No wounds but yours

Джинни втягивает тёплый сентябрьский воздух и от удовольствия даже закрывает глаза. Над тренировочной ареной спокойно, хотя в последние пару месяцев ей везде спокойно, это можно смело записывать в неплохие достижения. Лицо нещадно хлещет сухим ветром, и вместе с ним чувствуется привкус дома: зелени в Лондоне не так много, и когда получается поймать носом чуть терпкий цветочный запах, она почти с ума сходит от ностальгии. Этот запах до отвращения родной. Этот запах напоминает, откуда она выбралась. Вечерние фонари внизу — папины гирлянды, сдуру купленные в каком-то маггловском магазине, дым над немагическими кварталами — подгоревшие тыквенные пироги из духовки. Всё то, от чего она сломя голову убегала, стоило закончиться седьмому курсу. Её личный девятый круг ада, щедро смазанный глазурью из жалости к себе и детской обидой на весь мир, на многие годы засунутой подальше. Сегодня особенно приятно всё это вспомнить. У неё большой личный праздник, у неё почти Рождество, и в честь этого стоит выписать ещё парочку победных кругов, прежде чем спускаться на поле. В конце концов, не каждый день выезжаешь из паршивой квартирки в Ист-Энде, чтобы перебраться в свою сказку, оформленную в голове у девочки из бедной семьи, видевшей одиннадцать зим. Джин и сейчас с полубезумной улыбкой возвращается к самой себе в том возрасте. Той самой, которая впервые оказалась в районе Кингс-Кросс и по пути к одноименному вокзалу рассматривала красивые дома вокруг. Ну что ж, потребовалось ещё одиннадцать лет, чтобы эта девочка, наконец, могла ей гордиться и в одном из тех домов жить. Похожие чувства она в последний раз испытывала, когда всё-таки прошла отбор в команду и получила письмо с первым приглашением в запасные. В тот момент хотелось показать огромный средний палец примерно всем, кто когда-либо заикался о её достатке и потёртостях на кроссовках. Это если говорить собирательно, а конкретно: всей шайке вылизанных аристократов с громкими фамилиями. Даже жалко, что столько лет спустя не получается вспомнить каждую из них. Пожалуй, сейчас она бы много отдала, чтобы посмотреть в лицо кукле Гринграсс или Нотту-младшему. Может потому, что впервые в жизни чувствует себя хорошо? Теперь она им почти ровня. А может, потому что в глубине души вечное презрение к идеальным детишкам позволяло ненадолго забыть о том, как сильно она хочет быть одной из них — той, у кого нет нужды оттачивать зубки, выгрызая себе путь наверх, без вечной оглядки на содержимое кошелька и с именем, открывающим все двери. Это определенно сэкономило бы ей несколько лет, помогло бы избежать огрубевшей кожи ладоней, и, наверное, она никогда бы не подняла с пола примерочной Летиции Малкин небрежно выпавший из брюк Драко Малфоя галеон. Сейчас Джин сгорела бы от стыда, но для шестнадцатилетней девчонки, позорно и громче разумного хныкнувшей через стенку от своего ночного кошмара, маленькая кража казалась очень честной. Да и кого она обманывает: этот индюк даже не заметил, как что-то обронил, а если бы заметил — вряд ли стал поднимать. Едва ли он вёл им счёт. Один маленький золотой галеон. Такая мелочь, но именно на неё она тайком купила себе свою неизменную красную ленту. Пришлось выждать целую вечность в тот день, пока мама привычно притормозит у прилавка с бульварными романами, и сломя голову вернуться в место, где ни один товар кроме этой самой ленты не по карману. Вечное напоминание о том, что когда-то одна монетка была внушительной суммой денег, а бирка из приличного магазина — живой мечтой. О минутной слабости уставшего подростка и моральной компенсации. Как ни крути, именно Малфой «подарил» ей талисман, по сей день затянутый в узел на запястье. Этот забавный факт веселил её почти весь шестой курс, когда представлялась возможность сцепиться с зелеными галстуками в их вечной непримиримой войне. Джинни никогда не признается, но она чувствовала досаду, когда главное мудачье трио успешно выпустилось и оставило в покое на весь последний школьный год, лишив возможности соревноваться в остроумии и умениях бросаться неприличными словами. Хотя с последним она, пожалуй, перегибала даже чаще, чем манерные засранцы. Но всё это не важно. Она наконец отпустила, забыла, и что там ещё полагается сделать в таких случаях. По-другому просто не вышло бы: если призраков не придушить в зародыше, они сожрут и не подавятся. На самом деле нужно отдать аристократии должное: теперь ни один засранец в этой чертовой капиталистской стране не посмеет обозвать её нищебродкой и неудачницей, да и цвет формы тоже иронично сменился на темно-зеленый. Она решила, что может успокоиться в тот самый момент, когда подписала договор рассроченной покупки своих шикарных шестидесяти квадратных метров. Джинни всё же решает спускаться без дополнительного круга над полем: так хочется побыстрее заехать за ключами в офис агента, заскочить в старую студию за собранными и давно упакованными вещами, и со всеми этими баулами отправиться порталом прямо в новенькие апартаменты. Если ей повезёт и она пройдет без очереди, даже успеет зайти за бутылочкой красного, чтобы всё это дело отметить. Она так погружается в свои мысли, что совсем не замечает еще один плащ у входа под трибуны. — Эй, Уизли! Давай сюда, — кричит фигура, когда Джинни уже почти заканчивает свой маневр с приземлением. Она на ходу распускает туго затянутый пучок, от которого, если честно, уже начала побаливать голова, и рассматривает лицо неизменного лидера Холихедских Гарпий. — Не поздновато для разбора схем? Я думала, ты в Уэльсе. Увидеть капитана так поздно на лондонской базе неожиданно, и что более важно — подозрительно, особенно в предсезонье. Сейчас оба состава в поте лица накатывают новую тактику в Холихеде, а сама Джин еле выпросила у Совета учредителей несколько дней командировки, чтобы перевезти вещи. — Блэквуд тоже так думал, — Джонс улыбается широко, как только может, и наконец обнимает охотницу, — Рада, что застала тебя здесь. Джин почти моментально понимает: тут что-то нечисто. Упоминание нового владельца команды точно не могло проскользнуть просто так, а Гвеног не стала бы срываться с их основной резиденции, точно не сейчас. Значит, ей что-то нужно от Джинни, и это что-то не может ждать до субботы. — Хорошо-хорошо, ты меня нашла. Не против, если мы обменяемся новостями по дороге? Мне сегодня перемещать все пожитки, — она отстраняется, пытаясь рассмотреть подтверждение своей догадки в больших и умных глазах Гвен. Но та чуть заметно отворачивается. — Конечно... купила ту самую, на Кэмли Стрит? — «Купила» громко сказано, ты знаешь мой месячный оклад, — Джин едва приподнимает бровь, но Джонс только передразнивает. — А ещё я знаю наш прошлогодний бонус за пятое место в лиге. Так купила? — Скажем так, ещё каких-то лет пять, и она полностью моя. — Джинни не любит слово «кредит», но ей точно за него не стыдно. Однако квартира явно не была тем, что Гвеног пришла обсудить. — Хотя ладно, если бонус снова будет, то я уложусь в два. — Это поле, конечно, сильно меньше нашего... — Кэп, что ты тут делаешь? — Джин разворачивается слишком резко, отрывая Гвеног от разглядывания тёмного неба над ними и мысленно уже смиряется с тем, что за вином зайти всё-таки не успеет. — Вот за эту проницательность я когда-то и перевела тебя в основной, — Гвен смеётся с едва заметным предыханием, но быстро стряхивает с себя проступившее волнение. — Ты перевела меня в основной за случайный нокаут Санчеса, — голос часто принимает такой тон, когда Джинни врёт, но она скорее повторит подвиг Гарри и проглотит металлический снитч, чем признается в грубом нарушении святых спортивных правил. Тем не менее, Фурией не называют кого попало, и это всегда льстит. — Да, разумеется, — Джонс ухмыляется, то ли вспоминая фееричное падение с метлы загонщика Ос три года назад, то ли жалкие попытки Джиневры убедить капитана в том, что она честно не видела, куда летела, — Послушай, разговор правда есть. Раз ты торопишься, сразу в тренерскую. Стоит приказным словам прозвучать, Джинни всегда вытягивается по струнке, словно готова в эту секунду кинуться на метлу. Учитывая, что она до сих пор в форме, это даже не преувеличение. Длинные лабиринты коридоров не заканчиваются, по ощущениям, целую вечность, пока они наконец не оказываются в большой раздевалке и не менее большой комнате, совмещённой с ней. Гвен проходит первая, и если бы Уизли-младшая не знала о том, что вот эта женщина перед ней — легенда мирового квиддича, она бы решила, что та мнётся и нервничает. — Ты прости что в таком сумбуре, но я должна рассказать раньше, чем засранец Блэквуд объявит. Тебя это касается в первую очередь. — Что за страшная тайна? — Джин не понимает примерно нихрена, а то, как Гвен растягивает информацию, начинает заметно выводить из себя. Даже верхнюю накидку Джинни стягивает более нетерпеливо, чем рассчитывала. — Я беременна. Если бы среди ясного неба мог прогреметь гром, он прямо сейчас разнёс бы всю арену в щепки вместе с этим кабинетом. Гвеног Джонс беременна. Она ведь это только что сказала? Джин не ослышалась? — Твою ж... Мерлин... то есть... я поздравляю! — она никогда не умела правильно реагировать, но это определенно хорошее событие, поэтому Джинни поступает так, как привыкла: начинает тараторить без умолку первое, что взбредёт в голову, — Это... это же прекрасно, вы давно пытались, я знаю. Просто... вау! У нас будет мини-кэп? Правда же мини-кэп! Джонс смеётся, но недолго. Кажется, последнюю шутку она всё же оценила, но это явно не всё. Под тяжелым взглядом Джинни тушит свой пыл, готовясь слушать дальше. Хотя Годрик её раздери, что может перебить такую новость? — Нет, Уизли, ты не поняла меня. Я беременна. В окно, по всем законам драматизма, начинает капать редкий дождь, и атмосфера из радостной моментально превращается в странно-гнетущую. Джин теряется ещё сильнее, а мысли о новой квартире улетают куда-то в самый хвост по её собственной шкале важности. — Стой, я правда не поняла. Ты хочешь, чтобы я тебя поздравляла или нет? Потому что если нет, я... я заберу свои слова обратно, мы найдём колдомедика и всё исправим. Хочешь, я никому не скажу? Кэп, я клянусь... — Чёрт возьми, Уизли, ты в своём уме? Нет конечно! Не мельтеши, — Джин чувствует, как Джонс кладёт на веснушчатое плечо руку, ещё более грубую, чем её собственная, и выдыхает. Похоже, с этим переездом у неё правда разыгралась детская гиперактивность. — Я беременна. Её кумир во плоти мягко тянет уголок губ вверх, многозначительно заглядывает в карие глаза и Джин, наконец, понимает: Гвеног Джонс ждёт ребёнка. Она будет сидеть дома, подбирать ползунки, читать книжки об ожидании, делать всё что угодно, но не играть в квиддич. Не оставаться капитаном Гарпий. — Блять. На несколько мгновений повисает тишина. Её слишком мало, чтобы полностью осознать последствия, но к счастью или сожалению, Гвеног больше не тянет с информацией и продолжает сама. — Именно. Мне не нужно напоминать тебе, через сколько у нас первая игра. Теперь помимо удивления и шока, Джин охватывает ещё и паника: — Блять! — Ты уже это говорила. Как понимаешь, теперь учредители должны выбрать нового капитана. Сама должна знать, что вариантов не так много. Джинни знает, что не много. В таких случаях существуют две развилки в алгоритме: капитана на замену переманивают из другой громкой команды, или капитана назначают из текущего основного состава. Если брать во внимание невероятное гендерное разнообразие Гарпий за последние двести лет и количество профессиональных женщин-игроков, которые могут хотеть возглавить своевольную команду, становится ясно: из всех претендентов должно остаться всего шесть обладательниц желтого когтя поверх зеленого игрового мундира. И один из таких удачно рисуется на её собственном, небрежно сваленном в углу длинного стола. Пока этот краткий анализ ситуации во всю набирает обороты у неё в голове, Гвеног уважительно выжидает, чтобы дать ей время самой докрутить скрипучие шестерёнки и сопоставить все факты вечера воедино. — Подожди... — Джинни сама не замечает, как начинает крутить свою красную ленту, съехавшую ниже по запястью. Она несмело поднимает голову и поправляет длиннющие волосы, как всегда делает, когда решается говорить прямо, — Ты хочешь, чтобы им стала я? Она, оказывается, совершенно не готова к этому разговору. Девчачья мечта однажды возглавить одну из лучших сборных никогда не переставала трепыхаться в её сердце, но она надеялась, что у неё есть в запасе пара-тройка лет, чтобы собраться с силами, мыслями, и с чем еще там можно собираться. Потому что любое переназначение в Чемпионской лиге это сложно, но вот претензия на капитанский плащ — это война. И сейчас Джин не уверена, что она в состоянии вести боевые действия. Может, поэтому она молится всем существующим и нет идолам, чтобы Джонс как можно дольше отвечала на вопрос. И несущиеся вперёд секунды ей в этом не помогают. — Да, Уизли, это должна быть ты. Я так хочу. — Бескомпромиссный тон Гвеног, от которого обычно вырастают крылья за спиной, звучит почти траурно. Немудрено, почему от счастья не прыгает ни она, ни капитан: у команды только что сменился владелец, на носу предстоящий сезон, Совет будет рассматривать каждую кандидатуру под микроскопом и вряд ли мнение одного человека, пусть даже такого как Гвеног Джонс, будет иметь решающий вес. Так или иначе, эта команда старше всех её игроков вместе взятых и важнее каждой из них. Едва ли сейчас подходящее время для того, чтобы устраивать гонку за первенство. Но выбора у них, похоже, нет. К чёрту вино, сегодня Джинни нужен припрятанный огневиски. Она сглатывает и набирает в лёгкие побольше воздуха, прежде чем снова разорвать тишину: — Я не уверена, что смогу. Гвен внимательно смотрит, а затем по-матерински берёт её ладонь в свою. Сразу становится чуть менее страшно, за это Джин благодарна, но фоновая тревога никуда не уходит. — Могу понять. Я тоже не была готова. Но я буквально взрастила каждую из вас, Уизли, а теперь мне нужно выбрать лошадку для забега, — Джонс приподнимается с места, бросая на рыжий всполох её волос хитрый взгляд, — И я ставлю на тебя. Это «ставлю на тебя» звучит так, словно именно такие слова она мечтала услушать всегда, но не подозревала об этом. В конце концов, если Великая «Гарпия» в неё верит, кто она вообще, чтобы не верить сама. — Что я должна сделать? — голос всё еще дрожит, но теперь в нём больше твёрдости. — Хорошо, что ты спросила. Я уже обозначила и Совету и Шону своё мнение, но они не полны энтузиазма. Тебе всего двадцать два, а они хотят видеть опытного капитана, этот сезон важен для спонсоров. Поэтому завтра у тебя встреча с Блэквудом. Честно, я сама ничего не знаю, как только сообщила новость, он решил, что я больше не у дел и не стал обсуждать назначения. Тебе придётся попотеть, если ты намерена исполнить мою последнюю команду. Джинни не сдерживает нервный смешок. — Предсмертную? — Ты ещё молода, но я могу тебе точно сказать, что дети — это тоже смерть, только социальная. Наслаждайся, пока можешь, — Гвен подходит ближе и ещё раз заглядывает на дно её зрачков, — Ты выбралась из своих трущоб и забралась высоко, Уизли. Это шанс доказать, что не разучилась бороться. Но Джинни не уверена, что до сих пор умеет. Вступать в гонку сейчас означает снова забыть о спокойствии, которому она так искренне радовалась двадцать минут назад. Она давно всем и всё доказала, но выходит, придётся доказывать снова. — Эй, кэп... — окрикивает она, когда Гвеног почти заворачивает за угол на выходе, — Ты уходишь буквально от дела всей жизни, и раз оставляешь меня разгребать это дерьмо, я хочу знать. Ты счастлива? Гвен в принципе улыбается так редко, что сейчас эта моментально появившаяся улыбка греет Джин не меньше, чем теплоконвектор в прошлом декабре. Как хорошо, что теперь у неё будет центральное отопление. — Ты не представляешь, как. Джин сама не замечает, как улыбается в ответ. Поздний вечер проходит практически без раздумий о том, что свалила на неё Гвеног Джонс, и она даже рада, что может отвлечься хлопотами вроде пространственного портала и распаковкой бокалов. Джин бросает письмо про время и место своего завтрашнего знакомства с владельцем на журнальный стол в новой гостиной и решается открыть его только после того, как распакован последний чемодан, квартира исследована до каждой щели, а зубастая герань по имени Долорес гордо занимает место на подоконнике. Этому растению давно пора на покой, учитывая как часто его забывают поливать, но прескверного вида цветок держится стойко: и лишился всего пары зубов с момента её последнего визита. Итак, ей нужно на Уайтхолл-стрит. Почему-то Джин не удивлена, что встречу назначили в головном офисе буквально над Министерством. Она никогда не понимала, к чему такой пафос, но желание размещать штаб-квартиры крупных компаний как можно ближе к магическому правительству всегда попахивало неприкрытыми проделками лоббистов. А ещё выбор адреса недвусмысленно намекает, что приходить в любимой растянутой кофте — плохая идея. И Джинни не придёт, нет-нет. Раз она должна их всех покорить, самое время охладить спиртное в бокале, отпарить брючный костюм, и хорошенько отоспаться, насколько вообще позволяет оставшееся время. Пяти часов едва ли хватает на отдых, поэтому даже в огромной мягкой кровати Джин продирает глаза совершенно разбитая. Обычно ей не привыкать к ранним подъёмам, пока она живёт на базе в Холихеде, режим не нарушается ни разу и организм говорит за это спасибо. Вот только последние пару дней были проведены в Лондоне, и выстроенному графику можно пожелать счастливого пути прямиком к чёрту. До места встречи она добирается общественными пунктами для трансгрессии: теперь на такие перемещения уходит не пять разных промежуточных локаций, а одна, и это не может не добавить радости от своей крупной покупки. Бесконечное число этажей возвышаются прямо перед ней, когда она выходит из телефонной будки прямо напротив нужного небоскрёба. Интересно, если она поманит метлу и ворвётся в гости через разбитое окно, оценит ли это мистер Блэквуд? Сочтёт ли её достаточно чокнутой, чтобы доверить лидерство над еще шестью неуправляемыми женщинами? Джинни усмехается и начинает своё судьбоносное цоканье по мокрым после дождя ступенькам, пока швейцар не распахивает перед ней двери. Она помнит свой первый визит сюда. Что тогда, что сейчас, это здание выглядит как психушка — здесь ослепительно светло, в лифте пахнет каким-то фальшивым бергамотом и потолки подпирают идеально белые стены, словно их вылизывала тысяча домовых эльфов. Это сравнение отчего-то перестаёт казаться таким уж варварским, как только она вспоминает, какой контингент обычно вертится в подобных высотках. Надо бы Гермионе обратить внимание Отдела правопорядка на место, где может во всю процветать рабство. Потому что, ну мало ли. От быстрого движения вверх в металлической коробке у Джинни начинает кружиться голова. Её стезя — это бесконечное открытое поле, а не душные человейники из бетона, может поэтому уже спустя пять минут пребывания тут ей кажется, что из тела вытянули жизнь. Учитывая, к кому она идёт на личное знакомство, может ещё вытянут. К моменту, когда лампочка загорается над цифрой «сорок», Джин успевает проклясть и архитектора, и собственную лёгкую клаустрофобию и даже Гвеног-почти-мамочку-Джонс. — Мисс Уизли, пожалуйста проходите. Вас примут через пять минут, — Приторная куколка-секретарша встречает прямо от распахнувшихся дверей элеватора и сразу подхватывает Джинни под локоть, уплывая вместе с ней в сторону кофемашины и автомата со сладостями из Сладкого Королевства, — Чай, кофе? — Простите, как я могу к вам... — Джин пытается быть настолько дружелюбной, насколько это возможно. — Сара. — Очень приятно, я... — Знаю. Я назвала вас по имени десять секунд назад, — Сара смотрит так, словно Джинни пришла в варёных джинсах на средневековый приём и не видит в этом ничего зазорного. Одета она хорошо, может у неё что-то в зубах застряло? Почему на неё так пялятся? — Да я... ну конечно. Не часто разговариваю с чьим-то секретариатом, — Мерлин, до же чего здесь неловко, — Двойной капучино со сливкам. Хотя знаете, Сара, давайте тройной. Ладно, похоже фортуна решила дать ей шанс ожить этим утром. Если ей не поможет огромный стакан кофе, не поможет уже ничего. Главное, не забыть захватить на обратном пути что-нибудь из того автомата, она давно не чувствовала вкуса школьных леденцов. Пока идеальные ножки секретарши убегают возиться с кофе где-то за матовой перегородкой, Джинни пытается осмотреться. Когда она подписывала здесь контракт больше четырёх лет назад, и она сама, и всё конкретно на этом этаже, выглядело иначе. Тогда Парадайз Индастриз возглавлял Говард Холихед, его семья владела правами на Гарпий на протяжение практически двух столетий, и не было никаких сомнений: каким бы фешенебельным не был этот небоскрёб, на сороковом этаже будут расстилаться турецкие ковры, стеллажи будут заставлены наградами, а та самая стена, за которой скрылась пародия на здоровую женщину в явно ненормальном весе, будет гнуться от тяжести колдографий каждой Гарпии, когда-либо переступившей этот порог. Но времена меняются. Джин больше не семнадцать, на ногах не потасканые кеды, а лакированные шпильки, и только прямой пиджак на пару размеров больше и упорный отказ собирать волосы в причёску выдаёт её совсем не элитарную натуру. Она другая, и здесь теперь тоже всё по-другому. И права на команду, и этот чертов этаж и выбеленные интерьеры с прошлого месяца принадлежат Этерна Корп, если Джинни верно вспомнила название. И общаться ей сегодня предстоит не с добродушным стариком Говардом, а с Шоном Блэквудом. Судя по тому, что рассказывала о нём Гвеног, разговор едва ли будет приятным. Хотя Гвеног не нравились вообще все. Такой характер. Где-то глубоко Джин надеется, что сможет поладить с кем угодно. В конце концов, она же душа компании. Не видно? — Ваш кофе, — Она дергается от неожданности и чуть не разбивает поднесённый фарфоровый стакан, когда ещё один раунд разглядывания стен прерывается приятным голосом Сары. Та, вероятно, недоумевает, как такая неуклюжесть в манерах вообще сопоставима с финтами, которые Фурия выдаёт на поле, как впрочем и с такими из себя красивыми лодочками на чемпионских ногах. Джин читает всё это в округлившихся глазах, но она привыкла. Ну и что, что не похожа на современых богатеньких девочек — зато её имя на устах у каждого, кто хоть что-то смыслит в блестящей игре. — Спасибо. Пока Джиневра собирается усесться на вы-не-поверите-тоже-белый диванчик в углу, заклятье соноруса доносит до её ушей строгое «Сара, мы ждём», и надежда выпить спасительный кофеин до начала встречи умирает, не оставив завещания. — Я уже поняла, — моментально кивает Джин и не даёт разомкнуться пухленьким губам, как только девушка переводит на неё торопливый взгляд. Она сама направляется к двери кабинета и даже сама её открывает, такой вот триумф гордого выходца из Ист-Энда. Внутрь она заходит только щедро отхлебнув, кажется, половину капучино. — Добрый день, мистер Блэквуд. Джиневра Уизли. Здесь чуть более уютно, чем в остальной части этажа, но расслабиться всё равно не получается. Цепкий взгляд бывалого ловца моментально срисовывает ещё одну фигуру в комнате. На фоне крупного и зрелого главы компании, этот парень выглядит очень молодым и слишком худым для спортсмена. Джин пытается рассмотреть профиль лица, но не успевает. С ней заговаривает великий и ужасный Шон Блэквуд: — Добрый, мисс Уизли. Гвеног предупредила, что я должен вас выслушать. Должен признаться, я рад знакомству, вы принесли команде не один выигранный матч, и мне не на что жаловаться. Но я занятой человек, а квиддич — дорогое хобби, поэтому давайте не тратить ни моё, ни ваше время, — Шон улыбается одним только ртом, но не глазами. Он не производит впечатления дьявола во плоти, может в другой атмосфере он даже показался бы Джинни привлекательным джентльменом под сорок, но сейчас он выглядит как подобие светской акулы, которая будет тихо и медленно подплывать к тебе, прежде чем распахнёт пасть. — Я вас не задержу, — Джин смотрит прямо на него и отпивает ещё кофе для храбрости. Она знает: нельзя отвести взгляд, сейчас она либо покажет силу, либо подведёт Гвен, — Я буду краткой. Джинни наполняет грудь кислородом и уже готовится произнести первое слово в своей победной речи, как её опережает тихий, но низкий голос с хрипотцой. — Шон, ну и зачем это? Уже ведь всё решили. Она знает эти растянутые гласные. Эту манеру задавать вопросы таким тоном, что сразу чувствуешь себя беспросветной идиоткой. Она всё еще не отрывает взгляда от Блэквуда и видит, как в его глазах зажигаются довольные весёлые искры. — Кто-то вчера пил не так уж и беспробудно, как я думал? — Он очевидно обращается к своему... партнеру? Подчиненному? Советнику? В какой, мать его, роли здесь вдруг находится Драко Люциус Малфой?! — Не сразу вспомнил твой звонок, — платиновая прядь выбивается из небрежно уложенных волос, и Малфой-младший едва заметно улыбается, продолжая держаться от неё подальше, — Надо было сказать ей ещё в письме, поэтому я удивился, что кто-то из состава пришел на встречу. Джинни только сейчас отмирает от своего культурного шока и старается взять себя в руки как можно быстрее. Хотя бы для того, чтобы рассмотреть своего повзрослевшего визави. Малфой, в отличие от неё, не сильно изменился. Разве что вытянулся на пару дюймов и обзавёлся ещё более острыми скулами. Он, в общем-то, всегда был слишком смазливым, а теперь им можно пугать фотомоделей и угрожать лишением работы. Джин такую худобу никогда не жаловала, но не могла не признать, что в аристократском антураже он выглядит красиво. В последний раз они виделись в мае девяноста восьмого, когда Малфой досрочно сдавал ЖАБА по какой-то наверняка надуманной причине, а потом исчез из Хогвартса и её жизни на долгие шесть лет. Сейчас он не выглядит так уж враждебно, даже не смотрит. То ли это персональное игнорирование, то ли ему правда нет дела до личности будущего капитана команды, к которой он очевидно имеет какое-то загадочное отношение. То ли он просто всё это перерос и больше не ищет драки. Отчего-то он сейчас напоминает самого себя на седьмом курсе, когда все самые гадкие словечки стали звучать не от него, а от его свиты. Но едва ли Джин придавала этому значение. Кстати о команде. Он только что сказал «всё уже решили»? Враньё, они не могли успеть. — Мисс Уизли, давайте на чистоту, я знаю, зачем вы здесь, — Теперь Блэквуд выглядит более расслабленным, чем минутой ранее, — Я не стал отменять эту встречу потому, что это отличный случай обсудить решение Совета учредителей, сова пришла вчера ночью. Джин чувствует, как бледнеет. Вероятно, сейчас веснушки это единственное, что спасает от слишком явного напряжение на лице, но не спасает от непонимания. У неё исправно получается держать мимику в узде, ну практически всю: только глаза нещадно мечутся от одного мужчины к другому в поисках хоть каких-то ответов. Гвеног явно чего-то не знала. Чего-то очень важного, когда отправляла её сюда. — Ваш капитан, как вы наверное уже знаете, уходит из Гарпий. Гвеног Джонс легенда, с этим никто не спорит. Вас... — теперь Шон тычет ровным пальцем прямо в её сторону, — она особенно выделяла: мало кто поднимается со скамьи запасных в первый же год после отбора во второй состав. Вы сейчас практически так же знамениты, как она сама в эти годы. Джинни слушает внимательно и старается не выдать ни детской обиды за впустую репетированную речь, ни странного желания зыркнуть вправо и выяснить, что здесь забыла слизеринская аристократия. Рука сама тянется к талисману. Сомкнутые на ленте пальцы под левым рукавом пиджака успокаивают. — Так вот, Гвеног Джонс, как вы наверное тоже знаете, лично ручалась за второй номер. Она хочет, чтобы Гарпий возглавили вы. Лёгкая нервная улыбка одним только кончиком губ соскальзывает с лица Джинни в секундной надежде на обладание тем, что ещё вчера в это же самое время было ей совершенно не нужно. И она понимает. Чёрт возьми, она ведь правда хочет. Хочет быть самым молодым капитаном в Чемпионской лиге, хочет занять это место. Она действительно... — Но решать не ей. — Конец фразы звучит в голове сильно громче, чем её начало. Ну хорошо, к этой линии разговора она худо-бедно готовилась. Она во всём разберётся, тем более что и так была уверена, что придётся себя отстаивать. Так вот сейчас самое время начать. — Мистер Блэквуд, я понимаю, что недостаточно рекомендации Гве... Мисс Джонс. Я пришла не потому, что жду немедленного подписания приказа о назначении, я намерена доказать, что... — В письме от Совета нам рекомендуют взять Лоуренса. Интересно, что за новая привычка у Хорька перебивать её и при этом даже не поворачиваться? И он что, действительно только что произнёс эту фамилию? — И я с ними согласен, — Теперь уже Шон внимательно разглядывает каждое движение мышц на конопатом лице. — Простите, что? — Джинни почти не дышит. — Мисс Уизли, вы один из сильнейших игроков Лиги, с этим никто не спорит. Но я в бизнесе примерно столько же, сколько вы в своей жизни отмечали именин. Я деловой человек, я ставлю на опыт. Поэтому Крис Лоуренс из Серкильских Скитальцев... — Я ослышалась? — Джинни пытается всерьёз проанализировать информацию о том, что вместо неё всё же нашли более опытную звезду квиддича. Но при чем здесь Лоуренс? — Вы наверное не вкурсе, но Гарпии всегда были и будут женской сборной. Она осекается слишком поздно, дерзкий тон не вернёшь обратно в рот, но Блэквуда это, кажется, только раззадоривает. Теперь он смотрит на неё с интересом. — Это моя команда, мисс Уизли, я осведомлён. Лоуренс не будет играть с вами, преступно разбавлять хорошо сыгранных участников чужим человеком. Но любой группе нужен лидер и тактик, воспринимайте его, как тренера. Джинни чувствует, как начинает злиться. Пожалуй, хватит с неё хороших манер, эта беседа к ним больше не располагает: — Капитан должен играть на поле с остальными. — Не все так делают, вы и сами должны знать, — Шон отбивает каждый её мяч так умело, что Джин невольно возвращается на второй курс и представляет себя на месте Рона, когда папа отчитывал его за летние покатушки на заколдованном форде, — В любом случае, решение принято. — Я с ним не согласна! — Она почти срывается на крик, и Блэквуд, наконец, обнажает зубы, улыбаясь впервые так широко. Он откидывается на спинку своего кресла и шумно опускает ладони на стол перед собой. — Ну наконец-то. Теперь мне хотя бы ясно, что Джонс в вас нашла. Это он так показывает, что доволен? На эмоции её выводил, псих? — Я не хотела орать, прошу проще... — Не извиняйтесь, вам не идёт. Я понимаю, откуда эта эмоция, мисс Уизли. Гвеног Джонс пообещала вам то, что обещать была не вправе, и вы справедливо рассержены, вот только не можете понять, на кого именно. Я облегчу вам задачу: сердитесь на меня. И раз уж я готов быть вашим злодеем, я же стану добродетелем, — Шон приподнимается с места и подходит так близко, что Джин почти забывает, что всё это время за сценой наблюдает Малфой, — Один сезон, Уизли. Покажите мне, что можете работать в команде, выполнять приказы даже от того, кто вам не сильно симпатичен, чтобы привести Гарпий к Кубку. И вы станете следующим капитаном. Что она там думала о том, как не хочет ничего больше доказывать? Кажется, самое время слать эти мысли к херам. Джин надеется, что в её взгляде сейчас достаточно решимости. — И вы хотите, чтобы я вам поверила и полгода слушалась капитана, который кинул команду, как только его поманили перспективой тренировать семь Гарпий без места в игре? Сколько вы вообще ему предложили? — Разве это важно? У вас нет выбора, мисс Уизли. — Голос Блэквуда звучит все более уставшим каждую секунду его речи. — Ах да, вы наверняка хотите знать, что здесь делает бывший однокурсник вашего брата. Так вот, Драко может иногда и заносит, но он давний друг семьи, и понимает в квиддиче больше моего. Я попросил Люциуса, чтобы его сын присмотрел за командой, как за моей личной инвестицией. Из кабинета Джинни вылетает практически пулей, стоит короткому рукопожатию с Шоном закончиться. В янтарном взгляде сейчас досада, непонимание, и колкое чувство внутри, которое возникает каждый раз, стоит попытаться задвинуть её с места, которое она уже успела определить как своё собственное. Вся обида концентрируется сейчас только на одном человеке. Это он, больше просто некому, не мог же Совет сам принять такое решение и нашептать это все Блэквуду, это какой-то абсурд. А она, дура, думала все в прошлом. Пусть Малфой сейчас прикидывается, что совершенно ни при чём, Джин не верит ни холодному безразличию во взгляде, ни нарочитому стремлению не вступать с ней в прямой диалог. Он ведёт себя так только при Блэквуде, Джинни точно уверена. Такие, как Хорёк, не меняются, и засранец не упустил бы шанса отыграться за последний школьный год. Не важно, что ей совсем чуточку стыдно за своё поведение. Она не замечает, как стройная беловолосая фигура тоже выходит из кабинета, и сталкивается с ним только у лифта. То ли от неуклюжести, то ли намеренно, но она кажется отдавливает ему ногу и впервые обращает на себя внимание серых глаз. И ничего не находит. В них — пустота, почему то она сгущается там вместо запомнившихся ей отвращения и ненависти. Ей бы задаться вопросом, отчего он так вкрадчиво говорит и почему решился посмотреть на неё только теперь. Это было бы очень странно, если бы Джин сейчас вообще могла что-то видеть, кроме своего ущемленного самолюбия. Хорёк оглядывается через плечо: то ли пытается понять, близко ли секретарша, то ли с мыслями собирается. Джинни только сейчас замечает чуть сутулую осанку. — Мне это тоже не сильно приятно. Но решение принимал не... — Как был сволочью, так и остался. — Она швыряет очередную гадость, заметно растеряв запал своего шестого курса. Ну ничего, наверстает. Перед зрачками сейчас такая пелена болотного цвета, что сквозь неё не видно скривившихся губ напротив, не заметно оглушающего перерыва между мужскими вдохами, как будто дыхания нет вовсе, и не слышно задавленного хрипа, который тут же маскируется кашлем. Джинни сейчас в вакууме, ей вселенски плевать. Если он не оставил старые споры, то и она не станет — теперь дело не только в последнем желании Гвен. Как она вообще могла подумать, что гадёныш не хочет драки? Пусть точит ножи в своём жутком семейном поместье, прежде чем соваться «присматривать» за ними на тренировочную базу. Он только что развязал войну.