Такая судьба из всех в рулетку выпавших судьб... Елена Никитаева
Сохрани тебя Бог. И не только, конечно, Бог – сохрани тебя всё, что может тебя хранить. Этот грёбаный мир пока не настолько плох, чтоб совсем оборвать непрочную эту нить, что связала меня с тобой; но ещё чуть-чуть – и окажемся мы на разных концах Земли. Что-то станет опорой – дай Бог – твоему плечу, и останется мне скучать. А ещё – молить тормоза машин – чтоб они не давали сбой, и замок – чтоб закрыл ворота в безлюдный парк, и удачу, конечно, – чтоб вечно была с тобой, и носки – чтоб они не теряли фабричных пар, маяки – чтобы ты никогда не бродил во ржи, фонари – чтоб светили даже в глухую ночь, и ещё – чтоб тебе не осточертело жить. Помоги тебе всё, что может тебе помочь. Евгения Офимкина
Гром грянул гораздо позже, среди ясного бразильского неба. Смутное волнение Йоги почувствовал еще задолго до того, как они приехали на жеребьёвку. Ночь накануне он провёл с Юргеном. Несмотря на близость любимого человека, с которым он обычно чувствовал себя защищённым, Йоги снились кошмары. Сегодня в своем сне он играл матч, от которого зависела жизнь Юргена. И проиграл. Когда над Клинсманном занесли нож, Йоги проснулся от собственного крика. Юрген лежал рядом — целый и невредимый. Йоахим сел на кровати, пытаясь успокоить сумасшедшее сердцебиение. — Что случилось? — сонно спросил Юрген из темноты. — Плохой сон... Юрген привстал и обнял Йоги за плечи. Бундестренера трясло. — Всё хорошо, милый. Я с тобой. — Боже, Юрген, — Йоги развернулся и уткнулся губами в шею любовника, — Больше всего на свете я боюсь потерять тебя. — Вот дурачок, — Юрген поцеловал Йоахима в макушку, — Мой любимый дурачок. Я всегда буду с тобой и за тебя. — Даже если..? Юрген не дал ему договорить. Он прижался губами к губам Йоги. — Завтра, хорошо? А пока никаких «если». Йоги засыпал в объятиях Юргена, который гладил его по руке и шептал как заклинание "hush, love". Лёв ненавидел английский, но, произнесённые Юргеном, эти простые слова звучали как музыка.***
POV Юрген Вынужден признать: самому крутить рулетку отборочного турнира куда приятнее, чем смотреть, как это делает кто-то другой. Время тянется бесконечно. Этот Родриго Илберт слишком много говорит. И ещё у него ужасный французский акцент. Я испытываю что-то похожее на восторг, когда группа А остаётся позади. Что ж, отлично: мы не будем играть с Бразилией. На этапе группы точно не будем, а там как пойдёт. Чем меньше остаётся вариантов, тем сильнее бьётся сердце. Нет, у нас есть шанс угодить в группу к Алжиру... Илберт жестом фокусника достаёт свёрнутую бумажку. Соединённые штаты Америки. На секунду у меня в глазах темнеет и кажется, что я падаю в пропасть с головокружительной высоты. Зал на мгновенье замирает, затем по рядам проносится тяжёлый вздох. Или просто показалось? Мой помощник что-то говорит мне. Я его не слышу. Я ищу глазами Йоги. Когда наши взгляды встречаются, я вижу на его лице застывший ужас. Он поражён не меньше моего. Мы оба силимся улыбнуться. Получается натянуто. Несколько минут уходит на то, чтобы прийти в себя и вернуться в реальность. Случилось то, чего мы так боялись. Йоги и я окажемся по разные стороны поля. И на этот раз матч не будет товарищеским. Это будет матч за Кубок мира. После церемонии мне удаётся переброситься парой фраз с Йоги. Он держится молодцом — меня всегда удивляла его способность сохранять самообладание даже в самых непростых ситуациях. — Я заеду вечером? — тихо спрашиваю я, пока нас на секунду оставляют без внимания. Он молча кивает. Я замечаю капельки пота над его верхней губой. Чёрт, это сводит с ума. На выходе из зала меня окружают журналисты. У меня не было времени подготовить речь, поэтому им удаётся вытянуть из меня то, что я на самом деле думаю. Я отвечаю, что этот исход худший из возможных. Надеюсь, никому не придётся объяснять, почему я так считаю. Я стараюсь говорить спокойно, но пару раз не выдерживаю и начинаю смеяться. Нервно и неестественно. По дороге в отель на меня накатывает новая волна панического ужаса. Я должен поговорить с Йоги. Я должен объяснить ему, что не хочу ему мешать. Не буду ему мешать. Остаток дня проходит как в тумане. Я умудряюсь дать несколько весьма развёрнутых интервью. Кажется, я почти отдаю себе отчёт в том, что говорю, несмотря на то, что все мои мысли заняты Йоги. Гостиница, в которой он поселился, находится в нескольких минутах ходьбы от моей. Я отправляюсь туда, когда на город спускаются сумерки. Так у меня больше шансов затеряться и избежать любопытных глаз. По дороге я стараюсь не думать даже о том, что ему скажу. Я вообще стараюсь ни о чём не думать. Вхожу в его номер и закрываю за собой дверь. Йоги сидит в кресле, запрокинув голову назад. Его глаза закрыты, и он никак не реагирует на моё появление. Можно даже подумать, что он спит. Я медленно опускаюсь на пол у его ног. Сердце стремится выпрыгнуть из груди. Каждый новый вдох даётся мне с трудом — я уже забыл, что дышать бывает больно. У меня в голове слишком много мыслей и ни одного правильного слова, поэтому я молча утыкаюсь лбом в его колени. Он не шевелится. Я мысленно проклинаю день, когда подписал контракт с Американской ассоциацией футбола. Я чувствую себя и только себя ответственным за то, что сейчас происходит. Я чувствую свою вину. — Прости меня, — выдыхаю я. Комок в горле сжимается. Йоги вздрагивает. Я не вижу, но знаю, что он открывает глаза и медленно проводит рукой по моим волосам. Потом осторожно опускается на пол рядом со мной и берёт моё лицо в свои ладони. — Господи, Юрген... Его голос звучит тихо, но я чувствую в нём тепло, которое мгновенно разливается по моему телу. Он дышит тяжело, а в его глазах столько боли, что, кажется, её хватит на целый мир. Он целует мой лоб, глаза, уголки губ… Он прижимает меня к себе, и я покорно замираю у него на плече. — Йоахим, — я стараюсь заставить свой голос не дрожать, — я не хочу снова потерять тебя из-за проклятого Кубка. Я слишком сильно люблю тебя. Он ещё крепче обнимает меня. На несколько секунд мир замирает. Сейчас существует только он, только его руки и желание, которое зарождается глубоко внутри, разливаясь тёплой волной по телу. Я ненадолго отстраняюсь и расстёгиваю пуговицы его рубашки. В очередной раз мысленно подмечаю, как ему идёт белый цвет. Он внимательно следит за моими движениями, и я с трудом могу предположить, о чём он сейчас думает. Я провожу руками вниз от его шеи. Он вздрагивает и выдыхает моё имя. Всё хорошо. Всё хорошо, Йоахим. Он помогает мне выпутаться из галстука, который я так и не снял. Ненавижу галстуки — мне кажется, это самое дурацкое изобретение человечества. Теперь его очередь целовать мою шею. Эти прикосновения сводят меня с ума. Я хочу, чтобы пытка кончилась и одновременно мечтаю, чтобы она длилась вечно. Я люблю тебя, Йоахим Лёв. Я не помню, как мы перемещаемся на кровать. Пытаюсь справиться с ремнём на его брюках — обычно с джинсами бывает куда проще. Но ведь сегодня у нас необычный день… Нужно признать, что Йоги управляется с моим ремнём куда быстрее. Сегодня я уступаю ему инициативу и вздрагиваю, когда он входит в меня после долгой подготовки. Чтобы не закричать, закусываю цепочку — его подарок. Я ношу её как талисман. Он двигается медленно, но уверенно. Почему-то мне кажется, что очень давно мы не были ближе, чем сегодня. Я внезапно чувствую себя очень счастливым. Это сильно противоречит тому, что я чувствовал всего пару часов назад. Йоги возвращает меня к жизни, и я постепенно понимаю, что катастрофы не произошло. Пока не произошло. Мы тихо лежим, взявшись за руки, и молчим. Я хочу, чтобы рассвет никогда не наступал. Я хочу, чтобы до Чемпионата мира был миллион лет, который принадлежал бы нам одним. Но больше всего я хочу, чтобы он просто не отпускал мою руку...***
POV Йоги Кажется, это пытка будет длиться вечно. Неужели нельзя побыстрее вытаскивать чёртовы шары? Кажется, мы все облегчённо вздыхаем, когда Бразилия остаётся позади. И даже Испания с Италией... Это почти везение. Впрочем, сейчас меня беспокоит другое... Соединённые штаты Америки. На секунду мне кажется, что я оглох от взрыва: я слышу только звон в ушах. Олли хочет что-то мне сказать, но я его не понимаю. Я оборачиваюсь назад и вижу бледного как мел Юргена. В его глазах застыло то, что обычно называют ужасом. Он пытается улыбнуться. Получается неважно. Как и у меня. Мне требуется усилие, чтобы заставить своё сознание снова воспринимать происходящее. — Это даже хуже, чем я мог подумать, — слышу я голос Олли. Он вряд ли даже может представить, насколько я с ним сегодня согласен. Нет, конечно, нам могла достаться Бразилия или Испания. И это бы значительно уменьшило шансы на победу. Зато мне не пришлось бы сейчас ощущать себя горящем на медленном огне. После церемонии ко мне подходит Юрген. Он улыбается — меня всегда удивляла его способность улыбаться даже в самых сложных ситуациях. Он спрашивает, может ли заехать ко мне вечером. Я бы с удовольствием не дожидался вечера, но это слишком рискованно. Я молча киваю. К общению с журналистами я не расположен. Понимаю, что сейчас нужно сказать что-то о том, что мы с Юргеном в прекрасных отношениях, и предстоящий матч на них никак не повлияет... Хотел бы я верить в то, что это на самом деле так. Я говорю в камеру какие-то ужасные банальности, за которые потом, наверное, будет стыдно. А впрочем, плевать. У меня нет сил даже притворяться. Мы едем в отель и молчим. Кажется, ни у кого сейчас нет подходящих слов. Я хочу как можно скорее остаться один. Олли понимает это, поэтому просит Ханси помочь ему отбиться от толпы репортёров. Я поднимаюсь в номер и не запираю дверь. Проходит около часа, прежде чем дверь открывается. Потом щёлкает замок. Я сижу с закрытыми глазами, но мне нужно открывать их, чтобы узнать, кто пришёл. Юрген Клинсманн. Я слышу его шаги и чувствую его взгляд. Он опускается на пол у моих ног. Это так странно и так интимно. Он утыкается лбом мне в колени. Мы оба молчим. Я хочу обнять его, но мне трудно даже пошевелиться. — Прости меня, — вдруг произносит Юрген. Эта фраза — как хлыст по обнажённому мясу. Я вздрагиваю и открываю глаза. Сложно поверить, что ему сейчас может быть больнее, чем мне. Повинуясь порыву, я опускаюсь на пол рядом с ним. Осторожно беру его лицо в ладони и шепчу его имя. Я хочу сказать ему, как сильно люблю его и как боюсь причинить ему боль. Ком в горле мешает мне говорить, поэтому я просто целую его и крепко прижимаю к себе. Мир замирает. Он здесь, он со мной. Могу ли я мечтать о большем? Он расстёгивает мою рубашку, не отрывая взгляда от моего лица. О чём ты думаешь, Юрген? Когда его пальцы касаются моего обнажённого тела, я вздрагиваю и выдыхаю его имя. Замечаю, что он всё ещё в галстуке. Меня почему-то ужасно веселит его официальность — я уже привык, что последние несколько лет он выглядит как настоящий американец, и ему гораздо больше идут джинсы и поло, чем костюмы. Я целую его шею, и мне нравится ощущать, как он дрожит от нетерпения. Я редко говорю это вслух, но я так люблю тебя, Юрген Клинсманн! Надеюсь, ты это знаешь. Мы перемещаемся на кровать, и сегодня он уступает мне без боя. Меня трогает его абсолютное доверие и то, как он закусывает цепочку, чтобы сдержать стон. Я стараюсь быть нежным и думаю о том, чтобы ему со мной было хорошо. Когда волна страсти отступает, мы молча лежим рядом, взявшись за руки. Я слышу его ровное дыхание, и это заставляет меня улыбнуться. Сейчас я понимаю, что ради этого человека готов на всё. Возможно, я даже буду готов проиграть ему. Но об этом у меня ещё будет время подумать... Я слушаю его ровное дыхание.