Feels like fire

OST: Eurythmics — Here comes the rain again

И я увидел нас, давешних, Непохожих на нынешних А. Макаревич

И кто только придумал, что в Африке жарко? Настоящая зима, суровая даже по европейским меркам. Холодный ветер чаще всего сопровождается ледяным дождём. Солнца почти нет. А если и есть, то абсолютно зимнее и совсем неприветливое. Световой день длится часов 7, не больше: около 4 дня наступает кромешный мрак, который рассеивается в лучшем случае в 9 утра. А иногда и вовсе не рассеивается до конца. Какого чёрта он прилетел сюда? Что заставило его снова всё бросить, сесть на самолёт и отправиться в ЮАР? Интерес к футболу? Он вот уже как полгода даже тренером не был. Чувство солидарности? Патриотизм? Любопытство? За какими призраками ты гонишься, Юрген Клинсманн? Он провёл здесь уже почти неделю, так и не решившись появиться в штабе немецкой сборной. Он никому не звонил, никому не сообщал о том, что он в Африке. Он надеялся, что рано или поздно они сами узнают. Из телевизора. Когда канал ESPN предложил ему сотрудничество в качестве специального корреспондента в ЮАР, он решил, что это его последний шанс. Шанс если не вернуть прошлое, то хотя бы вспомнить всё. После победы сборной Германии над командой Австралии Юрген очень хотел позвонить Йоги и поздравить его с первым успехом на Чемпионате. Хотел, но так и не позвонил. Он думал о том, что у победы много отцов, а поражение всегда сирота. И в радостный день рядом с Йоги будет сотня людей, готовых разделить с ним успех. Он не хотел быть сто первым. Мачт Германия-Сербия казался Юргену неинтересным. Он был уверен, что ребята под руководством Йоги легко победят, и не предал значения чувству тревоги, охватившему его с самого утра. К тому же, от Йоханнесбурга до Порт-Элизабета, где проходил второй групповой матч, нужно было ещё добраться. А тратить силы на лишний перелёт Клинсманну не хотелось. Поэтому, он предпочёл посмотреть матч по телевизору, чтобы наутро дать соответствующие комментарии. Гол сербов был как удар под дых. Юрген наблюдал за каждым движением Йоги, он видел всю палитру чувств на его лице. Он не понаслышке знал, что чувствовал Лёв — всё это он когда-то переживал сам. И сегодня, четыре года спустя, он каждой клеточкой ощущал досаду Йоахима как свою собственную: как будто его вернули в прошлое, как будто сейчас на поле проигрывала команда, тренером которой всё ещё был он, Юрген Клинсманн. У Йоги, как некогда и у Клинсмана, была манера в бессильной ярости швырять о землю бутылку с водой. Юрген знал, что это означало: эмоциональный предел, за которым, как правило, следовал нервный срыв и полное моральное истощение. Клинсманн с самого начала знал, что Йоги придётся нелегко, но ему казалось, что психологически Йоахим более устойчив, чем он сам. Теперь он понял, что ошибался. А ещё он понял, что ему не наплевать. Он не мог сидеть, сложа руки и смотреть, как мучается тот, кого он когда-то любил. Кого любит до сих пор... Выходит, он так и не забыл... Да и как можно было забыть всё то, что случилось с ними в 2006-м? Забыть голос Йоги, его руки, его глаза, его улыбку? Как можно было забыть их последнюю ночь, когда он ушёл, поцеловав безмятежно спящего Йоги? Тогда он был уверен, что если они когда-нибудь встретятся, то окажутся уже не союзниками, а соперниками. Уйти навсегда не получилось: через 2 года он вернулся в Германию, правда, уже в качестве тренера «Баварии». И опять начался бег по кругу: поиск, надежда, отчаянье, угрызения совести, осознание, что всё прошло... и что никогда не пройдёт до конца. Через час Клинсманн был в аэропорту Or.Tambo, а ещё через два часа набирал номер Оливера Бирхоффа. Олли ответил спустя два гудка: — Олли, здравствуй, это Юрген. — Здравствуй, Юрген. Я знал, что ты позвонишь. — Олли, мне нужно срочно поговорить с Йоги. — А это не может подождать до завтра? Он просил не беспокоить его... Думаю, будет бесчеловечно тревожить его телефонными разговорами среди ночи. Даже если он не спит. И даже если звонишь ты, — мысленно закончил свою фразу Оливер. — Не нужно телефонных разговоров. Я в Порт-Элизабете. На другом конце несуществующего провода повисла тишина. — Ты полон сюрпризов, Юрген! Приезжай. Дорога от аэропорта до отеля казалась мучительно долгой. Юргену не терпелось скорее увидеть Йоги. В фойе отеля Юргена встретил Олли. — Привет, Юрген, рад тебя видеть. Что привело тебя в ЮАР? Клинсманн пожал руку старого друга. — Я тоже рад, Олли. Вообще-то, я подался в футбольные комментаторы. Странно, что ты знал. Оливер покачал головой: — Кажется, ты никогда не перестанешь меня удивлять. Клинсманн улыбнулся. — Рад стараться. Как Йоги? Олли помолчал. — Я никогда не видел его таким, Юрген. Он расстроен, подавлен, разбит... Эта неудача повергла его уныние. После пресс-конференции он обмолвился со мной всего парой слов, но этого было достаточно, чтобы понять его состояние. Сейчас он заперся в своём номере, сказал, что ему нужно побыть одному. — А сам ты что думаешь на этот счёт? — Думаю, что поражение на групповом этапе — это не катастрофа. Проигрыш сербам — случайность, я уверен, это не повториться. Ребята смогут собраться и показать, чего мы стоим. Вот только Йоги... Знаешь, главное, чтобы он сейчас собрался... — Я хочу попытаться поговорить с ним. Сейчас. В каком он номере? Олли сдался. Спорить с Юргеном было бесполезно. Если он что-то решил, он сделает это. Даже если для того, чтобы найти Йоги, ему придётся обойти все номера гостиницы. Йоги лежал на кровати и смотрел в потолок. Проиграть Сербии было болезненно для всей команды. Каждый чувствовал свою вину, но никто толком не понимал, что именно произошло. Йоги казалось, что мир рушится. Рушилась не только его вера в победу, но и его карьера. Он понимал, что если команда не выйдет из группы, то у него будет только один выход — уйти. Но даже в этом случае его не простят. А главное, он сам себя не простит. Потому что проиграет бой, на который сам себя вызвал. Или всё-таки это Юрген его вызвал? Юрген, чёртов Юрген! Он опять не шёл у него из головы. На минуту ему даже подумалось, а что если бы Юрген был сейчас здесь, с ним? Что бы он сказал? Что бы он сделал? Йоги знал, что стоит ему позвать, и Ханси придёт разделить его одинокую печаль. Но он помнил, что это его поражение. И никто не в состоянии почувствовать то, что чувствует он. Или почти никто... Юрген поднялся на седьмой этаж и постучал. В номере было тихо. Он постучал ещё раз, ответа не последовало. — Йоги, — тихо позвал он, — это Юрген. Открой, нам нужно поговорить. За дверью послышались шорохи, потом шаги. Дверь номера распахнулась. На пороге стоял белый как полотно Йоахим Лёв. — Юрген!? Ты? Здесь?! Этого не может быть! Он ведь только что думал о нём! Что это? Призрак, сон, бред? Кажется, я схожу с ума, — пронеслось в голове. — Да, я здесь. Можно войти? Боже мой, какой он бледный... Что ты делаешь с собой, Йоахим..? Йоги сделал шаг назад, Юрген вошёл в номер. Дверь бесшумно закрылась. В темных глазах — печаль и боль. В светлых глазах — нежность и готовность разделить эту боль. — Зачем ты приехал, Юрген? Мне и так слишком больно. Я не хочу верить в то, что ты приехал, чтобы усилить эту боль. — Я здесь, потому что... Я люблю тебя …потому что я не хочу, чтобы ты сгорел так, как однажды сгорел я. Потому что я видел слёзы в твоих глазах, там, на стадионе, и потому что знаю, что всё это значит... А ещё, мне просто захотелось быть рядом с тобой в трудную минуту так же, как ты когда-то был рядом со мной. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. Йоги с трудом сдерживает порыв обнять Юргена. — Юрген, я... Так счастлив, что ты здесь... — Я знаю, Йоги, я всё знаю. Ты скажешь, что наше время ушло, что ничего уже не вернуть. Но всё то время, которое мы не виделись и всё то время, которое мы были «просто коллегами», я только и делал, что ненавидел себя. За недосказанность, за то, что чуть не предал тебя, когда собирался подписать контракт со Штатами. Иногда я ненавидел тебя тоже. Потому что так и не дождался от тебя такого желанного «возвращайся»... Сдерживать себя больше нет сил. Ещё секунда — и Юрген оказывается в объятиях Йоги. — О, Юрген, прости меня. Это я во всём виноват. Это я заставил себя думать, что мне всё равно, что я смогу жить без тебя... Но я не могу... Я так и не научился не думать о тебе... Юрген, я... Юрген прикладывает указательный палец к губам Йоги, заставляя его замолчать. — Я тоже не научился, Йоги, — на губах Юргена ласковая улыбка. Он запускает пальцы в тёмные волосы Лёва. Прикосновения приносят прохладу и облегчение. — Идём.., — Юрген осторожно подталкивает Йоги к кровати... Не раздеваясь, они ложатся рядом. Клинсманн гладит Йоги по голове. Эти касания возвращают его на много лет назад, когда он был помощником главного тренера, когда они так часто были вместе. Теперь всё изменилось. Но он не хочет думать об этом. Он хочет просто чувствовать эти руки. — Юрген..., — шепчет Йоги, — я так часто думал о тебе... Юрген отвечает поцелуем, который значит сейчас больше тысячи слов. Рубашка Клинсманна падает рядом с рубашкой Лёва. Йоги как сумасшедший ласкает губами тело Юргена, опускаясь всё ниже и ниже. Юрген с трудом сдерживает стоны. Он быстро заводится. Секс получается бурным, несмотря на то, что оба любовника казались смертельно уставшими. В объятиях Юргена Йоги чувствует себя защищённым. Нет, он ничего не забыл. Он никогда не забудет. Разочарование от игры с Сербией уже прошло. Печаль отступила, на смену ей пришло чувство счастья от того, что Юрген был рядом и снова принадлежал ему. Юрген улыбается. Он чувствует себя как путешественник, который вернулся домой после долгих странствий. — Йоги.., — Клинсманн губами касается уха любовника, — прости меня... — За что? — За то, что редко звонил. За то, что так и не смог многого объяснить. За что, что пытался забыть. — Я тоже пытался забыть, Юрген. Пытался. Но не смог. Где-то на задворках сознания у Йоги мелькнула мысль о Ханси. О том, что сейчас он его предаёт. Додумать мысль он не успел, Юрген поцеловал его в плечо. — Со многими пытался? — полусерьёзно, полушутя спросил Клинсманн. — Нет, всего с одним, — честно сознался Йоги и сразу же пожалел об этом. Юрген поморщился, но промолчал. Сейчас это казалось ему неважным. Сейчас было важно только то, что он здесь, с Йоги. Они лежали молча, Йоги изучал потолок, Юрген — стену, положив голову на плечо любовника. Оба были счастливы. — Юрген, если мы проиграем... — Не надо, пожалуйста. Просто постарайся заснуть. О футболе мы поговорим завтра. — Я люблю тебя, Юрген. — И я люблю тебя, Йоахим... Йоги заснул быстро, а Юрген долго лежал и думал о том, что у каждого человека в этом мире есть своя константа. Этакая постоянная переменная в жизненном уравнении, неизбежная точка отсчёта, в которую в любом случае возвращаешься, когда тебе очень плохо или очень хорошо. Константа — это что-то (или кто-то), что держит тебя на земле. И о чём ты всегда вспоминаешь в трудную минуту. Константу не выбирают. Она появляется внезапно и остаётся с тобой навсегда. Хочешь ты того или нет. В ту ночь Юрген ещё раз убедился в том, что Йоги — его константа. И чтобы между ними ни случилось, они никогда не расстанутся насовсем.