***
16 ноября 1995 года
— Эй, Уизлетта! — гогот Крэбба по ощущениям сейчас обрушит потолок. — Не забудь проверить метлу на прочность, она же чудом не сломалась под пятью твоими братьями! Рыжая макушка мелькает за огромной стеной с декретами, которые инспектор Амбридж теперь вешает каждый день, и почти пропадает из Большого зала, пока её не окрикивает уже Гойл. — Да даже если не сломается, вы вообще её видели? Чанг летает на Молнии, у нищебродки нет шансов. Драко смеётся вместе со всеми, потому что ну правда, он видел эту метлу — летать на такой хотя бы на минимальной скорости уже победа, не то что поймать снитч. Но Уизлетта, кажется, другого мнения, потому что она хмурит брови, как делает всегда прежде чем рассыпаться в оскорблениях (а в них она даже слизеринцев могла превзойти, это Малфой признаёт). — Однажды вы оба подавитесь своими жирными подбородками, а я даже не постесняюсь хрюкнуть от смеха, когда это случится, — её волосы взмывают вверх от злости, прежде чем она поворачивается персонально к Драко. — А тебе, Хорёк, давно пора задуматься о преимуществах Молнии. Третий год на ней летаешь, а снитч всё равно уходит из-под носа. Ну ладно, в этот раз она правда сама напросилась. — Мне послышалось, или со мной заговорила мелкая поношенная толстовка? — Малфой пытается не поперхнуться от уровня своего остроумия и задумчиво подпирает рукой подбородок. Чем более скучающим он сейчас выглядит — тем лучше. Во всяком случае, бросаться колкостями он всегда умел изящнее гриффов, те просто кидались ядом без тонкого смысла. — С тобой заговорил будущий победитель кубка школы, — надо отдать ей должное, парирует быстро и с энтузиазмом. — Посмотрим, Уизли, я всё еще не уверен, что они допускают к соревнованиям без имущественного ценза. — О, я уверена, что сделают исключение. Если допустили такую гниль, то и для меня найдется место. Подотри папочкины сопли. — Джинни! Оставь этих пресмыкающихся, — звучит голос кого-то из её близнецов-братьев, и она спешит убраться восвояси. Драко усмехается. Слишком уж наглая сука. Сколько ей вообще? Четырнадцать? Он ещё не знает, что эти оскорбления будут самым безобидным на фоне всего, что он ещё услышит из её рта.24 мая 1996 года
— В общем, мне до усрачки страшно, — резюмирует Блейз, удобнее устраиваясь на школьком подоконнике. Драко может только многозначительно вздернуть брови. Блейз завелся сильно раньше времени: обычно паника накрывает за пару месяцев до совершеннолетия, но Забини почему-то решил выебать ему мозг уже сейчас. — Я правда не знаю, что тебе сказать. Мне плевать, кто вообще в своем уме будет кидаться говном намеренно? Ты чуть ли не лучшая пассия из всех возможных и скорее утонешь в женских соплях, чем в собственной крови. — Не знаю, вообще не уверен. Это же может быть кто угодно, ты понимаешь? Вообще блять кто угодно. — Ну и что? — Драко на самом деле тоже тревожно, но он скорее проглотит школьный галстук, чем скажет об этом вслух. — Тебе напомнить, что почти все вокруг вообще считают эту хрень архаикой и сказками аристократии для аристократии? — Нет, друг, ты вообще не догоняешь, ты просто представь, что кто-то, кто совсем тебе не друг, по велению ебанутой вселенной имеет над тобой власть? Это смуглое личико совсем не эстетично будет выглядеть в рубцах, — Блейз тычет себе в скулу и нервно хихикает. Драко закатывает глаза. — Салазар, за что мне это... Ещё раз повторяю, кто и с чего вдруг должен захотеть причинить твоей морде такие ужасные муки? Мы знаем всех потенциальных претендентов и претенденток в Британии, почти каждый — с мозгами и воспитанием. Забини задумывается перед ответом, мельком всматриваясь в силуэты проходящих рядом четверокурсников. — Да вот хотя бы... Привет, нищебродка! — он расплывается в самой широкой и самой тупой улыбке и делает наигранный реверанс в сторону коридора. — Удачи на тренировке, сволочь. Джинни Уизли почти пощечину дает своим туго затянутым хвостом на макушке и так же стремительно спешит куда-то вглубь замка. А хорошо бы в преисподнюю. — Вот! Вот я о чём, теперь понял? — Блейз выглядит до смешного восхищённым, но почти по-детски напуганным внезапной мыслью, которая теперь осеняет и Драко. А ведь правда. Ведь вот это неопрятное недоразумение тоже чистокровное. Она тоже будет чьей-то связанной. Драко даже веселит голубая мечта о том, что им обязательно станет кто-то из полоумных гриффов. — Ладно-ладно, теперь у меня одной фобией больше. Ну и достанется же кому-то из них. Забини неуверенно изображает крёстное знамение, как будто и правда подался в маггловскую веру: — Просто упаси Мерлин.15 сентября 1996 года
На поле сегодня прохладно, хотя осенние сумерки явно обещали быть более комфортным временем для тренировок. — Ну что, правила всем понятны? Пять мячей, пять попыток поймать. После того, как определимся с вратарём, приступим к пустующей позиции загонщика. Остальная команда укомплектована, — Тео держится хорошо для новоиспеченного капитана, и Драко даже гордится этим кудрявым распиздяем. В толпе слышится тихое «угу». — Тогда по местам, — Нотт ухмыляется в своей любимой манере, бессовестно спизженной у самого Драко. — Вы охренели, земноводные?! — противный девчачий писк доносится откуда-то справа, и Малфой безошибочно определяет, кому он принадлежит. Ну конечно, за прошедшее лето её поганый язык не мог не стать еще более поганым, остаётся только сморщиться в отвращении. Правда, смотреть на неё стало чуть приятнее, то ли она свой вечный пожар на голове научилась приводить в порядок, то ли лицо стало менее детским... Нет, осознать, в чём тут дело явно за пределами понимания Драко в эту минуту. Теодор, в отличие от него, и глазом не ведёт. Привычно перекидывает воткнутую в землю метлу из руки в руку, определенно чувствуя себя хозяином положения. Он разворачивается к летящей на них гриффиндорской шайке и почти нос-к-носу сталкивается с раскрасневшеся Уизлеттой: — Мы занимали, гуляйте. Показать разрешение? — Подотрись снейповской писулькой, Нотт, она сальная, — Уизли вообще не смущает, что Теодор выше на голову и что она дышит ему куда-то в грудь. Только с ещё большим чувством собственной важности вскидывается и продолжает сверлить взлядом. — Научись читать расписание, сегодня отборочные Гриффиндора. — Сразу после того, как избавишься от прыщей по всему лицу, — Тео, очевидно довольный своим комплиментом этим веснушкам, делает вид, что задумался. — Ой, я сразу не вспомнил, что ты с рождения такая пёстрая. — Ты тоже читать разучился, Малфой? — теперь подаёт голос Поттер, и Драко вдруг становится смешно. — А что, Поттер, подружка перешла на пятый курс и теперь она тут заправляет? — Драко на двести процентов уверен, что поставить кого-то в пару с мелкой Уизли — это верх унижения, но Поттер досадно не выглядит униженным, даже наоборот: по-детски тушуется, словно озвучили нечто запретное. Странно. Но похуй. — Я посмотрю, как ты будешь посмеиваться на игре, — вечно взъерошенное воронье гнездо на голове Гарри Поттера нещадно треплется ветром, и это даже придаёт его словам забавный шекспировский драматизм. Интересно, в одной из параллельных реальностей он не был случайно каким-нибудь героем в доспехах? — Заступаться за даму похвально, Поттер, — теперь Нотт тычет пальцем прямо в него. — но Мерлин помилуй, где ты тут даму нашел? Сборная в зеленой форме взрывается смешками, которые отчего-то резко переходят в крик. Когда Драко все же соизволяет развернуться, у половины потенциальных кандидатов на роль их нового вратаря оказывается стая летучих мышей вместо лица. У самого Малфоя моментально это самое лицо фантомно сводит. Он слишком хорошо помнит этот сглаз: в прошлом году они честно зарабатывали себе дополнительные баллы, помогая министерской жабе сверять программы образования, и случайно поймали гриффиндорцев на злоупотреблении пиротехникой. Он до сих пор теряется в догадках, чем могут быть набиты мозги у девчонки, что она напустила на него свою порчу, только бы братцев отмазать. В итоге он их, кстати, даже не сдал, и вовсе не потому что глаза болели всю следующую неделю, а признаваться, как получил царапины, было стыдно. Он лучше провалится прямо здесь, чем расскажет хоть слово. Уизли, будто читая его мысли, только ухмыляется и одними губами вычерчивает «хочешь добавки?» и смеётся. Салазар свидетель, это самый ужасный смех из всех, что он когда-либо слышал. Просто из принципа. — Что здесь происходит? — тяжелый голос Макгонагалл разносится по полю и приводит в чувства лучше перуанской газировки. — Профессор, — Поттер кивает и вытягивается почти молниеносно, очевидно настраиваясь использовать свое положение любимчика и выторговать львиную невиновность в очередной потасовке. — Мисс Уизли, если профессор Слизнорт по пути в школу высоко оценил ваши навыки порчи, то я очень советую применять их как раз в его кабинете, — Минерва лукаво смотрит на мелкую поверх своих очков, и летучие мыши оставляют горе-игроков в покое. — Простите, профессор, не повторится, — рыжая честно прижимает руку к груди, а Драко не верит ни одному её слову. — Я жду объяснений, хотя бы от кого-то из вас. Что только что стряслось? Макгонагалл пытливо ждёт свой ответ, но никто кроме Поттера опять не решается с ней заговорить. Малфой нервно смотрит на Тео, и кажется у них в голове вертится одна и та же мысль: вообще не важно, что бы они сказали, грымза все равно оближет своих котят и потащит за шкирку в башню, а крайние опять будут они. Эта женщина скорее голову себе отгрызёт, чем признает разрешение на тренировку от Снейпа чем-то стоящим внимания. Пока Драко уже хоронит свои отборочные, маленькая кирпичная голова высовывается откуда-то слева: — Я же говорила. Выкуси, змеёныш, поле наше. Глаза он закатывает почти машинально.29 марта 1997 года
— Ну не знаю, обычно проверяют чем-то типа «пошел нахуй, мудак», а потом смотрят, не раскрошился ли у тебя нос, — Пэнс вытягивается на большом кожаном диване, заправляя смоляные волосы за уши, — Так что самое время менять штаны. — Спасибо, дорогая, ты меня охренеть как успокоила, — Забини выглядит мягко говоря взвинченным, и Драко слабо может понять, он такой вот конкретно сейчас или весь последний месяц, стоило биологическим часам перешагнуть отметку в семнадцать делений. Удивительно, что Блейз в приступе праведной паники не начал бегать по Хогвартсу и оскорблять всех подряд, только бы заметить чью-то кровавую дорожку, стекающую изо рта. Говорят, никогда нельзя угадать, где именно откроется рана — а внутренние самые болезненные. — Погоди, я только сейчас понял, насколько ебанутый не только сам факт этой связи, но и сука сам процесс поиска, — Тео прыгает на столик посреди гостиной, как будто его настигло прозрение, — Я реально ведь должен либо изрезаться и бегать проверять, рядом с кем болит меньше, либо вести себя как конченый мудак. Дафна в углу у камина только посмеивается. — Расслабься, Нотти, у тебя вся свободная жизнь впереди. Зачем тратить её на поиски? Большинство наших спокойно живут, так и не встретив связанного. И даже влюбиться умудряются. — Нотти-то расслабится, а я? — Блейз, кажется, все-таки не выдерживает и выуживает бутылку огневиски из-под дивана, — Вам легко говорить, летние детишки. А я уже хожу и любого плохого слова пугаюсь. — Не пизди, если бы пугался, не собачился бы с Бэлл и Уизли на прошлой неделе, — Пэнс мурлычет в своей обычной манере и прищуривает глаза, — Особенно с последней. — Ты удивишься, Паркинсон, но туда он попёрся специально, кстати очень пьяный, — Драко посмеивается, вываливая эту историю на всех присутствующих, а Забини остаётся только неодобрительно качать головой и продолжать уже самому. — Ладно-ладно, я расскажу, говна ты кусок, — Блейз фыркает, а Малфой делает вид, что эти слова глубоко ранят его аристократскую натуру. Он принимается скулить, театрально схватившись за ногу: — Он убил меня, убил! Он мой единственный, и он меня убил! — Всегда знала, что вы педики. Кажется, это раздраженно ворчит Астория и еще глубже зарывается в свои учебники. Храни Салазар её на предстоящих СОВ. Прежде чем приступить к своей эпичной поэме, Блейз отправляет ей наигранный чмок через всё помещение и набирает воздуха. — В общем, если честно я реально был в щепки. Ну и подумал, а почему бы мне не исключить самый страшный свой кошмар резко и одномоментно, как лечебную повязку с тясячелетней смолой? — Эта метафора встречает больше непонимания, чем кивков, но он не сдаётся, — Ну вы поняли. И я пошел прямо к гостиной гриффов, сел и начал ждать. Если честно, эта брюнетка Бэлл вообще случайно под руку попалась, проверить то я хотел рыжую. В общем проторчал там битый час, никого нет, я уже начал трезветь и забил на это дело, а когда заворачивал за угол, налетел на ебучий квиддичный дуэт. Уизли разумеется начала орать, с ходу крикнула «смотри куда прёшь, скотина», и тут я понимаю, что... ничего не происходит! Она назвала меня скотиной, и нихера не случилось! Я клянусь, я так воодушевился, что срался с ними еще минут десять веселья ради. Глаза Забини начинают яростно блестеть. На самом деле Драко давно подозревает, что там на дне не только азарт, но ещё и некая смесь мазохистского восхищения. Пожалуй, он не был бы так несчастен, как говорит, если бы этот веснушчатый ад оказался его родственной душой. По крайней мере, за годы перепалок Малфой очень четко понял, что есть два типа парней: первым нужен постоянный взрыв, вторым — чтобы отъебались и не трахали мозги. И упаси великий Салазар, если что-то здесь не совпадёт с планами их убогого мироздания. — В общем, Мерлин всё-таки уберёг, хвала ему! — Блейз облегчённо вздыхает, совсем чуть-чуть насупившись от того, что ходячая острота всё-таки досталась в связанные не ему, но ущемлённое эго быстро гаснет в голосах и смешках, словно никогда не загоралось. Драко уже сам тянется к бутылке и снова включается в разговор. Вот уж правда уберёг. Только пока не его самого.6 июня 1997 года
Драко просыпатся от непонятного зуда где-то в затылке, который проходит прежде, чем он понимает, что именно его разбудило. Ему семнадцать уже почти двадцать четыре часа, и кроме страшного похмелья никакой катастрофы пока не случилось: по крайней мере хочется верить, что в его случае и не случится, а вся эта мишура останется просто пугалкой, обошедшей стороной. В конце концов, может быть его личное проклятье живёт по ту сторону океана и он никогда и ничего плохого не почувствует. А ещё у него слишком низкий болевой порог и чувствительные нервы для этого дерьма. Он встаёт с кровати и долго всматривается в собственную кожу, отражённую от старого витого зеркала в комнате мальчиков. Блейз был прав, отчего-то именно сейчас страшно не хочется её портить. — Ну и как ощущения? — Тео потягивается где-то справа за своим тяжёлым балдахином. В комнате не жарко, все-таки подземелья, но амбре в результате вчерашних отмечаний всё равно заставляет сморщиться и надеяться, что Тео не собирается подниматься и дышать прямо на него. — Как и вчера. Или ты думаешь, это имеет какой-то отложенный эффект? Если бы это был гром среди ясного неба и птички в глазах, я бы ещё вчера пожаловался и напился сильнее. — Ну не знаю, мне это не помешало и я все равно нажрался, — скорее стонет, чем произносит Нотт и судя по звуку опять сваливается головой на подушку, — Будь другом, передай настойку из шкафа... Драко посмеивается про себя, но все же тянется к общей полке за флаконом прозрачной жидкости. Не Феликс, конечно, но определенно поспособствует везению Тео не сдохнуть от головной боли прямо сейчас. — Бля-ять, — тянется из угла и теперь это уже безошибочно Блейз, — И мне. — Вы такие жалкие, — Малфой сегодня даже не особо настроен язвить, отчего-то факт сохранности конечностей и кожного покрова придает невероятное расположения духа. — Отъебись. Поднимаются из гостиной они только к обеду, и то с трудом. Тем не менее, оба собутыльника на удивление бодры, как будто не пиздострадали несколькими часами ранее. — Ну что, проверять будем? — Глазки Блейза опять заговорщицки блестят, пока он подливает себе ещё одну тарелку бульона и рыскает по залу в самом очевидном поиске. — Проверять что? — Драко правда не сразу соображает, о чем тот говорит, а когда доходит — напрягается всеми незаметными частями тела. — Ну в смысле, мне кажется после стольких лет срача мы просто обязаны пройти проверку нищебродкой по очереди. Я уже, теперь ты. Иди нагруби. Малфою не хочется от слова совсем. Не то чтобы страшно, ну может совсем немножко. В какой-то момент ему стало даже интересно: а знает ли сама Уизлетта, что она теперь что-то вроде ходячего «теста на пиздец» в рядах нескольких почти-однокурсников, или что вообще может быть с кем-то связана. Отчего-то Драко кажется, что зашоренная семейка знать давно не знает про эту связь, а если и знала когда-то — сочла слишком шовинистской для их розового мира всеобщей дружбы пару-тройку поколений назад. — Отвали, Блейз. Драко очень сильно старается сделать вид, что ему не до того, прямо сейчас использует одну из этих своих не-нервируй-меня интонаций и бросает такой же красноречивый взгляд на Тео, уже успевшего открыть рот. Слава Мерлину, что эти неуправляемые кони его ещё слушают.26 июня 1997 года
Три недели. Такой отсчёт Малфоя вполне устраивает, и он уже серьёзно настроен превратить его в личную победу, как только переступит порог вагона. А впереди — целое совершеннолетнее лето, возможность наконец свалить подальше из Мэнора и море огневиски. Он почти сияет, когда слышит привычный гудок на платформе. — Ты смотри, засранец, потом будешь жалеть! — Паркинсон вырисовывается рядом, и почти сгрызает взглядом толпу гриффиндорцев поблизости, — А вдруг...? — Пэнс, ёп твою мать, сто раз обсуждали. Меня оскорбляет такое допущение, — Драко опять закатывает глаза, — Самой не надоело? — Боже, какой ты зануда. Мы же стебёмся, понятно что не всерьёз, — черное каре хищно откидывается за плечи, а его обладательница громко и недовольно пыхтит, — Я бы на твоём месте... — Но ты не на моём месте, помнишь? — Драко раздражённо отмахивается, сам не осознавая, что звучит сейчас крайне оскорбительно, — Тебе такого счастья не светит. Можешь танцевать. Пожалуй, ему стоит потом извиниться, семья Пэнси уже лет пятьдесят оспаривает не-членство в списке священных двадцати восьми, во всеуслышание заявляя о чистоте своей крови, но Драко слишком часто подслушивал разговоры отца в детстве, чтобы не знать: в середине двадцатых прадед Паркинсон связался с какой-то полукровкой. Они теперь, как бы выразился отец, «порченые», а значит — ни с кем не связанные. — Мог бы и потише, — Пэнс хмурится и спешит отойти от него подальше. Вообще в обычное время Пэнс до жути злопамятная, надо бы думать трижды, перед тем как её обижать, но сейчас Драко отчего-то так счастлив уехать наконец в цивилизацию, что совершенно про это забывает. И зря. — Эй, Уизли, мы с Драко поспорили, кто из твоих ухажеров будет кувыркаться с тобой всё лето! — Драко словно по голове чем-то прикладывают. Сука, ну почти же уехал. Пэнс только мило хлопает ресницами и ухмыляется, невероятно довольная собой: — Я ставлю на Поттера, а он на Лонгботтома. Блять. Малфой пытается сделать вид, что вообще пропустил всё мимо ушей, но ему такой роскоши не позволяют. Среди гогота зеленых галстуков и шныряющих подростков на платформе, он различает вспышку пламени в этой толпе, и его впервые в жизни бросает в жар. Прежде, чем он успевает охуеть от самого себя и начать рефлексировать, сквозь стеклянный купол собственной внезапной паники он слышит звонкий голос. Этот голос отвечает. Отвечает громко и весело, словно совсем не обижен, скорее играючи. И пока он отвечает, Малфой впервые понимает значение фразы «поджались яйца». На него обрушиваются все засунутые подальше и так и не случившиеся панички, которые оказывается копились всё это время, а вместе с ними ощущение тотальной беспомощности. А если это правда, блять, она? — Не завидуй, Паркинсон! И да, старой девой не умру, — летит через весь перрон и Драко успевает прервать свою задержку дыхания, а потом снова заметить нехватку кислорода, потому что всё это время в пёстрых ладонях Уизлетты блестит золотой кубок, а тема квиддича никогда не предвещала милых бесед. На этот счёт у Уизли всегда должен был найтись очередной сволочной комментарий, — А ты, Малфой, попроси что ли предков скинуться вам на такой же. Уёб... Последний слог теряется в порыве июньского ветра, а Драко непроизвольно жмурится и молится всем возможным богам, чтобы этого никто не заметил. За мгновение он успевает дёрнуться, почти вскрикнуть и уже машинально тронуть рукой свои надеюсь-всё-еще-идеальные скулы, а потом открывает глаза. Солнечный свет по-прежнему слепит, потянутое на последнем матче сухожилие так же ноет, но это всё. Всё что он сейчас чувствует, и ощущение это сваливается вселенским облегчением, праздником без повода и желанием обнять Паркинсон за то, что всё это спровоцировала и сняла груз с благородной малфоевской души, раз уж у него так и не хватило смелости. Девчонка Уизли, незаслуженно смазливая для такой идиотки, тормозов вообще не видящая и ебанутая на всю голову, единственный из возможных выборов судьбы, не приемлемый ни по одному из параметров, сказала «уёбок» и он по-прежнему не орёт от боли. Это надо отметить. Жизнь продолжается. — Поздравляю, тебя тоже пронесло, — Пэнси самодовольно ведёт аккуратным плечиком в сторону их вагона, — Пойдём обрадуем Забини.30 августа 1997 года
Жизнь и правда продолжается, за два месяца гуляний на широкую ногу Драко уже успевает забыть не только о том, что с кем-то связан, но чуть ли не своё собственное имя. Если честно, он бы и сегодня не соизволил выползти из квартиры Блейза, но месяц стремительно закончился, а новая форма, в отличие от давно доставленных учебников, сама себя примерить не могла. И Нарцисса, разумеется, перенести визит к Малкин тоже. Какие все занятые, ну просто охренеть. Последний день лета не радует адекватной погодой, поэтому Малфой только глубже заворачивается в драповую мантию, пока лужи продолжают разбиваться под остроносыми туфлями. В Косом переулке сегодня особенно душно, то ли дело во влажности, то ли это из-за близко посаженых зданий и количества людей вокруг, Драко слишком расслаблен своими планами на крайний вечер свободы, чтобы фокусировать внимание на таких мелочах. Может быть поэтому до ателье он добирается быстро, хотя спешить вообще не привык. — Дорогой? — Миссис Малфой встречает прямо с порога, заключая в сдержанные объятия, и мягко целует во влажный от мороси лоб. Здесь свежее, чем снаружи, и Драко приятно затягивается едва уловимым запахом дорогого порошка для ткани. — Мама, — Драко кивает ей куда-то в шею, — Ну я же с улицы. Нарцисса словно осекается, наконец разжимая сомкнутые на чёрных рукавах пальцы. Эти пальцы всегда были единственным, что выдавало, как сильно она на самом деле хочет обнять его, даже сквозь тонну напускного этикета и свода правил, высеченного у неё на подкорке. — Да-да, ты прав, — изящный и отточенный взмах кипарисовой палочки избавляет и его, и дорожный костюм от следов дождя быстрее, чем Драко успевает разглядеть остаток улыбки на вечно поджатых материнских губах, — Летиция ждёт. На снятие последних мерок перед подгоном уходит несколько долгих минут, и он уже успевает заскучать. Мадам Малкин хлопочет вокруг под неустанным надзором Нарциссы, и Драко снова чувствует себя под микроскопом. То самое ощущение, от которого он съебался на все четыре стороны из собственного поместья. Ну, в одну конкретную сторону: в лондонские апартаменты Забини на все каникулы. — Отлично, просто отлично! Драко, мальчик мой... — Мистер Малфой. Он совершеннолетний наследник, — мать поправляет Летицию как-то слишком чванливо, но та и глазом не ведёт. Только улыбается всё так же добродушно. — Да, конечно. Мистер Малфой, подождите за ширмой буквально пятнадцать минут, я внесу последние коррективы. Драко почти победной походкой спускается с подиума в центре зала и на ходу расстегивает новосшитую рубашку. Еще пятнадцать минут здесь, плюс обязательный второй завтрак у Флориана Фортескью, и через каких-то полтора часа он будет торжественно открывать финальную бутылку портвейна перед выпускным годом. — Все измерили точно, форма будет сидеть, как влитая, — Нарцисса одобрительно наблюдает за тем, как Драко спускает хрустящую от чистоты ткань с плеч, и на смену ей на эти самые плечи опускается неловкость. — Может ты подождёшь у Флориана? — Он молится всем Мерлинам, чтобы мать не заставляла его выгонять её прямым текстом. В самом деле, ему не десять. — Хорошо, дорогой, — она едва заметно тупит взгляд, словно на секунду забыла, зачем вообще пришла сюда, а затем молча кивает, — Запишут на счет Люциуса. Драко задвигает свою штору и садится на просторный велюровый диван. Может стоит попросить чего-то выпить в ожидании, раз семейный надзор только что успешно «снят»? Он уже почти открывает рот, чтобы крикнуть Малкин, когда слух улавливает негромкий разговор из соседней комнатки для примерки. — Дорогая, прости... — Всё нормально, мам. Я была уверена, что оно с уценкой. Взрослой женщине отвечает голос совсем мягкий и даже нежный, значительно моложе. Драко готов поклясться, что он даже принадлежит кому-то из знакомых, но вот таких интонаций в его исполнении он никогда не слышал. — Может быть, в следующем году? Прости, детка, я знаю, что обещала тебе, но у твоего брата последний год в школе, и мы... мы... — Мам, пожалуйста, только не оправдывайся, я всё понимаю. В этом вообще нет ничего страшного, возьмём у Роббинс, — голос снова звучит до отвратительного участливо, и даже нотки наигранной бодрости в нём можно различить. — Славно... — вырывается у женщины неожиданно стыдливо, и до Малфоя начинает доходить, — Вот и славно, да... Джинни, дорогая, переодевайся спокойно, я подышу воздухом, ладно? — Конечно, мам. Не забудь зонт! Тяжелые башмаки скрипят шаркающей походкой куда-то к двери. Как только колокольчики на вывеске перестают звенеть, восстанавливая стену между аллеей и теплым помещением по эту сторону благополучного мира, тишину в соседней примерочной разрывает один единственный и тут же задавленный тихий всхлип. — Не заляпай соплями дорогую мантию, Уизли, пол жизни не расплатишься, — выскальзывает изо рта Драко как-то само, хотя в целом он этим комментарием доволен. И спектакль ему тоже понравился, он готов поклясться, что и сам чуть не заплакал. Честное аристократское. — Малфой? — Ну вот теперь этот голос звучит действительно знакомо. Ни капельки той самой мягкости в нём больше нет. — Куда делся твой робкий шепоток, Уизли? — Отвали. Из-за перегородки доносится шуршание одежды, и Драко почти решает действительно отвалить, пока нахальная слизеринская обида не скребёт по затылку и не заставляет открыть рот: — На поле для квиддича ты тоже теперь будешь спрашивать, уценён ли квоффл? — Надрать тебе задницу я могу и в старой форме, не обольщайся, — она нервничает, это слышно, и засунутая в недра лёгких невыплаканная досада изредка проступает между неуместно шумными вдохами. Значит, получилось! Задел. — Я был бы поосторожнее, — Драко даже привстаёт со своего дивана от удовольствия. — Не думаю что твоей семейке хватит денег на новые спортивные брюки, если во время игры кто-то случа-айно бросит в них лёгкий Конфундус. Если честно, Уизли, твоим мамочке и папочке стоило остановиться на том количестве ртов, которые они могут прокормить. Он специально растягивает слова, прислушиваясь, как с каждой новой фразой ускоряется копошение совсем близко. Кажется, она даже роняет вешалку от растерянности, прежде чем замолчать на пару мгновений. Слизерин может смело записывать себе победу в этом раунде. — Какая же ты мразь, Малфой, — спешно выплёвывает Уизли из-за шелковой шторки, и судя по звуку, так же спешно сваливает по своим нищебродским делам. Драко успевает даже ухмыльнуться парню в отражении, прежде чем из груди вырывается хрип. А за ним ещё один. И он впервые чувствует. Это не похоже ни на один известный ему вид боли, хотя будем честны, знает он не много. Но хуже всего то, что Драко это ещё и видит. Смотрит прямо в зеркало примерочной, в одно мгновение превратившейся в самое ненавистное место во всём мире, и видит, как молочная плоть где-то между пятым и шестым ребром расходится с такой лёгкостью, словно там никогда не было живой ткани. Он скручивается то ли от шока, то ли от мерзкого чувства в груди, и от движения становится только хуже. Вниз по животу стекают бардовые тёплые капли в перемешку с грязно-желтой сукровицей. Он треснул. Он мать его треснул, как кукла по швам, только вместо шума бьющегося стекла в ушах стремительно оседает звук резко рвущегося мяса. Короткий, скользкий и самый громкий в его жизни. Первый из нескольких. Первый из очень многих. «Уёбки!» Тогда на платформе она крикнула «уёбки», имея в виду очевидно и его, и Паркинсон, и всю их змеиную братию, а не лично Драко. Если бы тогда эта сука не обобщила. То слово могло расставить всё на свои места ещё в июне. То слово подарило ему это лучшее и последнее лето. То слово сделало его совершенно не готовым к худшему курсу в Хогвартсе.***
В джемпере по-прежнему жарко. — Так я скажу, чтобы её позвали из приёмной? — Шон больше не предпринимает попыток потрепать Драко за какую-либо часть тела, и на том спасибо. Малфой хочет вдохнуть поглубже, но не помнит, когда в последний раз получалось не поморщившись расправить грудь. Он всё-таки решает дышать, как привык — чуть чаще, чем норма, потому что неизменно тонкую корку под бинтами лучше не беспокоить: раз не затягивается, пусть хотя бы не открывается снова. Хоть чему-то он научился за последние шесть лет. — Зови. ㅤ