Feels like fire

OST: Depeche Mode — Pain I’m Used To

Как жаль, что мы на ты, что кроме суеты Я знаю твоих губ тепло… Диана Арбенина Слепая любовь на износ Иногда превращается в ненависть Павел Кашин

Юрген улетел наутро, пообещав завершить все дела до матча 1/8 с командой Англии. Ночь Йоги и Юрген снова провели вместе. Казалось, оба были опьянены счастьем, хотя, в глубине души Йоахим знал: счастье с Юргеном не может быть долгим. Это как наркотик: сначала эйфория, потом жестокая ломка. Но разум уже был бессилен: за несколько дней, которые они провели вместе, Юрген опять стал неотъемлемой частью сердца и души Йоахима Лёва. Наркотик снова одурманивал, и бороться с этим сладким опиумом не было сил. Да, в ночь, когда Юрген переступил порог его номера, Йоги ещё мог бороться. Он мог найти повод, попросить Юргена уйти, поставить крест на этом и никогда больше не впускать его в свою жизнь. В ту ночь его ещё мог спасти Ханси. Он мог остановить, оградить, удержать... Теперь было слишком поздно. И снова их ждало расставание и ожидание скорой встречи, которое Йоги заполнял тренировками, схемами, обсуждениями... Он понимал, что должен что-то сказать Ханси, но тот смотрел на него с прежней нежностью, и Йоги молчал. Для себя он решил, что чемпионат — не место для личных драм. У них будет время на разбор полётов, когда они вернутся домой. Ханси было нелегко, но в день матча с Ганой, там, на поле, он нашёл в себе силы простить Йоги. Закрыть глаза на происходящее оказалось проще, чем он думал: нужно было просто создать для себя образ врага — в лице Клинсманна. Остальное получилось автоматически. Где-то на уровне подсознания Йоги был оправдан, а вся вина пала на искусителя-Юргена, перед которым мало кому удалось бы устоять. Ханси был уверен, что причинивший боль однажды, причинит её снова. Он решил занять наблюдательную позицию и подождать, пока Юрген ошибётся. Ждать пришлось недолго: утром накануне матча с Англией на глаза Ханси попалась южноафриканская газета на английском языке. В разделе, посвящённом чемпионату, была опубликована короткая заметка, главным героем которой был Юрген Клинсманн. Он заявлял, что сборная Англии может победить сборную Германии в матче 1/8. Ханс улыбнулся: ему показалось, что он нашёл достаточное основание для того, чтобы развенчать светлый образ Клинсманна в глазах Йоги. Ханс нашёл Йоги в штабе. Перед бундестренером были разложены очередные схемы, но по взгляду было видно: мысли его далеко. — Привет, Йоги, я не помешаю? — Ханс...привет. Нет, не помешаешь, входи. — У меня для тебя новость. — Плохая или хорошая? — Скорее, плохая... Ханси протянул Йоахиму газету. Йоги пробежал глазами заметку с ярким заголовком «Клинсманн прочит победу Англии» и изменился в лице. На мгновенье Ханси показалось, что он совершил ошибку. Но он тут же взял себя в руки: Йоги всё равно узнал бы... не от него, так от кого-то другого... — Может быть, это не моё дело, — произнёс Ханси после небольшой паузы, — но сначала он приезжает сюда, строит из себя твоего лучшего друга, а за спиной льёт воду на мельницу англичан. Не знаю, как по-твоему, а по-моему это бестактность, которая граничит с предательством. Йоги швырнул газету на стол. Возможно, если бы ни слова Ханси, он воспринял бы написанное совсем иначе, но Ханс употребил слово «предательство», тем самым запустив ядовитого червя в душу Йоги. «Как ты мог, Юрген? Как ты мог...» — крутилось в голове. Йоги чувствовал себя обиженным и обманутым. — Прости, мне вовсе не хотелось огорчать тебя накануне матча, — Ханс виновато улыбнулся. — Ну что ты, Ханси… Наоборот, спасибо тебе, — голос Йоги казался ласковым. Когда Ханси вышел, Йоги набрал номер Клинсманна. — Юрген, нам нужно поговорить, — без долгих прелюдий выпалил Йоахим. — Привет, Йоги. Что-то случилось? — Да. Я прочитал заметку. — Какую заметку? — Ту, где ты нахваливаешь англичан и чуть ли не желаешь им победы. — А, этот бред? — Юрген рассмеялся, — Да, меня предупреждали, что местные газеты умеют делать из мухи слона. — Это не смешно, Юрген. Это очень хорошо показывает твоё истинное отношение к нашей сборной. И ко мне тоже. Юрген недоумённо замолчал. Кажется, Йоги говорил серьёзно... — Послушай, Йоги... Я сказал про англичан сегодня в прямом эфире. Меня всего лишь спросили, могут ли англичане выиграть у немцев. Я сказал, что у команд равные шансы на выигрыш. Всё. Я понятия не имею, что раздула из моих слов эта газетёнка. И не понимаю, почему ты так воспринял это... — Потому что позавчера в моём номере ты говорил совсем другие слова! — не выдержал Йоги. — Йоахим, успокойся... Я спортивный аналитик, я должен хотя бы стараться быть объективным... Мне это и так часто даётся с большим трудом... Поверь, я не желаю англичанам победы. И не считаю, что они сильнее. Я просто делаю свою работу. — Лучше бы ты делал её в Штатах, — в сердцах выпалил Йоги и нажал на отбой. Это было очень по-детски. Рассердиться, раздосадованно хлопнуть дверью и поклясться не разговаривать с обидчиком до конца своих дней. Это было так похоже на Йоги. И так на него непохоже... Юрген понимал, что Йоги нервничает накануне матча. Но это не было веской причиной срываться на него по пустякам. Если бы сейчас Юргену предложили отказаться от всех тех слов про Англию, которые он имел неосторожность сказать, он бы без долгих раздумий сделал это. Он бы вообще отказался от этой чёртовой командировки. Но сказанное — сказано, сделанное — сделано, и он снова по собственной неосторожности терял Йоги. Юрген не знал, как загладить свою вину, и это заставляло его страдать. На матч с Англией он не поехал, зная наверняка, что Йоги не будет рад увидеть его даже на трибуне. А возможности поговорить у них, скорее всего, не будет. Юрген не ошибся: сразу после матча Йоги выключил телефон. Он твёрдо решил, что этот вечер принадлежит сборной. А время на грустные размышления у него ещё будет... Потом. На огромном экране стадион виделся Юргену как на ладони. Вот они, счастливые победители. Олли улыбается своей искренней, такой знакомой улыбкой. Анди обнимает Мануэля Нойера. Йоги, заключённый в объятия своего помощника, выглядит вполне довольным. Юргену вдруг бросается в глаза взгляд Ханси, которым он смотрит на Йоги. В его глазах столько нескрываемой нежности и обожания, что Юрген удивляется сам себе: как же он не замечал этого раньше? Каждый раз, когда непреклонная трубка механическим голосом сообщает Юргену, что телефон вызываемого абонента выключен, он чувствует, как тает надежда. Надежда на прощение, объяснение и понимание. Он с горечью осознаёт, что он лишний. А лишний должен уйти... Оставив всякую надежду дозвониться до Йоги, Юрген набрал номер Оливера. Он поздравил его с победой, попросил передать поздравления от его имени ребятам и, наконец, сказал: — Олли, я не понимаю, что происходит с Йоги. Олли знал про заметку, но вникать в подробности у него не было времени. — Что у вас произошло? — Он прочитал какую-то дурацкую статью в местной газете. Меня там процитировали, вероятно, не совсем точно... Я не знаю, я в глаза не видел этой газеты… Йоги сделал вывод, что я болею душой за сборную Англии, заклеймил меня врагом и предателем, а потом и вовсе выключил телефон... — Странно. Не очень похоже на Йоги. — В том-то и дело. Не понимаю, что на него нашло... Знаешь, мне бы очень не хотелось терять его из-за такой глупости, — после небольшой паузы сознался Юрген. — Не волнуйся. Скорее всего, это просто нервы. Скоро он придёт в себя и сам позвонит тебе. Всё наладится, вот увидишь. Вопрос задался сам собой: — Олли, они спят вместе, да? — Кто? — Не делай вид, что не понимаешь... Впрочем, ты не обязан отвечать. Просто... Я видел их вчера, там, на поле. И это было как сильный удар под дых. В голосе Юргена было столько боли, что сердце Оливера невольно сжалось: ему стало искренне жаль его. — Юрген, я.., — Олли запнулся. Он не знал, что сказать. — Хочешь, я поговорю с Йоги? – внезапно предложил Бирхофф. — Не хочу злоупотреблять твоим добрым отношением... Но, если будет возможность, скажи ему, что... а впрочем, ничего не говори. Спасибо за твою поддержку, Олли. Короткие гудки в трубке застали Оливера врасплох. Круг по комнате, чувство полной беспомощности и внезапно накатившая тоска. Это всегда больно, когда страдает любимый человек, а ты бессилен что-либо предпринять. Хотелось помочь, уберечь, спасти... Но что он мог сделать? Он не был богом, чтобы решать за других. «Боюсь, нас уже никто не сможет спасти, — подумал он, — ни тебя, Юрген Клинсманн, ни меня». Утром, как только Йоги включил телефон, оператор сотовой связи услужливо известил его о том, что Юрген Клинсманн звонил ему 5 раз. Внутри что-то дрогнуло. На секунду ему показалось, что если бы Юрген позвонил ему прямо сейчас, он бы без раздумий простил ему всё, обозвал себя дураком и попросил приехать немедленно. Йоахим вспомнил, как вчера, на бровке, оказавшись в объятиях неистового Ханси, он невольно окинул взглядом трибуны, ища среди зрителей того, кого так хотел видеть на этом матче. Но Юргена среди зрителей не было. В шестой раз он не позвонил: два упрямства снова сошлись в смертельной схватке, не желая уступать друг другу. Подготовка к матчу с Аргентиной шла особенно оживлённо. Кажется, вся команда была на подъёме после блестящей победы над Англией. Йоги как мог заражался от игроков позитивом. Но внутри что-то опять умирало, уже по инерции причиняя боль. Кубок, которым он так грезил, казалось, был в двух шагах. Но для того, чтобы сделать эти шаги, нужны были невероятные усилия. Сорваться можно было в любой момент. А если сорвёшься, то улетишь в пропасть, и ничего уже не удержит. Никто не удержит. Времени на размышления у Йоги не было. И это радовало. Иначе ему пришлось бы понять, что он запутался. И признаться в этом самому себе. Пришлось бы осознать, что его поступки не очень мотивированы и лишены всякой последовательности. Пришлось бы спросить: «Ты всё ещё любишь его?» и ответить «да». И нервно вздрогнуть, когда подсознание подкинет следующий вопрос: «А как же Ханси?». Ответа на этот вопрос у Йоги не было. Ханси не был ему безразличен — это он знал наверняка. Они отлично понимали друг друга, Ханс был чудесным любовником, когда он был с ним, он никогда — почти никогда — не думал о Юргене. Всё шло отлично... Но было что-то ещё: скрытое, животное, спрятанное глубоко в подсознании. Это была зависимость похуже наркотической. Это был Юрген Клинсманн, навсегда впаянный в его сердце какой-то странной прихотью рока. Нельзя заставить себя не вспоминать. Всё чаще, измотанный тренировками, общением с журналистами, стратегией, тактикой, ожиданием следующего матча, Йоги мысленно возвращался на прошлый Чемпионат мира. Когда было солнце вместо дождя и ветра, когда почти не темнело, когда они были дома, когда они были вместе. И опять как во сне — его губы, его руки, его стоны, его слова... «Я хочу знать, какой ты на вкус», — Юрген медленно опускается перед ним на колени. И по телу пробегает дрожь. В каждом его движении — нежность, но нежность настойчивая, требующая отдачи, требующая взаимности. Чувство полёта, невесомости и следы от его ногтей на шее Юргена. Долгие вечера, бесконечные ночи, без света, без сна, на ощупь... От чёрных штор в комнате настолько темно, что не видно даже силуэтов. Но ему не нужен свет. Его пальцы наизусть выучили тело Юргена: каждую родинку, каждую впадинку. Он взъерошивает его волосы и целует так, что захватывает дух. Он чувствует, как пальцы Юргена ловко расстёгивают ремень. Его прикосновения через тонкую ткань сводят с ума, но Йоги находит в себе силы прекратить сладкую пытку: «Нет, Юрген, позволь сегодня мне…». Он осторожно усаживает любовника на край кровати, а сам устраивается на полу. Через мгновенье комната наполняется приглушёнными стонами Юргена, а спустя несколько минут Йоги ощущает во рту знакомый вкус греховного наслаждения. «Йоги... я люблю тебя», — шепчет Юрген, и эти слова звучат как музыка. Йоги улыбается, вглядываясь в темноту, из которой — он точно знает — Юрген улыбается в ответ. Это нельзя забыть. Это живёт внутри. Победа над Аргентиной на время окрылила Йоги. Все вокруг твердили, что Испания им по зубам, что Кубок будет их. Йоги хотелось верить, но он помнил, что такое Испания. По тревожному взгляду Ханси Йоахим понимал, что он тоже помнил... Но тревога в глазах Ханса была связана не только с испанской сборной. Он вдруг осознал, что разлучить Йоги и Юргена — полдела. Гораздо сложнее вернуть Йоахима себе. Бой он выиграл, но война продолжалась. Ханси ждал каждого следующего матча с нетерпением. У кромки поля не нужно было скрывать своих чувств. Каждый забитый мяч был поводом обнять Йоги. Иногда, прикасаясь не нему, он чувствовал волну возбуждения, и ему стоило больших усилий погасить в себе желание. Сейчас, когда он думал о том, что до полуфинала почти неделя, ему становилось тоскливо. К тому же, Олли в разговоре упомянул, что за два дня до матча в Африку прилетит Даниэла и, конечно, эти дни Йоги проведёт с ней. От этой мысли становилось ещё хуже. Попытки поговорить с Йоги проваливались с треском. Даже когда ему удалось застать бундестренера одного, он не нашёл нужных слов. Беседа вышла отстранённой и лишённой всякого смысла. Дела в команде тоже шли неважно. Особенно расстраивала всех жёлтая карточка Томаса Мюллера. То, что один из лучших игроков не сможет принять участия в одной из самых сложных и важных игр, тревожило и тренеров, и футболистов. Впрочем, каждый старался носить свою тревогу в себе, тщательно скрывая её от других, чтобы избежать пессимизма и паники. Йоги знал, что должен излучать уверенность, подавая пример ребятам, но это давалось с трудом: слишком тяжело было у него на душе. Несмотря на усталость, заснуть ночью снова не удалось. Он лежал неподвижно, глядя в розоватый гостиничный потолок. Переезды, перелёты, бесконечная круговерть, когда уже перестаёшь обращать внимания на время суток и на погоду. Чувства тоже притупились: любовь, ненависть, надежды, разочарования... Он никогда не думал, что от ожидания можно так устать. Каждый матч — схватка не на жизнь, а на смерть. Схватка, которая утомляет не столько физически, сколько морально. Завтра прилетит Даниэла. Вечером они, наверное, даже найдут время прогуляться по городу... Хорошо, что ей ничего не нужно объяснять. Объяснять, почему несмотря на две блестящих победы подряд, он с трудом находит в себе силы улыбаться. Почему он вздрагивает от каждого прикосновения Ханса. Почему Юрген не приедет на полуфинальный матч команды, которую тренировал. Всё, что нужно знать, Даниэла давно знала. Остальное неважно. А ещё хорошо, что во время матча с Испанией его главной зрительской поддержкой будет именно она. Так спокойнее. Так надёжнее. На следующий день, когда он вернулся в отель после тренировки, Даниэла уже ждала в холле. Йоги обнял жену и прижался щекой к её щеке. Перехватив взгляд Ханси, Оливер Бирхофф положил руку на его плечо: — Есть золотое правило: никогда не ревновать к жёнам. Особенно его, — он кивнул в сторону Йоги, — только зря время потеряешь. И нервы. Ханси кивнул. И всё-таки это было больно... — Как долетела? – Йоги задал жене традиционный вопрос. — Хорошо, — Даниэла смотрела на мужа и пыталась вспомнить, сколько они не виделись. Уже почти месяц он был в Африке, а ещё месяц до этого занимался исключительно тренировками и подготовкой к поездке. Они встречались изредка, и времени не хватало даже на разговоры. Йоги изменился. Казалось, даже похудел. Всё-таки слишком большое значение он придавал этому кубку. Но Даниэла прекрасно знала: причина не только в футболе. Она знала, что Юрген Клинсманн был в Африке. И, судя по тоске в глазах Йоги, снова оставил после себя множество вопросов и неизгладимый след. Кажется, за многие годы Даниэла должна была возненавидеть Юргена. Возненавидеть так, как ненавидела всех, кто причинял боль её Йоги. Когда они исключили из своих отношений секс, Йоахим стал для лишённой радости материнства Даниэлы в большей степени сыном, чем мужем. Она любила его самозабвенно, и защищала с остервенением, свойственным самым преданным и заботливым матерям. Она изучила Йоги как никто иной, и поэтому практически всегда знала наверняка, что ему нужно. Это знание было одной из причин, по которой Юрген Клинсманн не попал в её персональный чёрный список. Она не любила его, но прекрасно понимала, что значит этот человек для Йоахима. Приходилось терпеть, как терпят матери во благо своих детей. Вечером, как и планировал Йоги, они с Даниэлой выбрались в город, но совсем ненадолго: она казалась уставшей после перелёта, хоть и старалась не показывать виду. Йоги, чувствуя вновь подступающую к горлу тоску, попросил жену остаться на ночь в его номере. Они уснули, согревая друг друга давно забытым теплом. Утром Йоги уехал на последнюю предматчевую тренировку. Напряжение перед игрой нарастало. Казалось, все в равной степени предвкушали и боялись матча с испанцами. После ужина Даниэла спросила: — Я сегодня опять могу остаться в твоём номере? — ей не хотелось оставлять Йоги одного накануне важного события. — Конечно, — чуть растеряно ответил Йоги, удивлённый вопросом жены. — Ты могла бы не спрашивать. За окном накрапывает дождь. В номере тихо и сумрачно. Приняв душ, Даниэла забирается под одеяло. Африка ей совсем не по душе, но присутствие Йоги определённо доставляет удовольствие. Это почти непозволительная, давно забытая роскошь — засыпать рядом с ним, да ещё и второй день подряд. Йоги, не раздеваясь, ложится поперёк кровати, уютно устроив голову на груди жены. — Я рад, что ты приехала, Дани.., — тихо произносит он, чувствуя, как по телу разливается давно забытое спокойствие. — Это хорошо, — Даниэла гладит мужа по голове, — это очень хорошо, мой родной. Какое-то время они молчат. Наконец, Даниэла спрашивает: — Ты совсем запутался в своих мальчиках, да? Йоги молча кивает. — Мучаешь их, мучаешь себя... Тебе кажется, что ты любишь обоих, так? Йоги слегка удивлённо смотрит на жену: — Откуда ты всё это знаешь, Дани? — Вообще-то, ты всю прошлую ночь называл их имена. То одного, то другого. Я не считала, чьё чаще. Йоги смущённо улыбается. — Не волнуйся, я не первый год замужем за тобой, — Даниэла улыбается в ответ, и кажется, что её улыбка освещает комнату. — Я не знаю, как мне выбраться из этого лабиринта, — вдруг сознаётся Йоги и в его голосе звучат нотки беспомощности. — Ты сам придумал себе этот лабиринт. И жить вне его ты уже не сможешь. Но я постараюсь не дать тебе заблудиться. Йоги целует руку жены. — Ты святая, ты знаешь об этом? Дани улыбается и взъерошивает волосы мужа: — А теперь давай спать. Завтра нас ждут великие дела. Йоги впервые за долгое время засыпает быстро. Сегодня он снова обрёл надежду.