Персиковая птица

      Наступил новый день, а я так и не смог придумать, что мне делать со своей жизнью. Сидел в своей квартирке, изредка поигрывая на гитаре. Мафую во время игры затихал, садился в луч света, словно котенок, и смотрел на меня. Его задумчивый взгляд не вязался с его обычным спокойным выражением лица. Именно в эти минуты я понимал, что Сато, который то и дело крутился около меня, говорил о «дружбе», прыгал по заборам, был эдаким беспечным бездельником, но на самом деле он, как вчера, хранит в себе какие-то знания или размышления, которые, если не тяготят его, то вынуждают разыгрывать спокойствие или паясничать.       Ближе к вечеру, когда я лежал на кровати, раздумывая — заказывать пиццу напоследок или обойтись рисом с консервой, Мафую внезапно снова ожил. Он посносил своим крыльями вещи, пробираясь ко мне, и сел на меня сверху, придавив то ли холодом, то ли весом. Я недовольно посмотрел на него, но молчал — что может быть досаднее смерти? Явно не он.       — Нет, ты наредкость скучный. Если бы не твое вкусное сердце, то я бы уже давно отправился на поиски какого-нибудь отчаявшегося балагура.       — Отстань.       — Расскажи мне о своей жизни, — Мафую переполз с меня на кровать и снова пристроился у груди, положив мне руку на шею. Дышать стало тяжело.       — Как можно говорить о том, что не успело начаться? — мне не хотелось взаимодействовать с ним никак. Тем более вопрос больше походил на издевку.       — Говори, или я тебя поцелую, а кто знает, что хуже: поцелуй или съеденное сердце?       Целоваться с этой личностью у меня желания не было. Поэтому я решил рассказать. Я начал с родственников, с детства, рассказал о кружках, в которые ходил, про домашнее животное. Дойдя в рассказе до старшей школы и формирования группы, у меня внезапно возникло ощущение, что я на свидании с совершенно незнакомым человеком, которому надо рассказать как можно больше о себе причем хорошего, чтобы этот человек остался, чтобы было и следующее свидание. Какой же бред.       Во время рассказа я начал замечать, что у меня была не такая уж и плохая жизнь. Нормальная семья, много смешного в детстве, неплохие школьные годы, которые пусть и не пылали приключениями, о которых мечтал каждый подросток, но были достаточно забавными. Влюбиться вот не успел только, но теперь это больше плюс. Было много девушек, которыми я увлекался, многие сходили с ума от меня, но не было того важного чувства.       — А ты еще скучнее, чем я думал. Маленький барчук, с посредственными школьными годами. Вот забирал я в былые времена сердца… Какие люди были! Ученые, которые хотели меня испепелить за лишнюю минуту жизни, красавцы герои, солдаты, которых оплакивали все жители страны…       Мне стало обидно за свою жизнь, теперь она мне нравилась, поэтому я огрызнулся:       — У меня была нормальная жизнь до твоего прихода. Ее цель не сводилась хотя бы к пожиранию чужих органов.       Я теперь понял, что было неправильным в моей жизни. Я думал, что однажды стану счастливым, когда-нибудь влюблюсь, через несколько лет стану знаменитым музыкантом. Надо было не откладывать некоторые вещи. Да любовь не подгонишь, но кто мне мешал становиться счастливым каждый день, но я ходил с вечно недовольным лицом.       — Вы все как один смешные. Начинаете ценить жизнь, лишь когда теряете ее. Я же уже сейчас счастлив, хотя забыл почти о прежней жизни, — Мафую снова оседлал меня, значит согрелся. Паразит.       — По тебе не скажешь. Одинокий шинигами.       Последняя фраза ему явно не понравилась. Он сощурил глаза, но тут же попытался замаскировать это под хитрое выражение лица.       — За твой рассказ тебя надо хоть как-то наградить.       Я хотел его скинуть, потому что ничего хорошего мне подарить это существо не могло. Но не успел я и мышц напрячь, как Мафую склонился и поцеловал меня. Краткое мгновение, в которое я, казалось, умер. Холод на лице от его губ и пальцев, слабость во всем теле, как от яда змеи, но при этом внутри все пылало уничтожающим огнем, от которого мне было дурно. Поцелуй словно уничтожал меня, словно отнял у меня пару часов жизни. Однако, если бы меня спросили: поцеловал бы я шинигами вновь — я бы ответил без сомнений и пауз — да.       — Ты наказал меня или поощрил? — я смотрел в его довольное и жадное лицо, не зная, что самому изобразить на лице.       — Я заставил тебя полюбить саму смерть.