Летучие мыши и прочие гады

      За завтраком в этот день разговаривали мало. Мистер Кортон бегло просмотрел принесенные ему письма и развернул Таймс, причем, как показалось Джейсону, сразу перешел к той части, где печатался курс акций. Миссис Кортон погрузилась в очередной садовый каталог. К немалому удивлению Джейсона одно письмо сегодня полагалось и ему. Автором его был Нэт. Еще больше удивляло содержание письма. Приятель писал, что причудливая судьба забросила его в те же края, где, как он выразился, «прохлаждается» Джейсон. Его контора послала его по каким-то делам в Милфорд. Нэт спрашивал, нельзя ли и ему на пару дней воспользоваться гостеприимством Кортон-холла.       Доктор Хейл задумался над этой необычной просьбой. Повидаться с приятелем хотелось. Тем более, Нэт обладал прекрасной способностью слушать, не перебивая, и разговор с ним, даже если Нэт ограничивался глубокомысленным мычанием, обычно помогал найти решение для той или иной проблемы, удачно сформулировать содержание будущей статьи, да и просто упорядочить собственные мысли. Но вот удобно ли навязывать нового гостя чете Кортонов, которая только недавно избавилась от Пикока?       Но не спросишь, не узнаешь, и доктор вслух поинтересовался сразу у обоих, нельзя ли с послезавтрашнего дня приютить в доме его лондонского приятеля. Мистер Кортон откликнулся с неожиданным энтузиазмом, патетично заявив, что на день святого Эндрю никак нельзя отказать в приюте путешественнику:       — Так что гостевая спальня неподалеку от вашей спальни, доктор Хейл, в распоряжении вашего приятеля. Он тоже доктор?       — Нет, его интересы лежат в несколько иной области, — признался Джейсон.       — Ну, это не беда, лучшего врача, чем мы получили в вашем лице, и желать нельзя! — дружелюбно сказал ему Кортон. Нужно сказать что после изгнания Пикока хозяин поместья стал выглядеть лучше, не таким усталым, и даже как будто помолодел. В любом случае, при взгляде на него доктору больше не хотелось предложить и ему свои профессиональные услуги.       — Как бы то ни было, я с удовольствием познакомлюсь с ним! — продолжил мистер Кортон.       Даже миссис Кортон оторвалась от каталога, отложила серебряный плоский ножик, которым она очень аккуратно и ровно намазывала свой тост медом, и поинтересовалась, любит ли друг доктора Хейла розы.       Мисс Донован, которая очень редко вмешивалась в застольные разговоры, и тут промолчала, но закатила глаза. Впрочем, она сразу сделала вид, что дело было в ее кофе, который оказался слишком горячим.       — Просто обожает, — легко соврал Джейсон, подозревавший, что Нэт, при всех своих достоинствах, не отличит розу от подсолнуха.       — Тогда я покажу ему свои новые гибридные сорта, — заметила миссис Кортон, довольно щуря красивые глупые глаза. — Лучше бы он, конечно, приехал летом. Но если он действительно разбирается в растениях, он сможет оценить их даже сейчас.       Таким образом, последнее препятствие для появления Нэта в Кортон-холле исчезло, и можно было обрадовать его приглашением.       После завтрака доктор Хейл написал приятелю письмо и думал, добравшись до Милфорда, отправить его. Но в холле он наткнулся на мисс Донован, нагруженную двумя огромными и тяжелыми на вид корзинами. И не только на вид, это он обнаружил, перехватив одну и провожая суровую секретаршу мистера Кортона до повозки.       — Мы с миссис Кортон отправляемся в Милфорд, — бесстрастно поделилась мисс Донован по дороге. — Раздать подарки нуждающимся и хворающим.       — Очень внимательно со стороны миссис Кортон. Такой жест милосердия…       — Да, непривычен для нее. Но это был мистер Кортон. Он попросил свою супругу заняться этим в нынешнем году. Он последние дни пребывает в радостном настроении по поводу избавления от Пикока и выздоровления Лотты и хочет поделиться своей радостью со всем светом.       — А вы…       — Ну кто-то должен таскать на себе тяжелые корзины, пока изящно наряженная миссис Кортон принимает дань восхищения ее добротой, красотой и милосердием, — невозмутимо заметила мисс Донован.       Джейсон подумал о том, что мог бы сопроводить дам до Милфорда, тем более и сам собирался туда, проверить Энтони. Но миссис Кортон в больших дозах переносить было трудно. Пока она молчала, она была вполне терпима. Можно было даже любоваться на ее безукоризненные черты. Но как только она открывала рот и начинала разговоры о растениях, жонглируя названиями сортов роз, хризантем и прочего, становилось нестерпимо скучно. Интересно, Нэту удастся отбиться от экскурсии по саду? Самого Джейсона миссис Кортон пыталась заманить на нее несколько раз. Один раз он почти уже согласился, но садовник, который стоял за спиной своей хозяйки, бросил ему выразительный предостерегающий взгляд. Доктор тогда довольно неубедительно соврал, что у него дела, и сбежал в дом, к явному разочарованию миссис Кортон.       — Вы теперь у меня в долгу, сэр, ей-богу! — с хитрой улыбкой поведал ему садовник на следующий день. Он лениво подметал желтые листья на подъездной дорожке, но, завидев Джейсона, тут же заспешил к нему.       — Я вас спас, а то ведь вы чуть не попались ей в лапки, — говорил он, опершись на свою метлу и почесывая щетину. — Поверьте, сэр, вас ожидали два самых тоскливых часа в вашей жизни.       Тут вдали мелькнула розовая шляпа, украшенная розовыми же перьями, которая могла принадлежать только одной обитательнице Кортон Холла — ни мисс Донован, ни Эмили таких сооружений на голове не носили — и это видение произвело магический эффект на садовника. Только что такой самодовольный и даже вальяжный, он на глазах переменился в лице. Отскочил от Джейсона метра на полтора и принялся ожесточенно размахивать метлой, поднимая с каждым взмахом целые облака опавших листьев.       Таким образом, доктор Хейл, верный заветам садовника, решился не сопровождать обеих дам в поездке в город под предлогом того, что желает пройтись пешком. Прогулка вышла длинной, но приятной. Неяркое солнце золотило пожелтевшие буковые кроны, еще пышные на фоне уже облетевших кленов, поблескивало на листьях вечнозеленых растений и кустарников. Газоны зеленели так, что можно было подумать, что ещё лето, если бы не разбросанные тут и там желтые листья. Кое-где ярко выделялись последние бутоны роз, пятна хризантем, белых и сиреневых. Свежий воздух поздней осени приятно бодрил. Птицы не пели, и сад казался совершенно вымершим.       Единственным звуком в окрестностях было потрескивание гравия под ботинками доктора. Садовник, очевидно, воспользовался отсутствием хозяйки и устроил себе небольшой отдых. Проходя мимо часовни, доктор сделал крюк, подобрался к двери и подергал ручку. Дверь была заперта. Изнутри не доносилось ни малейшего звука. Окна слепо темнели. Откуда-то еле слышно пахло подвалом…       При входе в Милфорд доктор Хейл был атакован двумя малорослыми викингами в шлемах, наползающих на глаза. Размахивая деревянными мечами, они с воинственными криками бросились на него из-за угла ближайшего дома. Но, услышав его громкий смех, или, возможно, разглядев наконец из-под своих не совсем подходящих головных уборов, с кем имеют дело, они как по команде развернулись и молча дали деру. В остальном он добрался до дома миссис Кизлоу без опасных приключений.       — Весь городишко стоит на ушах, — рассказывала миссис Кизлоу за чаем, — Местные жители в большинстве своем и в лучшие времена не отличаются благоразумием. А в последние дни просто свихнулись. На улицах все время встречаешь ряженых. Вчера у мясной лавки ко мне приставало какое-то существо в кроличьей жилетке мехом наружу и с вороньим гнездом на голове. Причем в буквальном смысле. Из него торчали черные ветки и перья.       А сегодня, стоило мне ненадолго отлучиться из дома, ряженый в костюме викинга залез по приставной лестнице до спальни сына и швырнул через полуприкрытое окно пригоршню конфет, которые рассыпалсь по полу. У меня не хватило духу их выкинуть, Энтони был от этой шутки в совершеннейшем восторге.       Он и так жалеет, что из-за болезни не может принять участие во всех этих дурацких мероприятиях. Хитрец пытался убедить меня, что уже достаточно здоров для этого, но не тут-то было. Я сказала, раз здоров — садись за учебники. Ты много пропустил за время болезни, теперь изволь нагонять пройденное.       Доктор Хейл поежился. Миссис Кизлоу умела быть строгой матерью.       — А еще к нам вчера заходил викарий, — продолжала она. — Спрашивал, как здоровье моего сына.       — Его вы не прогнали прочь, как проповедника?       — Я — человек миролюбивый, терпеливый, и весьма толерантно отношусь к человеческим глупостям и заблуждениям, — изрекла миссис Кизлоу. Джейсон перевел взгляд на окно, чтобы сдержать ухмылку. — Викарий вел себя прилично, не рвался в мой дом силой и не пытался запугивать меня и моего сына божьей немилостью и страшными карами, порождениями больной фантазии, делая вид, что бог — это его ручной волкодав, которого он по своему желанию может натравить на неугодных. Наш викарий — человек скучный и, прямо скажем, недалекий, но не всем же быть великими ораторами и мудрецами. И он всегда навещает больных и страждущих. В этот раз он даже принес немного шоколада для Энтони. Возможно, в пику этой экзальтированной, но хитрой мисс Чепмэн, которая пытается купить любовь местных жителей и выиграть прихожан для своего братца, примкнув к празднику святого Эндрю.       Раздает выпечку и сладости детям и, как бы невзначай, призывает посетить его проповедь, посвященную обращению Олава Хмурого. Мол, речь пойдет о том, что любой грешник заслуживает второго шанса, главное — не упустить его. Слухи об этом дошли до викария, который и сам уже несколько дней пишет проповедь именно на эту тему. Он так надеялся блеснуть перед прихожанами, но теперь опасается иметь бледный вид на фоне конкуренции и пребывает в отчаянии. Я даже угостила его чаем, чтобы утешить.       Джейсон подумал, что вряд ли беднягу викария утешил чай без молока, да еще с лимоном. А вот он сам понемногу начал привыкать к необычному напитку.       Лотта сидела в кресле у камина, закутанная в большую шаль, как в одеяло, и причесывала одну из своих кукол. Эмили читала вслух ей и примостившемуся на пуфике доктору Хейлу. Им было очень хорошо втроем. Ну, по крайней мере, Джейсону было точно очень хорошо. Он мог бы сидеть так очень долго и слушать негромкий, уютный женский голос. Но существовало нечто, что он уже давно собирался прояснить.       — Милые дамы, мисс Кизлоу и мисс Кортон!       Две любопытные головки повернулись к нему.       — Теперь, когда Лотте значительно лучше, я хотел бы обсудить одну вещь.       — И какую же? — спросила Эмили, нахмурившись и закрывая книжку.       — Вы все-таки решили уехать от нас не после праздников, а прямо сейчас? — с упреком в голосе воскликнула Лотта.       — Вовсе нет. Я не собираюсь добровольно отказываться раньше времени от столь очаровательного общества. Я хотел поговорить с вами о дневнике. О дневнике мисс Кизлоу.       — Боюсь, что я не понимаю, при чем тут мой дневник, — растерянно сказала Эмили, которая перестала хмуриться и вместо этого покрылась легким румянцем. — Я уже давно не брала его в руки.       — Так сделайте это сейчас! — сказал ей Джейсон. И мягко добавил: — Если вас не затруднит, конечно. Пришла пора прояснить эту загадку!       Через несколько минут Эмили вернулась в комнату. Выступив из темноты к свету камина, она доверчиво протянула ему небольшую по формату, но толстую книжечку в светло-сиреневом сафьяновом переплете.       — Откройте, пожалуйста, дневник на последней странице. Там, где вы нашли ту загадочную надпись.       Эмили быстро выполнила его просьбу, и Джейсон своими глазами увидел надпись, сделанную черными чернилами, крупными, немного кривоватыми буквами.       — «То, что летучая мышь не видит днем, это не вина солнца», — прочитал он вслух и повернулся к Лотте.       — Ты ничего не хочешь нам рассказать или объяснить? — спросил он. Лотта потупилась. Эмили, которая переводила глаза от него к своей подопечной, не выдержала.       — На что вы намекаете, доктор Хейл? Это же не могла написать Лотта!       — Это могла написать только Лотта!       — О чем вы говорите? Я ее учительница, я прекрасно знаю ее почерк.       — И мисс Кортон это хорошо понимала. Не так ли, Лотта?       Под прямым взглядом доктора Хейла девочка съежилась в кресле и заползла под шаль, так что снаружи торчал теперь только кончик носа и пара виноватых глаз.       — Но зачем?! — непонимающе воскликнула Эмили.       — Мне было плохо. Все хуже и хуже. Страшно. И я боялась, что если скажу прямо, станет еще хуже. Королева же грозилась… А все вокруг говорили о болезнях, от которых умирают маленькие дети. Даже горничные шептались, когда думали, что я сплю, но никто даже не подумал про летучих мышей. И тогда я решила, что нужно намекнуть, как все было, — призналась Лотта.       Из-за того, что рот ее был прикрыт шалью, голос звучал неразборчиво.       — Эту поговорку вы мне как-то задавали перевести на английский… Я просто хотела привлечь ваше внимание.       — Ну что же, логика понятна! — улыбнулся Джейсон. И подбодрил девочку: — Вылезай уже наружу, никто не собирается тебя ругать.       Девочка повиновалась.       — Но как же тебе удалось… — пролепетала Эмили.       — Я знала, что вы сразу же узнаете мою руку. Поэтому я позвала из окна нашего грума.       — Этого мальчишку? И что дальше?       — За два пенни он согласился списать эти слова с бумажки в дневник и никому не болтать об этом.       — Но как это он решился написать что-то в мой дневник! — рассерженно сверкнула глазами Эмили. Лотта опять спряталась под шалью и оттуда созналась:       — Я сказала ему, что это мой дневник.       А на следующий день с утра девочке опять стало хуже.       — Мы со вчерашнего дня возобновили наши занятия, — растерянно объясняла бледная Эмили. — А сегодня я дала ей перевод из французского и вышла немного поговорить с горничной. А когда вернулась, оказалось, что ее вырвало, и вообще…       Она замолчала, словно не находя слов. Да слова и не были нужны. Лотта лежала на кровати со страдальческим выражением лица, нахмурив брови и искривив губы в странной, нелепой усмешке. — Что с тобой, милая? — в тревоге спросил доктор. Лотта приподняла голову, попыталась начать говорить — и вдруг все ее маленькое тело скорчилось в судорожном припадке.       В доме ещё оставался пузырек лауданума, который когда-то назначали девочке. — Задерните шторы! — шепотом скомандовал доктор. — Ни яркого света, ни громких звуков, ни сквозняков!       Потом он сидел рядом с постелью Лотты в ожидании, когда подействует снотворное. А сам мучительно соображал, пытаясь понять, что происходит. Сардоническая усмешка… Столбняк? Но судороги выглядели совершенно иначе. Бешенство? Но оно не развивается так внезапно, и там не было бы рвоты. Эпилепсия? Возможно, но в этом возрасте она редко начинается…       Доктор обманывал сам себя. Не хотел думать о самом очевидном. О том, что это его вина…       О передозировке чилибухи. — Она спит, доктор, — еле слышно сказала Эмили. — Думаю, мы можем выйти и поговорить… Скажите, что это? — Да, — почти машинально согласился Джейсон, — давайте поговорим.       Они вышли — и почти столкнулись с низенькой девушкой в не слишком чистом фартуке. Несколько помнил Джейсон, она работала помощницей на кухне.       — Простите, сэр, там это…       — Ну говори, что у тебя стряслось! — несколько раздраженно потребовал Джейсон. Но тут же усовестился и повторил вопрос гораздо более ласковым тоном: — Что случилось? Кто-то на кухне поранился?       — Да не, никто вроде не ранился, — протянула девушка. Она замолчала так надолго, что у Джейсона закралось подозрение, что она по дороге из кухни просто успела забыть, зачем ее послали. Но всё же собралась с мыслями и продолжила: — Но там, значит, сэр, посыльный-то припер… В смысле, приехал. Из самого Милфорда. А мы все удивились, чего это он… А он вот чего привез, и чтоб непременно вам в руки передать!       После такого драматичного вступления девушка протянула Джейсону помятый незапечатанный конверт. Тот нетерпеливо вытащил письмо. Пробежал взглядом строчки и, очевидно, изменился в лице, потому что Эмили тревожно спросила:       — Что с вами, доктор Хейл?       — Ровным счетом ничего. Только не беспокойтесь, мисс Кизлоу. Вы не хотите присесть?       — Почему я должна присесть? Что-то случилось?       — Ваша мать пишет, что Энтони снова заболел. Да, и у него открылась эта проклятая болезнь!