Та сторона заката

Этот окинавский старикан был любопытнейшим типом и, что бы там не говорил их невольный проводник, кажется, именно этого человека почитали в деревне за главного. Потому что никому и в голову не пришло возразить, когда он заявил, что двоих оставшихся гостей забирает себе. Лысый мужичок, оставшийся без развлечения, только тяжело зыркнул на деда, но смолчал. А древняя бабуля, кажется, и не против была. Конечно, куда ей, такой старенькой, еще и гостей обихаживать… – Эт потому что я старше них всех, – сказал Аичи, посмеиваясь, пока они сквозь сугробы пробирались к его дому. – Кондо, например, мальчишка совсем по сравнению-то. Я-то жизнь пожил такую, что никому и не снилось. И выживал, как умел, и навидался всякого, да… Хиде тогда еще попытался прикинуть, сколько старику лет – выходило, что не меньше восьмидесяти. Понятное дело, жизнь тогда, в его молодости, со всеми этими войнами и прочим, была не сахар… Он еще что-то такое думал на эту тему, но все мысли выдуло из головы в ту же минуту, как они подошли к дому. Что поразило сразу же: в отличие от остальных построек деревни этот дом был новым, построенным явно по современной технологии. Хиде был уверен, что что-то подобное точно видел в одном из недавно перестроенных районов столицы: двухэтажный, выкрашенный в светло-голубой цвет, с ярко-белыми, кажется, пластмассовыми рамами в окнах… – Заходите, заходите, – бормотал Аичи, зажигая электрический свет в прихожей. – Места у меня не так много, зато… зато вам тут точно понравится больше, чем в тех старых развалюхах. Вы ребята молодые, чего вам там киснуть… да? – Ага, – пискнул Юта, перекинувшись ошарашенным взглядом с Хиде. Старик Аичи провел их в гостиную и усадил за стол, а сам в крошечной кухне-аппендиксе принялся колдовать над какими-то блестящими приборами. Ну ладно электрический чайник, который выглядел как космический корабль, но все равно был знаком хотя бы размером и силуэтом. Ладно холодильник – здоровенный, металлическо-гладкий, с какими-то выемками, как в кофейном автомате, и цветным экраном прямо на дверце – его тоже можно было опознать. Но все остальные приборы, которые шевелились, щелкали, попискивали и даже, кажется, разговаривали человеческим голосом… – Ничего себе, – прошептал Юта, склоняя голову к плечу Хиде. – Ты видал такое вообще? Хиде был вынужден покачать головой. – Может, он изобретатель на пенсии? Изобрел вот это все… – Ты приглядись лучше, – ответил Хиде. – Все эти штуки явно промышленного производства. Тут вообще ничего… ничего нет, что было бы просто руками сделано. Юта только охнул, но тут же загорелся новым предположением. – Тогда… например, его сын – директор какой-нибудь классной компании, которая производит бытовую технику? Вот у него и оборудовано все… прототипами, которых еще никто не видел! Хиде хотел было ответить, что странно, если отец такого уважаемого человека живет в такой глуши, но это был бы спор ради спора, потому как старики – люди упертые и непредсказуемые. Если живет он тут всю жизнь, и родители его в этой деревне жили, и дед тут же помер, никуда он не поедет, будь у него сын хоть премьер-министром… С другой стороны – окинавский акцент? Старик вряд ли местный и родился именно здесь… Он бы так и продолжал выдумывать сам себе возражения, если бы Аичи не пришел к ним наконец с двумя здоровенными чашками травяного сбора (как-то местные уж слишком зациклены на своих травках) и тарелкой каких-то мелких непонятных закусок. На вид даже не сказать было, это сладкое или соленое, но раз старик не предлагал выпивки… – А такого вы еще точно не пробовали, – сказал он с довольной улыбкой. – Ну, угощайтесь, угощайтесь! Хиде снова переглянулся с Ютой, но тот как обычно в подобных ситуациях только умильно сиял и источал доброжелательность. Пришлось угощаться, хотя после основной трапезы в него уже мало лезло. Закуски, кстати, оказались вполне съедобными, только Хиде так и не смог определить на вкус, из чего они и как сделаны. Наверное, это было и к лучшему. Пока неугомонный Юта будто бы невзначай расспрашивал Аичи о его необычном доме, не забывая пересыпать осторожные вопросы бурным восхищением, Хиде думал о том, что неизвестно, на сколько они тут застряли. И где они вообще. И как бы дать весточку в Токио, где Наоко-чан ждала его этим вечером и не дождалась, и наверняка решила, что он как всегда избегает разговора, а ведь им уже давно нужно было серьезно поговорить, а у него то одно, то другое, теперь вот уехал в тур и не вернулся, когда обещал… То есть, ей скажут, конечно, завтра или послезавтра. Дозвонится кто-то из своих и объяснит, что случился форс-мажор… Но до тех пор она будет думать, что Хиде струсил. До тех пор она будет вспоминать все моменты, в которых он облажался за время их знакомства, может, даже позвонит подруге, чтобы пожаловаться, и та наверняка скажет: «Бросай ты его! Мало что ли хороших парней на свете? Зачем тебе нужен этот музыкант, сегодня он звезда, а завтра – никто! И ты знаешь, чем он там в турах занимается? Да у него наверняка в каждом городе по вот такой дурочке сидит и его ждет!» Ооо, он точно знал, что скажет Наоко-чан ее подруга, потому что это далеко не первый раз, и всего месяц назад они договорились никогда ничего друг от друга не скрывать, никогда не исчезать без предупреждения и… Если бы он только мог позвонить! – Аичи-сан, – вклинился он, когда Юта на секунду замолк, жуя. – Я понимаю, что вряд ли это возможно… Но, может быть, у вас проведена телефонная линия? – Телефонная линия? – с недоумением переспросил старик. – Очень нужно позвонить в Токио. Понимаете, мы с девушкой договорились сегодня встретиться… – Ага… – старик покивал. – Ну, линии тут никакой нет, сам видишь, глухомань. Но телефон есть, погоди-ка. Он принялся зачем-то шарить по многочисленным карманам своих просторных теплых штанов, и Юта тут же не преминул влезть: – А электричество? Откуда электричество берете? – Ну, пока зима, то чаще на генераторе, конечно, – охотно ответил Аичи, – а так-то у меня солнечные батареи стоят. На крыше, ага. Солнышка-то много даже в этих краях. – Батареи на крыше? – поразился Юта. – Я даже не слышал, что такое бывает… – Это еще чего, – Аичи, посмеиваясь, извлек-таки из очередного кармана небольшой прямоугольник из черного непрозрачного стекла и протянул Хиде. – Вот такое видали-ка? Хиде осторожно потрогал стеклянную штучку кончиками пальцев, и от прикосновения стекло вспыхнуло под пальцами, будто крошечный цветной экран. Хиде невольно отдернул руки, Юта почти испуганно вскрикнул, но Аичи только довольно рассмеялся. – Бери-бери! Звони! Телефон же хотел? Вот и звони! – Как звонить-то?.. – Хиде с недоумением глядел на снова ставшее черным стекло. Нет, он разные современные телефоны видел, у их менеджера тоже был сотовый, которым можно пользоваться без подключения к телефонной линии. Но что-то такое крошечное, гладкое, без кнопок… Как такой телефон вообще работать может? – Эх, молодежь! – с довольным видом старик постучал пальцем по стеклу, и оно снова загорелось. Появилась какая-то картинка, а потом – цифры, будто бы нарисованные на гладком стекле. – Ну, говори номер-то! Хиде знал цифры наизусть, поэтому номер назвал на автомате, все еще с недоумением наблюдая, как скрюченные старческие пальцы Аичи порхают по стеклышку, выбивая из него механические попискивания с каждым касанием. – Ну-ка, держи, – старик снова пихнул ему стеклышко, когда из него послышались протяжные гудки. – Вот тута слушать, сюдой – говорить. К уху, к уху прижимай! Чувствуя себя полным идиотом, Хиде тем не менее сделал так, как сказано. Стекляшка оказалась неожиданно тяжелой для своего размера и очень скользкой в повлажневшей от волнения ладони. Юта смотрел на него, открыв рот, старик Аичи ухмылялся, теребя свою необычайно густую бороду, и под их взглядами было так не по себе, что Хиде поднялся из-за стола и невежливо отвернулся, напряженно вслушиваясь в совершенно обычные, такие знакомые каждому гудки… – Алло? – раздался наконец усталый голос на том конце. У Хиде от неожиданности перехватило дыхание, и голос переспросил, уже немного тревожно: – Алло? Кто это? – Это я, – получилось наконец из себя выдавить. – Это Хидехико. Извини, что поздно звоню… – Хиде? – удивилась Наоко-чан. – А что это за номер? Что с твоим телефоном? Откуда ты звонишь, ты уже должен быть дома?.. – Я… – Хиде растерялся от такого напора, – тут какая-то авария, поезд встал… И непонятно, когда починят. Мы на Хоккайдо, застряли тут все. Какая-то деревня Кисараги, кругом ничего, кроме снега и леса… хорошо хоть местные нас согласились приютить на ночь. А то замерзли бы совсем. Было слышно, как она ахнула. – Ох, ну вот! Ну как же так… Ведь говорила тебе: лучше бы летел самолетом! Что-то Хиде не припоминал, чтобы Наоко-чан что-то подобное говорила, но сам ее тон, неподдельное волнение и забота так его поразили, что он просто разулыбался, слушая, как она сетует на его недальновидность. – Ну ладно тебе, – сказал он наконец перехваченным от нежности голосом, и она тут же замолкла. – Что тут поделаешь. Завтра вот будем звонить в управление, выяснять, как отсюда выбираться. – Деревня Кисараги? – переспросила она обеспокоенно. – Не вижу такой на карте… а где она находится? – Да я сам не знаю, – тихо ответил Хиде, едва удержавшись, чтобы не глянуть опасливо через плечо. – Я, знаешь, спал, когда авария случилась. И никто не помнит, где мы проезжали вообще… – Твой телефон разрядился? – спросила она, но Хиде не знал, что на это ответить, но она тут же перебила себя. – А ты что, помнишь мой номер наизусть? – Конечно помню, – ответил Хиде и зачем-то повторил цифры – одну за другой. Наоко-чан рассмеялась немного растерянно. – Ну ты даешь… Ладно, мы тогда ложимся спать, а ты позвони завтра с утра, да? Когда будет понятно, когда вы наконец доберетесь до дома… – Мы? – все-таки переспросил Хиде с изумлением и ему самому непонятной надеждой. И услышал мягкий, такой счастливый и гордый смешок, какой никогда еще не слышал от этой женщины. – Рёта-кун приехал из кампуса, чтобы провести с тобой вечер, Томо-кун не пошел ночевать к однокласснику, ну и мы с Ари-чан, как обычно… Так что да, нас сегодня много, все в сборе, только ты где-то там застрял в своих снегах. А я, между прочим, приготовила твою любимую свинину… – Я приеду, – торопливо сказал Хиде, понимание происходящего – невероятного, но такого желанного и, сейчас казалось, очевидного – мурашками бежало по его спине и затылку. – Ты… вы дождитесь. Я приеду домой. К вам. Скоро. Она засмеялась и начала что-то говорить, но тут в ухе щелкнуло и поплыл длинный тягучий гудок сброшенного соединения. Хиде в растерянности отвел руку со стекляшкой от уха, обернулся. Юта, как оказалось, уже спал, положив голову на сложенные на столе руки, а старик Аичи прямо и без улыбки смотрел на него в упор. – Сорвалось, что ли? – спросил он ровно. – Бывает. Связь-то тут такая… то есть, то нет ее. – Что это… – Хиде в замешательстве помотал головой, чувствуя, как плывет перед глазами, как опускаются тяжелые руки, становятся ватными уставшие ноги. – Как это вообще возможно?.. – Так это ж, смотря как посмотреть. Иное кажется невозможным только потому, что не туда смотришь. Это все звучало так убедительно, но при этом настолько странно и непонятно. Голос Аичи плыл и дробился, смысл его слов ускользал. Хиде попытался было возразить, но сам не понял, как оказался внезапно в совершенно темном месте, да еще и спутанный по рукам и ногам чем-то тяжелым и душным. Он дернулся, вскинулся в нахлынувшем приступе паники… и сел в постели. Он находился в абсолютно темной комнате, и только несколько судорожных вдохов и выдохов спустя смог приглядеться достаточно, чтобы различать силуэты окружающей обстановки. Первыми проявились окна – они смутно сияли голубоватым, видимо, за окном была лунная ночь, и холодный свет отражался от снега. Почти сразу после этого Хиде понял, что сидит в кровати у одной стены комнаты, а у другой – еще одна кровать, и в ней кто-то лежит… Юта. Конечно же, это был Юта… Теперь уже с трудом, но припоминались события прошедшего вечера: и как они ехали в поезде, и как этот поезд застрял посреди снежного нигде, и путь в деревню, и обильный ужин, который им устроили местные жители… При мысли об ужине Хиде невольно застонал и потер лоб: не стоило столько пить вчера, конечно. До сих пор мутило и кружилась голова, во рту горело. И сны… снилось ему тоже что-то странное и тревожное, но хорошо, что хотя бы с пробуждением все эти пугающие образы растворились. Последним Хиде разглядел стакан воды, стоящий на тумбочке прямо рядом с его кроватью. Мысленно поблагодарив заботливого хозяина, Хиде залпом выпил воду до дна, выдохнул от разлившегося по телу облегчения и рухнул обратно в постель. Спать хотелось невероятно… – Эй, – его толкнули в плечо, и Хиде перевернулся на спину, открыл глаза. Над ним нависала обеспокоенная физиономия Юты, так что пришлось сделать над собой усилие и сосредоточиться. – Чего? – спросил он, стараясь держать слипающиеся глаза открытыми. – Утро уже. Вставай. Хиде прикрыл веки и прислушался к ощущениям. Организм никакого утра не чувствовал, он бы еще спал и спал, хотя бы пару часов… – Сколько времени? – Десять почти. Хиде издал стон отвращения и отвернулся на бок. – Рано, – пробормотал он. – Займись чем-нибудь… наверняка еще никто не встал… Юта еще раз пихнул его, но Хиде уже опять падал в блаженное ничто и возвращаться не собирался. Снова проснулся он уже сам, вот теперь было достаточно, тело звенело от неги – под толстым ватным одеялом было тепло, почти как дома. Правда, когда он выпростал голые руки наружу, они мгновенно покрылись мурашками – в старом ветхом деревенском жилище было предсказуемо холодно. За мутным оконцем все так же неярко серело, ощущение было такое, будто солнце так и не взошло. Хиде посмотрел на часы – было уже около полудня. Странно, в это время уже максимально светло… Может, это окно с затемнением? Ежась, он выскользнул из-под одеяла и быстро натянул холодную одежду. Ну, по крайней мере это взбодрило, спать уже не хотелось совсем. Спустившись по скрипучей лестнице, Хиде заглянул в гостиную – очаг посреди комнаты еще тлел, так что здесь было не так холодно. Пару минут он посидел, погрелся, а потом все-таки поставил на плиту старый закопченный чайник – хотелось горячего. За окнами и вправду стояла какая-то пасмурная муть, снег не шел, но небо было серым и низким, и сам воздух казался не слишком прозрачным, будто окрашенный разведенными чернилами. Хиде даже немного забеспокоился: а что, если тут зимой бывают снежные бури или что-то типа того? Если вот это все – предвестник очередного катаклизма, и они застрянут в Кисараги надолго?.. Хозяина было не видно и не слышно, Юта тоже куда-то делся. Впрочем, зная непоседливую натуру своего друга, Хиде предполагал, что тот бегает по деревне и не дает спать остальным. Наверное, Хиде бы тоже стоило разыскать товарищей, те наверняка уже разработали какой-то план действий. Но сначала нужно все-таки позавтракать, тем более что кто-то – то ли хозяин, то ли Юта – о нем позаботился, оставив на столе миску с рисом и яйцо. Впрочем, никаких лишних движений не понадобилось – Юта объявился ровно в тот момент, когда он доел и помыл за собой посуду. – Встал? – спросил он нервно. Хиде кивнул, вытирая руки полотенцем. Юта прошел мимо него, плюхнулся на один из затертых дзабутонов* и яростно потер лоб, не глядя на Хиде. – Что с тобой? – А? Да… нет, ничего, наверное. Он вытащил сигареты и зажигалку и три раза попытался прикурить, но колесико срывалось, и искра не шла. – Дай сюда, – сказал Хиде, садясь рядом и отбирая у него зажигалку. Плавный щелчок – и вот огонек уже покачивается у кончика сигареты. Юта затянулся, кивком поблагодарив. Выпустил дым и отрывисто сказал: – Ани куда-то пропал. – Как пропал? – оторопел Хиде. Юта снова затянулся. – Я пошел в тот дом, куда мы с ним пришли сначала… а дома нет. Он обернулся и посмотрел на Хиде круглыми глазами. – Ну, то есть… там стоит какая-то развалюха. Но это не тот дом. Тот был большой, крепкий, богатый… А в этом, кажется, не живет никто. Там и крыша провалилась давно… – Ну, слушай, – Хиде попытался быть рациональным. – Это точно тот дом? – Я не знаю! – Юта затянулся так, что сигарета затрещала и обвалилась пеплом до половины. Юта выругался, отряхивая штанину. – Я обежал всю деревню. Такого дома просто нет, а там, где он должен быть – эта… хрень. – Может, ты что-то перепутал? – Что? Что я перепутал?! – на Юту было страшно смотреть, так что Хиде миролюбиво покачал головой. – Темно же было. Вы были замерзшие, дезориентированные… Может, дом тебе запомнился одним, а на самом деле он выглядит иначе? Ну, может же быть? – Может, – был вынужден согласиться Юта. – Но где искать Ани теперь? – А ты Аичи утром видел? Юта помотал головой. – Только две миски с рисом на столе, а его самого не было уже. – Тогда, может, дождемся его? И спросим, в каком доме живет эта… как ее? – Госпожа Накагава. – Вот. Да. И пойдем туда. И все будет хорошо. Юта покивал, опустив голову. – Знаешь, – сказал он тихо через некоторое время. – Это такая странная деревня… Обычно как – с самого утра же кто-то чем-то занят, кто-то что-то делает, люди разговаривают, ходят туда-сюда… А тут будто вымерло все. Никого. Все дома выглядят так, будто в них никто уже лет сто не живет… Ни дымка над крышами… Он посмотрел на Хиде с отчаяньем в глазах. – Мне так страшно было, ты не представляешь. Как будто хожу по деревне призраков… Хиде невольно передернуло, но он перебил себя, схватив Юту в охапку и прижав к себе. Тот попытался было брыкнуться, вырваться, но Хиде только обхватил покрепче. – Эй, – сказал он. – Это все стресс. Обычная деревня. Ты посмотри, тут же одни старики живут. Ну чем им здесь заниматься. Поди, спят до полудня и все… – А наш старик тогда где? – Да черт его… Может, у него единственного дела есть. Вот такой он… деловой. Юта невольно фыркнул, дернулся снова, и Хиде наконец его отпустил. – Пойдем-ка, – протянул он с сомнением, но все-таки закончил: – Пойдем-ка вместе прогуляемся по твоей деревне призраков. Поищем наших. Не Ани, так Имаи-куна или Аччана найдем. Всем вместе будет явно сподручней. Юта только отрывисто кивнул и поднялся. На улице было морозно, и снегу, которого и так было предостаточно, будто только прибавилось с ночи. Хиде даже передернуло – то ли от холода, то ли от того, что сейчас с Ютой было сложно не согласиться: под ровным покрывалом искрящегося в полумраке снега деревня выглядела вымершей. – Это же твои следы? – спросил он, стоя на пороге дома Аичи. Прямо от дверей по нечищеной дорожке шли две цепочки следов – туда и обратно. – Ну… да. Наверное. – Ага, – кивнул Хиде и поежился. – А где тогда следы хозяина? Юта громко сглотнул. – Может… дома еще? Спит? – Да уже час дня. – Ну… ты ж сам говорил. Чем еще старикам тут заняться. Спят целыми днями… – Ну да. Ну да… Он постарался выбросить из головы неуютные мысли – от них очень хотелось вернуться в дом, завернуться в одеяло и постараться забыть обо всем происходящем. Понадеяться на то, что все как-то само собой уладится… Это было паршивое желание, которое его уже пару раз подводило в жизни, и поддаваться ему было нельзя. – Вон, – кивнул Юта, когда они уже минут семь брели по заметенной улочке, с трудом переставляя ноги. – Автомат с напитками. Работает, надо же. Он и ночью работал, кстати. Когда мы с Ани шли от дома Накагавы в этот их… клуб. Хиде невольно хрюкнул. Клуб – это было громко сказано, но по сути правда. Место, где жители деревни собирались вместе по каким-то поводам… – А давай-ка сразу туда? – предложил он. – Если хоть кто-то там живой есть, у него и спросим точно, куда идти. В сумерках все дома казались одинаковыми, и только когда Юта довел его до нужного дома, Хиде с облегчением понял, где находится – выцветшие доски вывесок бывшей таверны, потухший фонарь у дверей, занесенный снегом… Определенно, то самое место. Вот только в тот момент, как они пробрались сквозь сугробы к нужному дому, с его высокого крылья, кряхтя, чуть не свалилась замотанная в несколько кимоно и давешнюю меховую жилетку старушка. Они едва успели вдвоем подхватить ее под руки и поставить в снег. Тут, судя по всему, тоже со вчерашнего дня никто не ходил – ни единого следа… – Что ж вы, так тут и ночевали? – спросил Хиде обеспокоенно. Бабушка вздохнула и похлопала его по ладони высохшей, почти птичьей лапкой. – Так тут же натоплено уже было, – будто через силу произнесла она. – Сейчас-то вот погасло все… Надо домой идти, очаг занимать… Стыло, мальчики. Так стыло… – Где вы живете? – вмешался Юта. – Мы вас проводим и поможем огонь развести. Хиде едва не отшатнулся: глаза старушки буквально вспыхнули, она выпрямилась, улыбаясь и обводя их совершенно безумным, жадным, пугающим каким-то взглядом… Но практически в ту же секунду ее взгляд погас, на глаза опустились припухшие морщинистые веки, ее спина согнулась, казалось, еще сильней, чем раньше. – Нет, нет… – забормотала она почти испуганно. – Нельзя мне. Вы уже приглашены. Аичи-сама если узнает, что я его гостей сманиваю… – Да не узнает он, – хмыкнул Юта, который, казалось, и не заметил ее секундного преображения. – Он спит до сих пор дома. – Неееет, – бабушка горько покачала головой, – он никогда не спит. И нигде. Не укроешься от него. Над всеми власть захватил, все лучшее ему да его прихлебателям, а нам хоть помирай… И помру же, как остальные… как все помру, и не вспомнит никто… Хиде переглянулся с Ютой – лицо у того было ошарашенное. Старуха наверняка была полусумасшедшей, но звучало это все жутко и неприятно. И жалко ее было ужасно, даже думать не хотелось, каково это – жить в такой дали от цивилизации, будучи старым и немощным, без помощи от супруга и детей… Да еще и отношения у них в общине явно далеки от идеальных… – Давайте мы вас все-таки проводим, – заявил он решительно, беря старушку за локоть, но та с неожиданной силой освободилась. – Не нужно, – строго сказала она. – Знать, судьба такая. А вы ступайте… Вы же госпожу Накагаву ищете? Вот туда вам. Третий дом после поворота. – Спасибо, – обрадовался Юта, и уже развернулся и пошел туда, куда сказано, но у Хиде все что-то свербело внутри. Что-то не давало покоя. – Бабуля, скажите пожалуйста, – попросил он нерешительно. – А почему солнца нет? Вроде не метель, и небо кажется чистым… Это ведь не облачность? Просто… ни луны, ни солнца. – Место тут такое, внучек, – ответила она. – Солнце, бывает, неделями не встает. – Как полярная зима, – неожиданно вспомнил Хиде. Бабушка покивала, было непонятно, соглашается ли она или у нее просто трясется голова. – Зима, – она вздохнула. – Долгая зима… Бабушка развернулась и медленно побрела прочь, что-то бормоча и приговаривая себе под нос. Хиде опять посмотрел на Юту: тот смотрел старушке вслед с неожиданно жестким выражением лица. – Не нравится мне это все, – сказал он наконец, отвернулся и пошел в противоположную сторону, сунув руки в карманы и нахохлившись. И Хиде не мог с ним не согласиться – ему это все нравилось не больше. Третий дом после поворота выглядел совсем печально: покосившаяся и местами обрушенная ограда; энгаву** занесло снегом; серая бумага решетчатых стен была местами прорвана и висела лохмотьями, даже сами рейки кое-где были сломаны. – Вот, – мрачно сказал Юта, кивнув на дом и снова спрятав подбородок в шарфе. – Я ж говорил. – Ерунда какая-то, – расстроенно ответил Хиде, до последнего надеявшийся на то, что Юта просто ошибся. Но в этом доме и правда нельзя было жить. Он покрутился по сторонам, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, что именно здесь произошло. Внутрь идти отчаянно не хотелось, он уже знал, что встретит там: тлен и разложение, ничего другого и быть не могло. И при мысли о том, что где-то там может быть Ани… Хиде затошнило от тоскливого ужаса, но ровно в ту секунду, когда он уже собирался все-таки идти штурмовать заваленное мусором крыльцо, его взгляд упал на что-то, чего здесь явно быть не могло. – Следы, – сказал он глухо, тыча пальцем. – А? – Юта оборачивался медленно, будто нехотя, но проследив взглядом за рукой Хиде, вздрогнул. Человеческие следы отчетливыми темными тенями лежали на свежем снегу – цепочка, начинающаяся с того места, где сёдзи казались будто выломанными изнутри, и уходящая вдаль, к самому краю леса. Не сговариваясь, они кинулись в одну сторону так быстро, как позволял вязкий снег, цепляющийся за их ноги, словно тормозя, удерживая в деревне. Если честно, Хиде сам не знал, что пугает его больше: эта странная деревня или этот черный, плохо различимый в полумраке лес. Но у них были следы, и больше ничего у них не было, а Ани нужно было найти во что бы то ни стало. Лес оказался гораздо ближе, чем они предполагали – уже через пять минут трудного пути сквозь снег над ними нависли мохнатые лапы ветвей. Будто бы, как во сне, деревья сами подошли к ним, стремясь нейтрализовать сопротивление деревни, тянущей людей обратно в свое чрево. Это было похоже на борьбу между двумя хищниками, и Хиде не оставляло неуютное ощущение, что им, в сущности, все равно, в какую сторону бежать – и там, и там их ждет недоброе и непостижимое существо, с мощью которого они не могут и не умеют бороться… – Черт! – воскликнул Юта, внезапно останавливаясь. – Тихо ты, – одернул его Хиде. – Дозовешься… Юта только раздраженно отмахнулся и ткнул пальцем перед собой. Хиде подошел ближе, приглядываясь – в тени деревьев сумрак то сгущался, то непостижимым образом рассеивался. Но ровно в этот момент будто кто-то над ними лампочку зажег, и Хиде обомлел, увидев то, на что указывал Юта. Следы расходились. Цепочка следов, принадлежащих явно одному человеку, в этом месте раздваивалась. Словно Ани, добежав до этого места, не смог решить, в какую сторону повернуть, и разделился надвое. – Что за хрень? – злым шепотом спросил Юта. – Духи играют с нами? – Или хотят разделить, – так же тихо ответил Хиде, осторожно оглядываясь по сторонам. Лес выглядел мирно и тихо, никаких подозрительных шорохов или движения. – Чтобы сожрать поодиночке? – нервно хохотнул Юта. – А что, двоих за раз слабо? – А, может, хотят показать что-то, – Хиде изо всех сил пытался придумать версию, которая бы не пугала его до усрачки. Юта обернулся, отчаянно глядя ему в глаза: – Разделимся? – А если ловушка? – Знаешь… – Юта покачал головой, – мне почему-то кажется, что если бы они хотели нас убить… В общем, это можно было бы сделать уже сто раз. Но тут что-то другое. Ненавижу чувствовать себя крысой в лабиринте, но… может, стоит сыграть по их правилам? Они были знакомы с пятнадцати лет, и все эти годы Хиде не переставал поражаться, насколько разные у Юты внешняя и внутренняя личности. Такой милый, покладистый и улыбчивый паренек в некоторые моменты становился жестким, упорным, даже задиристым – таким, что лучше поперек не вставать. Так что если какой-то злобный дух и захочет напасть на Юту вот в таком настроении, Хиде ему заранее не завидовал. – Давай, – рубанул он быстро, чтобы не одуматься и не испугаться. – Ты туда, я – туда… Доходим до места, где следы кончаются, и обратно. Юта только отрывисто кивнул, развернулся и быстро пошел прочь по следу. Хиде еще пару секунд смотрел ему в спину, но потом последовал его примеру. Нужно было спешить. Чем быстрей они найдут Ани, тем быстрей все кончится… По крайней мере, в это очень хотелось верить. Спустя несколько минут быстрой ходьбы Хиде неожиданно поймал себя на том, что напевает что-то под нос. Оказавшись один, он почему-то совершенно перестал бояться и переживать, будто вся его нервозность и напряжение ушли вместе с Ютой в другую сторону. Это было странно, но даже забеспокоиться от такой странности не получалось: на душе было мирно и как-то… приятно. Так приятно бывает в выходной день, когда есть время поваляться в постели, посмотреть сериал и прогуляться вечером – неспешно, без особой цели. И хотя умом Хиде понимал, что он не на увеселительной прогулке, а ищет пропавшего товарища в весьма странном месте, где происходят довольно жуткие вещи, избавиться от ощущения беззаботности и довольства не выходило. Может быть, дело было в следе, по которому он шел. Хиде не считал себя бог весть каким следопытом, но отпечатки в снегу, ведущие его по лесной тропинке, были четкими и, как бы так сказать… В общем, по ним было не сказать, будто Ани (если следы принадлежали ему) куда-то бежал и от чего-то спасался. Скорее, он тоже не спеша шел по лесу, время от времени останавливаясь, оглядываясь по сторонам. И это незримое присутствие совершенно спокойного Ани успокоило и его самого. Тем не менее, когда после очередного поворота тропинки след оборвался, Хиде растерялся. Колкое беспокойство вновь поползло по загривку, будто бы кто-то вытряхнул его из уютной теплой шубы в сугроб. Снег впереди был чист, словно Ани, сделав последний шаг, взмыл в воздух и отправился дальше уже на крыльях. Ну или – Хиде задрал голову, оглядывая ближайшие деревья – как обезьянка, хватаясь за ветви… Раздавшийся неподалеку стон заставил его вздрогнуть. Хиде даже не успел осознать, что именно происходит, а уже бежал, оскальзываясь, по неожиданно круто спускающейся вниз тропинке… И замер как вкопанный, обнаружив источник звука. Это была девушка. Совсем молоденькая, наверняка еще школьница. Она сидела прямо на снегу, в своей короткой задравшейся юбке, опершись спиной о ствол дерева. Ее симпатичное лицо было искажено страданием, и Хиде было кинулся к ней, но девушка вскинула на него взгляд и внезапно пронзительно завизжала, суча ногами и колотя ладонями по земле – снег и прошлогодняя трава полетели в стороны. Хиде отпрянул, глядя на нее с изумлением, а девушка, замолкнув, икнула и рассмеялась. – Тьфу ты… – Хиде утер со лба выступивший пот, отступая. Девчонка была пьяна, абсолютно. Как она здесь очутилась? До деревни километров пять, неужели она все это расстояние вот так и прошла – с голыми ногами, в каком-то легкомысленном свитерке… Странно, конечно, что в отрезанной от цивилизованного мира деревне живет школьница, но чего только ни случается. Может, приехала навестить бабулю, да заскучала, выпила лишнего, заблудилась… – Эй, – позвал он. – Не замерзла? Девчонка поглядела на него недобро и закрыла глаза. На ее лице мелькнуло мучительное выражение, будто бы она сейчас расплачется от невыносимой боли, но оно почти сразу же сменилось обычной пьяной насупленностью. – Отвести тебя домой? – спросил Хиде обреченно, понимая, что поиски Ани на этом для него заканчиваются. – Да пошел ты, – вяло откликнулась она, попыталась показать неприличный жест, но не справилась – рука упала, словно ватная. Девчонка облизнулась, морщась и сглатывая, ей явно было нехорошо, того и гляди стошнится. Подходить к ней в таком состоянии не хотелось, но – не бросать же эту дуру пьяную в лесу одну? Тем более, в такой юбке – она если и не замерзнет насмерть, то отморозит себе там все… Вот черт. Хиде подошел ближе, пахнуло пронзительным запахом алкоголя и сладкими духами. Он попытался ее подхватить под мышки, но девчонка ни с того, ни с сего принялась отбиваться, все так же через силу, но неожиданно яростно. – Откуда ты тут взялась только… – пробормотал Хиде, пытаясь одновременно удержать ее машущие во все стороны руки и поднять девчонку вертикально, но у той разъезжались ноги, и она снова и снова оседала в сугроб. – Да уймись ты! – прикрикнул он, наконец. – Хочешь тут замерзнуть? Я отведу тебя домой! – Какой домой? – капризно пробубнила она, наконец-то перестав сопротивляться и безвольно повиснув у Хиде на руках. – Ты что, типа знаешь, где мой дом? – Если скажешь, где, отведу, – вот такая тихая и почти неподвижная она почти совсем ничего не весила, будто под объемным свитером у нее только сухие птичьи косточки, и это вызывало странные чувства. – Ты ведь из деревни? Кисараги? Она неожиданно дернулась в его руках и расхохоталась, запрокидывая голову Хиде на плечо. И вот так, с такого ракурса она выглядела ну очень хорошенькой, несмотря на потекшую слишком густо намазанную тушь и смазанную с пухлых губ помаду. – А ты смешной, – сказала она с пьяным великодушием. – Чтоб я в эту деревню сунулась… Кто ж в своем уме там жить-то станет… Девчонка дернулась, потянулась вперед, и Хиде поспешил с ней вместе, потому что сама она в стоячем положении почти не держалась. Упорно бредя куда-то на подгибающихся ногах, она тихо ругалась себе под нос, поскальзываясь. – Тебя как зовут? – спросил Хиде, в очередной раз подхватив ее, споткнувшуюся, подмышки. Девушка глянула на него искоса, надув губы. – Ну, допустим, Мияко, – буркнула она. – А чего? – Ничего, просто надо же к тебе как-то обращаться. Меня зовут Хидехико. – Плевать мне, как тебя зовут, – отрезала Мияко. – Все вы… сволочи одинаковые… Хиде только тяжело вздохнул, удержав ее, почти свалившуюся на тропинку, дернул вверх, снова ставя на ноги будто младенца, который только учится ходить. – Мы правильно идем? – Я – правильно иду, – заявила Мияко, ерзая в его руках. – А вот насчет тебя не знаю. – Ты чего такая злая? – А ты чего такой добренький? Будто я не знаю, зачем ты меня домой ведешь… Хиде только тяжело вздохнул. – Не выдумывай, пожалуйста. У меня девушка есть. В Токио. – Ну, это, конечно, все меняет, – пробормотала она себе под нос, дернулась. – Да отпусти ты меня уже, извращенец! Хиде послушно разжал руки, но она, вопреки его опасениям, удержалась на ногах и даже сама потопала по дорожке дальше. А он шел следом, внимательно глядя на ее покачивающуюся фигурку, чтобы не пропустить момент, когда потребуется ее подстраховать. Эта Мияко… она была такой нелепой. И такой трогательной. Эти косолапящие ступни в летних туфлях на платформе, короткая школьная юбка, навитые волосы, разноцветные пластмассовые браслеты на цыплячьих запястьях, крупные яркие серьги… Понятно, что в городах так уже лет десять не одевались, но у себя в деревне она наверняка была первой красоткой. Сама мысль о том, что где-то поблизости от Кисараги находилась еще одна деревня, была неожиданной – никто из местных и не обмолвился об этом. Возможно, конечно, из ревности – они явно соревновались и друг с другом за внимание случайных гостей, а соседям отдавать такое развлечение никто точно не собирался. Но подобное соседство могло объяснить неожиданную пропажу Ани. Скорей всего, он просто нашел тропинку в лесу и решил разведать, куда она ведет. Дошел до этого места, решил вернуться и пошел обратно по своим следам… Снег-то глубокий, Хиде пока шел, уже начерпал полные ботинки, и Ани, как человек в высшей степени рациональный и практичный, обратно шел по протоптанному… Вот чем и объясняется раздвоившийся след. Юта его точно найдет, а он… А Хиде, следуя за Мияко, не просто пытается помочь не в меру грубой девчонке, но и, возможно, разыщет товарища даже раньше Юты. Похоже, Мияко знала короткий путь. – Не боишься одна по лесу-то шататься? – спросил он минут через пятнадцать, чтобы напомнить о своем присутствии. Мияко насмешливо фыркнула, не оборачиваясь. – Не мне леса-то бояться, – проворчала она в тон. – Не я без приглашения в него лезу. – Я друга ищу, – пояснил Хиде. – Мы остановились на ночь в Кисараги, а с утра он пропал. – Что ж ты ищешь его здесь, а не в деревне? – В деревне не нашел, а следы в лес вели… – Следы? – переспросила она, останавливаясь и внимательно – слишком внимательно для пьяной – в него вглядываясь. – Ты пришел сюда по следам? – Ну да, – недоуменно тряхнул головой Хиде. – А чего? – Ничего, – отрезала она и поковыляла дальше. – Не отставай. И по сторонам не глазей особо. Хиде тихонько рассмеялся – девчонка была определенно забавной. Впрочем, спорить с ней он не собирался. Он вообще не слишком любил споры. Тем более, что через пару минут они повернули в очередной раз и неожиданно вышли к стоящему прямо посреди леса дому. – Ты здесь живешь? – спросил удивленный Хиде – дом выглядел как-то странно. Он выглядел, как… абсолютно городской дом. Ничего общего со старыми деревенскими жилищами в Кисараги и точно ничего общего с тем, как мог бы выглядеть дом, который зачем-то построили в самой чаще. Узкий и высокий, в три этажа, с бежевыми стенами, коробками кондиционеров и мотками проводов, идущих от плоской крыши в никуда… – Здесь электричество есть? – так же потрясенно спросил он снова, но Мияко, не ответив ни на один вопрос, просто вошла внутрь, оставив дверь за собой приоткрытой. Хиде решил, что не стоит пренебрегать даже таким неявным приглашением. Внутри все было таким же обычным и привычным: дешевенькие бежевые обои, закопченная кухонька, крутая лестница на верхние этажи. – Сиди тут и ничего не трогай, – велела ему Мияко. Пока он глазел по сторонам, она уже успела умыться и переодеться в джинсы и теплую куртку и теперь уже совсем не казалась пьяной. В общем-то, она и юной больше не выглядела, словно повзрослела за эти несколько минут пути. – Хорошо… а ты-то куда? – Попробую узнать, что с твоим другом. – Так давай я с тобой, – Хиде подскочил, но Мияко отступила, глядя на него с опаской и раздражением. – Тебе нельзя, – сказала она с нажимом. – Пойдешь со мной, и ничего не получится. Сиди тут и жди. Хиде сел обратно на единственный в гостиной колченогий стул, глубоко вдыхая и выдыхая, чтобы успокоиться. Ладно. Ладно… возможно, местные боятся чужаков. Не доверяют. Хотя эта, вон, притащила в дом первого встречного мужика. Никакого чувства самосохранения. Малолетка, что с нее взять… мозгов нет, одни гормоны и потребность бунта… – Ничего не трогай, – повторила Мияко, оглянувшись в дверях. – Я серьезно. Просто посиди полчаса и дождись меня. – В туалет-то сходить можно? – Если не можешь потерпеть, то сходи. Но не ешь и не пей ничего. – Жадина. – Дурак. Хочешь своего друга найти? Тогда делай, как сказано! – Слушаюсь, госпожа! – Хиде дурашливо поклонился, не вставая с места. Девчонка раздраженно покачала головой и наконец вышла. Хиде посидел минут пять и заскучал. По правде говоря, трогать тут было и нечего – совершенно обычный дом, стандартная небогатая обстановка, старомодная, но крепкая утварь, за раздвижными дверьми наверняка традиционная гостиная, наверху – пара спален… Вряд ли Мияко-чан жила здесь одна, но где остальные? Родители, например? Может, именно к ним она пошла узнавать насчет Ани? Но – куда она пошла-то? Вряд ли здесь через пару километров стоит еще один такой же непонятно откуда взявшийся дом, куда ее отец, скажем, ходит на службу. А еще через пару километров – магазин, в который ушла ее мать за продуктами… В голову лезла какая-то чушь – от волнения и нелепости, необъяснимости самой ситуации. Опыт всей его предыдущей жизни не помогал понять, что здесь происходит, но почему-то Хиде не мог заставить себя испытать страх или волнение по этому поводу. Словно из-за обилия загадочных происшествий и обстоятельств какие-то внутренние механизмы отключили в нем способность удивляться и пугаться – как предохранители разрывают электрическую цепь при превышении силы тока. Ну что это все может означать? Семья тэнгу*** живет в лесу, заманивая путников и пожирая их? Или нет, лучше: терроризируя ближайшую деревню и требуя жертв. На что деревенские похищают скоростные поезда, крадут из них чужаков и скармливают их тэнгу, усыпив бдительность… От настолько лихой фантазии стало даже смешно. Вот только приступ любопытства никак не стихал, и Хиде решил все-таки наведаться в уборную – в конце концов еще обратно до деревни идти, да и тут еще неизвестно сколько прождать придется… А, может, все-таки Мияко что-то слышала про Ани? Или тот, к кому она пошла, что-то знает… Оставалось надеяться, что Юте повезет больше. Его-то след наверняка был правильным… Он услышал этот шум, когда уже мыл руки. Наверху что-то возилось, скреблось – не был бы он на первом этаже, решил бы, что это какие-то крупные птицы решили выяснить отношения на крыше. Но в доме, насколько Хиде помнил, было три этажа, так что… Да, Мияко ясно сказала ему, чтобы он ничего здесь не трогал. Да и бродить по чужому дому в отсутствии хозяев – некрасиво и в высшей степени неуважительно. Мало ли кто там шумит… Может, у них там собака заперта? Если честно, Хиде побаивался деревенских собак, они обычно слишком крупные, слишком независимые и слишком агрессивные. Как такая собака отреагирует на чужака в доме? Он вернулся в гостиную и сел снова на расшатанный стул, но уже не мог не прислушиваться к шуму сверху. Теперь казалось, что кто-то ползает по полу, довольно крупный и тяжелый... А что, если там, например, неходячая бабушка? Упала с кровати и не может позвать на помощь? А если она что-то сломала?.. Это было, конечно же, бредом, но выдуманная им бедная парализованная бабушка больше никак не выходила у Хиде из головы. В какой-то момент ему показалось, что он слышит человеческие стоны и даже что-то отдаленно похожее на зов о помощи. Медлить было нельзя, а эта Мияко еще неизвестно, сколько собирается болтаться по лесу… Уже поднимаясь по лестнице, Хиде подумал, как будет глупо, если там все-таки собака, которая на него кинется и покусает. Но к тому моменту, как он оказался на втором этаже – абсолютно пустом, в распахнутых настежь комнатах не было ни мебели, ни каких-то вещей, – стало понятно, что звуки издает точно не собака. И очень вряд ли – парализованная старушка… Это был мужской голос. Неразборчивый, задыхающийся, но совершенно определенно мужской. Вернее… несколько мужских голосов разом. Дверь в комнату на третьем этаже была плотно задвинута, и Хиде пару секунд помедлил прежде чем войти – сердце колотилось так быстро, что он едва успевал дышать. А когда он все-таки решился и открыл дверь, то на какое-то время дышать и вовсе перестал, едва заставив себя не отшатнуться назад. В комнате ужасно пахло. Вернее, воняло так, что съеденный за завтраком рис подкатил к горлу. Густой смрад разложения вперемешку с вонью человеческих испражнений заполнял небольшую комнатку под самой крышей дома настолько плотно, что сначала Хиде даже не увидел ничего – глаза заслезились. А когда наконец разглядел то, что находилось в комнате… Там было три человека. Трое – распятых, пригвожденных к стенам и полу – мужчин, так густо покрытых кровью из многочисленных порезов, что в первую секунду Хиде даже не понял, что они полностью обнажены. Еще больше времени ему понадобилось, чтобы заметить, что у каждого из трех отрезан член – из чудовищных ран между ног и текла бесконечная кровь, которой было залит весь пол в помещении. А еще они кричали. Вернее… они пытались кричать, но у них не слишком-то получалось, потому что рты всех трех были чем-то плотно заткнуты, и наружу просачивался только низкий, едва слышный полузвериный вой. Наверное, в этот момент что-то в его восприятии отключилось, потому что потом Хиде как ни старался, не мог вспомнить, зачем он делал именно эти вещи и о чем при этом думал. Все, что он помнил, это как скользко было под ногами – полусвернувшаяся кровь покрывала пол как пласт отвратительного желе, а жидкая кровь хлюпала под подошвами. Как ужасно пахло – он старался дышать через рот, но даже так голова кружилась от зловония. Помнил, что дергал и дергал, срывая ногти, вбитый в деревянную балку металлический костыль – на него была намотана пропитанная кровью грубая веревка, на которой висел один из несчастных. Помнил, что желудок, казалось, толкался прямо в горло, а взгляд, как он ни старался, все равно задевал по касательной – руку с воткнутыми беспорядочно гвоздями, скрепками и кнопками, перехваченную ремнем шею, вздувшиеся на висках вены, слипшиеся волосы, безумно выкаченный глаз и чудовищно растянутый вокруг какого-то неопрятного кляпа рот. Помнил жуткое мычание и плеск льющейся на пол крови… Да, он тогда как-то отстраненно подумал, что странно: почему весь дом не провонял этим кошмарным запахом, а кровь не просочилась на нижние этажи? Как эти люди остаются живы с такой кровопотерей, он почему-то не думал вовсе. Ему казалось, что вытащить один единственный костыль из балки заняло целую вечность, но, скорей всего, он справился достаточно быстро. Освобожденная рука пленника безжизненно упала вниз, и Хиде попробовал обойти его, чтобы приняться за вторую (почему, почему он не попытался сначала хотя бы остановить кровотечение?..), но в этот момент его схватили. Он даже не успел понять, кто или что в него вцепилось, просто рванулся изо всех сил, поскользнулся и упал прямо в кровавое месиво… и, наконец, закричал. Хиде понятия не имел, что умеет кричать. Тем более – так громко. А, услышав в ответ пронзительный вопль у себя над головой, отключился тут же от догнавшего только теперь смертного ужаса. Пришел в себя он уже за пределами страшной комнаты. – Я же говорила ничего не трогать! – едва не плача, кричала ему на ухо Мияко, волоча по лестнице вниз. У Хиде подламывались ноги, но она, такая маленькая и хрупкая, тащила его на себе, всхлипывая и ругаясь. – Идиот! Придурок! Не мог просто полчаса подождать… Герой! Где ты был раньше, герой!.. Он вцепился обеими руками в перила, останавливаясь, опираясь и пытаясь отдышаться. Желудок неожиданно свело резкой судорогой, и он согнулся пополам, едва не ударившись головой. Легче парадоксальным образом не стало, наоборот, избавившись от излишков, тело будто заболело сразу все и во всех местах одновременно. – Это… это что? – спросил он сумбурно, глядя в бледное личико Мияко с ужасом. – Спускайся вниз! – крикнула она с таким отчаяньем, что Хиде тут же подчинился. И только оказавшись в гостиной, позволил себе вдохнуть полной грудью – здесь жуткого запаха бойни уже не было. И от него, извалявшегося в крови, нечистотах и собственной рвоте, тоже на удивление ничем не пахло. – Это… – Хиде сглотнул кислую слюну, с недоумением глядя на свои руки – ладони были чистыми, хотя только что их покрывала бурая кровь. – Это ты их?.. так… – Вот еще, – отрывисто ответила Мияко. Она отошла к окну, отворачиваясь и закуривая. По комнате поплыл резкий запах дешевого табака. – Надо мне больно. Я бы этих скотов и пальцем не коснулась – мерзко… Это Лес. У него своеобразное представление о справедливости. Даже со спины было видно, как у нее дрожат руки. – За что? – спросил Хиде. – Разве с людьми можно… так? – А со мной? – она резко развернулась, с вызовом глядя Хиде в лицо, перепуганная и заплаканная. – Со мной так – можно? Наверное, он все окончательно и ясно понял именно в этот момент, но не успел осознать до того, как Мияко начала говорить. Она говорила, говорила, и слезы текли по ее белому лицу, а Хиде не мог отвести от нее взгляда, будто прибитый к месту, как эти наверху были намертво приколочены к проклятому дому, в который однажды на свою беду попала Мияко. – …каждый день, с утра до ночи, с утра до ночи… И друзей своих звали, знаешь, сколько их было за эти два месяца? Вот я не знаю, потому что уже не могла считать. А когда у них не получалось больше, то принимались выдумывать всякое… Резали и мочились на раны. Засовывали в меня все, что только в голову придет. Раскаляли на зажигалке гвозди или ножи и тоже… Или просто пинали и плевали на меня, заставляли… – она затянулась и выдохнула, дрожа. – Знаешь, сколько раз я просила их просто убить меня? А они только смеялись и снова… снова… Я тоже спрашивала: за что? Только за то, что я ему грубо ответила? Да, я была неправа, я была дерзкой и глупой девчонкой, которая связалась с плохой компанией, но мне было всего семнадцать лет, разве со мной можно было – вот так? Сигарета сломалась в ее пальцах, обжигая, но она, кажется, этого не заметила, просто кинула под ноги тлеющий окурок и выбила из пачки следующую, прикурила снова. – А когда я наконец умерла от очередных побоев, они выкинули меня как мусор! – Мияко ненатурально рассмеялась, качая головой. – Десять лет прошло! Мое тело так никто и не нашел, меня не похоронили, мои… мои родители до сих пор считают, что я сбежала из городка, дрянная неблагодарная девчонка… А я застряла здесь, привязанная к этому ужасному дому, к этим ужасным людям. Целая вечность, целая… жизнь, которой у меня так и не было. Меня сводит с ума это напоминание каждую минуту, каждую секунду… Думаешь, я этого хотела? Вот так существовать? Хиде через силу покачал головой. – Думаю, ты точно хотела не этого… – Не этого. Но когда я поняла, что покоя мне не будет никогда, а эти… они так и живут себе спокойно. Они даже не вспоминали о том, что сделали, а если вспоминали, то смеялись… Смеялись!.. Тогда Лес дал мне силы, и я их нашла. И утащила сюда. Я… – она зажмурилась, быстро затягиваясь несколько раз. – Я не знала, что именно с ними будет. Но то, что они мучаются так же, как мучалась я, приносит мне капельку облегчения... Она вскинула острый подбородок, глядя на него с вызовом: – Что? Я – ужасный человек? – Я не могу тебя осуждать, – сказал Хиде честно. У него кружилась голова и плыло перед глазами как после долгой пьянки, ноги дрожали, так что он все-таки сел на стул. Кажется, его никто убивать не собирался. По крайней мере, не прямо сейчас. – То, что с тобой случилось… – он покачал головой. – Ты этого не заслуживала. Такого никто не заслуживает. И о том, что сделали эти люди, должны узнать все. Мияко опустила голову. – Их больше нет в мире живых. Никто не расскажет моим родителям, как я умерла. Меня не похоронят на кладбище рядом с моими предками. Я – исчезла… Но и они – тоже. – Постой, – вскинулся Хиде, до которого неожиданно дошел смысл ее слов. – То есть, мы сейчас не в мире живых? Мы – в мире… мертвых? Мияко покачала головой, не поднимая глаз. – Нет, это, скорее… что-то между. Когда солнце опускается за горизонт, с этой стороны наступает ночь, а с той остается еще немного дня. Но это не настоящий день, а что-то вроде бесконечного мгновения между светом и тьмой. Пока ты жив, ты живешь в настоящем дне. Когда умрешь – для тебя настанет настоящая ночь. А мы… нам не попасть ни в день, ни в ночь, потому что мы слишком привязаны к жизни, чтобы умереть… и при этом уже безнадежно мертвы, чтобы жить. Лес позволяет нам сохранять какое-то подобие жизни – хотя бы здесь, с этой стороны заката. Хиде с трудом сглотнул. Ему было так жутко, что даже дышать толком не получалось, воздух застревал в горле комком. – Значит… и я, и все мои товарищи… Мы все – умерли? Мияко неожиданно презрительно фыркнула, в мгновение превращаясь в себя прежнюю – дерзкую разбитную девчонку, которой даже два месяца ада не сломали бунтарский характер. – Ничего вы не умерли, – проворчала она. – Это упыри… они вас вытащили к себе, чтобы жрать. – Какие еще упыри?.. Мияко отмахнулась. – Ну, эти. Из Кисараги. Какие-то древние твари, которые вот уже тысячу лет никак вымереть не могут. Лес их жалеет, позволяет время от времени таскать себе пропитание, потому что в обычном мире-то они уже давно не жильцы. Вот, сейчас вас вытащили… – И как… как нам выбраться обратно? Мы ведь можем сбежать? Она тяжело вздохнула. – Ну, перво-наперво: здесь нельзя ничего есть и пить. Пока у тебя внутри что-то отсюда, ты не выберешься. А потом – нужно идти в то место, из которого вы сюда вывалились. Как вас сюда занесло? – Мы были в поезде, – пробормотал Хиде, и Мияко кивнула. – Вот там бы и сидели, – буркнула она. – Они бы до вас сами добраться нипочем не смогли. А вы пошли прямо к ним в лапы… Вон, только один из вас, самый умный, видать, под утро в Лес сбежал, спрятался… – Ани? – встрепенулся Хиде. – С ним все в порядке? Где он? – Где-то, – Мияко дернула плечом. – Лес сказал, что упыри нарушили какое-то условие, так что этого человека он им обратно не отдаст. Вот только… остальные-то ваши все еще в деревне. И за ними Лес не придет. Он только смотрит, но не вмешивается. Так что… Беги к станции. – Нет… Нет, нет. Мне нужно в деревню. Мне нужно их всех забрать… – Все еще надеешься их спасти? – она прикусила губу и отвернулась. – Повезло им с другом, которому не наплевать… Ну, тогда беги скорее обратно. Прямо сейчас двоих из них пожирают заживо. А третий бродит по жилищу мерзкой твари и разглядывает побрякушки, каждая из которых может высосать его душу… Хиде через силу поднялся и побрел к выходу. Желудок все еще крутило сухими спазмами, голова отчаянно кружилась, во рту было едко и горько. Мияко права, нужно спешить. Если все так, как она говорит – а не верить ей причин у Хиде не было, – то они все обречены. Их тела точно так же никто никогда не найдет, не похоронит, и они будут вынуждены вечность скитаться с другой стороны заката, пока сами не превратятся в безумных упырей... Он открыл дверь, и морозный воздух обжег лицо, отрезвил за секунду. Судорожно вдохнув и выдохнув несколько раз, Хиде обернулся и заставил себя посмотреть Мияко в лицо. – Где тебя… где лежат твои останки? Если мы выберемся, я найду их и упокою тебя. Обещаю.