ID работы: 13301586

Влюбляясь в Альбу

Фемслэш
NC-17
Завершён
1256
автор
Derzzzanka бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
235 страниц, 14 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1256 Нравится 320 Отзывы 297 В сборник Скачать

Часть 9

Настройки текста
Примечания:
Мать сверлит Мию красноречивым взглядом, пока та, краснея и раздувая от раздражения ноздри, упрямо повторяет о том, что у нее, вообще-то, были свои планы. Миа злится, что родители не ставят ее ни во что, когда она вдруг рассказывает о своих планах, о которых они, конечно же, не интересуются заранее. Фигура отца всплывает в гостинной вместе с дежурной фразой: «Сегодня нам нужно быть на ужине к семи. Это важная встреча, поэтому оденься поприличней», а затем уходит, оставляя Мию с ее брошенными в спину обидами. — Миа, брось свое ребячество, — строже произносит Натали, вдевая в ухо серьгу. — Мы выбираемся не так часто, чтобы ты устраивала эти сцены. — Я все прекрасно понимаю, но это такой же важный вечер и для меня, почему это так сложно понять? — Миа вскидывает руками и едва сдерживает слезы. — На этой выставке будут те люди, с которыми я мечтала познакомиться, и которые, в частности, могут помочь мне с дальнейшей карьерой. Миа улавливает, как мать закатывает глаза, словно та говорит полнейшую глупость, и Джонс впервые хочется просто сбежать. Демонстративно хлопнуть дверью и испариться из квартиры, наплевав, что будет ждать ее после. — Дорогая, мы идем на ужин с теми людьми, которые в перспективе могли бы привнести для тебя гораздо больше перспектив, чем кучка местных художников. Слова звонкими пощечинами хлещут по щекам. Мие кажется это настолько несправедливым и грубым — обесценивать все, к чему она прикасается. Не пытаться понять ее или просто уважать ее решения. — Почему бы хоть раз тебе не попытаться услышать меня? — Я прекрасно слышу тебя, родная, но ты еще не понимаешь, как устроена жизнь, — мать вновь включает этот тон, от которого Мию выворачивает наизнанку. — И то, что для тебя кажется сейчас важным и перспективным, может оказаться не таким сказочным, как ты это видишь. Мы с твоим отцом больше двадцати лет работаем в юриспруденции и можем гарантировать тебе безбедное будущее, если ты начнешь знакомиться не только со своими художниками, но и с людьми, у которых есть реальное влияние. Миа не отвечает. Она смотрит пустым взглядом на мать и осознает простую, отвратительную во всех аспектах, истину — та даже не пытается услышать ее. Не пытается увидеть в ней — её. Натали плевать на ее желания и мечты, на ее стремления и ожидания от мира, потому что все, о чем думают ее родители — это как бы вырастить свое протеже, лишенное индивидуальности. Вечер был утомительным, но Миа вяло натягивала на себя улыбку, стараясь быть вежливой. В огромном ресторане, из окон которого виднелся весь город как на ладони, было шумно. Вместе с семьей Джонс на встрече присутствовали несколько семей — коллег родителей. Коллинзы — спокойные и воспитанные, что-то в них было от того, какой Миа видела Альбу. Семья Браун — напротив, были слишком шумными и разговорчивыми, они жарко обсуждали с отцом Мии политику и, казалось, были в курсе всех сплетен в их профессиональном кругу. И только семья Уилсон практически весь вечер расхваливали своего сына, которого родители Мии едва не облизывали. Не обошлось и без разговоров о любимом братце, который подавал надежды, сидя в университете и кое-как дотягивая до среднего балла. Но главное, что перспектив в нем было гораздо больше, чем в планах Мии стать художницей. Адам — сын Уилсонов, во всей красе показывал невероятный кругозор, рассказывая Мие о том, каких художников он любит и что на самом деле современное искусство подвластно для понимания всем, если этим хотя бы немного заинтересоваться. Джонс он казался напыщенным и слишком демонстративным, к тому же, парень явно не блистал каким-то обаянием и красотой. «Окей, гугл», — про себя прозвала его Миа, натянуто улыбаясь на каждую его заумную фразу. По взглядам матери ей стало понятно, что вся эта встреча стала отличным шансом, чтобы познакомить ее с Адамом — видимо, именно он сулил Мие карьерные перспективы, за которые она с радостью прыгнула бы в его постель и надела кольцо на безымянный палец. Ей хотелось как можно скорее избавиться от узкого платья и смыть макияж, чтобы забраться в привычную бесформенную футболку и стоять перепачканной в краске перед любимым мольбертом. В разгар ужина, когда алкоголь уже развязал языки даже спокойным Браунам, Адам предложил Мие подышать воздухом, и даже это предложение звучало лучше, чем оставаться в компании невероятных зануд. Мать была в восторге — она улыбалась дочери так широко, как не делала уже тысячу лет. Прохладный воздух веранды приятно остужал разгоряченную кожу. Протянув пачку сигарет Мие, Адам улыбнулся. В пиджаке, с темными уложенными, как у модели, волосами, он определенно мог оказывать эффект на девушек. Проблема лишь в том, что вкусы Мии были далеки от мистера википедии, а уж тем более Миа не хотела потакать своим родителям. — Я не курю, — качает головой она, небрежно скользнув взглядом по приподнятым бровям Адама. — Странно, — хмыкает он, убирая пачку. — Я думал, что все художники курят. Это будто входит в их образ. Миа едва подавляет в себе желание скривиться, насколько странно и стереотипно это звучит, но удерживает свой порыв, обнимая себя руками. Адам, по всей видимости, не замечает стремления Мии к тишине, поэтому беспечно продолжает: — Так твои родители против того, чтобы ты посвятила свою жизнь картинам? Больше желания избежать неловких знакомств Джонс мечтала не поднимать тему своей учебы и карьерных перспектив. — Вроде того. А ты, значит, собираешься работать в компании отца? Адам улыбается. Так и не понять — распознал ли он укол Мии или просто гордится своим местом под солнцем. Весь разговор складывается каким-то нелепым и натянутым, все, чего хочется Мие — поскорее оказаться дома. Она думает о том, что в это время могла бы быть на шикарной выставке вместе с Эммой и Джоэлом, но вместо этого она слушала этих душнил, с которыми хотелось умереть со скуки. Ее раздражало, что даже молодые парни вроде Адама были копией своих родителей и не могли вести более непринужденный разговор, не смотреть на тебя свысока и думать, что понимают в жизни больше, чем ты. Уже оказавшись дома и стягивая с себя неудобную обувь, Натали вдруг поинтересовалась: — Как тебе Адам? По-моему, невероятно славный молодой человек. Если бы глаза Мии могли вкатиться прямо в затылок, то это непременно бы произошло. Странно, что они не заговорили об этом раньше, еще в такси, но Джонс предполагала, что эта тема нет-нет да всплывет. — Не напомнишь, сколько ему? Около сорока? — съехидничала Миа. — Похоже, что этот молодой человек не умеет общаться более приземленно, как обычные смертные. — С твоим ехидством, дорогая, ты далеко не уйдешь, — мать не была строгой, скорее приторно-снисходительной, что бесило еще больше. — И вместо того, чтобы пытаться найти в каждом окружающем человеке недостатки, ты могла бы присмотреться. — Господи, я поверить не могу, что вы всерьез взяли меня на ужин ради того, чтобы я присмотрелась к человеку-википедии? Никого более утомительного в двадцать пять я еще не видела. — Может, потому что твое окружение складывается из людей, которые даже не в курсе новостей? Миа едва не уронила челюсть. Ярость поднялась из самого живота, отдаваясь дрожью в кончики пальцев. — Ты хочешь сказать, что я общаюсь с тупицами? — Это не мои слова, — отрезала Натали, но Мию было не остановить. — Вы бы хоть раз посмотрели дальше своего носа и, быть может, узнали, что в мире помимо банкиров, финансовых аналитиков и адвокатов есть кто-то другой, — не сдерживая себя, Джонс с вызовом смотрела на мать и злилась на то, что отец в полнейшем равнодушии давно поднялся наверх. — И, представь себе, мне могут быть не интересны парни, которых вы пытаетесь подсунуть мне под нос. — Скажи еще, что ты лесбиянка! — повысив голос, мать брезгливо кинула на нее взгляд. — Чтобы окончательно опозорить свою семью. Мие показалось, будто бы ее ударили. В груди что-то надломилось и дало трещину. Боль ощутилась физически, вытекаемая из солнечного сплетения и заполняющая все вокруг. Ей вдруг стало настолько плохо и больно, насколько может быть больно от слов самых близких людей, которые должны поддерживать, но вместо этого Миа ощутила себя такой грязной. Ничтожной, маленькой, полным позором семьи. — Поверить не могу, что ты моя мать, — ярость в словах Мии вдруг утихла, и боль, скользящая в ее тоне, казалось, могла затопить весь дом. Не дожидаясь очередного выпада в ее сторону, она быстро поднялась в свою комнату, запирая дверь с внутренней стороны. Осев на пол и закрывая лицо руками, Миа позволила себе расплакаться. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, словно силы в одночасье покинули ее вместе со словами мамы. Прежде они никогда не поднимали эту тему дома, не обсуждали за обеденным столом и никак не комментировали прайды в их летнюю неделю, но сейчас Миа окончательно убедилась в том, что никогда не сможет признаться родителям, если ее так и будут привлекать девушки. Руки сами собой потянулись к холсту. Душевная боль всегда красиво ложилась красками, поэтому без попыток заснуть Миа провела несколько часов у мольберта, желая быть услышанной хотя бы через свои картины.

***

Жизнь вновь потянулась своим чередом. Миа усердно писала картины, едва помещающиеся в ее комнате, сдавала тесты и читала теорию, сидя в мягком свете библиотеки. После произошедшего она старалась как можно реже появляться дома и все больше сил вкладывала в то, чтобы попытаться продать свои первые работы. Джоэл и Эмма активно делились тем, что знали, подсказывали, кому можно написать и где попробовать подать заявку для того, чтобы выставиться в галерее. Листья на деревьях медленно стали редеть, а в Нью-Йорк все чаще заглядывали дожди. Мие нравилось это больше, чем резкое наступление осени, когда не успеваешь очухаться и перейти с летнего режима. Несмотря на серые дни, осень все же была по большей части солнечной и теплой. Они с ребятами несколько раз собирались у Саймона для привычных посиделок, обсуждая последний год в университете и амбиции для будущих планов. Паула попросила дать ей время, чтобы прийти в себя. В какой-то из дней она честно призналась, что первичный план вышел из-под контроля, и Миа ей, вроде как, нравится. Они не собирались организовывать из их легких, ничего не значащих отношений клуб разбитых сердец. К тому же Паула изъявила желание остаться подругами, и Миа счастливо поддержала эту идею — лишаться такой чудесной подруги, как Паула, ей тоже не хотелось. За весь октябрь они пересеклись лишь пару раз, веселясь у Саймона и однажды поговорив за чашкой кофе. Альбы почти не было. Словно что-то произошло, и она внезапно пропала из поля зрения Мии, теряясь в кабинетах и длинных коридорах университета. Пару раз Миа видела ее мелькой на улице — та заходила в здание кампуса и другой раз пила кофе с кем-то из преподавателей, так что Джонс не решилась подходить к ней, чтобы перекинуться парочкой слов. Несмотря на тяжесть на сердце и ощущении, будто бы все это оборвалось как-то слишком резко, Миа тешила себя мыслью о том, что так будет правильней. Она была больше сосредоточена на учебе и попытках начать зарабатывать самостоятельно, не привлекая к этому родителей. Миа думала об Альбе вечерами, просматривая ее инстаграм и улыбаясь, словно старому другу. Она восхищалась Альбой издалека, радуясь ее новым работам и знакомствам с другими художниками. В какой-то момент Миа осознала, что ей становится тепло на душе, даже если мисс Родригез была далека от нее, но Джонс точно знала, что она в порядке.

***

Альба поймала Мию врасплох сразу после класса скульптуры — Джонс бежала в уборную, чтобы отмыть руки и перепачканное лицо, и остановилась как вкопанная, когда увидела у кабинета Альбу, опирающуюся о подоконник и явно поджидающую кого-то. — Спешишь? — буднично спросила она и улыбнулась Мие так, что все внутри на секунду замерло и сжалось. Миа готова была убить ради этой улыбки. — Разве что смыть с себя глину, — оборачиваясь на выходящих студентов, Джонс заметила взгляд Джоэла, задержавшийся на ней. Опять заладит расспросы. Альба коротко кивнула некоторым знакомым лицам, и ее взгляд вновь остановился на Мие. Совершенно очаровательная в своей растерянности, она смотрела на Альбу большими светлыми глазами, явно не понимая, что от нее хотят. Альбе хотелось спросить о том, как она поживает и как продвигаются ее классы живописи, но почувствовала себя смущенно, словно это было чем-то запретным. Вряд ли миссис Фостер интересовалась у Мии, как обстоят ее дела с классами скульптуры или права. Спрятав руки в карманы широких штанов, мисс Родригез прочистила горло и, стараясь не выглядеть робеющей девчонкой, протянула: — В следующую пятницу у меня будет открытие выставки, и я хотела пригласить тебя, — а затем, сделав небольшую паузу, словно боясь отказа, добавила. — Если у тебя нет планов, конечно. Сердце Мии подпрыгнуло в груди, и она изо всех сил старалась не улыбаться во все лицо, будто ждала это приглашение всю свою жизнь. Ради этого приглашения она могла бы послать родителей, сбежать из квартиры и никогда не возвращаться. Ничто не способно было остановить ее. — Да, конечно, — закивала головой та. — Я с радостью приду. Мне приятно, что вы пригласили меня. — Я подумала, что тебе может быть интересно, — Альба в неловкости закусила нижнюю губу, глядя на то, как разглядывает ее Миа. Неловко покачнувшись на месте, она вдруг поняла, что не сообщила о самом главном. — Я могу сказать тебе адрес и время сразу или могу написать куда-то? — А, да, — Миа тут же засуетилась доставая телефон и открывая заметки. — Диктуйте адрес. Легкое чувство разочарования кольнуло в груди Альбы. Она не хотела звучать настойчиво, прося телефон Мии, чтобы затем пользоваться этим напропалую, или предложить ей подписаться друг на друга в инстаграме. Уже позже Миа выругалась про себя, осознав, что могла бы оставить Альбе свой телефон, но вместо этого залезла в чертовы заметки. Почти две недели тянулись непозволительно долго: в выходные Миа выбралась вместе с Паулой, Саймоном и Джоэлом провести время за городом, а на следующей неделе — считала дни до пятницы, забывая обо всем вокруг. Миа крутилась у зеркала часа два, тщетно выбирая, в чем ей пойти — Эмма поддразнивала ее и говорила, что Альба оценит все, даже если Миа напялит на себя мешок из-под картошки. Эмма явно понимала, что между Альбой и Мией что-то происходило, но лезть не в свое дело не стала и, в отличие от Джоэла, не доставала расспросами. Примерив все платья и поняв, что ей ничего не нравится, Миа надела на себя широкие, как у Альбы, штаны и черную блузку, повесила на шею небольшую подвеску и подкрасила глаза тушью. Она оценивающе смотрела на себя, пытаясь понять, достаточно ли хороша, чтобы зацепить взгляд Альбы среди пришедших поклонников. В самой галерее было просторно, хотя Джонс почему-то представляла себе что-то маленькое и уютное. Альба брала масштабом и ярким светом, бьющим со всех сторон. Музыка мешалась с людскими разговорами. Когда Эмма, Джоэл и Миа прибыли на выставку, они заметили уже несколько ребят, у которых преподавала Альба. Сама же Альба рассказывала о своей картине, о том, как вдохновило ее проведенное лето на Сицилии, и что ее студенты — лучшие студенты, на которых она могла рассчитывать. Картина, о которой она говорила, была внушительной — больше, чем те, которые успела рассмотреть Миа. Кто-то в толпе шутил о том, что это «Сицилийская девочка с персиками», поскольку на холсте была изображена девушка, поедающая персик. В работе легко узнавался задний двор виллы, на которой они жили — пышная зелень, плетеные качели позади. Яркий полуденный свет бьет в спину главной героини — блондинки с длинными волосами и смуглой кожей, на которой чуть проглядывают веснушки. Никто из студентов не был похож на эту девушку — разве что если Мие отрастить волосы еще несколько лет и сменить цвет глаз на янтарный, то вполне. Джонс сразу же отмахнулась от этой мысли, считая ее слишком фантазийной для такой реальности. Она вспомнила Альбу на море: такую теплую, счастливую, поедающую персик и спрашивающую у нее: «Хочешь?». Миа сглотнула, продолжая рассматривать картину — съехавшую лямку от светлого сарафана и открывающую нежную кожу, озорной блеск в глазах, яркие, словно припухшие розовые губы. Миа даже подумала о том, что кто-то позировал Альбе до или после них — и этот кто-то был невероятно красив и привлекателен. — Спасибо что пришли, — закончив свою речь, она мягко поклонилась и широко улыбнулась, позволив аудитории разбрестись по галерее. Миа не могла оторвать от нее взгляда. В Альбе было столько всего, что не вмещалось в ее легких и сердце — она казалась такой недосягаемой, стоя всего в нескольких метрах от нее. В темных штанах и белой классической рубашке, Альба подчиняла все взгляды, касающиеся ее, она легко могла бы флиртовать не говоря ни слова. «Какая же ты красивая», — крутилось, словно мантра, на языке у Мии, которая поглядывала на нее воришкой, пытаясь впитать этот образ в свою память. Джонс помнила, что раньше Альба писала много политического, эмоционального и неоднозначного, но эта выставка так отличалась от всего того, что она видела прежде. В ней было так много… женщин. Много боли, душевных страданий, много солнечного и легкого, как сицилийское солнце. Несколько зарисовок и набросок все с той же виллы, пейзажи Чефалу и ее натурщица. Миа готова была поспорить, что видела похожие черты лица в других картинах прежде, но здесь подпись так и гласила: «Натурщица», расставляя все по своим местам. Сердце коснулось горла и упало куда-то в живот. Это было чем-то невероятным. Тлеющий рассвет мягко освещал обнаженную фигуру женщины, сидящей напротив окна. В мягкой постели блестело шелковое белье. Натурщица изящно курила, глядя с картины кокетливым взглядом — и Миа вдруг так живо представила то, как та могла бы смотреть на Альбу. То, чем они могли заниматься прежде, и что эта картина — всего лишь отражение той реальности, в которой живет мисс Родригез. Тупая боль скрутила живот, и Мие вдруг сделалось так нехорошо и тоскливо, что захотелось уйти. Она не могла перестать смотреть на эту картину, представляя, как Альба писала ее и что чувствовала в тот момент. Миа обернулась вокруг своей оси, вдруг осознавая, сколько различных женщин окружали Альбу. Так и не разобраться, кто из них был реальным, а кто лишь полетом фантазии. Но Миа ощущала это как какую-то новую степень откровенности, которой до этого не было в работах мисс Родригез. Несмотря на то, что обнаженная фигура на всех картинах была лишь одна, Джонс успела предположить, что в реальности все обстояло иначе, и ревность горячей волной прокатилась по ее венам, лишая рассудка. Урвав лишь несколько минут, пока Джоэл с Эммой прошли дальше по галерее, а Альба на секунду осталась одна, Миа подошла к ней незамедлительно, чувствуя, как щеки начинают гореть сильнее. — Ты прекрасно выглядишь, — Джонс не успела ничего произнести, прежде чем Альба застала ее врасплох, говоря сдержано, словно сохраняя официальность, но уголки ее губ предательски дрогнули, заставляя сердце Мии таять. — Спасибо, — в том же духе кивнула девушка. — Я лишь хотела сказать, что ваши работы просто невероятны! Все выглядит так свежо, будто бы по-новому. В этом, несомненно, есть вы и ваш стиль, но будто что-то изменилось. Взгляд Альбы медленно и изучающе скользнул по лицу Мии. Искренний восторг в чужих глазах невозможно было игнорировать, и женщине вдруг так захотелось коснуться ее щеки, скользнуть пальцами до подбородка и сказать что-нибудь приятное. — Это был неплохой год, а летом случилась взаимная любовь с Чефалу. Уже в третий раз, — Альба внезапно отвлеклась, заметив знакомую фигуру, проскользнувшую в галерею. Миа понимающе кивнула. Она хотела задать много вопросов: кто был изображен с персиком, связывает ли ее что-то с натурщицей и почему вдруг в ее работах появилось так много женщин, но все это казалось ей неуместным. Словно им с Альбой не хватало настоящей близости для того, чтобы задавать такие провокационные вопросы и требовать на них ответы. В легком, будто ничего не значащем движении, Альба коснулась ее предплечья и скользнула рукой вниз, извиняясь за то, что ей нужно отойти. Она бросила это короткое: «Еще поговорим», теряясь среди гостей. Высокий и щуплый, будто бы с наращëнными усами, Патрик рассматривал чужие картины. Альба, окруженная своими работами и коллегами-художниками, была уверена в своем таланте и ждала, что они привлекут внимание публики, но чего ей точно не приходилось ждать, так это появления старого знакомого, который изрядно нервировал. — Патрик, — подойдя к мужчине сзади, Альба окликнула его, привлекая внимание и коротко кивая ему головой. — Привет, Альба, — широкая улыбка расплылась по его лицу, что еще больше заставило женщину нервничать, она прекрасно понимала, что Патрик не может объявиться здесь с благими намерениями оценить ее картины. — Ты, вероятно, забыла про приглашение, или я случайным образом не получил его. Альба усмехнулась, изучая темные глаза мужчины, цепляющиеся за нее, словно когтями. — Невероятно! — воскликнула она, ни на секунду не отрывая взгляда. — Что у тебя хватило духу появиться здесь после нашего последнего разговора. — Отчего же переносить это на искусство? Я восхищаюсь твоим талантом и упорством. Прищурившись, Альба знала, что Патрик лукавит. За кучу лет после окончания университета он никогда не объявлялся на открытии ее выставок, а сейчас вдруг решил снизойти, чтобы признать, что она хороша? — В этот раз ты превзошла себя! Такие чувственные картины. Конечно, я не мог пропустить такое событие, — обернувшись к полотнам, Патрик продолжил. — Но есть одна вещь, которая беспокоит меня… Альбе показалось, словно ее позвоночник выпрямился и напрягся до неприятного хруста. Дрожь прошлась волной к кончикам пальцев, а сердце внезапно пропустило удар. — Ты знаешь, Альба, я слышал интересные истории о том, как ты работаешь со своими натурщицами… Пронзительный взгляд вновь коснулся женщины, и Родригез изо всех сил постаралась скрыть окативший ее ужас. Ей казалось, что кожа ее побледнела, а ее нервозность была заметна невооруженным взглядом. Ярость, поднявшаяся из живота, затопила все внутренности, наполняя ноги свинцом, что невозможно было сдвинуться с места. Она убьет чертову Сэм, как только увидит ее. — Я не знаю, о чем ты говоришь, Патрик, — ответила она, пытаясь сохранить контроль над ситуацией. — Ты знаешь, Альба, я бы не хотел раскрывать твою личную жизнь, но я думаю, что некоторые из моих знакомых могут быть очень заинтересованы в твоей ситуации, — Патрик беспечно улыбнулся, очевидно, наслаждаясь реакцией женщины. — Они любят скандалы и грязные истории. Альба помнила этот урок очень давно — Патрик обожал грязные игры, но если раньше он распускал пустые сплетни, то сейчас, развлекаясь с Сэм, как и она сама, он вполне мог основательно обвинить ее в том, что она спит со своей натурщицей. Сэм, мать ее, Сэм! Последнее, чего она бы хотела — чтобы общественность узнала о ее ориентации и личной жизни. Альба слишком расслабилась в своей открытости и потеряла ощущение реальности, заигрывая с женщинами направо и налево. — Твои обвинения беспочвенны, — сохраняя лицо, протянула Альба. — А за попытку твоего шантажа мы можем встретиться в суде. Я думала, что прошлых разов тебе было достаточно. Ухмыльнувшись, словно ожидая именно такую реакцию женщины, Патрик пожал плечами. — С годами ты совсем не изменилась, такая же напыщенно самоуверенная, что это даже забавно, — чужая ладонь коснулась ее щеки, и Альба настойчиво отстранилась, чувствуя себя мерзко. — Я знал, что ты так скажешь. Что ж, тогда увидим, что ты скажешь об этом, когда Сэм расскажет об истории твоей невероятной картины. Кинув взгляд в сторону холста с натурщицей, Патрик, не дожидаясь ответа, ретировался, оставляя за собой шлейф стойкого парфюма. Тут же сорвавшись с места и спеша в уборную, Альба чувствовала, как грохочет ее сердце. Она была в ужасе, и страх заглушал все ее рациональные мысли. Она тут же начала продумывать все шаги к отступлению, как будет опровергать слова Сэм или, напротив, постарается игнорировать любые обвинения. «Блять, блять, блять», — Альба измеряла шагами уборную, хватаясь за голову и чувствуя себя загнанным в угол зверем. С Сэм они были так давно, что она до конца не могла поверить в то, что та действительно могла бы продаться Патрику. Альба исправно платила ей, а Сэм сама начала заигрывать с ней практически с первой их встречи. Альба ни к чему ее не принуждала и уж тем более не шантажировала деньгами! Пытаясь успокоиться, она смотрела на свое отражение в зеркале и видела, как былая уверенность дала трещину, позволив ощутить себя слабой. Практически беспомощной. Тема ее ориентации была настолько болезненной, запечатанной под семью замками, что теперь, ощущая себя в ловушке, Альба не могла понять, как и когда потеряла бдительность. Она опустила голову и застонала в ладони, вспоминая историю с Мией и то, что девчонке может взбрести в голову, когда грязные сплетни поползут по университету. Если ситуацию с Сэм можно было хоть как-то вырулить, то обвинения в том, что она спала со своей студенткой — способны были разрушить ее карьеру. Чувствуя, как дыхания совсем не хватает, а тело начинает бесконтрольно дрожать, Альба поняла, что паническая атака застала ее врасплох. Ей хотелось вылезти в окно, лишь бы не выходить вновь в зал галереи, чтобы постараться незаметно выскользнуть из здания. Позволив себе успокоиться и остаться внутри на какое-то время, Альба сделала несколько глубоких глотков воздуха и намочила руки и шею холодной водой. Подняв подбородок, вновь выпрямилась в спине. Выходя в пространство галереи как ни в чем не бывало, Альба лишь тогда осознала, как хорошо научилась притворяться нормальной за все это время.

***

Альбе хотелось вгрызться в шею каждого, кто задавал ей эти вопросы: «Патрик Дэвис утверждает, что вы пользуетесь своим влиянием и склоняете к сексуальным действиям своих натурщиц, что вы можете рассказать об этом?» «Госпожа Родригез, это первая ваша выставка, где вы показываете лицо вашей натурщицы. Правда ли, что вас связывают не только профессиональные отношения?» «Эта выставка пестрит изобилием сюжетов, в которых вы показываете женщин в разном амплуа, но многие работы также демонстрируют некоторую сексуализацию. Патрик Дэвис говорит о том, что вы нарушаете профессиональную этику и спите со своими натурщицами, так ли это?» С открытия выставки и общения со СМИ она практически переставала выходить из дома, чувствуя себя разбитой. Она понимала, что открытие новой выставки привлекло к ней достаточно внимания, чтобы просто проигнорировать все вопросы о слухах, которые пустил Патрик. Скорее всего, это было бы принято как за трусливое согласие, а Альбе не хотелось выглядеть слабой, особенно в том, что касалось ее личной жизни. Поэтому большинство из подобных вопросов она старалась перевести в шутку: «Послушайте, женщины действительно вдохновляют меня, но подобные обвинения господина Дэвиса беспочвенны. Разве вы не припомните, какое количество прецедентов случалось у нас ранее, после чего мистер Дэвис, я напомню, проигрывал все суды за его клевету. Я понимаю, что хрупкое мужское эго может не выдерживать конкуренции, но в данном случае, я полагаю, он хочет привлечь к себе больше внимания, нежели ко мне». Патрик, должно быть, кипел от злости, и Альба знала, что играла с ним, ходя по острию ножа. В глубине души она понимала, что правда такова — она действительно спала со своей натурщицей, но она также все еще надеялась на благоразумие Сэм. Оглушенная слепой злостью, Альба сама пригласила к себе Сэм субботним вечером, не сообщая о том, что хочет поговорить с ней о Патрике. Измеряя квартиру шагами, она не могла перестать думать о создавшейся ситуации и о том, как будет из нее выкручиваться. Эмоции настолько заполонили ее, лишая рассудка, что когда Сэм счастливо объявилась на ее пороге, Альба буквально втащила ее внутрь, а в следующую секунду в повисшей тишине раздалась звонкая пощечина. Сэм подняла свой холодный взгляд на женщину и тотчас поняла, что Альба знает. Щека неприятно горела. — Как он узнал? — с растрепанными волосами, чуть виднеющимися мешками под глазами, Альба выглядела уставшей. — Прости, Альба, — спокойствие во взгляде девушки разжигало все больший огонь в животе Родригез. — Но все в этом мире продается. Казалось, будто бы Сэм не испытывала ни капли искреннего раскаяния. — Черт подери, Сэм! Какого хера ты натворила? — в бессилии хватаясь за воротник чужого пальто, Альба практически кричала ей в лицо. — Что, блять, с тобой не так? Зачем? Просто объясни мне, зачем? — Мне нужны были деньги. Альба истерично засмеялась, вытирая рукой губы и пытаясь собрать путающиеся волосы. Она не могла поверить в то, что Сэм так просто и безразлично говорила об этом, словно не понимала, как в одночасье могла испортить репутацию Альбы. Или знала, но в чем был ее мотив делать это? — Я не понимаю тебя, я отказываюсь понимать то, как ты говоришь об этом так, словно не осознаешь происходящее, — Сэм впервые видела заблестевшие от слез глаза Альбы, наполненные страданием. — Я же всегда тебе исправно платила, всегда столько, сколько ты хотела! — Мне нужны были деньги, — как заученную пластинку, повторила она. — Большая сумма. Но ты никогда не желала слушать меня, и я знала, что не смогу попросить у тебя помощи, потому что у тебя на уме была только ты и твои проблемы. Я пыталась завести этот разговор. Дважды. И все два раза ты говорила что устала и не хочешь обсуждать личную жизнь. Патрик же любил поболтать. — И ты решила, что это веский повод подставить мою карьеру под удар? Сэм промолчала, отводя взгляд. Альба не могла поверить своим ушам. Она знала, что была ничем не обязана ей, не обязана слушать ее истории, не обязана помогать, но она искренне не думала, что девушка так просто продастся Патрику. Дура, какая она дура! Альба обхватила свою голову, пытаясь примириться с тем, что только что услышала, а в следующую секунду толкнула Сэм в плечи, подталкивая к двери. — Выметайся, — свободной рукой дергая ручку двери, она чувствовала, как глаза застилает пелена слез. Дура, дура дура! Альба почувствовала себя такой ничтожной и глупой, позволившей втянуть себя в эту историю. Она видела, как статьи одна за другой выходили с ее интервью и освещением выставки. С одной стороны это, несомненно, привлекало больше внимания к ее работам, но Альба никогда не хотела известности такой ценой.

***

Появившись в университете и зайдя в аудиторию, она заметила, что некоторые из студентов тут же обратили на нее больше внимания, чем обычно. Некоторые из них шептались и смотрели на нее — Альба точно понимала, в чем дело, но надеялась на благоразумие ребят. Джоэл выглядел встревоженным, а Эмма, напротив, прятала взгляд так, словно стыдилась находиться в этой аудитории вместе с мисс Родригез. Привычная маска самоуверенности трещала по швам, но Альба отчаянно старалась держаться и не показывать студентам свою встревоженность. Наконец, когда она громко объявила о планах на сегодняшние занятия и обошла некоторых ребят, чтобы проверить их задания, Саймон неуверенно подал голос: — Мисс Родригез, я прошу прощения, но то, что пишут в СМИ, это правда? — Саймон, а не заткнуться бы тебе? — встряла Вероника, яростно защищая Альбу. — Мисс Родригез, не слушайте его! Обвинения в СМИ просто ужасны, мне так жаль, что вы столкнулись с этим! — Я не пытаюсь никого ни в чем обвинять, — попытался оправдаться Саймон, на что Джоэл закатил глаза, он точно знал, что парень обожает сплетни, и даже там, где должен был держать язык за зубами, задавал слишком много вопросов. — Давайте мы просто не будем нарушать субординацию, — Джоэл подал голос с другого конца кабинета, одаривая Саймона многозначительным взглядом. Альба почувствовала, как краска поднялась к ее лицу. Она пыталась сохранить спокойствие и явно понимала, что ситуация требует того, чтобы ее прекратили обсуждать. — Спасибо за твою откровенность, Саймон, и я очень жалею, что вы узнали подобное из газет, — прочистив горло, Альба окинула взглядом студентов, встречаясь с совершенно разными реакциями. — Но я хочу заверить вас, что мои личные отношения никак не влияют на мою работу в качестве преподавателя и художницы. Я пришла сюда, чтобы поделиться с вами своими знаниями и опытом, и я надеюсь, что вы сможете насладиться этим классом и научиться чему-то новому, не обращая внимания на сплетни. Альба в который раз ушла от прямого вопроса, но она и не собиралась объясняться перед своими студентами так, словно это ее прямая обязанность. К тому же вопрос, заданный в аудитории, казался ей абсолютно бестактным, и как бы Саймону ни хотелось унять свой праздный интерес. Альба считала это неуместным. Уже после классов, когда студенты быстро покинули аудиторию, оставляя преподавательницу одну, Джоэл не удержался и подошел к ней с извиняющимся взглядом. Ему было искренне жаль Альбу и то, что на нее обрушилось. Даже если это было правдой, это никоим образом не должно было сказываться на ее карьере, к тому же так бурно обсуждаться. — Мисс Родригез, — окликнув женщину со спины, Джоэл остановился в нескольких шагах от нее. — Мне очень жаль. И мне бы не хотелось, чтобы вы обращали внимание на Саймона, вы же знаете его нрав, он бывает ужасно раздражающим в своей дотошности. — Все в порядке, Джоэл, спасибо, — кивнула Альба, обнимая себя руками, и трудно было не заметить, как взгляд ее изменился под влиянием чужих слов: стал более мягким и грустным. — Я понимаю, что эту тему для обсуждений сложно игнорировать. — Я просто хотел сказать, что все это совершенно не важно. Вы отличный преподаватель и художник, и я надеюсь, что это никак не повлияет на ваше преподавание здесь. Альба благодарно кивнула головой и вымученно улыбнулась. Впереди еще было два класса живописи с младшим курсом, так что она вновь ожидала вопросы студентов, которые не умели удержать свой интерес.

***

Миа узнала о сплетнях несколько дней назад, когда сидела в одной из кофеен города и как обычно работала над своими рисунками. Играющее радио в кафе скорее разбавляло атмосферу, но не перетягивало на себя внимания, пока Миа не услышала знакомое имя. Ее сердце забилось быстрее, когда ведущие объявили, что Альба стала жертвой распространения сплетен о ее личной жизни. Тотчас отвлекшись от всякой работы, Миа прислушалась. «Альба Родригез, испанская художница, стала объектом слухов и сплетен, связанных с ее личной жизнью. После ее нашумевшей выставки в галерее Бёркинса ее коллега, Патрик Дэвис, заявил о том, что госпожа Родригез ведет неэтичный образ жизни и склоняет к сексуальным отношениям свою натурщицу, работа с которой выставлена в галерее. Несмотря на то, что эти утверждения не подтверждены, они уже начали влиять на репутацию Родригез и ее карьеру в художественной сфере. Одни уверены в том, что это четко спланированная пиар кампания, другие же верят в правдивость этой информации, ожидая комментарии художницы». Миа не могла поверить своим ушам. В висках тут же застучала кровь, а горло словно стянуло невидимой проволокой. Она видела, что людей в кофейне совершенно не беспокоили эти новости, поскольку, вероятней всего, они даже не знали Альбу, но Миа чувствовала себя так, будто готова была провалиться сквозь землю. Первое, что ясно осознала Миа, сидя в кофейне — была ревность. Обжигающая, глубокая, задевающее эго хрупкой девочки. Будто бы кто-то, наконец, озвучил эту простую мысль: забудь, ты не единственная, кто был в постели Альбы. И эта простая мысль настолько ранила Джонс, словно мисс Родригез обещала ей счастливое совместное будущее вместо краткосрочного перепихона летом. Миа знала, что они договаривались обо всем на берегу, но ревность, подобно яду, заполонила ее тело, и в некотором роде Джонс даже стала понимать чувства Паулы, которая так бурно отреагировала на нее и Альбу. Уже позже, видя, как дрожат ее руки, она написала Джоэлу, который был не в курсе новостей, но позже наткнулся на несколько статей, вышедших одна за другой. — Ты думаешь это правда? — спросила она у друга, надеясь, что тот переубедит ее. Скажет что-то в духе, что на Альбу это не похоже или что все это грязные слухи, которые должны испортить ей репутацию. Джоэл мог сказать что угодно, но Миа ведь понимала, что Альба и женщины — явление скорее ожидаемое, чем невозможное. Вероятней всего, сплетни были правдой. — Мне ее жаль, — протянул Джоэл, и ревность Мии словно отошла на второй план. Она вдруг осознала, чем именно грозит это для мисс Родригез, и ей стало настолько неприятно и грустно, что Мие захотелось написать Альбе в ту же секунду. Сказать, что она всегда на ее стороне и что никогда не поставит под сомнение свое обещание хранить их тайну. Она не представляла, что творилось на душе Альбы, но могла представить, какой фурор это вызвало в университете, и уже на следующий день, посещая класс миссис Фостер, услышала, как та отзывается о другой преподавательнице. Чуть позже миссис Фостер подошла и к Мие, отмечая, что у нее отлично получается работать с формами и цветом, а потом, словно это было каким-то обязательным дополнением, добавила: — Миа, все-таки как я рада, что ты перешла в мои классы от Альбы, — она чуть понизила голос, будто еще не успела обсудить это со всеми остальными студентками. — Ты уже, наверное, слышала о ее неподобающем поведении. Хотя мисс Родригез никогда не была примером консервативности, но такая распущенность… Впрочем, я не удивлюсь, если это пиар-ход, у современных художников, посредственных в своих картинах, зачастую нет иного выбора, кроме того, как распространять подобные слухи. В любом случае, все это невероятная мерзость! Миссис Фостер будто бы совершенно не волновало, что Миа не могла вставить ни слова, выслушивая этот поток осуждения в сторону Альбы. Она не понимала, как женщина вообще могла обсуждать свою коллегу вместе с другими студентками, словно общаясь с подругой. И эта преподавательница еще говорила о неподобающем поведении! Щеки Мии вспыхнули возмущением, а желание заниматься живописью в секунду отпало. По крайней мере, не здесь и не сейчас. — Вам не кажется, что это все-таки личная жизнь мисс Родригез? — не выдержав, поинтересовалась Миа. Она бы чувствовала себя предательницей, если бы промолчала, позволив так отзываться об Альбе. Даже если это было правдой, никто не смел обсуждать ее личные предпочтения и уж тем более давать оценку ее действиям. Миссис Фостер, казалось, была крайне удивлена вопросу Джонс, что даже выгнула брови и поправила крупные круглые очки. Недоумение на ее лице такое искреннее и красноречивое, что Мие даже пришлось сдержать ухмылку. — Мисс Родригез своим примером показывает совершенно дурное, не терпящее никаких оправданий, поведение. Личная жизнь, может, и ее личная жизнь, но натурщица… Женщина! Как же такое может быть! Мие показалось, будто бы миссис Фостер вот-вот схватится за сердце, продолжая уповать на то, какой невероятный срам — спать женщине с женщиной. Не решаясь продолжать этот бессмысленный диалог, Джонс пожала плечами и выскользнула из аудитории с банкой для воды, сказав, что ей нужно подготовить материалы для начала работы. Шум вокруг Альбы распространялся подобно огню, чему Миа была крайне удивлена — Джоэл сказал ей о том, что это происходит уже не первый раз, но Джонс никогда прежде не слышала даже и доли подобных слухов. — Саймон сегодня прикопался к ней и спросил о том, правда ли это, — сидя в библиотеке на перерыве, парень старался быть тихим, ему не хотелось, чтобы другие студенты могли стать свидетелями этого разговора. — Она расстроилась? Джоэл выгнул бровь, словно ожидал совершенно другого вопроса. — Я полагаю? — повел плечом тот, замечая, как Миа нервно перебирает пальцы. — Но ответила так, что и не понять, было или не было. Тебе, наверное, виднее. Одарив друга взглядом, Миа нахмурилась. — Ты знаешь, я не в курсе того, спит ли она своими натурщицами или нет, — фыркнула она, снова злясь на то, что Альба теоретически могла бы проводить свои вечера с девушкой, изображенной на картине. — Миссис Фостер на днях просто убила меня своими заявлениями об Альбе. Она всегда казалась мне душкой, но, видимо, внешность обманчива. Меня словно омыли помоями, пока она рассуждала о ней и ее личной жизни. — Я предлагал тебе остаться в классах Альбы. — Я знаю, — кивнула Миа и поджала губы. — Но я не могу. — Думаю, сейчас ей, как никогда, нужна поддержка. Тяжелая рука парня опустилась на плечо Мии и осторожно сжала его. Она и сама хотела встретиться с Альбой, чтобы сказать, что ей очень жаль. Было не так важно, правдой ли были слухи или нет, но атмосфера на факультете искусств становилась довольно напряженной, и Миа даже не могла представить, как чувствовала себя женщина, которую обсуждали на каждом углу. Миа сама не понимала, почему не написала Альбе еще раньше в инстаграме, наплевав на все приличия, поэтому встретиться с ней в живую в университете — казалось более подходящей идеей. Проверив расписание классов женщины, Миа дождалась момента, когда та осталась одна в студии. Дверь была чуть приоткрыта, и Джонс видела, как та собирала остатки краски и намеревалась уходить. Глубоко вздохнув, Миа робко постучалась в дверь, тут же привлекая внимание Альбы. — Входите. Ей показалось, словно та вся напряглась, заметив на пороге Мию, взгляд испуганно забегал по аудитории, пытаясь на чем-то остановиться. Джонс немного замялась, ощущая себя так, будто бы Альба не хотела никого видеть, а она вторглась в ее пространство без приглашения. — Я не отвлекаю? — спросила Миа, чуть прикрывая за собой дверь, чтобы уберечь себя от лишних ушей, и когда Альба отрицательно качнула головой, продолжила. — Я просто… Мне хотелось поговорить с вами и сказать, что мне очень жаль… Из-за того, что происходит вокруг… Это ужасно. Альба выглядела уставшей, словно сплетни настолько опустошили ее и высосали все силы на коммуникацию. Сердце женщины дрогнуло, услышав эти слова Мии. Та неловко топталась у самого входа в аудиторию, не решаясь пройти дальше. — Ты бы поменяла свое мнение, если бы узнала, что это правда? — несмотря на свой вид, Альба звучала по-прежнему уверенно, властно, как всегда. — Нет, — без колебаний ответила Миа и, пересилив себя, сделала шаг вперед. Ей показалось, что Альба посмотрела на нее с внезапной нежностью и чем-то таким доверительным, что Миа почувствовала, как ее колени слабеют. Нервно облизнув губы и поправив рюкзак, она ждала чего-то еще. — Ты собираешься домой? — ничего не понимая, Джонс кивнула головой. — Подожди меня две минуты, я приведу аудиторию в порядок и выйдем вместе. Если, конечно, после этого меня вообще не уволят… Нервный смех разнесся по пустой аудитории, и сердце Мии пугливо и болезненно сжалось. Свет заходящего солнца падал в окно, красивыми полосками падая на стены и мольберты. Несмотря на всю напряженность, скопившуюся в этих четырех стенах, ей так нестерпимо хотелось подойти к Альбе и обнять ее со спины, коснуться щекой чужой спины и заверить, что все будет хорошо. Миа по-прежнему знала, что они не друзья, что в них нет той степени откровенности, о которой она могла бы мечтать, но что-то все же позволяло Альбе доверять ей. Что-то подсказывало ей, что выходя с Мией из университета, прогуливаясь по вечернему городу и доверяя ей сокровенное, все будет в порядке. Альба щурилась от заходящего солнца, но очки так и не надевала, позволяя Мие разглядывать себя и знать, что за стойкой уверенностью в себе есть женщина со своими страхами и слабостями. С Мией, на удивление, было комфортно в молчании — она не требовала никаких ответов, не просила у Альбы ничего. Они шли рядом, почти соприкасаясь плечами, и Миа чувствовала, как ладонь женщины была так непозволительно близко — сделай она хоть одно неловкое движение, как пальцы бы коснулись ее кожи. Это осознание приятным покалыванием оседало в солнечном сплетении. Мие хотелось сказать, что она скучает. Скучает по теплому лету и тому беззаботному времени, когда они купались в море и готовили ужины все вместе. Но признаться в этом не было духу — это было бы тащило их назад, а туда Альба запрещала возвращаться. — То, что говорят — это правда, — Миа уже не надеялась, что услышит от мисс Родригез хоть слово, но та внезапно заговорила спустя пару пройденных кварталов в тишине. — Я и правда спала со своей натурщицей, но не так, как об этом говорят. Миа подняла на нее взгляд, полный боли, словно каждое слово проходилось лезвием по ее сердцу. — Это тянулось уже пару лет и по обоюдному согласию. Я наивно полагала, что за столько времени это останется между нами… Миа не говорила ни слова, выслушивая историю Альбы про Сэм и Патрика, про ее университетские годы и то, во что это выливалось сейчас. Джонс казалось, что она не способна подобрать ни слова, чтобы хоть как-то утешить Альбу, боль которой была такой ощутимой, будто Миа могла бы потрогать ее руками. Потерянным взглядом на нее смотрела женщина, нежность к которой затопила все внутри. Когда Миа только узнала об этих слухах, ей казалось, что она больше не сможет посмотреть на Альбу и испытать к ней хоть каплю уважения и привязанности, но сейчас, выслушав всю историю, о которой она даже не просила — Миа готова была отдать ей все. Просто так, не требуя ничего взамен. Альба слушала этот безрассудный голос в своей голове о том, что Мие можно доверять. Она не знала как и почему, но верила ей беспробудно — даже столкнувшись с очередным предательством от Сэм. Не найдя в себе силы, наконец, нащупать чужую руку, Джонс прижалась к Альбе плечом, примыкая так плотно, словно говоря: «Я здесь. Я рядом с тобой. Я на твоей стороне». — Мне очень жаль, — проронила Миа, злясь на скупость собственных слов. — Не представляю, как вы себя чувствуете, но я просто хочу сказать… Она напряженно сглотнула и моргнула, глядя на то, как Альба заинтересованно обернулась к ней. — Я на вашей стороне. Вымученная улыбка коснулась губ женщины, и она едва слышно поблагодарила Мию, едва задевая пальцем ее ладонь. Даже от такого маленького прикосновения сердце Мии зашлось в бешеном танце, а щеки налились кровью. Фонари дорожкой зажглись вдоль улицы. Темнота медленно окутала город, оставляя лишь светящиеся повсюду вывески. Машины с шумом проносились мимо них, нарушая уютную тишину, а в воздухе пахло сырым асфальтом и свежей выпечкой. Люди внезапно казались такими беспечными. Альба искоса посмотрела на Мию, стараясь перестать рационализировать то, что она рассказала ей. Перестать думать о том, что Джонс — ее студентка, моложе ее на десяток лет, и что, в конечном итоге, она неосторожно может разбить Мие сердце. Миа хорошая девочка. Но сердце Альбы отчаянно грохотало громче проносящихся машин, громче назойливых мыслей, и отчаянно хотело верить во что-то хорошее. Миа знала наверняка, что никогда не предаст ее доверие.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.