No wounds but yours

А Малфой ведь почти забыл, как это, когда рубец появляется на новом месте. Без вновь приобретённых отметин он жил почти пять лет с тех пор, как покинул школу, может поэтому так неприятно вспомнить как это, сука, больно. Иронично, что всё снова случилось в людном месте, как в первый раз, если эту анорексичку на ресепшене можно назвать человеком. Он вроде бы давно научился не подавать виду, иначе бы ещё в Хогвартсе сваливался при всех на каменный пол и орал матом, стоило кончиться очередной перепалке. Драко до сих пор считает это своим главным достижением — свести реакцию лица на рвущуюся кожу к простому поджатию губ, чтобы ни одна живая душа вокруг не догадалась, что происходит под одеждой. Оставалось надеяться, что пока телу ещё есть, где лопаться, на лице ничего не появится. И на члене тоже. Драко не может не оценить комичность ситуации, пока расстёгивает пиджак и всматривается в трёхдюймовую трещину под левой ключицей, с которой капает свежая кровь. Края у таких ран всегда идеально ровные, он успел их изучить: точно такие же, иногда крупнее, давно покрывают худые плечи, а теперь предательски подбираются к шее. Уизли хорошо постаралась, когда носила красно-оранжевый галстук. В блестящем зеркале офисного туалета, как впрочем и в мутной ванной старшекурсников, неприглядная картина исполосованного торса смотрится почти преступно. Вглядываться в отражение прижилось, как ритуал, со времён выпускного года. Оценить масштабы очередной трагедии после стычки с грифами, наивно надеяться, что рубец не будет вечным. Хотел бы он на секунду вернуться в себя того, прежнего, который ещё не знал, что панацеи нет, что испорченный однажды покров больше не сойдётся, только коркой покроется и будет ждать, когда неудачно потянешься во сне, простыни кровью запачкав. Драко сменил их все на черные, когда на красные пятна стало невозможно смотреть. Если бы он знал обо всём тогда, ещё ребёнком, то никогда не заговорил бы с Джиневрой Уизли во Флориш и Блоттс перед своим вторым курсом, не обратил бы всеобщее внимание на чумазые от летучего пороха щёки первогодки, не стал бы раскручивать маховик взаимной неприязни до такой степени, что тот продолжит вертеться и после того, как Драко мысленно поднимет белый флаг. Если бы он знал, он не довёл бы себя до этого, когда вернуться невозможно и поезд несётся по рельсам без чужой помощи. Кто знает, может он попробовал бы с ней подружиться — дружба с одной из Уизли явно стала бы меньшим унижением, чем молчаливый скулёж от неосторожного сказанного ей слова. В глазах отца так уж точно, потому что Малфой не может быть таким уязвимым. Он помнит, как одним особенно паршивым вечером после проигранного матча и брошенного Блейзом оскорбления, он сначала получил персональное «скотина», чисто за компанию с Забини, а потом почти крикнул вслед рыжим всполохам «за что ты так со мной?», пытаясь не задохнуться на виду у друзей. Но собственный истеричный смешок подавил тот минутный порыв. И правда, за что она так с ним? Он всегда быстро находил ответ, стоило перетрясти память. Удивительно, сколько времени остаётся на рефлексию, если постоянно избегаешь людей, с этим Драко прекрасно справлялся добрую половину года, пока привыкал и приспосабливался. Он успел пройти все возможные стадии от ненависти до смирения, пока раскапывал тонны выписанных из Лондона фолиантов, посвященных «связи». Её ни разорвать, ни приглушить, так что приходится просто принять: как проклятье или как дар. В конце концов, будь он чуть менее гордым, то подловил бы Уизли в одном из коридоров замка и умолял заключить перемирие, или хотя бы следить за тем, что говорит. Может, попросил бы коснуться каждой раны и облегчить боль, как обещали забытые всеми легенды. Но Драко струсил тогда. Не поверил ни в благородство её факультета, ни в возможное чувство вины. Почти убедил себя, что если признается, то отдаст гриффиндорке самое страшное против себя оружие, для потомственного гордого слизеринца почти смерть. Струсил и молча учился крутить бинты в туалете Миртл восемь месяцев к ряду, каждый из которых язвительный червяк в голове не давал забыть, что прилетает ему теперь за каждую сказанную когда-то «обноску», «нищебродку», даже простую «суку», а винить в этом некого. Уизлетта ведь понятия не имела, что возвращала обиды в несопоставимом масштабе, что тот год был непрерывным избиением лежачего, который больше не хочет отвечать. Когда он выпросил у отца досрочные ЖАБА, чтобы свалить как можно быстрее, он впервые за тот почти полный учебный год испытал облегчение. На несколько месяцев он совсем отключился, пробуя забыть бесконечность прочитанных книг о своей «болезни», забыть про само существование конопатой мордашки с позорной фамилией. Было бы предусмотрительно следить за ней, чтобы полностью исключить из своей жизни, но Драко ушел в отрицание и забвение, выбросив не только из личных пересечений, но и из памяти. Следующие пару лет после школы он даже не знал, что она подалась в квиддич, пока Ежедневный Пророк не решил поместить заметку о молодой Гарпии на третий разворот. Между тем, чтобы больше никогда не смотреть свой любимый спорт и вынужденно быть в курсе карьеры Уизли-младшей, он выбрал второе. Поэтому снова смотреть на голое мясо особенно мерзко. Он вроде бы должен быть готов. Столько времени прошло, а он не продвинулся ни на метр: вернулся к неизбежной регулярности встреч, где любая может разукрасить так же ярко, как пять лет назад, когда уродливый рисунок во всё тело перестал пополняться новыми деталями. Правда, теперь ему не семнадцать, и можно было надеяться на повзрослевшее рыжеволосое благоразумие, если бы Блэквуд только что не вырвал из цепких пальчиков профессиональной охотницы вожделенное место капитана. Шон его опиздохуительно подставил. Не специально, конечно, но когда Драко соглашался присмотреть за новой сборной отцовского друга в этом сезоне, он явно недооценил любовь вселенной к злым шуткам, пока позволял себе очередной запой. Ну конечно, это не могли не оказаться Гарпии. Конечно, это не могла быть любая случайная девушка в сборной на утренней встрече. Конечно, Уизли не могла не обвинить в своей неудаче его хорошенькую бледную натуру. Окажись он в такой ситуации, сам скорее всего сделал поспешные выводы. Надо же, в какой-то момент даже показалось, что нагнать Уизли у лифта — это отличная идея. Интересно, вежливое уточнение, что не его идея стала причиной испытательного срока длиной в целую спортивную вечность, тянет на перезапуск безнадежно испорченных отношений? Вряд ли. В целом не важно, договорить всё равно не дали, но можно поставить себе пунктик за смелость, он хотя бы попытался. В школе великие попытки Драко к перемирию сводились к слепой надежде, что однажды Уизлетта заметит, что он перестал самолично её поносить. Только было поздно: они с Блейзом и Тео так плотно сплелись внутри веснушчатой головы в одну целую ядовитую сущность, что она уже не обращала внимания, чей рот открылся на этот раз. Да и к чему различать, если можно послать нахуй всех по очереди. — Прошу прощения, — осторожный стук в дверь даёт возможность нырнуть обратно в реальный мир, — Мистер Малфой, у вас всё в порядке? — Выйду через минуту, — срывается с губ, и пальцы торопливо двигают повязку повыше, чтобы перекрыть свежий источник красно-желтых подтёков. Нужно как-то уложить в гудящей голове мысль, что отец ни за что не позволит сорвать сделку с Блэквудом, а значит, Драко застрял между Лондоном, Холихедом, и опасностью пересечений с Джинни Уизли как минимум до мая. Прекрасно. Интересно, сколько ещё судьба будет пытаться вдолбить ему в голову, что за свое поведение нужно платить? Он уже всё понял, такое наказание в принципе красноречивее любых уроков, но вот это совсем чересчур. Пошла ваша фортуна с такими финтами. Она уже отняла все шансы ровно дышать, нормально трахаться и прямо держать осанку, что ещё с него взять? — Мистер Малфой? Мерлин. Ему правда пора выходить, не то Сейра (или как её там?) решит, что у него серьёзные проблемы с пищеварением. Промозглая погода сегодня особенно удручает, но в целом соответствует траурному настрою Драко, когда он покидает огромный небоскрёб. Нужно что-то делать со своей пагубной привычкой, потому что на часах всего одиннадцать, а надраться хочется до скрежета в ушах, и это при том, что ещё не успели выветриться вчерашние градусы. Будет ли это считаться системным алкоголизмом, если сегодня он пойдет пить с Блейзом, а не Тео? Он пару часов шатается по улицам, пытаясь понять что именно может вернуть хотя бы сносное расположение духа, и решение приходит само собой. По истоптанному маршруту, который разве что на подкорке не высечен, он добирается до ближайшего пункта аппарации, чтобы выйти из другого на углу Кэмли и Юстон-Роуд. Здесь ему всегда нравилось, может поэтому и выбрал один из новых домов, чтобы поселить там свою единственную отдушину в лице не в меру наглой и чересчур своенравной проститутки. Слишком симпатичной для трассы, но недостаточно утончённой для эскорта. Прошагав по светлому холлу на первом этаже, он даже не смотрит на цифры, когда вызывает лифт: он бывает здесь чаще, чем полагается приличному человеку, благо что соседи либо не любопытные, либо понимающие. Да и с чего бы им не быть — комплекс красивых зданий в хорошем районе не мог не привести к желанию тучных министерских работников селить тут своих любовниц. Не он первый, не он последний. Дверь в просторную квартиру открывается по первому звонку. — Я не ждала тебя сегодня, — длинные чёрные локоны перекидываются через изящное плечико, не прикрытое шелковым халатом, — Проходи. Лорин всегда была понятливой. Иногда Драко начинает пугать, как хорошо она изучила его за годы жизни здесь, хотя свои плюсы в этом тоже есть. Она никогда не задаёт лишних вопросов, а ещё она единственный человек во всей Великобритании, который имеет право прикасаться к его коже. За этим, в общем-то, он и оплачивал её долг перед закрытым джентльменским клубом. Фамилия, конечно, всегда говорила прежде неё — примерно два столетия Риверами называли всех детей, которым повезло быть выброшенными на набережной Темзы и пристроенными в один из местных работных домов. Драко всегла считал, что им невероятно повезло — по крайней мере это были работные дома в Вест-Энде. Со временем, конечно, и они превратились в бордели, зато в элитные. В одном из них он пару лет назад и выкупил Лори. Не в собственность, конечно, но с условиями. — Я недавно встала, в душе ещё не была, — большие тёмно-карие глаза всегда смотрят с едва проскальзывающей жалостью, но к этому он привык, — Если ты хочешь всю, придётся подождать. Драко пропускает первую часть пояснений мимо ушей и выученными движениями достаёт прозрачный сосуд из минибара: — Мне есть, чем заняться. Он почти не слышит шума воды, когда худенькая ладонь скрывается за большой дверью в конце коридора. Не то, чтобы он проводил здесь много времени — частые визиты на то и частые, чтобы оставаться непродолжительными. Но сегодня особенно хочется расслабиться, хотя в его случае пришлось знатно попотеть, чтобы вывести идеальную формулу разрядки, не тревожащей большую часть тела. Надо отдать Ривер должное, огневиски она держит отличный. С каждым глотком, стекающим по горлу, чуть приглушается ноющая боль свежей трещины, и это, пожалуй, все хорошие новости на сегодня. Драко очень хотелось бы приходить сюда, чтобы забыться, но забыться можно в страсти, в бешеных ритмах и громком дыхании — всех атрибутах хорошей близости, ему не доступных. Сумасшедшие ночи лета девяноста седьмого сейчас кажутся такими далёкими, что страшно вспоминать. Проще думать, что вовсе никогда не чувствовал себя живым, кончая в унисон с горячим и тесно прижатым телом под собой, чем тонуть в беспомощном осознании, что такое никогда не повторится. Ривер это понимает и делает всё, чтобы хоть на немного приблизить к забытой эйфории, но по-прежнему мало. Едва ли то, чем они здесь занимаются, вообще можно назвать сексом. — Пойдём в спальню, — Драко лениво поворачивает голову к проёму, в котором расположилась явно посвежевшая Лорин. Он кивает, дохлёбывая содержимое бокала, с едва слышным вздохом слезает с барного стула и плетётся за ней. В последнее время он делает это скорее механически. — Никогда не понимал, зачем тебе такая огромная кровать, — Малфой повторяет эту фразу раз пятый за месяц, но поддерживать диалог становится почти невыносимо, в конце концов, он не болтать сюда приходит. Ривер не отвечает, лишь глаза прищуривает и едва заметно улыбается, подходя ближе. Она стягивает водолазку сама, вся коллекция кофт Драко давно прошла этот ритуал и хотя бы один раз оказывалась на вешалке в этой самой квартире. Могла бы на полу, но в его ситуации безудержно ввалиться в спальню, сплетаясь всеми конечностями с той, кого хочешь поиметь, непозволительная роскошь. А раз так, портить дорогие вещи, скидывая их на паркет в минутном порыве, просто незачем. — Сегодня ты еще потеряннее, чем обычно, — женские руки пускают волну мурашек по обнажённым предплечьям, умело огибая все острые края отметин, — Придётся постараться, чтобы ты расслабился. Драко привык к ней, но всё равно дёргается, когда Лори ведёт ногтями слишком близко к засохшей корке. От неё пахнет чем-то сладким и чересчур взрослым, но учить подбирать парфюм в добавок к содержанию и внушительным суммам на шоппинг как-то слишком. Драко хочется засмеяться, но держит себя в руках. — Чтобы я расслабился, придётся вернуться на тысячу лет назад и не создавать причину напряжения. — Всегда знала, что аристократы чокнутые, — Лори не смотрит ему в лицо. Её внимание вечно захвачено сосредоточенным желанием пройти лабиринт из участков целой кожи. — Но обрекать свой род на подобное жестоко, даже для ваших праотцов. — Обязательно спрошу с них, когда присоединюсь, — Малфой, в целом, доволен своим поведением. Растекаться в лужу из жалости к самому себе в одной комнате с красивой девушкой не хочется, а он вроде как даже почти пошутил. Каков молодец. Когда его бережно подталкивают к заправленной двуспалке, он морщится всего на долю секунды. Эти простыни стоят дороже, чем редкий ювелирный комплект, но на это Драко готов тратиться без оглядки на нули, поэтому откинуться назад почти не больно. Прохладный боснийский шёлк совсем не царапает и без того хрупкий покров спины в тех местах, где съехал бинт — мысленно он очень благодарен за то, что Лори исправно стелит их каждый божий день. Брюки с него стягивают так же бережно, как всё остальное. Не торопиться — их выученный атрибут. — Я никогда не видела на тебе новых, — Ривер опускается перед ним вниз, произносит это куда-то в воздух, но у Драко инстинктивно поджимается живот, — Давай сначала обработаю? — Потом. — Длинные бледные пальцы уже слишком приятно закопались в вороные локоны, и несколько лет назад он бы ухмыльнулся по-чеширски, провёл большим пальцем по мягким губам, позволил бы ей прикусить кожу на внутренней стороне бедра и сам насадил на член этот мокрый рот, размазав слюну по щекам. Он бы не стеснялся подмахивать, перехватывать собранный хвост из одной ладони в другую, поменять пару позиций. Но сейчас Малфой просто закрывает глаза и пытается сосредоточиться на одной единственной части тела, чтобы отключиться от других. Это несложно, на самом деле: Лори всегда восхитительно сосёт. Язык проходится по тонкой коже особенно плотно, и он не удерживает короткий хрип. Редкое время в жизни, когда приятного очевидно больше. Лорин обхватывает основание, надавливая чуть сильнее, чем следует — и правильно делает: если не можешь нормально трахаться, так хоть растяни сам процесс. Драко откидывает голову, упираясь затылком в одеяло, и наконец шумно выдыхает, когда она размашисто вылизывает последний сантиметр у самого края. Хочется больше, толкнуться глубоко, пройтись головкой по всем неровностям бесстыдного горла, но пока достаточно и того, что тело, наконец, становится прекрасно-ватным. Она в очередной раз заглатывает до конца, выбивая из него ещё один вздох. — Ну всё, хватит. Развернись, — Драко старается говорить твёрдо, но здесь — с ней — этого не требуется. Лорин послушно поднимается с колен и развязывает струящийся пеньюар. Они меняются местами в идеально-отточенной последовательности, и теперь уже Ривер оказывается на кровати, опираясь на локти и пошло выставляя гладкую задницу на его обозрение. С уголка входа заманчиво стекает прозрачная капля, но Драко не верит, что она так сильно возбуждена от вида изрезанной плоти, поэтому тихо усмехается её находчивости смазать себя заранее. — Не увлекайся, — скорее просьба, чем приказ, но он привык повторять это каждый раз, прежде чем войти. На первых порах Лори искренне считала, что наигранно стонать в постели с тем, кто итак знает, на каких основаниях с ним спят — отличная идея. Эту фальшивость пришлось соскребать невероятными усилиями, но мелькает до сих пор. — Ты же знаешь, что мне всё равно с тобой нравится? — Она перекидывает взгляд через плечо и смотрит так жадно, что на одно мгновение действительно можно уверовать в настоящесть всего, что здесь творится. Драко уже было поднимает левую руку, чтобы провести по обнаженной пояснице перед собой, но свежая трещина тут же натягивается, заставляя прищуриться и отдернуть ладонь. Ну и хер с ним. От заново обретённого смирения толкнуться во влажную промежность даже легче. Он аккуратно кладёт руки как можно ближе и сжимает ягодицы, по крайней мере ту их часть, которая находится в зоне досягаемости. Ривер сипло стонет, стараясь быть тише, но не сдерживается, когда Драко загоняет член глубже, звонко шлёпаясь косточками на бёдрах об упругие мышцы, и набирает темп. Почти не трогать можно только в таком положении, и если брать в расчет все эти годы, Драко смело можно назвать виртуозом догги-стиля. Он позволяет себе чуть наклониться, уперевшись ступнями в тёмный пол, а руками по обе стороны тонкой спины, и ускорить ритм. Лорин повторяет стон, сжимает собственную шею короткими ногтями, наверняка оставляя следы, и выгибается сильнее, чтобы ему было удобнее найти нужный угол. Когда головка проходится чуть ниже, задевая рельефом внутренние ткани, Ривер почти вскрикивает. Драко не видит в этом фальши, потому что чувствует лёгкую дрожь, отдающуюся в его собственных ногах в тех местах, где кожа-к-коже. Передняя сторона его ног тоже давно разукрашена, но этим дискомфортом он готов поступиться, иначе ему вообще ничего не останется. Сейчас наконец-то не-плохо, даже почти хорошо, и где-то в глубине души он надеется, что мастерски отрепетированное проникновение правда заменяет Лори полноценную и бурную близость. Руки Ривер скользят по шелку, задевают его пальцы на кровати в иррациональном желании коснуться хотя бы так, когда Малфой находит нужную скорость. Почти пришибленный необходимостью чувствовать чужое тепло, он всё-таки опускается ниже, лишая их расстояния, и даже боль в сразу нескольких обтянутых ранах не останавливает. Опьянённый то ли выпитым виски, то ли сомнительной смесью дискомфорта и удовольствия, он начинает двигаться резче, и стоны Лорин начинают звучать чаще. Драко перехватывает женские запястья и пригвождает их к постели, чтобы она ненароком не задела его собственные. Он закрывает глаза и представляет, что может позволить себе не отстраняться вовсе. Но не может. Спустя несколько минут он почти ненавидит себя за то, что повёлся на слабость, которая теперь будет стоить сразу нескольких кровоподтёков на лопатках. Знал же, чем кончится, нечего было пробовать. В тот момент, он уже не уверен, что получится долго сохранять набранный темп, он замечает, как женские пальчики освобождаются из тисков и сами спускаются к клитору, изредка задевая его собственное основание в круговых движениях. Через секунду дыхание Ривер становится совсем рваным. Когда она затихает на пару мгновений, Малфой сначала чувствует, как сжимаются мышцы вокруг члена, а затем слышит сдавленный полустон. Что ж, такое при всём желании не сымитируешь. Драко отпускает себя окончательно. Вместо того, чтобы набрать воздуха, он сильнее впечатывается в её бёдра, до белизны сжимая задницу с обеих сторон, и спустя ещё два толчка кончает, по-привычке не издавая ни звука. Разве что воздух из лёгких выпускает громче обычного, устремляя его куда-то в потолок. Когда он опускает взгляд на Лори, она уже переворачивается на спину и совсем без стеснения раскидывается на кровати, поглаживая собственный сосок. Он бы имел её бесконечно долго, кусая эту самую грудь и сминая талию в тиски, если бы… Если бы. За схлынувшим наслаждением возвращается противное чувство жжения. К зеркалу он идёт почти бездумно, и не замечает, как в отражении рисуется вскочившая Ривер. Она протягивает смоченную в сыворотке салфетку. — Расскажешь, где умудрился встретить свою связанную через столько лет? — Она говорит слегка заторможенно, но искры интереса так ярко горят в тёмных глазах, что Драко решает удовлетворить её любопытство. — На работе. И теперь буду встречать ещё чаще, — произнести это сложнее, чем прокрутить в голове. Но Лорин понимающе опускает веки, осторожно прикладывая кусок ткани к разошедшемуся покрову. Драко даже не шикает, просто хмурится, когда она по очереди льёт вязкую настойку на последствия его несдержанности. Судя по ощущениям, где-то до поясницы разошлось около трёх рубцов, и если он не хочет испачкать свежую рубашку с высокой стойкой, оставленную у Лори как раз на такой случай, придётся перевязать. Ривер исчезает из поля зрения на минуту, чтобы вернуться с бокалом свеженалитого огневиски. — Держи, не помешает. Драко в эту секунду очень рад, что однажды спьяну рассказал свою трагичную историю дорогой куртизанке. В конце концов, забрав её себе на постоянную основу, он приобрёл не только постоянный секс, но и отличную замену психотерапевту — без мозгоправства и с безлимитным набором обнадёживающих взглядов. — Спасибо. В этом «спасибо» сейчас больше благодарности, чем может показаться, и он действительно имеет это в виду. Лори опускает тыльную сторону ладони на его щёку, легко задевая идеально выбритые скулы, и улыбается щемяще тепло. Чёрт с ним, что это никакая не любовь, просто жалость, щедро приправленная несколькими сотнями галеонов в неделю. Сейчас он бы с радостью заполучил в связанные вот эту вчерашнюю покупную девочку, лишь бы коснуться кого-нибудь так, как ему правда хочется, и потом не морщиться от треснувшей засохшей крови. Лишь бы силой вредить и исцелять его обладал кто угодно, кроме Джиневры Уизли. Эта стадия торга охватывает каждый раз, стоит Драко чуть прикоснуться к десяти процентам удовольствия, которое раньше плыло в руки в полном объёме. Это пройдёт, он знает. Он покинет порог этой большой квартиры, очарование развеется, и Лорин Ривер снова превратится в обычную шлюху, желания жить поубавится, а смирения опять станет достаточно, чтобы расслабленно пить в баре и не рыдать Блейзу в воротник. Потому что ну зачем? Привык же. И правда привык. Он не прощается и захлопывает за собой дверь, пока Ривер снова зависает в душе. В этот раз даже перевязать себя не даёт, кое-как обматывается бинтами сам, что вообще-то прибавляет заметного дискомфорта. Ему всего-то нужно добраться до паба в Косом переулке, вряд ли развалится. Выпить хочется ещё сильнее, когда в зеркале лифта прямо за ним всего на мгновение мелькает чья-то рыжая голова, а гулом в ушах отдаётся стук шпилек: такой же как тот, что сегодня утром цокал по шлифованому полу их этажа на Уайтхолл-стрит. Малфой почти оборачивается, чувствуя как предательски потеют пальцы, но створки элеватора благосклонно закрываются раньше, чем он может видеть лицо, видимо, новой соседки Лорин. Непроизвольный холодок с загривка отступает, а здравый смысл уже спокойно рисует на месте знакомых волос цвета пожара что-то едва оранжевое, а на месте профессиональной спортсменки — очередную чью-то-там пассию на постоянном месте жительства в красивом здании. Срочно ещё огневиски, Уизлетта начинает мерещиться там, где быть просто не может. В самом деле, квартиры здесь стоят столько, что ей пришлось бы с самой школы горбатиться и пару раз вломиться в Гринготтс. Хотя… раз уж он теперь «связной» у Холихедских гарпий и Шона Блэквуда, надо всё-таки проверить бухгалтерские бумаги о прошлогодних бонусах игрокам. Мало ли. Магический квартал встречает Драко непривычным отсутствием суеты. В будние дни он всегда тише обычного, но сентябрь выдаётся особенно безлюдным — дети собраны в Хогвартс и сотням волшебников больше незачем сновать туда-обратно в поисках котла или жабы. Малфой почти не смотрит по сторонам, проходя мимо бесчисленных вывесок, и старается не слишком сверлить взглядом маячащую впереди табличку «Малкин’с»: он обходит это место за километр, когда есть возможность, но чёрт дёрнул Забини выбрать салун в паре зданий от этого места. Оно проклято Драко лично с десяток раз, и он исправно не появляется здесь с первого дня своего вынужденного взросления — называть по-другому то тридцатое августа язык не поворачивается. — Мистер Малфой… — доносится откуда-то сбоку высоким женским голосом, облачённым в одежду хостес. Мерлин, как же его заебало сегодня это «Мистер Малфой». Выжечь словосочетание из разговорника и похоронить вместе с прадедом в склепе Уилтшира. — О, повтори ещё раз, дорогая, он очень любит, когда его так называют. — Иди нахуй, Блейз, — Драко закатывает глаза, кивая всплывшему из глубин заведения Забини, но на лице всё равно проскакивает ухмылка, — Надеюсь, в баре ещё что-то осталось. — Я здесь всего-то десять минут, но уже познакомился с Кейтлин, — Блейз закидывает в зубы сигарету и кивает на миловидную девушку, минутой назад приветствовавшую его у входа, — Так что я не скучал. — Мне бы твое веселье. Драко, видимо, ничему не учит собственный опыт, раз он снова решил напиться в максимально неподходящее время. Вчера ровно из-за этого он пропустил мимо ушей половину информации о сделке из звонка Шона, хотя сейчас терять уже нечего. Забини обычно с одного тона понимает, что разговор будет долгий и неприятный, поэтому разворачивается к своей будущей галочке в списке и мурлычет почти бархатно: — Кейти, милая, нам четыре огневиски сразу и что-нибудь вроде корнуэльского паштета. Мы подойдём, как докурим. «Кейти» то ли расплылась от внимания горячего и молодого богача, то ли просто неумеющая считать идиотка, но в итоге им приносят шесть роксов и в два раза больше закусок, чем они заказывали. Жаловаться на такое грешно, но Драко всё равно позволяет себе гундеть как дед, что лично у Блейза не вызывает ничего кроме придурковатого смеха. Они почти допивают каждый по третьей порции, когда Забини решает, что самая важная новость этого дня — очередная встреча с Уизлеттой, а не подкинутая отцом просьба проследить за успешным сезоном целой сборной его дружка и не ударить мордой в грязь. Потому что «это бизнес, Драко», «мне важно, чтобы Шон был близок к нашей семье, Драко» и коронное «Не подведи меня снова, Драко». — Ну и как она? — Черти на дне блейзовских глаз почти сияют от трепещущего интереса, — Изменилась? — Это ты читаешь глянец с картинками. Вот сам и оцени, не видел фотосессию Чемпионской лиги в прошлом году? Драко не понимает, что именно его раздражает — что тему разговора намеренно спихивают в сторону Джиневры-пусть-пожалуйста-навсегда-исчезнет-Уизли, или что Блейз совершенно поверхностно отнёсся к очередному испытанию на прочность от Люциуса. Малфой-младший искренне надеялся, что раз не может обсудить главную проблему, то обмусолит побочную до самых костей. — Но интересней ведь вживую, — Блейз совершенно не даёт этого сделать, — Пэнси была на игре в июле, говорит Уизли правда похорошела. — Когда ты успел обсудить это с Паркинсон? Блейз не отвечает, только улыбается ещё более загадочно. — Нет, Забини, я отказываюсь верить что слова «похорошела» и «Уизли» сложились у Пэнс в одно предложение. — Да брось, мы уже не в школе. Они правда уже не в школе, ни один из них. Блейз вполне себе успешный владелец сети отелей, хотя мог вообще ничем не заниматься с учетом материнского наследства, которого на поколения вперёд хватит. Из Пэнси вышел неплохой фотограф с собственной выставкой, Теодор давно помогает отцу в его чинушной карьере, строя добрую половину Отдела Тайн. Вроде бы неплохо там веселится. Даже Дафна с Асторией нашли, чем заняться: одна вполне состоялась светской домохозяйкой, а вторая со скандалом разорвала помолвку с Роули и укатила в американский колледж Колдомедицины. Ну а Драко… Что ж, ошиваться в Министерстве ему никогда не хотелось, а использовать семейные деньги, чтобы вложиться во что-то своё как-то всё случая не представлялось. Так и выходит что из них всех он единственный может по праву называться неудачником. Прожигать галеоны в барах и сносно выполнять поручения отца — вот его потолок на сегодняшний день. Может быть, проблема и правда в том, что он до сих пор в школе. И никогда её не покидал, как бы не старался. Последний рокс на столе опрокидывается в горло с привкусом жжения, и пока Драко закашливается, Забини уже просит официантку повторить. — Ладно, я понял, что ты не Уизли позвал обсуждать. — Тёмные брови друга сходятся к переносице, и он занимается своей привычной работой: сверлит Драко своими черными зрачками, пытаясь ускорить выкладку всех карт на стол. — Очень проницательно. Спасибо, что потратил половину вечера, совершенно игнорируя этот факт, — Малфой фыркает и уже было хочет дополнить фразу обиженным «сволочь», но в руку очень вовремя ложится обновлённый огневиски, — Ладно, да. Не Уизли. Потому что он не уверен, что сможет укрыть накатившую паничку от Блейза, если тема разговора заплывёт не в то русло. — Дай угадаю, Люциус припряг тебя к сделке с Блэквудом? Только я тогда не понимаю, что на встрече делала Уи… — Бери ниже. Такие вещи мой благородный родитель мне не доверяет. Скорее побыть блэквудовой сучкой на квиддичный сезон, — Драко спешно отпивает из стакана, потому что кое-как замотанная спина начинает ныть от соприкосновения с креслом. Блейз выглядит удивлённым, но пока спокойно ждёт продолжения, — Индюк купил команду и не особо разбирается, что с ней делать. А я вроде как эксперт напрокат. — И он серьёзно хочет, чтобы ты весь сезон работал с Уизли? Ты ведь в курсе, что она у них вторая после Джонс? Драко стыдно признаться, что Гарпии были чуть ли не единственной командой, за которой он не то чтобы стремился следить, не без причин. Но объяснять их он не собирается даже под страхом Авады. — Вот теперь в курсе, — неоновый свет вывески напротив становится ярче от очередного глотка, — Поэтому код красный, Блейз. Нужно надраться. — А поговорить с отцом? У Забини всегда всё так поразительно просто, что Драко временами почти верит в собственную склонность усложнять жизнь. А потом это «почти» испаряется вместе с осколками памяти о сером взгляде папочки: — И сказать, что я провалю просьбу, потому что в школе цапался с их почти-капитаном? Блейз давится своими промилле, распахивая и без того большие глаза. — С почти-кем? — Капитаном, ты всё правильно слышал. Это конфиденциальная информация, вообще-то, но Гвеног уходит из команды, Уизли дали испытательный. Если справится — Гарпии её. — И ты говоришь это с таким трагизмом, потому что… — Потому что долбаный Блэквуд решил сообщить ей эту новость вместе с оповещением о приставленном соглядатае в моём лице. Эта сука моментально сделала выводы о том, кто заказывал банкет, — Драко не замечает, как бокал снова пустеет, — Так что можешь возобновлять тотализатор, Гриффиндор-Слизерин опять на ринге. По Блейзу видно, как он уже представляет красочные пересказы событий и пару раз в месяц мотается в Холихед к Драко, чтобы посмотреть на это лично. — Ты можешь сделать чуть менее довольное лицо? — Драко приподнимает бровь, прежде чем отвернуться и снова подозвать официантку, — Я настоятельно прошу следить за тем, чтобы в этом роксе всегда было, что выпить. Это ясно? Девушка, имя которой Драко не удосуживается прочитать на бейдже, только кивает и спешит к стойке пополнять его запас. — Ты бы повежливее с ними, а если она туда плюнет? — Забини еле сдерживается, чтобы не рассмеяться, — да и знакомиться с ними проще, если ты не злобный бледный аристократишка. — Бледность кое-кому точно не грозит, — Драко искренне весело впервые за вечер, — И это тебе нравится растрачиваться на новенькое, а я… — А у тебя одна, но зато профессиональная. — Туше́, — Драко почти вырывает свежеподнесённый стакан из рук прислуги и поднимает его вверх, насколько позволяет итак настрадавшаяся сегодня кожа на плече, — За это и выпью. Блейз не успевает сглотнуть горячительный, и последующее озарение в его взгляде туманится накрывающим градусом. — Слушай, а про твою проблему, — он бездумно тянется рукой к малфоевскому плечу, но тот успевает рефлекторно отодвинуться. Почему сегодня все норовят его потрогать? Он давно установил вполне четкие правила, но постоянно забывает, что «правила» и трезвый Блейз вертел на огромном хую, что уж говорить о пьяном. — Прости, недотрога, — Забини театрально строит виноватую мину, а у Драко снова тянет в груди от желания найти более серьёзное понимание во взгляде напротив, — Забыл-забыл. Но понимания там быть не может: и Малфой сам стал в этом повинен, как только решил хранить свои секреты даже от людей, с которыми больше полу-жизни провёл бок о бок. — А можно ближе к делу? — Излишняя тактильность Блейза никогда не раздражала так сильно, как сейчас. И всё бы ничего, но терпение и так потрёпано. — Уизли ведь тоже не куличи лепила всё это время, наверное повзрослела, поумнела. Если ей правда нужно это место, едва ли она променяет его на бессмысленные срачи с тобой, ну? Заключите перемирие, что ли. — И на каких условиях? Шестерёнки в голове Забини крутятся так громко, что даже приятная музыка их не перебивает. На самом деле Блейз всегда выдаёт годные идеи: предпринимательская жилка, мать её. — Ну, она создаст видимость дзена и гармонии с новым владельцем команды, то есть Блэквудом. Блэквуд доволен и счастлив, потому что проблемы этот дядька не любит. А ты напишешь правильный отчёт, в итоге все в плюсе — ей капитанство после финала Кубка, а тебе чистая совесть и довольный Люц. Драко представляет, как они с Уизли тихо и полюбовно пожимают руки, и на секунду становится интересен не их возможный договор о сотрудничестве, а сам факт скрепления сделки: а ведь правда, он никогда её не касался. Станет ли ему от этого хотя бы на десятую долю так же хорошо, как плохо становится от слов? Если те самые свитки не врали, он как минимум отсрочит своё прощание с красивыми скулами. Драко допивает до дна залпом. У него есть целых шесть месяцев, чтобы проверить теорию на практике, и если он выйдет из этой заварушки, не потеряв лицо в прямом смысле, можно будет переосмыслить свою неудачливость. По крайней мере, хочется в это верить.