— Давно не виделись, Кэйа.
Внезапно произнёс блондин, смотря с каким-то облегчением и радостью, но в глазах также читалась грусть, которая была не понятна рыцарю. Он в принципе не понимал, что хранитель забыл в Мондштадте сейчас. Не могло же будущее измениться настолько? Хотя, учитывая всё произошедшее за последние несколько дней, после убийства дракона, Кэйа бы не удивился такому, но всё же появление Дайна сейчас — уже слишком даже для Альбериха. Он попросту не успевает за развитием событий и хочет передохнуть хоть немного, иначе начнёт сходить с ума. Однако, такой роскоши, как передышка, ему не предоставили.
— Дайнслейф, но как ты можешь меня помнить?.. Что ты тут делаешь? Не помню, чтобы ты появлялся в Мондштадте в это время, — Кэйа похлопал ресницами, когда к нему подошли ближе.
Как ни странно, но Дайн был именно таким, каким Альберих его запомнил в последний день своей прошлой жизни. Даже тот же самый чёрный костюм. Или же он просто не меняется независимо от времени? Хотя Кэйа не знает точный возраст своего друга, но ему явно намного больше, чем обыкновенным людям.
— Кэйа, мы можем где-нибудь поговорить без посторонних глаз? — хранитель немного осмотрелся по сторонам, отметив, как на них пялятся прохожие.
Что ж, это было совершенно не удивительно, ведь Дайн тут появился впервые, а Кэйа довольно известная личность, ведь является приёмным сыном владельца винной индустрии. К тому же, они оба обладают довольно экзотичной для этой местности внешностью и сильно выделяются, особенно глазами.
— Да, конечно. Пойдём, я знаю одно относительно тихое место, — юноша кивнул и повел друга за собой.
Идти пришлось недолго, ведь рыцарь привёл хранителя в таверну «Кошкин Хвост». Заплатив за отдельную комнату, они прошли туда, не забыв заказать перед этим напитки. Выбор пал на это заведение, так как тут им никто не помешает, и работники отца не будут задавать лишних вопросов или доносить Крепусу на странные знакомства приёмного сына. Да ещё и была вероятность того, что и сам хозяин винокурни может туда неожиданно нагрянуть, а это ещё хуже. В «Хорошем охотнике» на них продолжили бы пялиться, и любители сплетен точно что-то новое напридумывали бы. А за город идти просто не хотелось, несмотря на то что у Кэйи были мысли о зачистке лагерей.
За столом царило молчание. Тишина нарушалась лишь мирным тиканьем часов и приглушёнными голосами других посетителей. Каждый думал о своём: Кэйа размышлял на тему того, откуда тут взялся Дайнслейф и для чего в этот раз появился в Мондштадте, ведь сейчас слишком рано, а если учесть, как меняется будущее, то нельзя сказать точно — появился бы вообще в этот раз хранитель или нет. Нет, Альберих, несомненно, рад видеть старого друга, но отчего-то на душе стало тревожно. Хотя это состояние его почти не отпускало с самого момента возвращения. Второй же подбирал слова для разговора, ведь в данной ситуации как никогда важно чётко и ясно объяснить всё происходящее, да и сама тема довольно тяжёлая.
Обстановку немного разрядили принесённые напитки. Рыцарю хотелось бы выпить вина, а лучше — любимую «Полуденную смерть», приготовленную Дилюком, но он пока ещё несовершеннолетний и никто ему не позволит этого сделать. Ещё полгода придётся терпеть или выпивать тайком от отца. Хотя в Инадзуме за ним никто особо следить не будет, так что…
— Так что ты делаешь в Мондштадте? — Кэйа нарушил молчание первым, поставив стакан с яблочным соком на стол. Слишком уж тишина затянулась, а задумчивое лицо хранителя напрягало. — Получается, ты помнишь меня?
— А почему я не должен помнить своего друга? — блондин наклонил голову в бок. — Думаю, ты уже понял, что я тот Дайнслейф, которого ты знаешь.
— О… Так моё предположение всё же верное и ты тоже вернулся в прошлое? — мысль была весьма интересной для Дайнслейфа, но он отрицательно качнул головой.
— Нет. И ты не совсем в прошлом, — каэнриец поспешил пояснить, глядя на немой вопрос, застывший на чужом лице, но сначала всё же решил задать свой, так как после этого будет проще перейти к нужной теме. — Ты же помнишь, что с тобой случилось?
— Ты о том, что я умер? Да, я чётко помню это, — синеволосый кивнул и отвёл взгляд, так как эти воспоминания отдавали неприятной горечью, но дальнейшее заставило его вздрогнуть.
— Ты не умер, Кэйа. Я не знаю, как точно тебе описать то, где мы сейчас находимся, но постараюсь сделать это настолько понятно, насколько смогу, — немного подумав, стуча указательным пальцем по столешнице, Дайнслейф продолжил, тщательно подбирая слова. — Ранее я только слышал о такой «магии» нашей страны, но лично не сталкивался. Как ты знаешь, магия в принципе чужда народу Каэнри’ах, но кое-что наши предки всё-таки создали. Не знаю уж для чего, возможно, чтобы показывать людям, что их жизнь не такая уж и плохая или же чтобы помочь кому-то наоборот обрести счастье.
— Магия в Каэнри’ах? Звучит как сказка, — рыцарь скептично хмыкнул, но приготовился слушать дальше. Дайн никогда ему не врал, поэтому вряд ли бы стал говорить ему что-то, что сам бы не проверил или выдумал, поэтому сомневаться в его словах не приходится.
— Я тоже так подумал, когда нашёл древние свитки и прочитал начертанную там информацию, — хранитель кивнул, соглашаясь с чужими словами. — Там говорилось, что, находясь на грани жизни и смерти, человек, который сильно о чём-то сожалел и страстно желал исправить, попадает в некий мир… Назовём это так, но это не корректно, так как это не совсем реальность. Не та, в которой ты жил до этого. Сначала твоё сознание отправляет человека в тот самый жизненный промежуток и даёт, так сказать, второй шанс. Пойдёт ли он по уже начертанному пути или же что-то изменит — зависит от него самого, — Дайнслейф старался высказываться как можно понятнее, чтобы у собеседника не осталось вопросов, а тот внимательно слушал, не перебивал, поставив локоть на подлокотник и подперев ладонью голову.
Блондин и сам не до конца понимал, как это всё работает, даже исходя из прочитанного в древних свитках. Сложно судить, правда ли это всё написали те, кто утверждал, что побывали в прошлом и даже меняли его, выбирая вернуться к привычной жизни. Это всё можно спокойно списать на обычные сны, но сознание человека — воистину великая вещь, которая способна на невообразимое, и никому неизвестны его пределы. А если туда добавить магию и алхимию… В общем, оставалось лишь гадать и строить предположения, что из написанного — правда, а что — ложь. Тем более, свиткам более пяти сотен лет и уже давно нет тех, кто мог бы разъяснить написанную там информацию. Даже для человека, что прошёл через века и видел очень многое, такое выглядит слишком нереальным и выдуманным. Однако, смотря сейчас на юного Альбериха, можно было с уверенностью сказать — да, что-то из того действительно правда и такое случалось и раньше, а значит есть возможность вернуть Кэйю.
— Если верить написанному, чтобы вытащить человека из комы, использовался древний ритуал. С его помощью соединяли сознания двух людей, чтобы второго отправить на поиски заблудившейся души. Отправляли кого-то, кого тот хорошо знал и в чьих словах не стал бы сомневаться, — хранитель продолжал, а молодой рыцарь хранил молчание. Несмотря на внешние изменения, в нём легко узнавался тот капитан кавалерии, которого знал блондин. Узнавался даже по одним лишь взглядам. Значит он не забыл себя и не отбросил своё настоящее «Я». — Он объяснял и напоминал человеку, который находился в коме, что случилось и где он сейчас. После предоставлялся выбор — вернуться в своё тело или же остаться в исправленном мире. Как я понял, если выбирался второй вариант, то это что-то вроде параллельной вселенной… Не знаю, это уже действительно сложно объяснить, если сам никогда не проходил через такое и не делал подобный выбор. Да и никто бы об этом не смог поведать, ведь они уже не возвращались, — блондин ненадолго замолчал, обдумывая, ничего ли не упустил в своём рассказе и что стоит ещё добавить.
— А если… Если человек выбирал остаться, что случалось с ним там, где он впал в кому? — рыцарь понимал, на что намекал ему друг и догадывался, каким будет ответ на вопрос, но поверить во всё сказанное всё равно было тяжело. Даже для их мира подобное уже чересчур.
— Тело умирало, и он навсегда оставался в исправленном им мире, — мрачно пояснил хранитель.
— То есть, ты хочешь сказать, что после того ранения, я впал в кому, а не умер? — в ответ Альбериху согласно кивнули. Но была ещё одна деталь, которую он не понимал и не состыковывалась с рассказом. — Хах… Хорошо, допустим. Если это сон, то откуда тут Архонты и мой Глаз Бога?
— Архонтов тут нет, Кэйа, — Дайн уверенно покачал головой. — Глаз Бога, я полагаю, у тебя появился из-за связи твоей души с ним. Здесь и там время идёт по-разному, поэтому мне сложно судить, когда именно он у тебя появился, но был один момент, когда ты начал задыхаться, а температура твоего тела резко повысилась. Мастер Дилюк тогда очень сильно запаниковал и вложил его в твою ладонь, надеясь, что это поможет, ведь он сам тебе помочь никак не мог.
— А? Задыхаться? Гореть? — Альберих похлопал ресницами. На ум приходил лишь момент, когда он сражался с драконом и их чуть не сожгли заживо. Но разве могло что-то подобное отразиться на нём там?
— Да, именно. Однако, после этого твоя стихия стала выходить из-под контроля, и ты стал замерзать, как и всё вокруг, — взгляд Дайнслейфа устремился в никуда, и он никак не отреагировал на махающего рукой перед его лицом Кэйю, погрузившись в воспоминания того дня.
— Дайнслейф, что происходит? — на хранителя уставились алые глаза винодела, в которых плескалась растерянность и страх, вызванные непониманием происходящего.
Только что Кэйа спокойно лежал, как и все эти дни, как вдруг у него настолько поднялась температура, что возникло ощущение, что он побывал у корней пиро-орхидеи. Надеясь вернуть его в нормальное состояние, Рагнвиндр вложил в руку кавалериста его Глаз Бога, как стоило этому произойти, так стихия разбушевалась.
Крио Глаз Бога опасно замерцал, оказавшись в родной руке, которая неожиданно сильно сжала его, словно рыцарь почувствовал это. Дыхание Альбериха сбилось. На лице, что хранил безмятежность уже столько времени, отразилась гримаса боли, а по вискам стекал холодный пот. Температура в комнате стала стремительно падать и в воздухе закружились сверкающие снежинки, а смуглые пальцы покрылись инеем.
Дилюк широко распахнул глаза, понимая к чему всё идёт. Такого исхода он совершенно не ожидал и не знал, что именно стоит делать кроме того, что он должен защитить подчинённых, которые находятся в доме.
— Дайн, выйди и не пускай никого на второй этаж! — Рагнвиндр попытался вырвать у Кэйи Глаз Бога, но тот вцепился в него мёртвой хваткой, словно и не находился без сознания.
— Тебе тоже нужно уходить, он не стабилен! Вся комната может превратиться в Драконий хребет, и ты вместе с Кэйей! — хранитель вытолкнул вошедшую в комнату Аделинду, которая даже слова не успела вставить, шокировано смотря на снежную бурю в комнате.
— Я его не оставлю! Закрой дверь и никого не пускай! — бросив попытки забрать дар Архонта, Дилюк забрался на кровать с ногами и прижал к себе замерзающего капитана, обнимая двумя руками.
Пиро бурлило в крови и не давало замёрзнуть в творившемся хаосе. Пламя топило лёд, который едва успевал появляться на смуглой коже. Непонятно каким образом, но Кэйа воспользовался стихией и теперь она бушевала, раня бледную кожу остроконечными снежинками, кружащимися в своеобразном вальсе, будучи подхваченными непонятно откуда взявшимся ветром.
Дайнслейф хотел оттащить молодого господина от Альбериха, что сейчас представлял нешуточную угрозу, и увести в безопасное место, но понимал, что ничего не выйдет и тот скорее его самого убьёт, чем бросит рыцаря ради собственной безопасности. А видя небольшие языки пламени на руках хозяина винокурни, которыми он сжимал руки Кэйи, приходило и понимание того, что сейчас Рагнвиндр единственный, кто сможет защитить Кэйю от его собственной стихии и не дать превратиться в айсберг. Пламя не причиняло никакого вреда ни одному из них, но надёжно защищало от лютого холода.
Закрывая дверь, хранитель навсегда сохранил в памяти картину, горящего словно феникс Рагнвиндра, что крепко прижимал к себе замерзающего капитана кавалерии, не давая вьюге хоть как-то коснуться их.
— Он тогда пару дней совсем не отходил от тебя, согревая своим теплом, пока твоя стихия окончательно не успокоилась, — вынырнув из воспоминаний, продолжил блондин, хоть перед глазами всё ещё стояла та картина.
Кэйа не мог не понять. Это действительно был тот момент, когда он использовал стихию в сражении с драконом, и после едва не закоченел насмерть.
«Получается, это Дилюк отогревал меня всё то время. Настоящий Дилюк, а не иллюзия. Без него я бы действительно умер… А он как всегда совершенно о себе не думает»
— Хорошо. Это я понял. Однако как ты узнал, что я не умер? Я чётко помню, как ты по моей просьбе спасал Дилюка, — Альберих постарался сосредоточиться на интересующих его вопросах и не отвлекаться на посторонние мысли.
— У мастера Дилюка даже с ранением нашлось достаточно сил, чтобы вырваться и вернуться к тебе, — от воспоминаний у блондина аж спина заныла в месте, где винодел его ударил.
Кэйа же замер, поражённо смотря на хранителя, не веря своим собственным ушам. Даже решил прочистить их, что и сделал, но вздернутая вверх бровь собеседника убедила в том, что это не слуховая галлюцинация.
«Архонты, мне не послышалось и Дилюк действительно вернулся за мной, наплевав на собственную безопасность и рану? Хотя Дайнслейф никогда не врёт и его страдальческий взгляд, будто он вспомнил про момент удара, подтверждал слова. Да и если подумать, Дилюк действительно мог выкинуть что-то подобное, ведь ненавидит, когда тому указывают и тем более ненавидит сбегать с поля боя, бросая товарищей, а там получилось комбо. К тому же это ещё и я сделал…» — Альберих покачал головой. Сердце снова болезненно сжалось. Каким же он был дураком. Это надо же столько не замечать и проходить через подобное, чтобы увидеть то, что всегда находилось на самой поверхности.
— Что за безрассудный идиот… — тихо выдохнул крио-маг, закусив губу. Возвращается и спасает его, затем снова рискует собой, справляясь с его стихией и не давая замёрзнуть, хотя и сам мог последовать за Кэйей.
— В этом вы с ним очень похожи, — улыбка коснулась губ Дайна, что само по себе являлось огромной редкостью. — Кэйа, позволь узнать, что ты настолько сильно желал исправить?
— Отец… Спасти отца, — синеволосый подтвердил слова, что говорил Рагнвиндр, и хранитель в который раз отметил, что эти двое знают друг друга как облупленных, но продолжают разыгрывать никому ненужный спектакль. — И знаешь, я его спас, вот только Дилюк… Он совсем не такой, каким он стал тогда. Я не понимаю почему…
— Кэйа, наши характеры куются в разных жизненных ситуациях и, если что-то поменять — изменится и характер. Молодой Рагнвиндр стал тем, кто он есть, только из-за смерти отца. Им больше не двигало желание исполнить мечту родителя и быть достойным рыцарем. Он сам избрал свой путь, пусть очень тернистый и сложный. Пережив столько трудностей и не единожды побывав на грани смерти, буквально балансируя на лезвии ножа — он стал тем Дилюком, которого ты знаешь и которого хранит твоё сердце, — окончание фразы заставило Альбериха вскинуть голову и уставиться на собеседника, что смотрел неожиданно мягко и понимающе, словно родитель на своё дитя, но он не закончил и продолжил говорить. — Здесь же ты спас Крепуса и этот Дилюк не будет тем, кого ты знаешь. Как изменится его характер и как он теперь будет вести себя — сказать довольно сложно. Когда мы что-то меняем в прошлом, то должны быть готовы заплатить чем-то равноценным, чтобы сохранить равновесие.
— То есть, сохранив жизнь Крепусу, я отдал другого не менее дорогого человека? Пусть он всё ещё рядом со мной, но это уже не совсем он, не тот. Я совсем не понимаю его, я больше не знаю его, — рыцарь посмотрел на мечника напротив, обхватив чашку двумя руками, и тот согласно кивнул. — Есть ещё кое-что, что мне не понятно. Даже если характер Дилюка изменился, он не устроил разборки в кабинете магистра и не покинул орден, так почему он всё равно покидает Мондштадт?
— М? О чём ты говоришь? — хранитель с удивлением вскинул брови вверх.
— По правде говоря, ты довольно вовремя появился, ведь незадолго до нашей встречи я узнал, что мы с Дилюком завтра отбываем в Инадзуму, — взгляд василькового глаза помрачнел, словно небо заволокло тучами. — Магистр отсылает нас, чтобы мы не смогли расследовать нападение на нашу семью.
— Мне кажется, некоторые линии судьбы невозможно изменить, — задумчиво протянул каэнриец, потерев подбородок. — Возможно, молодой Рагнвиндр должен покинуть земли Свободы при любом раскладе, и с этим ты уже точно ничего не сможешь поделать, как бы не старался.
— Ха… Вот как, понятно, — не такого ответа ожидал рыцарь, но тут ничего уже не поделаешь. Однако, была ещё одна вещь, которая интересовала Кэйю, и теперь он мог утолить своё любопытство. — Дайн, скажи, как там Дилюк?
— Если тут есть зеркало, то я лучше покажу, — мужчина стал осматриваться, а после подошёл к искомому, что, к счастью, висело на стене.
— Почему тебе нужно зеркало? — Альберих последовал за ним.
— Во все времена зеркала являлись проводниками между мирами, — мужчина стал чертить символы на непонятном языке, но отдалённо они что-то напоминали Кэйе, что-то забытое. «Каэнрийский» — подкинуло сознание догадку. — Словами это не описать и на некоторые твои вопросы даже я не смогу ответить, Кэйа, поэтому ты должен увидеть своими глазами.
Хранитель зашептал на том же языке непонятное заклинание. Символы загорелись насыщенно-синим. Отражение поплыло, и рыцарь больше не видел в нём Дайна, который сразу после отошёл в сторону и сделал приглашающий жест. Пусть и неуверенно, словно боясь того, что увидит, но синеволосый подошёл, заглядывая. Перед глазами была его собственная комната на винокурне, и он даже сначала подумал, что его друг что-то напутал, ведь она ничем не отличалась от той, в которой он живёт сейчас. Но об обратном говорило то, что он видел там. Точнее кого.
Он видел себя, лежащего на постели без сознания, и выглядел он, мягко говоря, не очень. Один вид побледневшей кожи и впалых щёк уже вгонял в уныние, но это совершенно никак не волновало рыцаря. Его взгляд был прикован к разбитому виноделу, который сидел рядом. Его спина была сильно сгорблена, голова опущена, а руки бережно сжимали его собственную и прижимали ладонь к губам. Из-за растрёпанных волос, небрежно спадающих на лицо, сложно было разглядеть выражение его лица, но Кэйа мог видеть застывшую печаль и боль по криво изогнутым губам, когда тот убирал руки от лица. Под глазами невооружённым взглядом можно разглядеть ужасные синяки, что говорили об отсутствии отдыха.
Весь вид молодого мастера ранил не хуже острых клинков, аж дыхание спирало, а к горлу подкатывал ком. Альберих двумя руками вцепился в раму зеркала до побелевших костяшек. Как же ему хотелось в эту самую секунду пройти сквозь это самое зеркало и оказаться рядом. Обнять, сказать, что с ним всё хорошо и он снова рядом, лишь бы убрать эту боль и больше никогда не видеть дорогого человека в таком состоянии.
— Кэйа, я сегодня прогуливался по настоянию Аделинды, так как она говорит, что мне следует бывать на свежем воздухе, а не сидеть всё время в четырёх стенах, и собрал для тебя букет, — взгляд скользнул вместе со взглядом мастера к столику, на котором стояла ваза с лилией калла и травой-светяшкой. Букет очень напоминал тот, что он сам собрал всего несколько дней назад для Дилюка на день рождения. Голос Рагнвиндра звучал немного хрипло и надломлено, словно тот недавно плакал и слышать такого Дилюка очень больно.
— Знаешь почему я люблю светяшку? — Кэйа зачем-то покачал головой, словно Рагнвиндр по ту сторону зеркальной поверхности мог увидеть это. Он действительно не знал, хоть и задавался вопросом, но никогда не спрашивал об этом напрямую, как бы не съедало любопытство. — Она напоминает мне тебя, Кэйа. Таинственная, прекрасная и такая необычная. Не такая, как все цветы, а ночью светит так ярко, как ни одна звезда на небе. Прямо как ты для меня. Может я многое и не говорю, но я очень хочу это всё сказать, когда ты придёшь в себя. Я так жду тебя. Очень жду твоего возвращения, Кэйа…
— Дилюк… — еле шевеля губами, произнёс Альберих и коснулся поверхности зеркала. Скулёж против воли вырвался из горла, а по щеке скатилась одинокая слеза. — Дилюк, я тут, я жив… Дилюк!
Нарисованные символы медленно потухли, а вместе с ними иссякла магия. Кэйа прижался лбом к зеркалу и прикрыл глаз, что-то неразборчиво шепча.
Дайнслейф стоял в стороне и не трогал парня, ничего не говорил, давая тому время прийти в себя. С его стороны было бы гуманнее просто рассказать, чтобы не ранить так сильно, но это единственный вариант, который покажет Альбериху то, что Рагнвиндр держит в себе и не показывает. Эти упрямцы оба не до конца честны друг с другом, да даже сами с собой в собственных чувствах, так что приходится прибегать к подобным методам.
— Спасибо, что показал, — негромко произнёс Альберих и наконец повернулся к другу. Его глаз покраснел от слёз, но тот уже не плакал, взяв себя в руки. — Наверное, я должен сейчас поехать на винокурню с Дилюком, чтобы собрать вещи.
— Я приду ближе к полуночи, чтобы узнать твой ответ. Надеюсь, тебе хватит времени подумать, — хранитель не стал затрагивать то, что сейчас видел.
— Да… Буду ждать, — рыцарь кивнул и первым покинул комнату, направляясь обратно в штаб.
Он слишком спешно ушёл из кабинета брата, чтобы узнать нужную информацию про отбытие, поэтому вернуться стоит, хотя это сейчас на самом последнем месте в списке желаний Кэйи.
***
Почти всю дорогу до винокурни Кэйа провёл в молчании, уйдя в свои мысли и почти не реагируя на попытки Дилюка разговорить его. Сосредоточиться на реальности стало крайне сложно, хотя он уже совершенно не был уверен, что это вообще можно назвать реальностью. Появление и рассказ Дайна полностью разрушил ту хлипкую уверенность, что имелась у Кэйи и сейчас он находился на распутье, разрываясь между двумя крайне важными для него людьми. Так ещё и времени на раздумья у него в обрез, ведь завтра предстоит уезжать, хотя вот это совершенно точно не то, чего ему не хотелось. Вся его сущность противилась покидать Мондштадт по чужой указке, особенно по указке человека, что подозревает его. Но он магистр и сделать с этим ничего нельзя, к сожалению.
Заговорил он только уже на подъезде к родным территориям с виноградниками, когда смог усмирить бурю в душе.
— Дилюк, скажи, для тебя самое важное сейчас — быть достойным рыцарем, чтобы не разочаровывать отца или же что-то другое? — Альберих смотрел на немного растерянное лицо капитана перед собой, который явно не совсем понимал, к чем клонит собеседник. И он тем более не ожидал подобного вопроса после долгого молчания названного брата.
— Ну да, это для меня главное. А также защита Мондштадта. К чему этот вопрос? Или ты снова хочешь поговорить про уход из ордена, Кэйа? — младший Рагнвиндр наклонил голову в бок, бегая взглядом по чужому лицу и пытаясь найти ответ в эмоциях.
— Нет, не хочу. Даже не буду эту тему поднимать. Просто стало интересно. Уверен, ты станешь самым лучшим рыцарем в ордене, Дилюк, и всё у тебя будет отлично. Хотя отец уже очень гордится тобой, — рыцарь натянул привычную фальшивую улыбку, за которой всегда прятал настоящие эмоции. Этот Дилюк ещё не умеет читать его так, как тот. Это не тот, кого он знает, больше нет, но Кэйа будет бережно хранить в памяти этого улыбчивого и открытого Дилюка, что смотрел с надеждой в каждый грядущий день.
— А? Ты так говоришь, словно собираешься уйти из рыцарей, — алые брови сошлись на переносице. — Кэйа, дело с фатуи не стоит этого. Ты столько трудился не для того, чтобы вот так от всего отказаться!
— Дилюк, ты снова напридумывал того, чего нет. Успокойся, — рыцарь помахал рукой перед лицом и тихо фыркнул, но встрепенулся, стоило повозке прекратить движение. — О, приехали, пора собирать вещи! — Альберих резво выскочил наружу, но замер и повернулся к вышедшему следом капитану. Он открыто улыбнулся брату. — Увидимся завтра, Дилюк! — закинув руки за голову, рыцарь направился в особняк.
***
Boyce Avenue — My immortal
Спустившись в гостиную поздно вечером, Альберих замер на последней ступени, не решаясь сделать и ни шага больше. Он уже принял решение и хотел навсегда запечатлеть в памяти картину, которую больше никогда не сможет увидеть. И от понимания, сердце болезненно сжималось.
Крепус сидел в любимом кресле с книгой перед камином, как делал каждый раз, когда не был загружен работой и имел свободную минутку. Свет от язычков пламени играл на сосредоточенном лице мужчины, что был погружен в сюжет истории и не замечал застывшего неподалёку юношу. Белый жилет лежал сложенный на подлокотнике этого же кресла и на нём лежала чёрная лента, которой обычно старший Рагнвиндр подвязывал свои волосы. Сейчас же они свободно спадали на плечи, делая образ более домашним и таким родным. Всегда серьёзный и собранный мужчина редко показывал эту свою сторону, но которую так любили его сыновья.
— Отец, — Кэйа тихо позвал родителя.
Он хотел запомнить Крепуса именно таким: здоровым, статным мужчиной, которым он всегда был. Его мимические морщинки в уголках глаз от частых улыбок, колючую щетину, которую тот отказывался сбривать, как бы дети не просили раньше. Тёплый родительский взгляд, которым он одарил младшего сына, когда оторвался от чтения. Добрую улыбку, от которой всегда становилось легче и лучше даже в самые плохие дни. И этот жест, когда винодел встаёт и распахивает руки, приглашая в объятия.
И Кэйа срывается с места, ныряя в них, прижимаясь к отцу так сильно, как только мог. В последний раз хотелось ощутить, как эти сильные руки обнимают, защищая от всего мира. В этих объятиях рыцарь всегда чувствовал себя как дома.
Широкая ладонь мягко касается волос и ласково гладит, порой зарываясь в синие пряди. С губ срывается рваный вздох на грани со всхлипом, а прохладные руки сжимают на спине чёрную рубашку.
— Ну-ну, мальчик мой, ты чего? — заботливый тон лишь сильнее ранит, но как же хочется продолжать его слушать. — Я понимаю, что неизвестно, насколько затянется ваша дипломатическая миссия, но однажды мы встретимся вновь. Не стоит так переживать. Мы прощаемся не навсегда.
— Да, мы встретимся однажды… — тихо согласился крио-мечник. Хоть и понимал, что это «однажды» наступит очень и очень нескоро. — Отец, я буду очень скучать, и я хочу сказать спасибо за всё, что ты сделал для меня. Я бесконечно благодарен, что в далёком детстве ты забрал меня и назвал сыном. О таком отце можно только мечтать.
— Ха-ха, я знаю, что не был идеальным отцом, но рад, что ты считаешь меня родным, Кэйа, — мужчина отстранил младшего от себя и сжал его плечи, с улыбкой смотря на растерянное лицо. — Помни, куда бы с Дилюком не занесла вас дорога, вы оба — моя радость и гордость. Передай эти слова и ему, ведь я знаю, что он вряд ли пойдёт прощаться, как ты. Ты же знаешь, какой он гордый и взрослый.
— Отец, я люблю тебя, — синеволосый закусил губу, изо всех сил сдерживаясь. Слишком тяжело и невыносимо прощаться с тем, кого таким трудом спас, но уже должен оставить и вернуться туда, где его не будет. Не будет того, к кому можно прийти и просто поплакать, словно маленький ребёнок, не будет больше этих крепких отцовских объятий и трепания по волосам.
Мечник уверен, что чувствует, как его сердце разрывается в эту самую секунду.
— И я люблю тебя, мой мальчик, — мастер по-отечески поцеловал сына в макушку и это стало для Альбериха последней каплей.
— Кхм… Что ж, пора идти отдыхать, дорога предстоит сложная и дальняя, — улыбка вышла печальной и натянутой, потому рыцарь поспешил уйти наверх в свою комнату, где его должен был ждать Дайн.
Однако, он обнаружился в коридоре и стоял между двумя дверями, странно смотря на Кэйю. В его взгляде рыцарь мог прочитать сожаление и извинения.
— Я попрощался с отцом, — тихо произнёс рыцарь, подойдя к хранителю и не давая тому задать вопрос, сразу давая ответ.
— Попрощался?.. — вина во взгляде синих глаз сменилась удивлением, ведь он не ожидал, что его друг уже сделал выбор, даже особо не размышляя. Сложно даже представить, что творится в душе молодого человека, который отказывается от живого отца в этом мире, чтобы вернуться туда, где его давно нет. — А как же молодой Рагнвиндр и Аделинда? Не будешь прощаться с ними?
— Не вижу смысла прощаться с теми, кого я совсем скоро увижу вновь, а вот отец… — улыбка на губах крио-мечника вышла натянутой, отдающей печалью. — Жаль, что всё, что я тут сделал, оказалось напрасно.
— Разве? Кэйа, ты действительно ничего важного не вынес из всего произошедшего? — в ответ Кэйа по-птичьи наклонил голову в бок, смотря на вздохнувшего Дайна. — Разве не ты говорил, что этот Дилюк не такой? Ты разве не стал лучше понимать действия осиротевшего мастера и его уезд из Мондштадта? Разве всё это не помогло тебе разобраться в себе и своих чувствах, понять, что для тебя действительно важно?
Кэйа распахнул глаз, ведь Дайнслейф всё верно говорит, и он сам это уже осознавал до встречи с ним, но почему-то сейчас, когда ему это говорит кто-то, это звучит как прописная истина, что лежала на поверхности.
— Кэйа, есть в мире вещи, которые лучше не менять, как бы нам этого не хотелось, ведь цена может быть намного больше и хуже, — блондин положил руку на плечо понурившего голову юноше. — Да, Крепуса Рагнвиндра ты здесь спас, но ответь на один важный вопрос: счастлив ли ты здесь на самом деле?
В ответ было молчание и почти до крови закушенная губа. Вздохнув, хранитель сделал пару шагов назад.
— Кэйа, я здесь не для того, чтобы заставлять тебя и убеждать в чём-то. Ты спросил про Дилюка, и я подумал, что лучше будет тебе показать, что на самом деле чувствует молодой Рагнвиндр, что он не показывает на людях, — Дайн смотрел спокойно, без нажима. — Ты волен сделать любой выбор. Главное, чтобы ты был счастлив. Если ты захочешь остаться, если тебе тут хорошо — всё в порядке.
— Почему ты так странно стоишь? — Альберих вновь обратил внимание на то, где именно стоит его друг.
— Эти двери — проход в разные миры, — пояснил Дайнслейф. — Одна из них позволит остаться тут. Другая же — вернуться в родной мир.
— Значит, за этой дверью жизнь, где я смог спасти отца, и мы с Дилюком никогда не расставались, — Альберих посмотрел на дверь из тёмного дерева, что ведёт в спальню Дилюка. Затем взгляд скользнул на более светлого оттенка дверь, которая вела в его собственную спальню. — А за этой — мы оба разбиты, до сих пор нормально не поговорили и несём на плечах тяжёлую ношу.
Кэйа сделал несколько шагов к тёмной и уже даже протянул руку, взявшись за ручку. Эта дверь манила его призрачными надеждами на нормальные отношения с Дилюком, отсутствием тяжёлого бремени на плечах и, самое главное, живым отцом, что любит. Но это всё иллюзии. Бремя просто сменилось одно на другое, ведь он всё ещё помнит свою жизнь и никогда не забудет. Поступки этого Дилюка он не понимает и не может смириться с его решениями, а это тоже нельзя назвать нормальными отношениями. Да и неизвестно, как изменится их общение дальше. Только отец…
Вздохнув, рыцарь отдернул руку, так и не повернув ручку.
— Знаешь, как бы тяжело не было, мы с Дилюком никогда по-настоящему не отворачивались друг от друга, — тихо заговорил синеволосый. — Да, тут я спас Крепуса, но это только в моей голове, только мечты. И этими иллюзиями я убиваю другого человека, который и без того настрадался за такую короткую жизнь… Я не готов заплатить столь высокую цену. У него есть только я, а у меня — только он. Я нужен ему также, как он мне.
Не сомневаясь более ни секунды, рыцарь подошёл к светлой двери, открыл её и шагнул в темноту, не видя при этом улыбки облегчения хранителя, который всё это время с замиранием сердца наблюдал за метаниями друга. Чтобы он ни говорил, но он действительно боялся, что Альберих выберет остаться здесь. Но какую же радость чувствует хранитель сейчас, что капитан сделал выбор в пользу того, кто его так отчаянно ждёт.
Что ж, здесь ему делать больше нечего и тоже пора возвращаться.
