***
Прохожие замирали на месте, смотря на вернувшегося в город молодого капитана и потрёпанного Альбериха, который всё ещё был без сознания и находился на одной лошади с аловолосым. Рагнвиндр бережно прижимал рыцаря к себе, часто опуская взгляд на смуглое лицо, каждый раз надеясь увидеть направленный на него взгляд василькового глаза. Но тот никак не приходил в себя. Хотя, дыхание было ровным, и этот факт немного успокаивал. Перешёптывания слышались со всех сторон и становились лишь громче, когда люди оставались позади, но даже так эти голоса раздражали, будто люди не понимали, что их прекрасно слышно. Но капитан только мог хмуриться и продолжать путь, так как самым важным сейчас является добраться до пункта назначения. Однако, мысли никак заткнуть не получалось. Мало будущих сплетен про него и Джинн, так теперь и про Кэйю появятся, мол, отправился на задание, бравируя храбростью, а вернулся без сознания или же, что отправился один из-за ревности. Нелепость какая. Но со сплетнями можно разобраться позже, сейчас больше волновала реакция отца. Рагнвиндр был уверен, что Чарльз уже сообщил ему о пропаже Альбериха. «Что ж, оно и к лучшему, самому не придётся этого делать. Хоть волновать его не было желания, но и скрывать такое нельзя. Может хоть у него получится вбить мозги этому дуралею!» — кавалерист недовольно фыркнул. И хоть он и раздражён, но волнение перекрывало абсолютно все чувства. Наконец добравшись до собора, Рагнвиндр слез с жеребца и осторожно снял Кэйю, поспешив внутрь, где его уже ждали сёстры. Они практически сразу забрали пострадавшего на осмотр, а капитану сказали пока ждать, когда того позовут. Всё напряжение, которое он сдерживал, навалилось разом и придавило, словно огромный валун камня. Дилюк чуть ли не рухнул на скамью, поставил локти на колени и закрыл лицо ладонями, судорожно выдыхая. Руки дрожали, а слёзы подступали к глазам. Он всё же не успел и опоздал. Младший Рагнвиндр чувствовал вину и ответственность за то, что Кэйа в таком состоянии. Пусть тот сам принял опрометчивое решение идти в одиночку. Пусть Розария и сказала, что тот легко отделался, это не успокаивало. Хоть сам Архонт свободы скажет ему, что это не его, Дилюка, вина, это не будет иметь значения, ведь он считал себя ответственным за произошедшее и перебирал варианты, если бы не пошёл ни на какую прогулку с подругой, может быть тогда… — Дилюк! Голос отца вырвал из мыслей, и юноша только успел поднять взгляд, как к нему подбежал Крепус, зачем-то подняв на ноги и начиная осматривать, выглядя при этом крайне обеспокоенным. — Чарльз послал голубя. Я примчался сразу как смог. Что случилось? Где Кэйа? По городу такие слухи уже гуляют! Он же не?.. — взволнованным голосом тараторил мужчина, проверяя сына на наличие травм, так как услышал от горожан на каком задании были его дети. — Что… Нет! Отец, Кэйа жив! — тут же воскликнул младший Рагнвиндр и остановил мужчину, поймав его руки. — Я в порядке. Когда я прибыл, страж уже был повержен. Кэйя упал с высоты робота, как сказала сестра Розария. Она помогла ему. — Благослови её Барбатос… — облегчённо выдохнул хозяин винокурни и провел рукой по лицу. — Что вообще произошло? Чарльз написал, что Кэйа пропал и ты его искал. — После тренировки Джинн позвала меня прогуляться вдвоём, так как у нас появилось немного свободного времени. Я предложил Кэйе пойти с нами, но он отказался. Мы переживали за него, так как в последние дни он сам не свой, но, когда вернулись — нам сообщили, что он один отправился устранять стража руин, отказавшись от отряда, а меня искать не стал, — Дилюк поджал губы и опустил взгляд в пол, сжав руки в кулаки. — Прости, отец, мне следовало лучше присматривать за ним. Если бы я только… — Дилюк, — на плечо рыцаря легла горячая ладонь, прервав поток слов, и алые глаза взметнулись вверх. К удивлению юноши, родитель не выглядел разозлённым или разочарованным. На лице застыла гримаса печали и небольшого облегчения, — ведь оба его сына живы, — но не более. — За что ты извиняешься? Ты не всесильный, Дилюк, не можешь быть с ним каждую секунду и защитить от всего на свете, как бы не хотел. Ты никак не мог знать, что такое произойдёт, а Кэйа часто делает необдуманные поступки под влиянием эмоций. Я ни в коем случае не виню тебя за произошедшее, и ты сам не должен. — Но если бы я не пошёл на прогулку и не оставил его… — Дилюк, есть вещи, которые нам не под силу изменить. Ты можешь до бесконечности перебирать варианты с «если бы не», но это уже произошло, оставь это в прошлом и не изводи себя. С Кэйей всё хорошо, он жив — это главное. Думай об этом. — мастер прижал сына к себе и успокаивающе поглаживал того по спине. — Мы поговорим с ним и выясним, почему он пошёл один, хорошо? — Да, отец, — глухо ответил юноша и прижался к отцу, крепко обняв его и уткнувшись носом в плечо. Конечно, Крепус понимал волнение своего ребёнка, он и сам переживает за второго отпрыска, но винить Дилюка ни в чем даже не думал, даже когда только получил письмо из города. Это ни в коем случае не его вина. И сейчас нужно как-то успокоить Дилюка, чтобы он сам смог понять это и не изводил себя больше. Да, он хорошо держится и старается не показывать то, насколько сильно на самом деле переживает, но родительское сердце всегда чувствует, что что-то не так. Младший Рагнвиндр смог расслабиться в тёплых объятиях спустя несколько мгновений и прикрыл глаза, вдыхая родной запах отцовского парфюма. Крепус всегда знал, что сын быстро успокаивался в его объятиях ещё с самого детства, и сейчас это тоже сработало как нужно. Да, он уже не ребёнок, но и не совсем ещё взрослый. Отцовская поддержка и крепкое плечо, на которое можно было бы опереться в трудную минуту, всё ещё порой были так необходимы, чтобы не сломаться и подняться или привести мысли в порядок. Как сейчас. Крепус это знал и готов был стоять столько, сколько нужно было Дилюку, даже если это будет до того момента, пока их не пустят к пострадавшему. А сейчас нужно дождаться новостей.***
— Ммм… Голова… — охрипшим голосом просипел рыцарь, медленно открывая глаза. Голова раскалывалась на миллионы кусочков, словно по ней ударили щитом митачурла, но хоть свет не резал глаза, так как комната освещалась тусклыми лампами, которые использовали как ночники. Даже белый цвет стен не раздражал, но зато чётко говорил о том, где именно человек находится. Полумрак комнаты говорил о том, что солнце давно село и, скорее всего, уже довольно поздно. Долго же он провалялся в отключке… «Что ж, я жив и только это уже хорошо. Значит, мне не показалось, что я видел копьё Розарии. Неужели она дотащила меня до города? Слабо верится, что она смогла бы так долго нести меня на себе, хоть она далеко не слабая девушка. Тогда как же я тут оказался?» — мысли лениво сменяли друг друга, пока лежавший на больничной койке юноша приходил в себя, морщась от головной боли, что никак не хотела проходить. — Кэйа, — неожиданно раздалось сбоку, и Альберих медленно повернул голову на звук. На стуле возле кровати нашёлся Дилюк, который пилил его недовольно-уставшим взглядом. В рубиновых глазах можно отчётливо прочитать злость, обиду и волнение, образовавших гремучий коктейль. И все эти чувства направлены на Кэйю, который почувствовал укол вины за то, что заставил дорогого ему человека волноваться за себя. Рагнвиндр в праве злиться на него за произошедшее, и рыцарь даже не думал пытаться как-то оправдываться, чтобы уменьшить градус чужой злости. Он действительно поступил крайне неразумно и опрометчиво. Сейчас и сам не мог понять, зачем пошёл один, отказавшись от любой помощи. Хотя, ответ был, но звучал слишком глупо и по-детски. Он просто не хотел, чтобы другие рыцари пострадали или даже погибли, как это произошло в прошлом, хотя и сам мог вновь отправиться на тот свет и ничего изменить уже нельзя было бы. Однако, сделанного уже не воротить и остаётся только принять последствия. — Ты принёс меня в город? Как ты узнал, где я? — осторожно поинтересовался Альберих и принял сидячее положение, поморщившись. Всё тело ныло и болело. Вот теперь он в полной мере чувствовал результат своих падений, пока пытался не умереть и уничтожить стража. Да, весьма и весьма отвратительные ощущения. — А ты предпочёл бы там умереть? — язвительно прошипел капитан, сложив руки на груди. Ему казалось, что он успел остыть за время ожидания пробуждения друга, но стоило тому открыть свой рот, и вся злость вновь всколыхнулась в нём. — Ты совсем головой поехал, Кэйа? Чем ты вообще думал, когда отправился туда и ничего мне не сказал? О-о-о, нет, прости, ты явно не думал в момент принятия решения. Просто взял и пошёл. Если в таком молодом возрасте стал мастером меча, то думаешь, что ты всесильный и способен самостоятельно справиться с каждым заданием? Нет! — Дилюк, я понимаю, что я поступил необдуманно, но… — Понимаешь? Да ни черта ты не понимаешь! — мечник нахмурился сильнее. - Кэйа Альберих, ты помереть захотел, раз добровольно пошёл один? — Ты был занят, гулял с Джинн. Я не хотел отвлекать вас от свидания, — Кэйа отвёл взгляд и прикусил губу, так как поздно понял, что этого говорить не стоило ни в коем случае, но бомба уже брошена. — Отвлекать?.. — Рагнвиндр на секунду потерял дар речи, услышав такое, и даже сначала подумал, что ему послышалось. Но продолжающееся молчание и немного испуганное выражение на смуглом лице говорило об обратном. — Ты не стал мне ничего говорить и пошёл один, потому что я гулял с Джинн? — медленно переспросил Рагнвиндр. — Ну-у, это ваше первое свидание, и я не хотел портить его… — неуверенно произнес младший, посмотрев на Рагнвиндра, который ударил себя по лицу, а затем посмотрел ещё более свирепым взглядом, заставив внутренне содрогнуться. Вот сейчас он больше напоминал того Дилюка, которого рыцарь знал последние несколько лет. — Кэйа, ты точно головой тронулся, раз подумал, что Джинн мне дороже тебя! — чуть ли не рыча ответил аловолосый, еле держа себя в руках. И это стоило огромных усилий, так как этот идиот на полном серьёзе говорит ему, что отправился к стражу руин в одиночку только из-за какого-то недо свидания! — Да что не так? Я всё равно выполнил задание, — пробормотал Альберих, нахмурившись. Привычка спорить никуда не делась, хоть рыцарь прекрасно понимал, что сейчас он не прав и лучше держать язык за зубами. Но он разучился пользоваться этим навыком после смерти Крепуса. Первый год после возвращения Дилюка Альберих только и делал, что выводил бывшего брата на эмоции любыми путями, порой даже не следя за тем, что говорит. Но сейчас этого делать никак нельзя, чтобы не разозлить пиро-мечника ещё больше, чем уже есть. По нему и без того видно, что ещё немного и у него пар из ушей пойдет или будет дышать огнём, словно настоящий дракон. — Ага, выполнил, — раздраженно кивнул капитан и резко поднялся со стула, подойдя к кровати, склонившись к другу. — И успел в лазарете побывать. — Подумаешь, как будто впервые, — синеволосый невольно немного отполз назад, подальше от разозлённого Дилюка. — Кэйа! — Дилюк, ничего страшного не произошло и на мне заживает всё как на собаке! — воскликнул Кэйа и тут же закрылся руками, когда его названный брат схватил подушку и стал бить ей самого Альбериха, что-то при этом шипя, словно разозлившийся кот. Рыцарь же старался отползти и спастись, параллельно пытаясь словесно привести капитана в чувства и успокоить, но ничего не помогало. — Дилюк! Что ты творишь? — Крепус замер в дверях, шокировано смотря на то, как его сын избивает Кэйю подушкой, а тот закрывается руками. Они даже никак не отреагировали на этого и не остановились. — Он только в себя пришёл! Дилюк! — Не лезь, отец, лучше сразу выбить всю дурь из этого идиота, который не ценит ни собственную жизнь, ни чужие нервы! — воскликнул капитан кавалерии и замахнулся для очередного удара, но его «оружие» у него отобрали и принудительно усадили обратно на стул. — Спасибо, отец, — облегчённо вздохнул младший, перестав закрываться, и поднял виновато-благодарный взгляд на мужчину. — Я говорил с сёстрами. Ты легко отделался, Кэйа, даже ничего не сломал, хотя вполне мог, если учесть всё то, что рассказала Розария, — заговорил старший Рагнвиндр. — Поговорим обо всём дома. Я также встретился с магистром и отпросил вас обоих домой на несколько дней. Вернётесь к службе после дня рождения Дилюка. Кэйе нужно восстановиться, а тебе, Люк, успокоить свою нервную систему. А сейчас собирайтесь и поехали. Дилюк, помоги Кэйе и больше не бей его. — Да, отец… — послушно ответил капитан, но стоило мужчине отвернуться, и он многообещающе зыркнул на дернувшегося в сторону друга и провёл пальцем по своей шее. Ничего, он с ним на винокурне разберётся, там даже удобнее будет.***
NF — Paralyzed Всю дорогу до дома Альберих молчал, удивив этим свою семью. Но по его лицу Рагнвиндры понимали, что тот о чём-то глубоко задумался и решал что-то для себя, поэтому не трогали его. Хотя, младший и хотел надрать другу задницу, а также добиться внятного ответа о том, почему же тот не стал отвлекать от прогулки даже ради столь важного поручения от магистра, но это подождёт, пока они не останутся наедине, тогда смогут открыто поговорить и всё выяснить. Но вместе с тем капитан испытывал тревогу по отношению к Кэйе. Того явно что-то гложило, и он не делился этим с Дилюком, хотя раньше такого не было, ведь он всегда делился своими переживаниями и порой спрашивал совета, как и не было похожих на сегодняшнюю ситуацию случаев. Они — команда, и так было всегда, неважно, что происходило. Так что хотелось скорее выяснить причины такого поведения и наконец-то решить все недомолвки между ними. И надеялся Дилюк на сегодняшний вечер, а точнее на ночь. Добрались домой они уже фактически к ночи, но в окнах всё ещё горел свет, говоря о том, что их ждут. Дверь, как и всегда открыла Аделинда, которая по понятным причинам удивилась, увидев вместе с Рагнвиндром молодых господ, ведь сейчас они по идее должны находиться в городе на службе до выходных, но ничего не сказала на этот счёт. Поприветствовав всех, девушка собиралась уйти, но её остановили, робко взяв за рукав. — Аделинда, останься, пожалуйста, — это первое, что произнёс Альберих за всё то время, что они добирались до дома. — Мне нужно сказать вам кое-что важное. Он все же решился на этот шаг, думая об этом всю дорогу до дома, считая это решение правильным. Они должны знать правду и пусть это произойдёт раньше дня рождения Дилюка. В этот раз Кэйа хотел рассказать всю правду о себе всем членам их небольшой семьи: Крепусу, который приютил сироту и заботился словно о родном сыне, Аделинде, что заменила ему мать, которую Альберих даже не помнил, а дальше… Будь что будет. Рыцарь прекрасно понимал, чем это всё может быть чревато, но в любом случае не собирался больше молчать, даже если Дилюк вновь попытается его убить, или если приёмный отец скажет убираться из их дома, а Аделинда будет смотреть с презрением. Тогда он уйдёт из Мондштадта или же… Жить он точно не будет, да и смерти уже не боялся. Намного хуже — пережить вновь презрение и холод со стороны младшего Рагнвиндра. Пусть лучше всё закончится раньше, и он не будет мучиться, как в прошлой жизни. Он поможет спасти отца, и тогда всё это можно будет прекратить, чтобы его существование не обременяло никого. Чтобы Дилюк мог жить полной жизнью и не душить себя обязательствами заботы о Кэйе, чтобы нашёл достойную избранницу и создал с ней семью, которую заслуживает. А такому предателю, как он, только одна дорога, так пусть хотя бы раз в жизни он будет честным перед теми, кого любит всем сердцем. Это смирение со своей судьбой отражалось в синеве взгляда и сбивало Дилюка и Крепуса с толку. Капитан не привык видеть потухший взгляд Кэйи, который всегда ярко сиял жизнью, ярче всех звёзд на небосклоне, да и он никогда не сдавался как бы тяжело не было, всегда поднимался и пробовал снова и снова. Старший Рагнвиндр терялся в догадках, что могло довести его младшего сына до такого состояния и что он хранит в душе, но был готов выслушать и понять, чтобы он не сказал и в чём бы не сознался. Мужчина готов на всё ради своих сыновей, лишь бы те жили счастливо, и не видеть такой убитый взгляд. Они втроем разместились на диване, а Кэйа сел в кресло напротив, сцепив руки в замок на своих коленях. От волнения он кусал нижнюю губу и бегал взглядом по столу, пытаясь собраться с силами, чтобы наконец-то признаться. Но нужно правильно подобрать слова, а не как в прошлый раз вывалить абсолютно всё абы как. У бывшего капитана было много времени чтобы подумать над тем, что сказал не так и понять, что сам ошибался на свой счёт. Он считал себя шпионом, но родной отец никогда не говорил ему им быть и не требовал ничего на прямую, да даже не связывался с ним никогда. Да, он сказал, что он — последняя надежда, но это могло значить что угодно, и до самой смерти Альберих так и не смог понять смысл тех слов, но одно знал точно — шпионом он никогда не являлся и до последнего вздоха защищал город Свободы от созданий Бездны. — Я должен был давно вам всё рассказать, но я не знал как и я… Я боялся. Я был так счастлив с вами тут, на винокурне, что на какое-то время даже забыл обо всём и почувствовал себя обычным ребёнком, которым не мог быть на своей родине, — наконец заговорил Альберих спустя несколько минут молчания. — Мастер Крепус, вы заменили мне отца, и я до конца своих дней буду вам благодарен за вашу заботу и родительскую любовь, которой не знал ранее… Тут я познал любовь, обрёл семью и друзей, обрёл дом. Аделинда с Крепусом переглянулись и вновь посмотрели на юношу, ничего не говоря, но внимательно слушая каждое слово. Тот с большим трудом собрался, так что сбить его с мысли не хотелось ненужными сейчас словами. У женщины сердце кровью обливалось, видя, как сильно тот волнуется, но всё равно продолжает говорить тяжело дающиеся ему слова. — Когда меня оставили возле вашего дома, мой биологический отец сказал мне, что я — последняя надежда, — синие брови сошлись на переносице от нечётких воспоминаний того далёкого дня. — Я правда не знаю, что это должно значить. Сколько бы не думал — понять не могу, да и не думаю, что хочу знать смысл этих слов. Но вы должны знать, я… — рыцарь судорожно выдохнул и сжал руки до побелевших костяшек. — Я — потомок одного из древних родов Каэнри’ах. Кэйа замолчал, не зная, что ему ещё сказать, мысли путались, и было сложно ухватиться хотя бы за одну. Юноша чувствовал страх. Сердце бешено колотилось, но рыцарь был готов принять свою судьбу, какой бы она не была. Ладони вспотели, губу он нечаянно прокусил до крови из-за волнения и гнетущей тишины, повисшей в комнате. Тиканье часов казалось слишком громким, даже оглушающим. Стрелки будто отсчитывали последние секунды его счастливой жизни, или это всё нездоровая фантазия Альбериха играла с ним злую шутку. Паника всё усиливалась и пиком стал момент, когда хозяин винокурни поднялся на ноги направился к его креслу. Кэйа зажмурился и весь сжался против воли, готовясь к удару, но на его макушку внезапно легла теплая ладонь, поглаживая по волосам. Распахнув глаз, Альберих вскинул голову и уставился на мужчину. На его лице он обнаружил печальную улыбку, боль и сожаление во взгляде. Сердце мужчины сдавили невидимые тиски, когда он увидел реакцию сына на его приближение. Он действительно ожидал агрессии?.. — Должно быть, было тяжело держать это в себе столько времени, мальчик мой, — неожиданно мягко произнёс мужчина и юноша вздрогнул от этого тона. — Ч-что?.. М-мастер, вы не злитесь? — растерянно спросил молодой мечник, не веря в то, что видит и что слышит. Он перевёл взгляд на диван. Аделинда прижимала руки к груди и, по непонятной Альбериху причине, тихо плакала, а Дилюк удивлённо уставился на него. В карминовых глазах плескалась обида, но никакого презрения там не было. Ни презрения, ни ненависти, ни холода. Даже можно было разглядеть отголоски сожаления и грусти. — Кэйа, я прекрасно понимал, что ты далеко не из этих мест и даже не из Ли Юэ. Я побывал во многих местах за всю свою жизнь и такая внешность, как у тебя, характерна для пустынников, но даже от них ты отличался, — вновь заговорил Крепус, привлекая внимание к себе. Он сел на корточки и взял сына за руки. Смуглые пальцы дрожали и были холодными от волнения и страха. — Я не спрашивал тебя, потому что мне было не важно, откуда ты и как ты оказался в Мондштадте. Я думал о том, что если ты захочешь, то расскажешь сам, когда будешь готов. Последняя надежда или нет, Кэйа, ты и только ты выбираешь то, кто ты есть. Ты выбираешь свой жизненный путь. Никто не в праве тебе его навязать, даже родители. Понимаешь? — Д-да… Н-но, — синеволосый всхлипнул. Он и не заметил, как из глаз потекли слёзы по щекам. — Почему? Почему вы не злитесь? Я же шпион, предатель… — Кто сказал, что ты — шпион? — подал голос младший Рагнвиндр и нахмурился сильнее, чем делал это в соборе. — Тот человек бросил тебя и ты — член нашей семьи, а не его. Ты никакой не шпион, Кэйа. Не важно, где ты родился и кто твои биологические родители. Ты вырос тут, в Мондштадте, вырастил тебя мой отец и Аделинда. Они твои родители. — Дилюк… — еле шевеля губами, пролепетал Кэйа, хлопая ресницами. Он никак не ожидал услышать такие слова от того, кто чуть не убил его в прошлый раз за эту правду. В этот раз Дилюк не просто не напал, но и сказал то, что не считает его предателем и что он всё ещё дорог ему. Сердце вновь болезненно заныло, а слезы с новой силой побежали из глаз, от чего глазная повязка стремительно намокала, но сдерживать эмоции сейчас стало выше его сил. Рыцарь кинулся в объятия отца, крепко обнимая того и полностью отпуская себя, позволяя позорно рыдать на родительской груди, пока широкие ладони поглаживали его по спине. Камень, что так долго тянул его вниз и не давал всплыть на поверхность, наконец-то был сброшен и Кэйа впервые чувствовал, что может вздохнуть полной грудью, не боясь, что скажет что-то не так или сделает. Его семья не отвернулась от него, не прогнала, а приняла и поняла. Им абсолютно неважно, откуда он родом, им важен именно он, Кэйа. Большего и пожелать нельзя было. Внезапно его обняли со спины, и по горячим рукам Кэйа понял, что это был Дилюк, который потерся щекой между его лопаток, словно огромный кот, а на голову легла хрупкая женская ладонь, перебирая немного спутанные лазурные пряди. Он больше не один и никогда не будет. Родные люди не отвернутся, не оставят. Только одно осознание этого придавало сил и Кэйа знал, что теперь сделает абсолютно всё, чтобы сохранить это.