По несчастью или к счастью истина проста: Никогда не возвращайся в прежние места. Даже если пепелище выглядит вполне, Не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне Г. Шпаликов And we can’t go back, But you’re here with me
Брайан Адамс
Ханси нашёл Олли в том же фойе, где Бирхофф, удивлённый поздним визитом Клинсманна, решил задержаться, чтобы пропустить стакан виски. — Пьёшь в одиночестве? — невесело усмехнулся Флик. — Подходящей компании не нашлось. Присоединяйся. — А у нас разве есть повод? — Думаю, что появился не так давно. — И какой же? — Ну, например, выпить за прошлое, в которое нет возврата и за мечты, которые стали прахом. Как тебе такая перспектива? — Олли всегда говорил напыщенно, когда пил. — Безрадостно, — сознался Ханси, — А вообще, я не ожидал от тебя такого пессимизма. Мы ведь в самом начале пути, Олли! — Не поверишь, Ханси, но я сейчас совсем не про cербов. И почти не про футбол. — А про что тогда? — Юрген Клинсманн прилетел сюда полчаса назад. Сейчас он в номере Йоги. Ханси был так поражён, что на секунду потерял дар речи. Это казалось невероятным: Клинсманн прилетел в Африку! А ведь этого стоило ожидать. Только вот почему-то он не ожидал... Казалось, что после похорон Роберта Энке проблема Клинсманна была решена навсегда. Тогда, в ноябре, Ханс очень боялся, что Йоги выберет Юргена. Но Йоахим довольно быстро пришёл в себя после встречи с прошлым, и всё встало на свои места. Юрген был слишком далеко. И это успокаивало. Теперь Юрген и Йоги были в одном номере. И, возможно, даже в одной постели. Ханси знал, что при определённых обстоятельствах Йоги легко уступит настойчивому Юргену. А обстоятельства были как нельзя более подходящими... — Прости, — прервал его мысли Оливер, — я не должен был тебе говорить. Ханси отрицательно покачал головой. — Ты всё правильно сделал. — Сядь и выпей со мной. Ханси взял стакан и залпом опустошил его. Олли положил руку ему на плечо: — Не принимай так близко к сердцу. Юрген всегда играл в жестокие игры. Ханс не хотел уточнять, что Оливер имел в виду. Ему вообще не хотелось ни с кем разговаривать. — Извини, Олли, мне душно тут. Я лучше прогуляюсь... Ханси отправился на стадион, где они играли сегодня. Странно было осознавать, что ещё полдня назад он был счастливее, чем сейчас. Плевать, что они проиграли сербам. Полдня назад он был нужен ему. А теперь... Ханси вспоминал. Он то хмурился, то улыбался, и по выражению на его лице можно было догадаться, о чём он думал. Он просидел так около часа, не чувствуя ни холода, ни ветра, пока охранник стадиона наконец не попросил его уйти. Покинув стадион, Ханс поймал такси и отправился в бар. Возвращаться в гостиницу ему не хотелось. Заказав себе виски, Ханси впервые за вечер отвлёкся от мыслей о Йоги и подумал об Оливере. Его реакция на приезд Клинсманна была странной, если не сказать болезненной. Казалось, какое-то давнее, глубоко загнанное чувство на короткое время взяло верх над практичным разумом менеджера немецкой сборной. «Прошлое, в которое нет возврата и мечты, которые стали прахом», — вспомнил Флик слова Бирхоффа в фойе гостиницы. В то, что мечты Оливера были каким-то образом связаны с Йоги, Ханс не верил. Не потому что не хотел, а потому что для этого, в сущности, никогда не было оснований. Так неужели... Клинсманн? Ханси сам испугался своей мысли. Он вспомнил девяностые, когда Олли и Юрген были игроками, вспомнил, что заняв пост бундестренера, Клинсманн создал должность менеджера специально для Бирхоффа. Вряд ли бы он стал делать это для чужого человека. Значит, чужими они не были. Ну а потом в жизни Юргена появился Йоахим Лёв... «Так вот что ты имел в виду, когда сказал про жестокие игры, Олли», — Ханс подумал, что не стоило бросать Оливера в таком состоянии. Выходит, ему в эту ночь тоже было несладко. Все эти годы было несладко... Ханс вернулся в гостиницу под утро. Он поднялся в номер и, повесив на дверь табличку «не беспокоить», крепко уснул. Оливер Бирхофф вспоминал. Совместные победы. Его руки на своих плечах. Взгляд, в котором юношеский задор мешается с нежностью, улыбку, которая казалась самой искренней и самой ласковой на свете. Его глаза, его голос. Растрёпанные ветром светлые волосы... «Золотой мальчик». Для него он до сих пор был таким: золотым, солнечным, светлым, но уже навсегда не его. Он вспоминал их совместные победы, когда счастливый Юрген обнимал его, касаясь волосами щеки. Как он потом с упоением рассказывал про забитый гол. Его беззаботный смех. Их долгие разговоры за полночь. Он вспоминал, как они перестали быть футболистами. Сначала решение принял один, потом другой. Они не то, чтобы советовались, но подсознательно всегда чувствовали друг друга. По крайней мере, Оливеру так казалось. И их расставание, которое ощущалось слишком долгим, и телефонный звонок от бундестренера Юргена Клинсманна: «Оливер, я тут подумал... мне нужен помощник». На недоумённое «но ведь у тебя уже есть», категоричное «мне нужен ты». И крылья, которые вдруг выросли за спиной. Потом разочарование, непонимание, внешнее благополучие, за которым скрывались душевные муки, сомнения, догадки и, наконец, удар, сокрушивший все надежды и расставивший всё по своим местам. Это произошло, когда Юрген получил травму и попал в больницу. Оливер решил заехать навестить того, кого ему всегда хотелось видеть. Когда он вошёл в палату, Юрген ещё не отошёл от наркоза: он крепко спал. Оливер долго всматривался в спокойное, бледное лицо своего товарища когда-то по команде, а теперь по тренерскому штабу. Не в силах сдержать порыв, он уступил напору чувств и, наклонившись, осторожно поцеловал Юргена в уголок рта. На белых губах мелькнула улыбка. «Йоги…», — прошептал Юрген, в одно мгновенье обрезая Оливеру крылья и возвращая его на грешную землю с одной только мыслью: «Вот и всё». Олли понял, что в сердце Юргена Клинсманна ему больше нет места. Ну а дальше нужно было просто жить. Вычёркивать, вырезать, забывать... Сначала было сложно, особенно с учётом количества времени, которое приходилось проводить вместе. Ненависти к Йоги Оливер никогда не испытывал, несмотря на то, что он, казалось, был его счастливым соперником. Олли знал цену этому счастью. И в 2006, когда Юрген уехал в Штаты, он искренне жалел Йоахима. Чувство жалости и солидарности заставило Олли остаться в команде Йоги: он чувствовал родство их душ, навсегда объединённых роковой любовью к одному человеку. Годы в разлуке и безответность чувства всё-таки сумели загнать эмоции Оливера в самый дальний угол его души. Но Юрген был не из тех, кого легко забыть навсегда... Утро было пасмурным. Йоги проснулся и, повернув голову, не сразу поверил собственным глазам: рядом с ним мирно спал Юрген Клинсманн. Йоги, замерев, смотрел на Юргена, боясь неловким движением разрушить его сон, который всегда был чутким. Сегодня он как будто заново вживался в человека, которого любил. Которого, в сущности, никогда не переставал любить, хоть и пытался много раз доказать себе обратное. Он думал о том, что они оба прошли долгий путь, чтобы снова встретиться. Он вспомнил про безумную идею с хижиной, и сейчас она показалась ему вполне реальной. На секунду он подумал, как чудесно было бы просыпаться так каждое утро, и не думать больше о победах, поражениях, кубках. Отдаться, наконец, своему чувству, плыть по течению, ни о чём не жалеть, никуда не спешить... И никуда его больше от себя не отпускать. Йоги посмотрел на часы. Ему не хотелось будить Юргена, но выбора не было: Юрген должен был уйти незамеченным хотя бы из его номера. Йоги наклонился и поцеловал своего любовника в губы. Юрген открыл глаза и счастливо улыбнулся: — Йоги... Ты мне правда не снишься? — У меня к тебе тот же вопрос. Они беззаботно рассмеялись. Юрген приподнялся на руках и оказался над Йоги. Несмотря на то, что он только что проснулся, в его взгляде сверкали искорки. — Вообще-то, я разбудил тебя для того, чтобы у тебя была возможность улизнуть, не попавшись на глаза всей сборной. — Боитесь, что я Вас скомпрометирую, герр тренер? — Юрген лукаво улыбнулся. — Нет, но мне бы не хотелось забивать головы игроков ненужными размышлениями накануне важной игры, — блестяще парировал Йоахим. — Тогда я выберусь через окно, — с абсолютно серьёзным лицом произнёс Клинсманн. — Юрген, мы на седьмом этаже. — Ну тогда... тогда потом что-нибудь придумаем, — Юрген целует Йоги и тот быстро понимает, что сопротивление бесполезно. Ему нравится узнавать эту так и не забытую до конца нежную настойчивость в движениях Юргена. С Ханси всё бывает совсем по-другому... Чёрт, снова подсознание бесцеремонно подсовывает ему образ Ханси. Впрочем, не на долго: губы Юргена обхватывают член Йоахима, и он чувствует, как тонет в безграничном море наслаждения. Хмурое южноафриканское утро стыдливо заглядывает в окна гостиницы, где два человека сливаются в единое целое, клеймя друг друга влажными следами. Двум влюблённым никогда не насытиться друг другом. Можно только на время приглушить голод, но утолить его насовсем невозможно. Они снова лежали обессиленные и счастливые. Время шло, а выходить из номера совсем не хотелось. — Я только вчера понял, как мне тебя не хватало, — тихо произнёс Юрген. — Вернее, я всегда знал, что не хватало, но вчера осознал, до какой степени. Юргену было нелегко признаваться в этом. Но для себя он решил: больше между ними не должно быть никакой недосказанности. Йоги улыбнулся. Ему совсем не хотелось сейчас рассказывать о долгих месяцах после отъезда Юргена в Штаты, когда жизнь превратилась в ад. Он хотел начать сначала, хоть и понимал, что это будет не просто: слишком много всего произошло за время, которое они не были вместе. — Ты надолго в Африке? — наконец решился спросить Йоги. — Официально — до матча 1/8. Я должен съездить пару школ, раздать автографы, поиграть с детишками в футбол… Не очень понимаю, кому всё это нужно, но спонсоры считают, что я и пиар — это вполне совместимые вещи... А ещё я должен комментировать матчи, делать прогнозы и всё такое. Но это всё полная ерунда, Йоги. На самом деле, мне хочется как можно больше времени провести с тобой, повидать ребят... — Ты сможешь поехать с нами на матч с Ганой? — Конечно. — Не хочу думать о том, что будет, если мы проиграем, — Йоги поднялся и сел на кровати. — А ты не думай, — Юрген обнял его за плечи, — мы не проиграем. Это «мы» было для Йоги лучшим, что мог сказать Юрген. Он почувствовал, как к нему возвращается вера в победу. Ханси не знал, как ему быть. С одной стороны, он понимал, что интересы команды сейчас важнее личных амбиций, и скандал в эти интересы никоим образом не входил. С другой стороны, он был уверен, что ему вряд ли хватит мастерства сделать вид, что ничего не происходит. И всё-таки он выбрал второе: у него ещё будет шанс сыграть против Клинсманна. Но не сейчас. Тренировка перед матчем с Ганой была напряжённой. Клинсманн появился на стадионе лишь однажды, подбодрил ребят, и, кажется, его слова прекрасно подействовали: всё-таки он был блестящим оратором. Ханс старался изо всех сил не замечать влюблённого взгляда, которым Йоги смотрел на Юргена. Думать только о футболе, сосредоточиться на предстоящей игре — это был путь спасения, который Ханси наметил для себя. Какое-то время мантра работала. Накануне матча Йоги не спалось. Он курил на балконе, думая о предстоящей игре. Около двух к нему вышел Юрген, завёрнутый по пояс в полотенце. — Хватит уже курить. Тебе нужно поспать. — Хватит уже ходить голым на балкон. Ты мне нужен здоровым. Юрген положил руку на плечо Йоахима. Он стояли молча, глядя в неприветливое южноафриканское небо. — Юрген, — вдруг спросил Йоги, — а если бы тебе снова пришлось решать сейчас, что бы ты выбрал? — Я бы выбрал то же, что уже однажды выбирал. Ты прекрасный бундестренер, Йоахим, и мне не о чем жалеть. Почти не о чем... — А о чём ты жалеешь? — О том, что потерял слишком много времени… на жизнь без тебя. — О, Юрген..., — Йоги обнял его и подтолкнул к двери в номер. Игра была непростой. Йоги не находил себе места. Напряжение спало только с финальным свистком. Не беда, что гол был единственным. Главное, он был победным. Его команда вышла из группы. Непроизвольно оказавшись в объятиях искренне счастливого Ханси, Йоги осмотрелся по сторонам: на трибуне широко улыбающийся Юрген Клинсманн поднял руку. Бундестренер махнул в ответ. Сегодня они снова победили.