***
Миа возвращалась домой, но в ее сердце еще дрожали слова матери и та неприязнь, которую она испытывала к Альбе. Взгляд Мии был настойчивым и решительным, она не хотела вновь затевать спор, однако больше не собиралась выслушивать от матери беспочвенные обвинения и упреки в чем-либо. Отчасти на это повлиял разговор с Альбой прошлой ночью. Своим примером она показала Мие то, что жить можно так, как хочется, и если договориться с близкими людьми не получается, то нужно это понять и принять, а дальше идти уже своей дорогой. Натали стояла в прихожей, ожидая появления дочери. Выражение ее лица было наполнено смешанными эмоциями — от беспокойства до раздражения. Понимая, что разговора не избежать, Миа глубоко втянула воздух носом, раздеваясь под изучающим взглядом. — Где ты была? — первое, что спросила мать с гневом в голосе. Еще один глубокий вздох, пытаясь сдержать накатывающие эмоции. — Я была у Альбы, — внезапно ответила она, смотря прямо в глаза матери. Замешательство, мелькнувшее всего на секунду, заставило Мию ухмыльнуться про себя. Наверное, единственное, чего не ожидала бы ее мать — так это то, что Миа останется у своей преподавательницы, еще так честно заявляя об этом. Натали презрительно фыркнула. — Ты снова с ней? Неужели ты не видишь, как она портит твою жизнь своим влиянием? Ты стала игнорировать мои звонки, уходишь на ночь невесть куда, вдруг вбила себе в голову, что обязательно должна жить отдельно. Я совершенно не понимаю, как ты можешь поддерживать общение с таким человеком! «Началось», — пронеслось в голове у Мии. Ей было даже тяжело понять, с чего мама вообще решила, что Альба оказывает на нее хоть какое-то влияние. — Мама, остановись прямо здесь, — уверенно произнесла Миа, даже удивляясь тому, насколько решительно она звучит. — Альба не испортила мою жизнь. На самом деле она помогла мне раскрыться и понять, чего я на самом деле хочу. Какой я хочу быть. Она поддерживала меня тогда, когда ты не могла это сделать, и понимала там, где ты не хотела меня даже слушать. Так что давай, пожалуйста, ты не будешь говорить о том, кто на самом деле портил мою жизнь. За непроницаемой маской, Мие было тяжело рассмотреть то, как ее слова проникли острыми шипами в душу. Обвинение в том, что она испортила жизнь своей дочери, ощущались ударом под дых. — Миа, ты только начинаешь свою карьеру, — уже спокойней произнесла Натали. — Тебе нужен опытный наставник, с великолепной репутацией и опытом. Человек, который прекрасно знает о субординации, а не приглашает своих студенток к себе домой, когда те сбегают из дома. Неужели ты сама не видишь, как это нездорово? Альба пользуется тобой и твоим положением, и мне страшно думать о том, для чего она это делает. Отчасти Миа могла понять опасения матери, но признаться в том, что их с Альбой связывают не только профессиональные отношения, не могла. Не беря в расчет то, что их влекло друг к другу, Миа бы хотела сказать, что Альба была ее другом. Джонс улыбнулась себе под нос, но смысл ее слов был непоколебим. — Мама, я понимаю, что ты беспокоишься за меня, но я уверена в своих действиях. Альба верит в меня и мои возможности. Я хочу продолжать работать с ней, и я не пытаюсь спросить у тебя разрешения. Я взрослый человек, и я готова взять на себя ответственность за свою жизнь и свои решения. Если ты не можешь поддерживать меня в моих стремлениях, то я смогу справиться со всеми трудностями самостоятельно. «Как было всегда», — хотела было добавить она, но промолчала. — Я собираюсь жить одна, с вашей поддержкой или без нее. Я буду писать картины и стану художницей, несмотря на то, каким непрестижным вы видите это занятие. Я продолжу общение с Альбой, потому что мне так хочется. И я хочу, чтобы мы перестали бесконечно спорить об этом, мне невыносимо грустно и больно от этого. Просто если ты не захочешь понять и принять мои желания, я больше не стану разговаривать об этом. Натали смотрела на дочь смешанными чувствами — гордостью и страхом. Миа вдруг показалась ей уже не маленькой девочкой — на нее смотрела взрослая девушка, упрямая, гордая, твердая в своих намерениях — она принимала решения, не советуясь и не ища одобрения. В глазах матери мелькнула озабоченность, но она смогла сказать только короткое: — Я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Не зная, что добавить — Миа лишь кивнула головой и, оставив мать наедине с собой, поднялась наверх, в свою комнату.***
Новый Год Миа встречала с друзьями, собравшись по обыкновению в квартире Саймона и наполняя его радостью. Вся комната была украшена гирляндами, множеством свечей и разноцветными флажками, в углу комнаты играли любимые виниловые пластинки Джоэла, а звуки веселья и смеха наполняли воздух, создавая атмосферу праздника. Все казалось таким беспечным: долгие разговоры с друзьями, совместная готовка праздничного ужина, споры о музыке и искусстве. Миа ни разу не пожалела о том, что отказалась проводить этот день с семьей и предпочла тусовку с друзьями, вместо помпезного ужина в кругу коллег и друзей семьи. Все это было скорее утомительно, нежели празднично. Телефон то и дело загорался, высвечивая на дисплее сообщения от Альбы, так что глуповатая улыбка Мии не сходила с ее лица. — Кто же это так написывает тебе в новогоднюю ночь, что ты не можешь отлипнуть от телефона? — Эмма опустилась рядом с Мией, обнимая ее за шею и шутливо вытягивая лицо, чтобы увидеть экран телефона. — Тайные поклонники? — Они самые, — со смехом произнесла Джонс. — Завидуют, что я предпочла вашу компанию. — Самую лучшую компанию, прошу заметить, — Эмма проследила взглядом за Джоэлом, который подошел к ним, усаживаясь с другой стороны от Мии. — Джоэл, ты знал, что у Мии, оказывается, есть тайные поклонники? Парень по-доброму усмехнулся, а затем посмотрел на Мию долго и пристально, словно читая ее мысли. Он мог о многом знать или догадываться, но чаще всего делал вид, что ничего не понимал, пока кто-то не соизволит рассказать правду. — Этот тайный поклонник случайно не обожает брючные костюмы? Или, может, имеет выдающиеся способности в искусстве? — наслаждаясь возмущенным и краснеющим лицом подруги, Джоэл примирительно положил ладонь на ее плечо. — Боюсь, я понятия не имею, о ком идет речь. — Заткнись, — беззлобно вспыхнула Миа, пытаясь унять жар в щеках и улыбаясь тому, как Джоэл и Эмма посмеиваются над ее реакцией. Во всеобщем веселье никто не обращал на них внимания. Миа чувствовала, как ее сердце начало биться быстрее — ей и вправду хотелось рассказать друзьям чуть больше, ведь за последнее время в ней скопилось столько эмоций и впечатлений, что оставаться с ними наедине было просто невозможно. Она была счастлива иметь возможность продолжать общаться с Альбой в тайне от других. Это был их секрет, нежно хранимый в переписке, и от этого было так волнительно и приятно. Каждый раз, когда Миа получала очередное сообщение, она чувствовала, словно подлетала до небес, она чувствовала себя особенной. Они с Альбой болтали обо всем, делились вдохновением и обсуждали идеи для новых работ. Удивительно, что их небольшое продолжение после совместной ночи не свелось к беспробудному флирту и двусмысленным фразам — и это не могло не радовать Мию. Для нее это было о том, что они способны выстраивать отношения вне того влечения, которое испытывали друг к другу. Вскинув голову и оглядевшись вокруг, Миа заметила, как ее друзья танцуют и веселятся. Уже присоединившись к ним, она поняла, что ее мысли все равно были где-то там, с Альбой — празднующей Новый Год с друзьями, с той, кто понимал ее и поддерживал ее вопреки всему. Миа чувствовала, как внутри нее растет необъяснимая сила и уверенность, что она на правильном пути, даже если это путь, о котором никто из ее друзей не знал. Под звуки хлопающих шампанских пробок и праздничных песен, Миа подняла свой бокал, смотря в светящиеся глаза своих друзей. Она была благодарна за этот момент, за любовь и поддержку, которые они ей дарили, а в ее сердце таилась искра надежды и веры в себя. Когда часы пробили полночь и фейерверки заполнили небо яркими вспышками, Миа крепко обняла своих друзей, чувствуя, что они — ее семья. В этот момент она обещала себе, что в наступающем году она будет следовать своим мечтам и стремлениям, даже если так и не найдет поддержки у родителей. Она готова была покорять новые горизонты как никогда.***
Студия Альбы была наполнена атмосферой творчества, в воздухе витал аромат терпкого кофе, а за спиной послышалось движение. Альба едва слышно вошла внутрь, протягивая одну из чашек Мие и широко улыбаясь ей. Альба, как опытная художница, понимала значимость этого момента для Мии. Она пригласила Мию взглянуть на некоторые свои старые работы, расставленные по студии, протягивая настоятельным тоном: — Мия, важно, чтобы твоя первая выставка отражала твою индивидуальность и историю. Попробуй мысленно отойти от обыденности и искать вдохновение внутри себя. Спокойная музыка в студии женщины будто бы настраивала на нужный лад. Миа почти впервые задумалась о том — кто она на самом деле? Какие картины она хотела бы писать, если бы не готовилась к университетским просмотрам. Перед Мией стояла важная задача — определиться с идеей для своей первой выставки. Она чувствовала, как эмоции переполняют ее: радость от предстоящего события, но и некоторую неуверенность перед таким важным шагом в ее художественной карьере. Несмотря на то, что Альба повторяла ей о том, что работа должна нравиться именно автору — Миа не могла избавиться от мыслей, что безумно хотела нравиться Альбе. — Я думала о том, как я чувствовала себя большую часть времени, проведенного в университете. — И как же? — Альба с разгоревшимся интересом в глазах смотрела на нее, не отрываясь. Улыбка, виднеющаяся на лице Мии до этого, заметно спала, а в груди все обожгло привычным холодом. — Словно я нахожусь посреди океана и нигде не видно берега. Я могу плыть абсолютно в любую сторону, но совершенно не понимаю куда. Альба поджала губы. Поставив чашку на стул, она медленно подошла к Мие, невесомо касаясь ее щеки и гладя будто бы в успокаивающем жесте. Она хотела бы сказать о том, что понимает ее, хотя в ее жизни никогда не было подобного, но затем Альба вспомнила подобное чувство. Оно было лишь единожды, после того, как ее бывшая невеста Джесс — ушла от нее. — Я хочу вернуться в твои классы, — не давая Альбе времени ответить, Миа подняла на нее глаза, смотря с немой мольбой. — Пожалуйста, прости меня и позволь вернуться обратно. — Миа… — Миссис Фостер — это худшее, что со мной случалось, — Миа говорила торопливо, словно боясь передумать или дать возможность Альбе отказать ей. — Я не знаю, о чем я думала, когда хотела этой бесконечной похвалы. Я не осознавала, что с критикой я расту, и все критикующее, что ты говорила — я воспринимала в штыки, совершенно переставая думать о тех моментах, когда ты говорила о чем-то хорошем. Мне жаль, что я ушла с твоих классов, и уже летом осознала, как сильно мне не хватало объективного взгляда на мои работы, я поэтому и поехала тогда на Сицилию, зная, что это даст мне какой-то толчок в творчестве. И все, что ты делала, Альба… Я так благодарна тебе! Не замечая, как Альба мягко вытянула из рук кружку и отставила ее в сторону, Миа оказалась в крепких объятиях. В груди до боли сдавило, стало практически невозможно дышать. В горле зачесалось, внутри носа прошлась щекотка, и Миа не заметила, как слезы скопились в ее глазах. Она не могла найти тех слов благодарности, которые хотела бы озвучить. Миа прижималась к груди Альбы, слыша, как грохочет ее сердце, и от этого лишь сильнее хотелось заплакать. Крепко сжимая ее спину, Джонс чуть повернула лицо, едва ощутимо касаясь губами чужой шеи. Она с силой зажмурилась, уговаривая себя не быть импульсивной. — Конечно, ты можешь вернуться, — перебирая светлые волосы Мии, пробормотала Альба. — Я даже не думала злиться на тебя за то, что ты перешла в другие классы. Наоборот, я стала все больше думать о том, не была ли я слишком резкой и не отбила ли у тебя интерес к искусству. Не отвечая, Миа чуть отстранилась, чтобы в следующую секунду, обхватив щеки Альбы, прильнуть к ее губам. Соленая, дрожащая в ее руках — Миа была так очаровательна и честна в своих порывах. Совершенно честная, почти обнаженная в желаниях, мыслях и стремлениях — Альбе хотелось запомнить ее такой навсегда. Уже чуть позже, когда эмоции поутихли, они спокойно обсудили идею для картины Мии, остановившись на том, что нужно нарисовать именно ту метафору, о которой Джонс говорила прежде. Миа представляла себе эту работу ужасающе спокойной — в приглушенных синих тонах, безмятежная гладь воды и в центре композиции беспокойная фигура девушки. Мия открыла свой блокнот с эскизами и стала проводить карандашом по бумаге, создавая первые наброски. Ее мысли перемещались от одной идеи к другой, но Альба всегда была рядом, чтобы поддержать и направить ее. Они обсуждали идеи для воплощения, разговаривали о цветах, формах и воздействии, которое Мия хотела вызвать у зрителя. По мере того, как Мия рисовала, Альба делилась своими техниками и советами. Она показывала, как правильно использовать кисть, чтобы создать нужные текстуры и переходы, и Миа с удивлением открывала для себя новые возможности и потребности в своей работе. С каждым штрихом картина оживала. Мия углублялась в свою работу, настраиваясь на особое состояние потока, когда она забывала о времени и окружающем мире. Альба была рядом, поддерживая ее в этом творческом процессе. После множества часов работы картина приобрела свою собственную историю. Она отражала Мию и ее взгляд на мир, воплощала ее чувства и мечты. Мия была восхищена результатом своих усилий, и благодаря Альбе она смогла превратить абстрактные идеи в осязаемое искусство. Несмотря на то, что над картиной еще предстояла работа, Альба смотрела на нее с гордостью. — Миа, ты создала что-то поистине прекрасное. Я уверена, что твоя первая выставка будет незабываемым моментом, и эта картина станет символом твоего художественного пути. — Спасибо, Альба, за всю твою помощь и вдохновение. Без тебя я бы не смогла воплотить свои идеи, — Джонс с благодарностью посмотрела на Альбу, ощущая, как в груди нарастает тепло. Оставаясь у Альбы до позднего вечера, Миа не могла оторваться от нее. Ей так хотелось озвучить, что домой совершенно не хочется, а общение с Альбой кажется ей невероятно вдохновляющим и приятным. Договорившись о том, что женщина со своей стороны поговорит на кафедре о том, чтобы Мию перевели в ее классы обратно как можно раньше, Миа пообещала быть «тихой и послушной» на ее занятиях.***
Работа над картиной кипела изо дня в день, и практически ежедневно Миа встречалась с Альбой, оправдывая это тем, что ей необходим взгляд со стороны. Альба, конечно же, счастливо соглашалась. Они мало говорили о своих отношениях, но отлично делали вид, что частая нужда видеться друг с другом обусловлена предстоящей выставкой. Несмотря на то, что встречи и обсуждения работы Мии занимали крошечную часть времени, после — они чаще всего надолго оставались друг с другом. Миа и Альба могли обсуждать искусство за чашкой чая, или внезапно смотреть какой-нибудь странный фильм, или сорваться на фестиваль хот-догов, или гулять с Пенни по кругу квартала уже пятый раз. Альбе было тяжело признаться себе в том, что связь с Мией крепла слишком быстро, а на тягу, которую она испытывала к девушке — уже невозможно было закрыть глаза. Она осознавала, что влюблялась, совершенно не представляя, что делать с этим дальше. Вполне очевидно, что Мие она нравилась не меньше. Все было странно. Сумбурно. Они не позволяли себе целоваться наедине, а уж тем более не занимались спонтанным сексом, но в нежности, которую они дарили друг другу, можно было утонуть. Альба робела, как девчонка, когда Миа как-то взяла ее ладонь, перевернув ее к себе и начав рассказывать о том, какие линии за что отвечают, при этом осторожно скользя пальцем по коже. Это было так трогательно и внезапно, что Альба буквально усилием воли подавила в себе внезапный порыв поцеловать девушку. Она считала, что выяснять отношения до выставки — было бы крайне неуместно. Миа должна сосредоточиться на своей работе, а не думать о том, что ждет их с Альбой и как назвать их крайне странные отношения. Казалось, что спокойствие, которое наполняло Мию — было только с Альбой. Даже очередной раз собравшись с друзьями, она ощущала, как в груди ее мелко задрожало. Почему-то говорить о предстоящей выставке было волнительно, она знала, что будет много вопросов, но в то же время побывать на первой выставке и не сказать об этом друзьям — для нее было странным. В очередной раз собравшись у Саймона и опустошив уже второй бокал, Миа прочистила горло, поняв, что сейчас тот самый момент, чтобы рассказать ребятам новость. — В следующую среду у меня будет первая выставка, — среди сплетен о Бритни Спирс ее речь прозвучала слишком внезапно. Ребята тотчас замолчали и все внимание переметнулось к Джонс. Благо что пластинка продолжала играть, не создавая неловкой тишины. — То есть ты ждала два часа, чтобы сообщить эту новость? — первой подала голос Паула, и по ее лицу Миа даже не могла понять, рада ли она за одногруппницу или нет. — Да я как-то… не думала об этом, — замялась Миа, чувствуя себя абсолютно по-дурацки. Как минимум она рассчитывала на горячее поздравление. — Так скоро? Почему ты не рассказывала раньше? — Саймон, словно не обращая внимание на ехидство Паулы, широко улыбнулся. — Где будет выставка? Ты будешь в ней участвовать или это полностью твое пространство? Мне нужны подробности! — Я все это время готовилась и не хотела спешить, — Миа неловко улыбнулась, пожимая плечом. — Это будет всего одно место на выставке в галерее Мэтью Маркса. Послышались ухмылки. Миа знала, что так будет. Могла бы догадываться, потому что речь шла не о крошечной местной галерее, о которой никто не знал в мире искусства — нет, Миа знала, что выставляется в одной из крупнейших галерей. И, конечно же, это бы вызвало кучу вопросов. — Но… как тебе удалось? — Эмма, растерянная от того, что Миа не рассказала об этом им с Джоэлом чуть раньше, едва могла говорить от шока. — Эмма, ну разве ты не помнишь, кем работают родители Мии? — Ева, сидящая до этого тихо в углу комнаты, внезапно подала голос. Напряжение скопилось во всем позвоночнике, и Джонс выпрямилась, пытаясь не накручивать себя. Все в группе знали, что она из обеспеченной семьи, но она никогда не пользовалась этим, не выделяла себя в кругу друзей и не пыталась показаться на голову ближе. Конечно, ребятам, живущим в общежитии, даже не светило то, чтобы попробовать выкупить место в галерее Мэтью Маркса, и Миа сама бы не пришла к этому, если бы не подарок Альбы. — Это был подарок, — сдержанно ответила Джонс, наблюдая за тем, как Джоэл пялится на нее. Наверняка злится за то, что она не рассказала раньше. — Кто же был таким щедрым? — ну, Джоэла, конечно, за язык тянуть не нужно. Он всегда знает, когда и что нужно спросить. Смотрел он с подозрениями, явно осознавая, что есть что-то, что Миа не озвучила. — Родители, — улыбнулась она, встречаясь с ухмылкой Эммы. Она-то знает, какие у них отношения, и что такой подарок от родителей — что-то фантастическое, нежели реальное. Благо что напряжение немного спало, Саймон всегда мог разнообразить его своим непомерным интересом и уж очень эмоциональной реакцией, но от Мии все равно не укрылось, как некоторых из ребят ее новость совсем не обрадовала. «Наверное, именно так ощущается конкуренция», — подумала она, вспоминая, как еще на предыдущих курсах могла услышать комментарий о том, что ей нужно больше работать над техникой, если Джонс так мечтает попасть в хорошие галереи. Сейчас это выглядело так, словно она бездарность, пробившаяся в знаковые места за деньги своих родителей. Но пусть лучше так, чем говорить, что это знаковое место выбила для нее Альба — тогда бы остальные уж точно возненавидели ее.***
Мию отвлек от картины внезапно вибрирующий рядом телефон, и она крайне удивляется, замечая на дисплее светящуюся надпись «Миссис Фостер». Женщина буквально уговорила всех своих студентов записать ее телефон — «На всякий случай» — и чувствуя нарастающее неприятное чувство в груди, Миа буквально силой воли заставила себя взять трубку. — Мне только что позвонили с кафедры, сообщив, что ты решила перевестись обратно в классы мисс Родригез, — Миа собрала всю волю в кулак, чтобы невежественно не кинуть трубку. Она была не готова к этому разговору. Особенно так. Особенно сейчас, перед ее первой выставкой, когда все мысли были только о ней. Альба ничего не говорила о том, что была на кафедре, вероятно, замолвив словечко за Джонс, а Миа не думала, что ее электронное заявление кто-то рассмотрит аккурат после Нового Года. — Да, я… — Миа чувствовала себя до ужаса неловко, объясняясь перед миссис Фостер. — Я поняла, что классы с мисс Родригез нравились мне своей жесткостью. Я имею в виду, мне очень не хватало ее критики. Закрыв глаза и потерев переносицу, Джонс осознавала, что любая ее причина звучала нелепо. Проблема была лишь в том, что с миссис Фостер она застряла в какой-то творческой дыре, из которой самостоятельно не могла выбраться. С миссис Фостер все слишком предсказуемо и скучно, и от этой скуки Мие хочется выть. Она ожидает, что женщина выльет на нее все негодование и предостережения в мире, но вместо этого кажется дружелюбной: — Миа, ты уверена в своем решении? Мисс Родригез бывает слишком радикальна в своих взглядах и преподавании, а еще нередко склоняет своих студентов к тому, чтобы подражать ее стилистике, что совершенно недопустимо. Мие хочется сказать, что это абсолютная неправда и, напротив, Альба противница подражания, но вместо этого произносит: — Я уверена в своем решении. Кажется, именно это выбивает миссис Фостер из привычного спокойствия и добродушия. До Мии доносится раздраженный вздох на том конце трубки и едва уловимая ругань под нос. — И все-таки, дорогая, я бы настоятельно советовала подумать об этом дважды. С такой репутацией, как у мисс Родригез, я не думаю, что она сможет научить студентов тем вещам, которыми стоит гордиться. К тому же, я бы на твоем месте с настороженностью относилась к такому вниманию и желанию перетянуть тебя обратно на свои занятия. На кафедре мне сказали о твоем заявлении, но также о том, что сама мисс Родригез настояла решить этот вопрос как можно скорее, и я так понимаю, что в этом есть ее доля заинтересованности. Мне очень не хочется, чтобы такой талант, как ты, потух в неправильных руках. Усталость от этого разговора медленно перетекла в раздражение. Миссис Фостер переходила все профессиональные границы, закапывая себя с каждой фразой все больше. Последние капли уважения, которые испытывала Джонс, улетучились вместе с обвинениями в сторону Альбы. Мие хотелось высказаться. Быть жесткой, решительной, быть честной и принципиальной, но страх, что это как-то отразится на ее учебе — пересилил желание справедливости, и вместо того, чтобы поставить миссис Фостер на место, Миа угрюмо выдохнула: — Спасибо за беспокойство, но я все же думаю, что так будет лучше. Брошенная трубка показалась слишком истеричным жестом от человека-божьего-одувана. Миа никогда не расспрашивала о взаимоотношениях Альбы и миссис Фостер, но только тогда подумала о том, что, возможно, в их взаимоотношениях было место зависти и конкуренции.***
Последние дни приготовлений к выставке были самыми напряженными: Альба помогала Мие в упаковке картины и ее транспортировке. Подписание бумажек, знакомство с другими художниками и бесконечная жвачка в голове: «Все будет хорошо». Альба успокаивала, крепко обнимала и не давала сомневаться в себе ни на секунду. Поделившись тем, как друзья отреагировали на новость о том, что она будет выставляться в галерее, Миа увидела лишь сочувствующий понимающий взгляд Альбы. Той ужасно не хотелось говорить это бесчувственное: «Привыкай», но опровергать ту простую истину, что в их сфере люди давят друг другу на голову — женщина так и не решилась. Стараясь приободрить Джонс, она заверила ее в том, что на ее творческом пути всегда будут встречаться те, кто не в силах выдержать конкуренции, играть честно и быть более ободряющим, но это совершенно не означает, что вокруг нет добрых, помогающих и светлых людей. «По крайней мере, я рядом», — улыбнувшись уголками губ, Альба ласково погладила светлые волосы. Миа льнула к чужой ладони, как кошка, все еще чувствуя себя неловко в желании касаться Альбы. Постоянно. Она смотрела на эту женщину и испытывала такой непередаваемый восторг, восхищение и бескомпромиссную любовь, что, казалось, она способна на все. Трудности рядом с Альбой меркли, все проблемы казались такими неважными. Мие казалось, что она могла выдержать все. Казалось, что она свыклась со всем, натянула на себя второй слой кожи, оставаясь невозмутимой при неудачах, косых взглядах и осуждении миссис Фостер. Но когда состоялась ее первая выставка, организаторы выступили со вступительной речью, торжественно перерезали ленточку, а помещение наполнили аплодисменты и приятная музыка — Миа поняла, что родители так и не пришли. Ни в самом начале, ни опаздывая на полчаса, ни через два часа. Они просто не объявились, и только спустя несколько часов Миа получила короткое сообщение от отца, будто бы только что вспомнившего о дочери. «Дорогая, прости, на работе настоящий аврал. Не удалось выбраться. В следующий раз!». В глазах мгновенно защипало, а горло словно стянуло колючей проволокой. Боль и обида ударили под дых, и Мие в секунду так захотелось уйти. То чувство, которое она испытывала, с трудом умещалось в груди — разочарование, обида, невероятная боль от того, что близкие люди вновь забыли о ней в самый важный день в ее жизни. За последнее время Мие действительно показалось, что родители смирились с ее выбором, и даже поверила в то, что они придут на ее первую выставку. Но в очередной раз работа оказалась важнее всего остального. Важнее собственного ребенка. Альба нашла Мию в уборной, уродливо плачущей и ненавидящей свою жизнь. Не расспрашивая ни о чем, Альба тут же прижала ее к себе, позволяя Джонс зарыдать еще сильнее, крепко обхватывая спину женщины. Раньше ей бы было ужасно неловко — она знала, что выглядит совершенно кошмарно, когда плачет, и уж тем более ей не хотелось выглядеть перед Альбой настолько жалкой. Но сейчас — Альба была почти единственным человеком, с которым Миа могла быть сама собой. — Они не пришли, — всхлипывая, едва выговаривая слова, Миа не могла успокоить истерику, внезапно накрывшую ее в уборной. — Даже сегодня! Боль — ощутимая, горячая, колючая — растеклась по венам. Альба прижимала ее к себе, как собственного ребенка, что-то бесконечно бормоча о том, что ей очень жаль. Миа чувствовала, как чужие губы прижимаются к ее макушке, как горячее дыхание греет кожу, как знакомый запах чуть успокаивает. — Я хочу, чтобы ты знала, я горжусь тобой, — оставляя очередной рассеянный поцелуй на лбу, Альба осторожно вытирает соленые слезы с лица Мии. — Я горжусь тобой больше, чем когда-либо. Твоя картина невероятна, друзья, пришедшие поддержать тебя — дорогого стоят. Я знаю, чего тебе стоила эта выставка, и, поверь мне, это только начало в твоем творческом пути. От слов Альбы внутри все взрывается салютами, пальцы мелко дрожат и Мие так одержимо хочется кричать в пустоту. Сорвать голос, позволить себе выместить все накопленные эмоции. Она тянется на носочках к женщине, не слыша вокруг ничего из-за собственного сердцебиения, и целует так, словно не сделает этого больше никогда. Последний воздух выбивается из груди чужой настойчивостью — Альба лишь прижимается ближе, втягивая Мию в узкое пространство кабинки, скользит ладонями по спине, прижимая к себе за поясницу. Альба кусает ее губы, ласкает язык и дышит отрывочно и шумно. — Прости, прости, — едва слышно шепчет она, чуть отстраняясь. Удерживает себя за нити самообладания. — Ты меня с ума сводишь, — Миа шепчет в ответ с закрытыми глазами, боясь сталкиваться с реальностью, со взглядом Альбы, с тем, как она смотрит на нее. — Боже, только не извиняйся… Сквозь тонкое платье Альбы — Миа чувствует ее сердцебиение, ей хочется всю её — любить, кусать, целовать, вдыхать запах кожи, быть безрассудной, непристойной, настоящей, живой. Миа оставляет следы от ногтей, впиваясь в заднюю часть шеи Альбы, целует ее жадно, глубоко, чувствуя, как в животе нарастает жар, расползающийся ниже. Руки нетерпеливо — везде, Альба дрожит под каждым прикосновением. Миа, как дорвавшийся до первого секса подросток — ее ладони сжимают чужую грудь сквозь платье, пытаются поднять подол и, когда терпят неудачу, возвращаются к волосам, обхватывая у корней и прижимая еще ближе. Миа чувствует, как ее лицо горит от жара, а Альба улыбается сквозь поцелуй. Наверное, потешается над ее суетливостью. — Давай не скатываться до перепихона в уборных, — тихо шутит Родригез, и Миа вспоминает ее фразу, брошенную в прошлом году. Ничего не меняется. Это, на удивление, не убавляет желания — скорее наоборот, распыляет Джонс еще больше. Она поправляет волосы и рубашку, выдернутую из брюк, а затем выходит к гостям в выставочный зал. Ей отлично удается взять себя в руки, общаться с друзьями и принимать комплименты от посетителей. Все на какое-то время кажется нормальным. Обычным. Привычным. Миа заставляет себя перестать думать, анализировать и чего-то ждать. Она ловит редкие взгляды Альбы, направленные на нее вместо собеседника, и чувствует, как нечто особенное связывает их сильнее, чем когда-либо. И это не страсть, не бушующая похоть, не случайное желание. Что-то гораздо глубже, честнее и доверительнее. Мие хочется хочется вывернуть свое сердце наружу и протянуть его Альбе. Бери — я вся твоя. Миа снова плачет в полночь, когда видит пополнение своей банковской карточки и сообщение от мамы: «Поздравим утром. Когда тебя ждать?» И Миа смеется — истерично и громко. «Я останусь у Альбы». А затем отключает телефон. По пути уже в полюбившуюся квартиру Миа почти не говорит — Альба рассказывает ей о некоторых людях с выставки: с кем из них лучше поговорить для будущих выставок, а у кого интересное творчество. Альба рассказывает так, словно каждый из них — ее подопечный, а она отличный менеджер. Но Альба просто любит людей, а Миа смотрит ей в рот, сводит колени и не может перестать считать минуты. Альба отлично знает этот взгляд, но держит маску того, словно не понимает — сдерживает улыбку до последнего. Миа нервно кусает свои губы, послушно моет руки и наблюдает за тем, как женщина жадно пьет холодную воду, словно только и ждет — что произойдет дальше? Миа внезапно жмется к ней сзади — пока Альба допивает — обнимает ее со спины и прижимается непозволительно близко. Сейчас ведь можно? Снова встает на носочки и едва ощутимо целует сзади шею — благо что Альба уже собрала волосы в пучок. Мурашки ползут вдоль позвоночника, отдаваясь дрожью во всем теле. Миа целует снова, придавливая женщину к столешнице и не позволяя ей обернуться. Руки змеями ползут к груди, мягко сжимают, а следом перемещаются на талию, настойчиво поднимая подол платья. Миа чувствует, как бедра Альбы упираются назад, прижимаясь плотнее, она любуется кружевным черным бельем и едва удерживает себя от желания нагнуться, чтобы поцеловать в ягодицу. Альба наверняка бы смеялась. — Нагнись, — слышится где-то над ухом внезапно низкий голос Мии, пока ее ладонь чуть давит на спину, побуждая облокотиться грудью на стол. Она вновь целует Альбу в шею и за ухом, гладит ее бедра и чувствует исходящий от кожи жар. Поверх белья прикосновения слишком чувствительны, Альба дергает бедрами и шумно втягивает воздух через нос, когда Миа прижимает свои пальцы крепче, чуть водит по кругу и ощущает, как влага пропитывает чужое белье. В голове крутится тысяча слов, начиная от тех, где Миа бы осыпала Альбу комплиментами, и заканчивая самыми грязными ругательствами, на которые она почти не способна. Свободной рукой она стягивает темное белье и задирает подол еще выше, оголяя спину и живот, заставляя Альбу зажать ткань между собой и столешницей. Миа скользит ладонями вдоль ног и плавно опускается на колени, замечая, как Альба дергается под ней. Движения Мии неторопливы, и чем медленней становится, тем нетерпеливее выгибается Альба, не говоря ни слова. Ее бедра бесконтрольно дрожат, а тело требует разрядки, и когда Миа подводит ее к самому краю, она вдруг отстраняется. — Никогда не делай так, — хриплый, едва прорезавшийся голос Альбы наполняет кухню, ее глаза вспыхивают, обжигают светлую кожу Мии, а руки сцепляются в замок на спине. — Это слишком жестоко даже для тебя. — И что, теперь накажешь меня? Альба понимает, какую игру затеяла Джонс, так что счастливо подыгрывает ей, опуская ее на кровать и наваливаясь сверху. Ее поцелуи глубокие и страстные, отчего сердце выпрыгивает из груди, а голова кружится даже лежа. Миа обхватывает ее ногами, прижимаясь ближе — совершенно бесстыдно, несмотря на то, что щеки розовеют от эмоций. — Если бы ты знала, насколько давно мне хотелось сделать это, — Альба у самого уха, разгоряченная, приятно давящая тяжестью, возбужденная и довольная. Миа нетерпеливо стонет, трется об чужую ногу, когда женщина давит бедром между ее ног, свободной рукой расстегивая рубашку и оставляя поцелуи от шеи до самой груди. Она чуть кусается, чередуя приятную боль и легкие прикосновения. У Мии почти хрустит позвоночник от того, как она доверительно выгибается, неловко снимает с себя рубашку и лифчик, а затем тянется к ширинке. — Какая торопливая, — ласково мурчит Альба, убирая чужие руки и заменяя их своими. — Мне помощь не нужна. Альба — как сжигающий огонь, Миа повторяет это про себя снова и снова, пока ощущает ее руки, язык и горячее дыхание. Наращивая темп, Альба слышит, как дыхание Мии становится все быстрее и тяжелей, чувствует, как кожа покрывается испариной, а сердце вдалбливается в кровать. Все превращается в какой-то калейдоскоп чувств, накаленных до предела, в груди взрываются салюты, а дрожь не покидает все тело. Альба с ней обходительна и внимательна, она целует каждый миллиметр кожи и накрывает губы Мии, когда та стонет сквозь зубы, цепляясь руками за простынь. С Альбой все фантастически легко. Миа обнимает ее обнаженное тело под одеялом и несколько раз целует в подбородок, не скрывая улыбки. — Ты невероятная, — губами Миа чувствует, как Альба сглатывает слюну и ее быстрый пульс. Альба не знает, что сказать в ответ, чтобы не скатиться в банальность. Она оставляет рассеянный поцелуй между бровей и невесомо гладит чужую кожу ладонью. В повисшей тишине витает слишком много мыслей, но никто не осмеливается их озвучить. Миа думает о своем — и о том, насколько своевременно это заявлять. Альба — позволяет себе расслабиться и не рационализировать все слишком много. — Я знаю, что ты жаждешь объяснений и понимания, кто мы друг для друга, — честно озвучивает вслух женщина, и, на удивление, ее слова звучат спокойно и умиротворяюще. — Это бы облегчило всем жизнь, — рассеянно улыбается Джонс, добавляя. — Я полагаю. — Тогда я буду с тобой честна. Ты мне нравишься, Миа, — Альба ласково перебирает светлые волосы, в полумраке взгляд женщины заботливый и безмятежный. — Даже очень. — Но…? Я чувствую, что здесь должно быть какое-то «но». — Тебе бы хотелось? Миа поджимает губы и хмурит брови. — Нет. — Тогда никаких «но», — примирительно бормочет женщина, смешно разглаживая пальцем складки на лбу. — Я не знаю, куда нас это приведет, и приведет ли куда-то вообще, но пока это есть, я хочу испытывать эти потрясающие чувства рядом с тобой. В груди все сжимается до невозможности продохнуть. Миа медленно считает до пяти, выводит узоры на чужом плече и несмело интересуется: — Тебе страшно? — Альба беззвучно кивает. — Мне тоже страшно. Еще никто прежде не разбивал мне сердце. А у тебя это точно получится, я знаю. Невесомый поцелуй отпечатывается на губах, и Миа доверчиво тянется снова. Ей тоже чертовски страшно, но лучше пусть так, чем даже не попытаться найти свое счастье в той, которая смотрит на нее так, словно понимает, как устроен мир. Уверенность Альбы восхищает, и Миа прижимается к ней еще ближе, сплетая их руки в замок и слушая ровное дыхание. — У меня сегодня День Рождения, — роняет она с напускным безразличием. Альба замирает и отстраняется. Смотрит на Мию со всем нахлынувшим стыдом и изумлением. Она и понятия не имела об этом, и теперь ощущала себя настолько неловко, что хотелось накрыться одеялом с головой и сделать вид, что ее здесь нет. — Почему ты не сказала? — Миа ощущает чужую неловкость и злится на то, какой момент подобрала, чтобы сказать об этом. — Я не подумала, — роняет она виновато. — Обычно я не особо отмечаю его, так что не хотела делать из этого какое-то событие, но твоя реакция теперь заставляет меня чувствовать неловко. — Боже, Миа, если бы ты сказала раньше! — Альба вновь становится той, которую Миа запомнила в их первую встречу — собранная и такая деловитая. — Я надеюсь, что у тебя нет планов, потому что весь следующий день будет посвящен тебе! С Днем Рождения, моя восходящая звезда! Смеясь, Миа принимала тонну поцелуев, полагая, что это лучший День Рождения, который она могла когда-либо желать.