Дороже мира

*** Отчаяние, боль, смятение… всё это Ребекка познала сполна, переборола и стала сильнее. Но уже очень давно — пожалуй, со времён смертной жизни — ей не доводилось ощущать такого опустошения. Битва у школы имела свои плоды. Например, красавица Лилу, которую снабдили Камнем Секретов и заданием влюбить в себя Войну, чтобы убить, успешно справилась с возложенной на неё миссией. Это было огромным достижением, но потерь было не меньше, даже больше, чем приобретений. А ещё и удар в спину, только совсем не от тех, от кого ожидала серафим. Напротив: и Вики, и родители Мальбонте защищали штаб от предателей. Между тем, у Ордена было лишь несколько зыбких предположений насчёт того, зачем Чума с таким рвением ищет самых сильных маленьких полукровок. Вики вот уже несколько дней пребывала в бреду и лихорадке, отходя от очень редкого яда из коллекции Сатаны, и несмотря на всё своё хладнокровие, Ребекка беспокоилась за дочь. Она знала только одного бессмертного, который достаточно хорошо разбирался в алхимии, чтобы изготовить противоядие, способное ускорить процесс интоксикации, — Фенцио. К счастью или к сожалению, у неё оставался способ связаться с ним, правда, такой, что, возможно, лучше бы его и не было — через Мальбонте. Порой именно он вызывал больше всего опасений. Цели Всадников хотя бы были более-менее ясны: разрушить мир. А вот чего добивается Мальбонте и какими путями — непонятно никому. Он уже несколько раз существенно помогал Ордену, когда считал это выгодным для себя, и знал достаточно много, чтобы разрушить все их планы, выдав эту информацию Всадникам, но почему-то не делал этого… и всё же сражался на стороне врага, как их верный пёс. Ребекка могла бы попытаться манипулировать им, например, через родителей, но, опять-таки, проклятый полукровка слишком много знал, и по-сути… Орден был у него в этом плане на коротком поводке. Чем дальше — тем больше серафим подозревала, что и Всадники рано или поздно окажутся в том же положении. Он вёл двойную игру, напоминая о временах, когда из тени столкнул ангелов и демонов лбами, ловко накалив до предела давние конфликты. Как и тогда, при всей остроте своего аналитического ума, Ребекка видела лишь куски чужого плана, которые не складывались воедино до тех самых пор, пока план не был осуществлён. Сказать, что это раздражает — значит ничего не сказать. И будто всего этого было мало, поводы для беспокойства давала и Аврора. Привыкшая гасить в себе любые проявления «излишней сентиментальности», Ребекка отгораживалась от непрошеной, чересчур сильной привязанности ко внучке. В девочке текла кровь врага, который убил Вики и саму Ребекку, развязавшего кровопролитную войну, уничтожившего привычный мир, и силой она явно пошла в Мальбонте, чего не скажешь о прочих метисах. Она — живое напоминание о том, чью сторону выбрала и всегда будет выбирать Вики… и вечный повод терзаться сомнениями в том, насколько верно было цепляться за власть Совета, Шепфа и Закон Неприкосновения. Но вместе с тем глазами Авроры на Ребекку смотрела пятилетняя Вики, та Вики, которую серафим оставила на земле, та, воспоминания о которой глушила зельем, та, которая ещё помнила любовь матери и ещё нуждалась в ней больше всего на свете. В самом деле, даже внешне Рори была копией маленькой Вики, за исключением наличия крыльев и гетерохромии. И иногда гордую предводительницу восстания при взгляде на внучку одолевало щемящее чувство, будто Рори — шанс исправить, казалось бы, уже непоправимое. Ребекке хотелось подарить ей давно похороненную внутри нерастраченную ласку, стать бабушкой лучшей, чем волею судьбы и обстоятельств получилось стать матерью. Поэтому серафим поборола в себе то… отторжение, которое возникло, когда стало ясно, что это Аврора в столь малом возрасте убила нападавших, довольно сильных бессмертных. Поэтому она скрыла это от остальных и, совершенно разучившаяся утешать, испытывала бесконечное желание утешить ребёнка, раздавленного случившимся. Аврора не пила, не ела и практически не спала, наотрез отказывалась отходить от постели Вики, которая пока так и не пришла в сознание. Вместе с родителями Мальбонте, лишь совместными усилиями удавалось хоть немного накормить ребёнка, отвлечь, чем-то занять, уложить спать. Помимо переживаний за здоровье мамы и разлуки с папой, девочка терзалась совершенно недетскими муками совести за невольно отнятые жизни и страшно боялась, что родители отвернутся от неё или испугаются, когда обо всём узнают. Убедить её в том, что этого никогда не случится, никак не получалось, Рори плакала не переставая, и в какой-то момент Ребекка поймала себя на том, что обменивается с родителями Мальбонте понимающими, полными тревоги за внучку взглядами. Это было… необычным открытием. Ребекка питала стойкую неприязнь к ангелу и демону, с которых всё началось и которые по совместительству являлись её собственными далёкими предками. С огромным недоверием подпускала их ко внучке, помятуя о преступлении, за которое Шепфа их сослал на землю, но каждый раз невольно вспоминала, как почти убила Вики, и признавала: все они «в семье» хороши как на подбор. Эрагон назвал бы это влиянием дурной крови, нарушающей Равновесие… если бы был посвящён хоть в половину того, что творила Ребекка у него за спиной. Небытие не открыло ему глаза, а будто сделало совсем слепым. И уж точно он, мягко говоря, не одобрил бы решение Ребекки пропустить Мальбонте сегодня в штаб Ордена, пока сам Эрагон и некоторые его сподвижники отсутствуют. Не факт, что полукровке так уж требовалось её на то позволение. Штаб был хорошо защищён, но Мальбонте знал его месторасположение, а значит, вполне мог и знать способ взломать защиту. Нет уж, лучше сделать всё тихо в удобный момент, подготовив парочку «сюрпризов» на случай непредвиденных манёвров от недозятя-переврага, на своих условиях. Он прилетел чётко в назначенное время. Сухо кивнув в знак приветствия, Ребекка без лишних слов протянула руку, чтобы забрать противоядие, но в ответ получила лишь краткое: — У меня всего несколько часов. Веди в лазарет. Итак с трудом подавленное раздражение вспыхнуло с новой силой. Безумно хотелось сказать, что приспешникам Всадников тут командовать никто не разрешал, но сдержалась и, надменно поджав губы, повела «гостя» в лечебницу. В отдельной от раненых комнате лежала мертвенно-бледная Вики, Аннабель меняла ей компресс, смачивая его в отваре целебных трав, а Самаэль укачивал на коленях внучку, которая как продрогший котёнок пригрелась у него на руках. Мальбонте бесшумно замер на пороге, созерцая эту картину, но, быстро справившись с собой, вошёл в комнату, приковывая внимание всех присутствующих. Рори, с которой слетела вся сонливость, тихонько радостно взвизгнула и впервые за это время на её личике появилась улыбка. Она хотела было уже по привычке броситься к папе, но тоже вскочивший Самаэль удержал её в объятиях, скорее инстинктивно, чем осознанно. Он и Аннабель словно оцепенели, не в силах оторвать глаз от Мальбонте или хотя бы вздохнуть. Даже не заметили, как по щекам покатились слёзы, что в абсолютной, густой тишине выглядело особенно дико, надрывно. Со времени своего возрождения они впервые видели Мальбонте так близко, живого, реального. — Противоядие, — напомнила Ребекка. — Да… ночью девочку сильно лихорадило, не будем терять времени. — Оглянувшись на Вики, немного отмерла Аннабель, и, вновь обернувшись к сыну, добавила, глядя на него с бесконечной любовью: — Давай мне его, Бонт. Мальбонте вздрогнул, но мотнул головой, словно отгоняя наваждение, и каким-то не своим голосом ответил: — Нет, я сам… мама. Пробежавшись быстрым, но цепким, оценивающим состояние взглядом по Авроре, на время притихшей в руках Самаэля от всеобщей напряжённости, Мальбонте приблизился к кровати и, откупорив пузырёк с мутноватой жидкостью, осторожно влил его в приоткрытые губы Вики. Затем положил ладонь ей на горло, ощущая слабое биение пульса, и поделился с нею как можно большим количеством энергии. Ребекка, пристально наблюдающая за каждым его движением, каждым едва заметным изменением в мимике, почти наяву слышала треск рвущихся в её голове шаблонов и с трудом верила собственным глазам. Серафим с грехом пополам могла понять, почему её дочь так сильно влюбилась в Мальбонте и перешла на его сторону, отринув друзей и мать, простив собственную смерть. Молодая, наивная, но бойкая, жаждущая приключений и не лишённая амбиций, она поддалась очарованию сильной личности, трагичной судьбы, громких идей и бунтарского духа. Мальбонте — искусный манипулятор, которому было нужно склонить Вики на свою сторону, и та со своей безыскусной открытостью не устояла. Ребекка могла признать в Мальбонте положительные качества, редкий ум и силу духа, но совершенно не верила в то, что он, разорванный на части, выросший в заточении и преисполненный безразмерного гнева, способен любить. Серафим в принципе с некоторым скептицизмом относилась к этому чувству, хотя оно и ей было не совсем чуждо, но в её мировосприятии именно Мальбонте казался абсолютно на него не способным. Она быстрее поверила, что Война может полюбить, чем этот… Даже то, что Вики стала его королевой, родила ребёнка, Ребекка в этом отношении объясняла для себя по-прежнему преимущественно политикой, стратегическим ходом. Будучи вместилищем его сил и героиней войны, которую все боялись заметно меньше, чем Мальбонте, и были более к ней расположены, Вики была ему попросту удобна рядом. К тому же, красивая и очень деятельная. А Рори — живое воплощение новой эры после отмены Закона. Как максимум, серафим допускала с его стороны неравнодушие, некую привязанность к «жене» и дочери, к смутной памяти о родителях, стёртой веками мучений, но… то, что она видела прямо сейчас, выходило далеко за рамки «некоторой привязанности». На самом деле, Мальбонте более чем хорошо владел собой даже в такой ситуации, посторонние ничего не смогли бы прочесть по его спокойному лицу, вот только Ребекка знала, «как» смотреть, ведь эта спасительная маска хладнокровия давным-давно приросла и к её лицу. И ладно бы ещё то, с каким обожанием, почти благоговением он смотрел на родителей — это могло хоть как-то уместиться в сознании серафима. Но Вики… в каждом его взгляде на неё, в том, как осторожно он прикасался к ней, словно та была хрустальной, в том, с какой затаённой лаской он убрал с её лба слипшийся от пота локон, — во всём этом читалась тревога за неё и что-то ещё. Что-то, что Ребекка даже мысленно не решалась назвать страшным, неправдоподобным в данном случае словом «любовь». Сбитое дыхание Вики выровнялось, разгладилась напряжённая морщинка меж бровей, и оставалось только гадать: то ли противоядие мгновенно подействовало, то ли присутствие Мальбонте. — Нападавших удалось схватить? — наконец нарушил он затянувшуюся паузу, тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Ребекка нахмурилась, не зная, стоит ли рассказывать ему то, о чём сначала умолчала. Но тут громко расплакалась Аврора, спрятав личико в ладошках, давясь рыданиями. — Папочка… это я… я их всех уу… — Тише, милая, всё позади, — Самаэль утешающе гладил внучку по голове, целуя в светлую макушку, но девочка не могла успокоиться, боясь, что папа не простит ей невольно содеянного. Мальбонте перевёл потяжелевший вопросительный взгляд на Ребекку, и та нехотя пояснила: — Когда Вики ранили, Рори сильно испугалась. Нападавшие умерли. — Я очень-очень испугалась за маму, — всхлипнула девочка, глядя на папу как-то обречённо, словно ожидая приговора. — Они говорили, что я чудовище. Я — плохая?.. Мальбонте забрал Рори из рук отца и крепко обнял, а затем посмотрел ей в глаза одновременно ласково и строго: — Никогда не слушай тех, кто смеет говорить тебе подобное. Ты — чудо, наше с мамой сокровище, а монстры — те, кто хотел отдать маму и тебя, такую маленькую, врагам. И не вини себя, то были очень плохие ангелы и демоны, которые хотели причинить вам вред. Возможно, ты спасла маме жизнь. Они… всё равно бы не прожили долго после содеянного. — Мама говорила, что каждую жизнь нужно ценить. — с сомнением протянула Рори, облегчённо положив головку папе на плечо. — Нужно. Но те, кто на вас напал, ваши жизни не ценили. В таком случае и за их жизни не стоит давать и ломаного гроша. — Чему ты мне ребёнка учишь, а? — тихий, хрипловатый от долгого забытья голос Вики заставил всех тут же обернуться к ней. — Мамочка-а! — расправив крылышки, Аврора неведомым образом выпорхнула из рук папы прямиком в объятия мамы. — Рори, милая, мама ещё слаба, не нужно так бросаться на неё, — пожурила внучку Аннабель. — Я… в порядке, — пробормотала Вики, но зеленоватая бледность лица выдавала её с головой. — Столько лет у власти, а лгать так и не научилась, — усмехнулась Ребекка, протянув ей стоящую рядом кружку с каким-то отваром. — На, выпей. — Что это? — послушно проглотив горьковатую субстанцию, слабо поинтересовалась Вики. — Хорошее снотворное. Врач велела сразу дать тебе его, когда придёшь в себя после противоядия. Проснёшься — и будешь здорова. Отдыхай, дочка. — Ты не уйдёшь, пока я сплю?.. — уже чувствуя, как тяжелеют веки, Вики перевела полный надежды взгляд на Мальбонте, не ведая, какими словами выразить, как невыносимо сильно она по нему скучала. — Уйду. — честно ответил он. — У меня совсем немного времени, иначе моё пребывание здесь станет опасным. «Скатертью дорожка!» — удовлетворённо подумала Ребекка, но вслух, разумеется, ничего не сказала. — Тогда побудь со мной хотя бы пока не усну, — с печалью попросила Вики и негромко уточнила: — …с нами. Мальбонте вновь сел на кровать у изголовья, усадив счастливую Рори к себе на колени. Время утекало с неумолимой быстротой, но в это самое мгновение все они испытали, казалось бы, давно забытое чувство — тепло, покой и уют. Словно не нависла угроза скорого Апокалипсиса, и словно до выстраданного счастья — подать рукой.