Пластмассовая луна

       — Ты точно ничего не делала? — С нажимом произносит Малфой, пронизывая Гермиону внимательным взглядом.              — Разумеется, нет! — Гермиона раздражена происходящим, но вместе с раздражением начинает расти страх. — Моя палочка была направлена… Ну в общем, на тебя.              Малфой подходит к двери.              — Алахамора! — из его палочки вырывается столб бледных, почти бесцветных искр. — Портоберто! Экспульсо!              Гермиона с ужасом смотрит на бесплодные попытки Малфоя, и сама пробует несколько заклинаний, прежде чем приходится признать:              — Магия здесь не действует…              — Блеск! — Малфой раздражённо пинает дверь ногой, и неожиданно делает большой шаг к Гермионе. — Значит так, Грейнджер… — Гермиона сглатывает, поэтому что поверхностный анализ даёт понять, что она намного меньше и физически слабее Малфоя. Задумай он как-то ей навредить, то шансов у неё нет. Вот только зачем ему что-то с ней делать? Он ведь не преступник. Уже нет? — Если это твои фокусы, то клянусь, что ты пожалеешь даже о той минуте, когда решилась на…              — Закрой свой рот, Малфой! — Гермиона почти кричит, но теперь она не боится. Только не Малфоя — лицемерно помилованного сына пожирателя. Она сама приближает их лица, надеясь, что каждое сказанное ею слово отпечатается в его мозгу. — Я уже несколько раз повторила, что понятия не имею, какого чёрта происходит! Если ты не в состоянии уложить в своей тупой голове этот простейший факт, то все вокруг лгут, и самые большие дураки учатся на Слизерине! Я понятия не имела, что ты придёшь сегодня! Я понятия не имела, что ты работаешь на издательство! И уж точно я не горела желанием оказаться запертой с тобой в одной комнате!              Малфой неожиданно отступает.              — Я знаю, Грейнджер. Просто хотел убедиться.              — Что?! Так это ты…              — Нет, — он закатывает глаза. — Кажется, это Адамс.              Гермиона удивлённо морщится.              — Ему это зачем?              — У него давние счёты с моим отцом. А значит у меня счёты с ним.              Гермиона чувствует себя человеком, которого пытаются убедить, что два плюс два будет пять.              — Что за ерунда? Зачем ты тогда пришёл сюда? Зачем пишешь статью… Не понимаю.              — О, я же сказал, лишь из-за любви к трансфигурации. — Сарказм в голосе столь сильный, что Гермиона испытывает острое желание плюнуть Малфою в лицо.              — Ясно, мне всё равно на твои интриги со всякими проходимцами! Я только не могу понять, почему ограничивают мою свободу! Это противозаконно и ужасно глупо! Адамсу не поздоровится, если выяснится…              Гермиона пытается трансгрессировать. Шансов мало, но нужно проверить все варианты, и разум лихорадочно генерирует порядок действий.              — Не получается? — Малфой спрашивает почти сочувственно.              Гермиона не отвечает на его издёвку, и начинает исследовать кабинет. В общем-то исследовать нечего: в комнате лишь входная дверь, аппарат и письменный стол со стулом. На столе ничего нет, на полу тоже, а на потолке мерцает голубоватый светильник. Безумие!              — Так, расскажи, зачем Адамсу тебя запирать?              Гермиона вынуждена признать, что поторопилась, отвергая информацию, которой располагает Малфой. Кажется, в его бреде кроется ключ к разгадке.              — Наверное, он надеялся, что ты не выдержишь и задушишь меня голыми руками. Так он от меня избавится, а поскольку убийство человека, хоть и бывшего пожирателя, всё-таки преступление, то и от тебя тоже.              Малфой садится за стол, и у Гермионы теперь такое чувство, будто она на допросе.              — А если серьёзно?              Ругаться больше не хочется, хотя слизняк-Малфой точно заслуживает самых отборных оскорблений.              — А если серьёзно, Грейнджер, дай мне подумать! Не могу сосредоточиться из-за твоей болтовни!              Гермиона задыхается от такой наглости. Желудок сводит от переживаемого стресса. Подумать только! Сначала это дурацкое ежегодное научное собрание, на котором она узнала, что её труд присвоил чужой человек, теперь ограничение в магии и передвижении, что вообще немыслимо. И везде, везде этот чёртов Малфой!              — Ты был на том вечере, потому что… Хотел быть поближе к Адамсу?              Малфой кивает. Гермиона понимает, что нужно задавать ему конкретные вопросы, тогда есть шанс на ответ. Важно разобраться, что происходит!              — И статья… Это всего лишь прикрытие, чтобы быть к нему ближе? Втереться в доверие?              Малфой снова кивает, а Гермионе становится холодно.              — И… Какова твоя цель? Зачем тебе такая… Авантюра?              — Я хочу его убить.              Гермиона вздрагивает и сжимает палочку, хоть и понимает, что она ей не поможет.              — Ты же несерьёзно? — От волнения голос охрип, и Гермиона сама его не узнаёт.              Малфой откидывается на спинку стула, одаривая её тяжёлым взглядом.              — Конечно. Это ведь противозаконно. — Он издевается, но Гермиона уже приходит в себя, понимая, что не будет играть по его правилам.              Бог миловал, и она не знает, как обычно себя ведёт Малфой, но сейчас он, кажется, боится. По крайней мере совершенно точно опасается.              — Дело не в том, что это противозаконно. — Гермиона подходит ближе. Неизвестно, что на неё нашло, но она уверена в себе настолько, как уже давно не была. — Дело в том, что ты не убийца. У тебя была возможность перейти эту черту тысячу раз. Сам понимаешь, когда.              — Когда? В семнадцать лет? Я был ребёнком, Грейнджер. — Малфою тоже не занимать уверенности. Он встаёт, и воздух в комнате наэлектризовывается. Взгляд такой же холодный, как свет, источаемый светильником. Хочется, чтобы рядом появился камин или хотя бы свеча — разбавить теплом эту чёрно-бело-синюю картину. — Откуда ты знаешь, на что я способен спустя восемь лет?              Говорить с Малфоем психологически тяжело. Первые три года после воины Гермиона болезненно много думала о произошедшем, и как ни странно, для Малфоя у неё находились оправдания. Она прекрасно понимала, почему Гарри рисковал ради него жизнью, находясь буквально в объятиях языков адского пламени. И отлично помнила, как сам Малфой тянул время в поместье своих родителей. Позитивных чувств Малфой не вызывал, но и ненавидеть его было нельзя.              — Ты прав, — Гермиона заставляет себя выдавливать слова, — я не знаю, как сильно ты изменился за эти восемь лет, но знаю, что Адамс не такой дурак, чтобы подпускать к себе человека, реально способного его убить. И если он действительно поверил в твою тягу к науке, то значит попросту тебя не боится.              Малфой смеётся.              — Всё-таки немного боится, раз напал первым.              — И что будем делать?              — Ждать, — Малфой прикрывает глаза. — Что мы ещё можем сделать? Это явно лишь первая часть атаки.              — Замечательно. — Гермиона жалеет, что стул только один. Ноги начинают уставать. — Меня втянули в дурацкие разборки! Клянусь, когда выберусь отсюда, вам обоим мало не покажется!              — Кстати о разборках, — Гермиона отмечает типичную чёрту Малфоев — манерно растягивать слова. В своём окружении она сто лет не слышала подобного и, конечно, не скучала. Однако это было таким… знакомым. Какой-то призрак прошлой жизни. Более безобидный призрак, чем смех, похожий на смех безумной Беллатрисы. — Ты уже нажаловалась Поттеру на Адамса?              У Гермионы расширяются глаза, и от удивления она не может быстро совладать с эмоциями.              — Брось, Грейнджер, это логичный ход, и только тупица тебя осудит. А я не тупица, всё-таки они учатся на Пуффендуе.              — Это стереотип, — бормочет Гермиона, сама понимая, что недавним высказыванием вырыла себе яму. Но она ведь имела ввиду совсем другое!              — Стереотипы очень влияют на нашу жизнь, нам ли с тобой этого не знать. — В глазах Малфоя появляется что-то настоящее. Это почти боль, почти смирение, почти раскаяние. Гермиона видит перед собой мальчика, которому все пророчили блестящие будущее, и который положил это будущее на алтарь неуемных отцовских амбиций. Кто бы мог подумать, что Малфой станет изгоем? Искалеченным ребёнком войны, таким же как и дети «другой стороны».              Эти мысли настолько остро отзываются, потому что Гермиона отлично понимает, что значит «нам ли с тобой не знать». Некогда блестящая ученица Хогвартса и юная героиня войны сейчас вынуждена обращаться за помощью к своему бывшему лучшему другу, потому что сама ничего не может сделать.              Определённо, сейчас у Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя как никогда много общего.              Разумеется, это не повод запирать их в одной комнате.                     Знать, что за тобой следят — одна из самых жестоких пыток. Гермиона могла бы сравнить это с медленным отпиливанием конечностей. Да, физической боли не было, но психологическая разъедала душу соляной кислотой. Самым страшным являлось то, что границ слежки Гермиона не знала. Дом под наблюдением, это ясно, но как это наблюдение осуществляется? Слышат ли их? Видят ли? Кто знает, какими средствами располагает Отдел таин? Ещё одним большим вопросом было то, следят ли за ними у пещеры Кресвэлл-Крэгс? Как она вообще охраняется?              Гермиона буквально проклинала себя за то, что не расспросила обо всём поподробнее, когда была возможность. Столько упущений в разговоре с Палман, которые она совершила из-за чрезмерной эмоциональности!              И всё-таки Гермиона почему-то считала, что возле пещер лишних ушей меньше. Она и Леголас уже собирались трансгрессировать в Крэсвел-Крэгс, когда Гермиона решилась на ещё один рискованый шаг.              — На улице довольно холодно, не будете ли вы возражать, если я возьму шарф?              Леголас пожал плечами, отпуская Гермиону в спальню, где она медленно, стараясь не спешить, полезла в шкаф.              От разыгрываемого ею цирка становилось тошно. Мало того, что Гермиона отлично понимала уровень своих невеликих актёрских способностей, так ещё и не была до конца уверена, имеет ли спектакль смысл. По сути скрываться и изображать шпионов необходимости почти не было. Палман — сотрудник Министерства, и… И всё было бы замечательно, если бы не проклятая интуиция, которая не просто подавала тревожные звоночки, а изо всех сил била в колокол.              Гермиона забрала шарф и надеялась от всей души, что если её сейчас видят, то не заметят в сжатых пальцах ещё одной вещи.              — Я готова трансгрессировать, — сообщила Гермиона, возвращаясь к Леголасу.              Если того и смущало происходящее, то он это мастерски скрывал. Вздохнув, Гермиона взяла эльфа за руку и начала перемещение.              Думать, когда тебя со всех сторон сдавливает искажающееся пространство, невозможно, но Гермиона была благодарна своему телу за рефлекс — когда трансгрессия закончилась, она инстинктивно подалась вперёд. Теперь оставалось только чуть-чуть завалиться на Леголаса, который её тут же подхватил.              — Что случилось? — недоумение в его голосе было совершенно искренним.              Гермиона с колотящимся сердцем коснулась его руки, заставляя незаметно взять маленькую брошь в виде ветки сирени. Брошь больно оцарапала пальцы, покидая Гермиону.              — Мне что-то нехорошо… Трансгрессия прошла не совсем удачно, чуть не случился расщеп… Я… Мне надо немного восстановиться, прежде чем снова перемещаться.              Взгляд Леголаса стал внимательным и цепким. Теперь он понимал, что у Гермионы была цель, и она ещё не достигнута.              Он снял свой плащ и бросил его прямо на землю, помогая Гермионе присесть. Та поймала себя на мысли, что чересчур сильно сжимает его руку, но это было нервное.              — Мне скоро станет лучше. Признаться, я не люблю этот способ перемещения, мне гораздо больше нравятся порталы. Я их просто обожаю! Жаль, что порталы нельзя изготавливать самостоятельно, но у меня есть подарок от моей знакомой из Портального управления, совершенно необычная вещь! С его помощью можно легко переместиться в любое место, где находится хозяин портала. Занятно, правда? Необыкновенный уровень магии: просто отдаёте эту вещь кому-то, с кем хотите быть на связи, и вот вы уже не потеряетесь, что бы не случилось. Думаю, это вещицу можно продать за хорошенькую сумму.              — Несомненно.              Гермиона чувствовала себя полной дурой, но ей казалось, что игра правдоподобна. Для приличия она посидела ещё несколько минут, а потом поднялась.              — Мне стало лучше, головокружение прошло. Думаю, я готова вернуться домой.              — Будь осторожна.              Гермиона заметила, что по лицу Леголаса пробежали тени, прежде чем он направился к пещере.              И всё-таки, почему она не спросила Палман, как маги охраняют разлом?!              Не желая оставаться одной в неприятных осенних сумерках, Гермиона трансгрессировала.              Дома приятнее не стало. Сейчас Гермиона и вправду почувствовала головокружение, но в этом был виноват голод. Понимая, что есть всё-таки надо, Гермиона принялась готовить для себя нехитрую трапезу. Она бросила на сковороду сосиски, и они зашипели, брызгая маслом. О вредности подобной пищи сожалеть было неуместно, и Гермиона заварив себе чай, села за стол.              Как ни странно, ей стало легче. Разделив с Леголасом тяжёлую ношу свалившейся на неё информации, она вздохнула глубже. Конечно, страх никуда не ушёл, но пропало чувство острого одиночества.              Так, стоп.              Гермиона громко стукнула кружкой по столу. Она забывается! Леголас никакой ей не друг, и даже союзником его можно назвать с огромной натяжкой. Он сын короля, и тот, на кого отец повесил нелёгкое дело. Однако же Леголас согласился возиться с ней, что говорит о преданности отцу. И эта преданность в какой-то момент может обернуться против самой Гермионы.              Она вообще не понимала, почему так быстро доверилась эльфу, почему не рассматривает его как злодея или врага. Он был необыкновенным. Гермиона признавала это без всякого романтического подтекста, ведь ей никогда не доводилось встречаться с кем-то настолько другим. Ему больше двух тысяч лет, он принц целого королевства, судя по всему очень мудрый и рассудительный. Есть чему удивляться, особенно если так долго круг собственного общения не расширялся.              Гермиона снова испытала злость на саму себя. Она просто слишком долго была одна, вот и неадекватно реагирует на любое новое лицо, появившейся в жизни. Иронично, учитывая, что вскоре она выйдет замуж.              Это утверждение в мыслях звучало почти свершившимся фактом. Неизвестность пугала, но оставаться в той точке, где она находилась сейчас, Гермиона не могла. Сказанное доктору Браун на первом приёме: «Я хочу изменить свою жизнь, » — было чистейшей правдой. Отсутствовал только ресурс, а сейчас он как-будто появился. Гермиона не любила плыть по течению, считая это уделом слабых, но и с борьбой пока можно повременить. Быть может, что-то получится дельное…              Чужой мир манил и притягивал. В душе зарождалось давно забытое чувство — интерес. Настоящий, живой, яркий… Почти такой же, как при первой встрече с Хогвартсом. Теперь Гермиона уже жалела о том, что расспросила Леголаса о Средиземье так мало.              Стоило признать страшное: на двадцать восьмом году жизни Гермиона Грейнджер разучилась задавать вопросы. Гермиона Грейнджер из прошлого не смогла бы оправиться от шока.              Закончив есть, Гермиона вернулась в гостиную. Радоваться были нечему, но на сердце на полградуса потеплело. Она навела порядок, и села разбирать почту.       Ничего интересного не было, и от нечего делать взгляд зацепился за заметку в «Ежедневном пророке».              

Французы страдают от неизвестной болезни! Долгое время Министерство магии этой несчастной страны скрывало правду, но теперь она выплыла наружу: волшебники теряют магические способности, по сути становясь сквибами! Навсегда или временно — пока неясно. Чего ждать дальше? Нужно ли британцам бояться за свою магию? Специальный корреспондент Рита Скиттер подготовила для вас развёрнутую статью, в которой изложила точки зрения именитых учёных. Не пропустите следующий выпуск! А пока настоятельно рекомендуем Вам не покидать пределы страны и печатаем обновлённый рецепт успокоительного зелья на странице 3.

             Неужели пострадало так много волшебников? Гермиона отложила газету в сторону, пытаясь сохранять спокойствие. Информация не была для неё новой, но теперь происходящее казалось таким реальным, что стало по-настоящему страшно. Министерство наверняка стоит на ушах, и казалось неправильным, что она, знающая всю правду, молчит.              Хотя если подумать, то есть и те, кто знает побольше Гермионы… Обязательно надо поговорить с Гарри. Глупо не попробовать, особенно если дело затронуло Министерство.              Раздался стук в дверь, и Гермиона на мгновение подумала, что её мысли читают. Сердце забилось быстрее, и она сжала палочку, продвигаясь к двери.              Версий того, кто стучится к ней в дверь, было так много, что мысли лихорадочно скакали.              Продолжая сжимать палочку до побелевших костяшек, Гермиона вышла в прихожую. Стук повторился, теперь уже более настойчиво. Затеплилась надежда, что Гарри каким-то чудом почувствовал её состояние и решил навестить. Или вообще обнаружил связь всей этой истории с ней. Как бы это упростило жизнь!              Надежда разбилась вдребезги, когда Гермиона заглянула в боковое окно прихожей. На крыльце стоял мужчина в бежевом плаще, немного выше Гарри и уже в плечах. Словно ожидая, что она посмотрит, незнакомец обернулся, и Гермиона встретилась с ним взглядом. Это был Даниэль Дюбуа — француз из свиты Палман.              Гермиона на мгновение расслабилась, ведь таинственный гость оказался ей знаком, но тут же собралась: вряд ли его приход сулит что-то хорошее. Хотя, может, он хочет сообщить о дальнейших действиях? Леголас сказал, что встреча с его отцом состоится тогда, когда Министерство даст добро, а окончательное перемещение Гермионы будет возможно ещё чуть позже.              Как бы то ни было, Гермиона решила держать ухо востро. Она открыла дверь и смерила француза внимательным взглядом. Где его палочка? Обе руки были на виду, и это успокаивало.              — Чем обязана?              Дюбуа также осмотрел её с ног до головы, отлично видя, что Гермиона вооружена. Но кажется, это не произвело на него должного впечатления.              — Мы можем поговорить, мисс Грейнджер?              Гермиона пожала плечами.              — Что велела передать Палман? Я слушаю.              Дюбуа прошёл внутрь и остановился в центре прихожей.              — Разговор как раз будет о ней.              — Ооо… — Гермиона удивилась, но постаралась сильно виду не подавать. Последний раз разговор с Малфоем в тайне от Палман принёс ей немаленькую головную боль.              — Не считаете ли вы некорректным обсуждать начальство?              Дюбуа дёрнул плечом.              — Она мне не начальник. — Его глаза впились в Гермиону. — Она вообще не понимает, что происходит! Она и Уильямс пострадали от разломов меньше, чем я!              Гермиона зацепилась за этот кусочек информации, посчитав, что нужно видеть картину со всеми её красками. В памяти тут же всплыла заметка из «Ежедневного пророка». Неужели Дюбуа…              — Вы лишились магии? — Выпалила Гермиона на удачу. Конечно, отсутствие палочки в его руках было лишь косвенным доказательством, но слишком многое складывалась.              — Нет, к счастью, я был далеко от самого разлома. — Дюбуа достал из кармана волшебную палочку с рукояткой из белого дерева. — Однако моим родителям повезло меньше.              Гермиона отвела глаза. Тему родителей, после гибели своих, она старалась не поднимать.              — Сочувствую. Быть может, магия вернётся к ним, никто ведь не знает, что…              — К матери может и вернётся. — Дюбуа перебил её, делая полшага навстречу. — А вот отец повесился, когда понял, что больше не может колдовать.              Гермиона не знала, что ответить, а Дюбуа продолжал:              — Мои родители — оба маглорожденные. И я думал, что этот факт поможет им легче всё воспринять. Я ошибался. Мисс Грейнджер, представьте себе, что вы бы не смогли колдовать?              Зачем был задан этот вопрос, Гермиона не понимала. Он всколыхнул нечто неприятное — то, что Гермиона предпочла засунуть в сундук своей памяти и не доставать. Она однажды уже утратила на недолгое время способность к магии — из-за препаратов, которые маглы называют антидепрессантами. Именно поэтому она отказалась от предложения доктора Браун лечиться ими. Они странно влияли на её магию, а магия — единственное, что осталось у Гермионы.              — Я вам сочувствую, — снова повторила она. — Но к чему весь этот разговор?              — К тому, что мне нужна ваша помощь. Но говорить у вас дома нельзя. За домом следят, и пока это должен делать я, но к середине ночи всё изменится. — Дюбуа протянул руку. — Я остановился в Лондоне, мы можем переместиться в мою квартиру. Дело очень важное, оно касается моих родителей и Палман, поэтому…              — Стоп-стоп-стоп! — Гермиона отшатнулась. — Я никуда с вами не отправлюсь, либо говорим здесь, либо уходите! Иначе я сама покину дом, и найду как оправдаться перед Палман, сказав, что вы вломились ко мне!              — Палман исчезла.              Сказанное так ошарашило Гермиону, что она потеряла бдительность и не успела среагировать, когда Дюбуа крепко схватил её за пояс, прижимая к себе.              Уши заложило, и своего крика Гермиона уже не слышала, сдавлеваемая со всех сторон и вынужденная следовать за похитителем сквозь пространство.              Когда перемещение закончилось, Экспелиармуса не потребовалось — Дюбуа резким ударом выбил у неё палочку из рук, и она откатилась куда-то в сторону. Следующий шаг, предпринятый им, делал Гермиону абсолютно беззащитной — Дюбуа наложил антитрансгрессионные чары.              — Почему?! — Гермиону сковывал страх, но она действительно не понимала, что происходит. — Что происходит?!              — Я хочу просто поговорить! — Дюбуа расщепило, и его правое плечо было перепачкано в крови. Здоровой рукой он зажимал рану, а пальцы покалеченной сжимали волшебную палочку, нацеленную на Гермиону. — Подними руки!              Гермиона подчинилась, прекрасно понимая, что дело не в желании поговорить. Дюбуа явно спятил! Быть может, он ведёт себя так из-за произошедшего с родителями? Но причём тут Гермиона? Или же он считает её виновной в исчезновении Палман?              — Что происходит?! — Гермиона лихорадочно озиралась по сторонам: они находились в обыкновенной магловской квартире, и ничего необычного в ней не было.              — Сейчас поймёшь. Ему надо с тобой поговорить.              — Ему?!              Дверь за спиной Гермионы отворилась, и она обернулась, игнорируя направляемую в затылок палочку.              Из глубины второй комнаты на Гермиону глядел седовласый старик в тёмно-сером, почти чёрном балахоне. Он поднялся, и Гермиона едва не пришлось задрать голову — старик был высок и на вид очень крепок.              — Не стоит бояться меня, дитя. — Его голос тянулся, как мёд, а слова будто оставляли след в воздухе. Старик опирался на посох, но было не похоже, что тот нужен ему для передвижения. — Что случилось, ты ранила моего помощника? — Он заигрывал с Гермионой, будто она была несмысшлённым котёнком. В то же время его взгляд скользнул по Дюбуа без капли сочувствия.              — Меня расщепило из-за внезапной трансгрессии. — Гермиона не видела, но ей показалось, что Дюбуа отступил на шаг.              — Что здесь происходит?! — Гермиона третий раз выкрикнула этот вопрос, соображая, что делать. Нужно всеми правдами и неправдами вернуть палочку!              — Просто знакомство, дитя. — Старик подошёл к Гермионе почти вплотную, и теперь ей всё-таки пришлось поднять голову, иначе она бы упёрлась взглядом ему в грудь. — Видишь ли, до меня дошли сведения о необыкновенно сильной волшебнице, захотелось познакомиться с ней лично.              — Кто вы такой? — Гермиона почти шептала, но заставляла себя говорить уверенно и твёрдо. Голос незнакомца что-то делал с ней, будто лишал силы воли, и приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы оставаться в здравом уме.              — Владыка Саруман. Из Средиземья.              Гермиона вздрогнула, но по какой-то причине отойти не смогла. Так значит вот кто проник из Средиземья в их мир… Вот кого боялась Палман… Неожиданно чётко Гермиона поняла, что волшебницы больше нет в живых. Жив ли Уильямс? Или он такой же предатель, как Дюбуа?              Думать становилось невыносимо тяжело, сознание будто заволакивало туманом.              — Видишь, Гермиона, слава о тебе достигла и моих ушей. Меня, как высшее существо Арды, беспокоят разломы…              — Не стоит, ведь есть способ их ликвидировать. — Гермионе не хотелось, чтобы он говорил. Не хотелось попадать под его гипноз — кем бы Саруман ни был, он точно им обладал.              — Верно, есть. — Саруман усмехнулся, и Гермиона испытала сильнейший приступ страха, когда его глаза скользнули по ней. — Сын эльфа и волшебницы станет тем, кто сможет контролировать разломы. Будет обладать невероятной силой и могуществом. Вот только эльфы… — Саруман сверкнул глазами. — Ты родишь наследника для меня.              Гермиона выдохнула, ощущая невероятную слабость. Комната плыла перед глазами, а лицо Сарумана стало похоже не землистого цвета пятно. Не в силах стоять на ногах, Гермиона отошла к стене, но не смогла удержаться и сползла по ней на пол. Посох старика был направлен прямо на неё, а камень, вставленный в его наконечник, мерцал серебристым светом.              — У тебя есть выбор, — с пола Саруман казался просто огромным. — Стать владычицей вместе со мной, или же… — Нога, обутая в кожаный сапог опустилась прямо на горло.              Прежде, чем Гермиона потеряла сознание, она успела выдавить:              — Зачем тебе сын…