулись с места. – Завтра.       – Хорошо, – едва слышно выдохнул Лука, радуясь, что хотя бы не бросит семью в праздник. – Наставления будут?       – Ты достаточно мудр, чтобы не наделать глупостей, но всё же... – Су Хан задумчиво потёр подбородок, словно пытаясь подобрать правильные слова. – С тобой будет напарник. И раз Леди Баг временно не может составить тебе компанию, я отправлю Кота Нуара.       – Боюсь, что он откажется меня сопровождать. К тому же, Кот Нуар так и не вернулся во Францию.       Лука спрятал руку за спину и сжал кулак до боли, сводящей пальцы. Уверенный тон Су Хана, которым он сообщал о решении отправить на миссию Нуара, ему не понравился. И он прекрасно понимал, что своими жалкими попытками отказаться от напарника ничего не изменит.       – Не откажется. Я лично с ним побеседую. Что касается его места жительства, то это нам даже на руку. Не нужно быть великим географом, чтобы понять, что из США до Канады добраться будет гораздо проще, чем отсюда. Встретитесь на месте.       – Хорошо, – кивнул Лука, понимая, что спорить с Великим мастером бессмысленно. – Кот так Кот.       – Я знал, что ты не подведёшь Орден.       Су Хан хлопнул Куффена по плечу и зашагал к выходу. Лука вернулся на кухню, покосился на остывший недопитый женой чай. Обдумать надвигающиеся перемены он не успел. В то же мгновение Маринетт появилась на пороге с дочерью на руках. Мелоди со всей своей детской непосредственностью потянулась к отцу. Лука улыбнулся, старательно сдерживая слёзы отчаяния, скопившиеся в уголках глаз.       – Су Хан, да? – спросила Маринетт, отлично понимая, почему муж так упрямо избегает её взгляда.       – Да, – шепнул в ответ Лука. – Я не знаю даже, с чего начать.       – Можешь не говорить. Я почти всё слышала. И я... – Маринетт запнулась, – я знала, что так будет. Мы же оба понимали, на что шли.       – Я уеду завтра. И не знаю, когда вернусь. Не знаю, вернусь ли вообще. Не знаю, смогу ли поладить с...       – Тише, – Маринетт прервала Луку. – Просто делай, что должен. А мы – она ласково погладила Мелоди по голове и поцеловала пухлую щёчку – будем ждать тебя дома. Столько, сколько потребуется.       – Любимая...       Лука притянул супругу вместе с дочерью ещё ближе к себе, сглотнул, не позволяя слезам сорваться. Сейчас он чётко осознавал лишь одно – нужно быть сильным и стойким. Ради них – его родных Маринетт и Мелоди.