Абстрактный баттл-рэп

Метки: Упоминание наркотиков; Алкоголь; Курение; ER; Сложные отношения; Нецензурная лексика; Частичный ООС. Описание: — Ну,… так что возишься? Я — взрослый… человек, сам справлюсь — он смотрит в глаза, пытаясь выдавать уверенность. Только вот, взгляд потерянный, голос дрожит, ручки трясутся. Серёжа знает, что не справится. Паша знает, что Серёжа знает. — Ой, вот давай без этого, ладно? Отойдёшь, протрезвеешь и по-другому заговоришь, проходили уже. Окей? Голиков даже не пытается скрыть раздражения, сильнее сжимая его за запястье. На самом деле, как ножом по сердцу…

⊹──⊱✠⊰──⊹

Больше, чем оппоненты, Серёжу бесит Паша. Никто никогда его так не бесил, как Паша. Уже знакомые районы кажутся чем-то мерзким и противным. Глаза мозолит, раздражает уже. Кажется, что этот, почти родной для него, город — воплощение всей содомии этого и без того грешного мира. Подъезды домов, даже блестя от утреннего солнечного света, выглядят грязно и противно, как-то серо и муторно. Блевать уже хочется. Он заебался искать Пашу по каким-то чёртовым притонам, вечноменяющимся квартирам и каким-то улицам. Из какой-то квартиры, этаже, кажется, на втором, слышится музыка. Как им ещё метнов не вызвали в пол шестого-то утра? Или считают, что раз у детей летние каникулы, значит, можно шуметь до такого времени? Серёжа, не смотря на свою терпеливость, либо пошёл бы разбираться сам, либо вызвал бы ментов. Хорошо, что успел заскочить с сонным выходящим мужчиной, который, был явно не доволен столь ранним подъёмом и поэтому, не особо обратил внимание на неожиданного «гостя». Стуки и звонки в дверь, кажется, не слышат или не хотят слышать. Ладно, похуй, попробуем ещё. Минут через пять у двери всё же слышно какое-то копошение. Неужели? Из квартиры выглядывает какая-то девушка. Ну как девушка? Её и человеком-то назвать не поворачивается язык, скорее — это убитое в ноль существо, пусть даже женского пола. Из-за двери тянет алкоголем, ещё чем-то мерзким и сладким. Типичный притон, из которых он уже заебался забирать Соболева. Она пытается что-то узнать, спросить, но разговаривать у неё получается ещё хуже, чем на ногах стоять. — Мне парень нужен, Пашей зовут. Среднего роста, худой, волосы светлые, морда смазливая. Здесь он? — без особой надежды на нормальный, хотя бы членораздельный, ответ спрашивает мужчина, переступая порог. Ну как фоторобот передал, ну серьёзно. В коридор выползают и другие типичные, разбитые, пропитанные всякой гадостью представители поколения Z, зэтки, как сейчас говорят. Да уж, что за поколение? А вот в наше время… Среди нескольких ребят он замечает и своего придурка. Волосы растрёпанные, толстовка чем-то заляпана и, кажется, мокрая. Глаза. Глаза красные, зрачок почти с радужку и сам взгляд безумный. Он корчит улыбку и подходит к старшему. — О, ты приехал. Обнимает, целует в щёку, чуть ли не вешаясь на него. — Я за тобой, сучёнок. Он замечает на себе пару любопытных, ничего не понимающих взглядов. Неловко. Надо валить быстрее. Он поддерживает Пашу и не желая оставаться в этом смраде дольше пяти минут, вытаскивает его из квартиры, захлопывая дверь. В подъезде дышать намного легче, но Соболев, повиснувший на плече, от этого легче не становится, вот совсем. — Как ты меня нашёл? — нарушает он тишину. — Неважно. Не надо тебе знать, что обзвонил всех, кого знал, до пяти утра искал, чуть ли не всю Москву объездил. Всё ради тебя, придурка. Ведь у тебя привычка отключать звук на телефоне или оставлять его дома. — Пошли уже. Серёжа берёт его под руку, чуть выше локтя, и тащит вниз. Тот, на удивление, даже не спотыкается о ноги, ступеньки или воздух, а более-менее нормально идёт, что-то недовольно мыча. Даже на шнурки кроссовок не наступает, удивительно. Пока что. Длинная светлая чёлка закрывает лицо, мешая смотреть прямо. Надо стричься, но так не хочется. Серёжа всегда говорил, что ему так идёт, что он с ней красивый. Очень. В лицо сразу же при выходе из подъезда дует ветер, заставляя прищуриться обоих. Серёжа сильно сжимает тонкую, нежную руку, чуть ли не вытаскивая его. — Как ты меня заебал уже — негромко, но чётко и слышно произносит, злобно глянув на него. Он реально устал. Устал нервничать, устал ждать, устал искать, устал вытаскивать это дитё не смышлённое из дерьма. Просто заебался. — Ну,… так что возишься? Я — взрослый… человек, сам справлюсь — он смотрит в глаза, пытаясь выдавать уверенность. Только вот, взгляд потерянный, голос дрожит, ручки трясутся. Серёжа знает, что не справится. Паша знает, что Серёжа знает. — Ой, вот давай без этого, ладно? Отойдёшь, протрезвеешь и по-другому заговоришь, проходили уже. Окей? Голиков даже не пытается скрыть раздражения, сильнее сжимая его за запястье. На самом же деле, как ножом по сердцу. Да, он знает, что Паша не серьёзно говорит, что он на эмоциях и веществах, потом будет извинится за всё сказанное, но всё же было очень обидно и больно. — Просто заткнись уже. Дорога домой казалась очень муторной и долгой, летнее солнце ещё в глаза на поворотах светило. Москва просыпалась, оживала, начиная свою быструю, бесконечную и яркую, но в тоже время, серую жизнь. А вот Паша спал у него на плече, обнимая за руку. «Не надо, не надо, сам справлюсь». Хочется ухмыльнуться от этой детской наивности под видом взрослой самостоятельности, да вот только не получается. Слишком уж не приятно. Дошли. Ну как дошли? Серёже пришлось тащить это полу-пьяное полу-сонное тело на себе от маши и до кровати. Путь казался километровым, хотя составлял всего лишь пару этажей. — Недеюсь, что ты сам хоть разденешься — говорит он, особо ни на что не надеясь. Да ладно, похуй, ложись хоть так. Но на удивление, он кое-как стягивает джинсы и откладывает их сторону (на пол у кровати, но рядом же). Ну ахуеть. Ты, оказывается, ещё функционировать можешь. Голиков на весь этот цирк с переодеванием смотреть не мог, поэтому, оставив его в комнате, свалил на кухню попить воды. Сейчас, неплохо было бы глотнуть виская, но последние запасы были либо выбиты с Тимуром, либо спизжены Пашей, за что он потом отхватил. Как же он достал. Вот есть такая мысль, что человек не сможет чего-то добиться, что-то перебороть в себе, если он этого не захочет. Верно. Да, он говорил, что хочет от этого избавиться, что не хочет причинять ему дискомфорт, не хочет напрягать и пугать свою матушку, но тем не менее, не предпринимает практически ничего, что могло бы ему помочь. Ну, только если с Серёжей встречается почти два года, в котором он увидел папочку, которого у него не было, которого он хотел бы видеть, как опору и просто хотел. Ложиться в одну постель с подростком сначала было странно, но позже, он привык. Привык к тому, что он всегда, как и сейчас, обнимает, крепко прижимаясь к Серёже, что шумно дышит в шею и грудь, щекоча кожу. К тому, что связал жизнь с ребёнком, который по собственной воле, по собственному желанию эту самую жизнь губит, придумывая себе оправдания. И пусть он будет говорить о том, что "с наркотиками он чувствует себя увереннее и может общаться с людьми", Серёжа уже не верит этому. Давно уже наслушался этих отговорок. — Я люблю тебя — тихо шепчет он на ухо, обнимая худенькими длинными ручками. — Я тебя тоже. В сторону таких «странных» отношений было много за, но против было гораздо больше, чем вообще нужно было. Если не хочешь, чтобы этот человек-море-противостояний не умер, держись рядом с ним. Ну так, на всякий случай, приглядывай за своим мальчиком-versus, а то мало ли что…