Летучие мыши и прочие гады

            День проходил за днем. Странные дни — ни работа, ни отдых, целыми днями нечем заняться, а на душе тревога, и голова, кажется, скоро начнет гудеть от мыслей…       Концы с концами не сходились. Ядовитые пауки и отравленные дети… Это не могло быть случайным совпадением, но и причинно-следственную связь уловить доктор никак не мог. Действие яда псевдовдовы никоим образом не напоминало то, что он наблюдал у больных детей — вернее сказать, это было полное наоборот. Судороги, спазмы, а в малых дозах — тремор и оживление рефлексов, а никак не мышечная слабость и снижение рефлекторной активности. Или пауки вовсе не имели отношения к происходящему? Да что же за чертовщина тут творилась?       С утра доктор навещал Лотту, тщательно осматривал ее, отсчитывал капли настойки. Потом ехал к Энтони, там проделывал те же манипуляции. В обоих случаях эффекта пока не было, и это уже начинало тревожить. Да, исходная доза была меньше минимальной, и титровал он ее очень медленно, он сознательно шел на то, что результатов придется ждать долго… Но ведь уже неделя прошла! Надо было отдать должное родителям больных — ни мистер Кортон, ни миссис Кизлоу ни разу не выразили нетерпение, не упрекнули его. А когда он попытался неловко извиниться сам не зная за что, миссис Кизлоу спокойно ответила:       — Вы сами сказали, что спешить опасно. Festina lente, кажется, так?       Похоже, они оба больше доверяли доктору Хейлу, чем он сам себе. И Эмили ему тоже доверяла…       После этих утренних процедур, неизменных, словно какой-то ритуал, делать было решительно нечего. Даже с Эмили поговорить Джейсон мог в основном по вечерам, когда Лотта укладывалась спать — ведь, в отличие от него, у гувернантки работа занимала весь день. Джейсон скрывал от себя самого, что он осматривает и расспрашивает Лотту гораздо подробнее, чем того требовала ситуация — только для того, чтобы подольше побыть рядом с Эмили, видеть краем глаза ее лицо, слышать ее голос, спокойный и ровный, с едва заметной ноткой тревоги.       Вечер был самым счастливым временем суток. Они с Эмили прогуливались по саду, сидели на скамеечке около пруда. Ранние сумерки скрывали их от глаз посторонних, создавали иллюзию, будто они вдвоем на целом свете. Поначалу они обсуждали только вопросы, касающиеся здоровья детей, но как-то само собой вышло, что Джейсон стал рассказывать Эмили о своей семье, о годах учебы, о своих исследованиях, связанных с летучими мышами…       Один раз они даже выбрались вдвоем на чердак. Джейсон не рассчитывал найти там что-то новое, скорее хотел устроить маленькое приключение для девушки, и та действительно была в восторге. Казалось, она сбросила с себя маску всегда строгой и правильной гувернантки — а Джейсон, в свою очередь, был счастлив увидеть ее такой.       А пока Эмили была занята, доктор долгие часы напролет просиживал в библиотеке мистера Кортона. Подборка книг оказалась несколько неожиданной, там были книги по химии, по биологии… Возможно ли как-то воздействовать на яд, чтобы тот подействовал совершенно иным образом? Ведь точка приложения в обоих случаях одна и та же — нейромышечные соединения, где идет передача импульса…       На восьмой день Лотта смогла самостоятельно, без посторонней помощи сесть на кровати. Хейл старался сдерживать эмоции, не выражать радость слишком бурно. Это было бы несолидно и вообще могло бы вызвать сомнение в его компетенции — ведь что такого странного, что лекарство, которое должно помочь, действительно помогает? А вот Эмили не было нужды сдерживаться, она снова и снова повторяла:       — Ей лучше, доктор, ей правда лучше! Значит, и Энтони скоро выздоровеет, правда? Джейсон осторожно напомнил ей, что Энтони болеет дольше и тяжелее, чем Лотта, а значит, и эффекта от лечения следует ждать позже. Но в этот день, похоже, судьба наконец повернулась к нему лицом. Состояние Энтони не изменилось так явно, как у Лотты, и все же оно несомненно улучшилось — голос мальчика окреп, говорил он, не глотая согласные, и сухожильные рефлексы заметно оживились.       Теперь, пожалуй, имело смысл обратиться к местному доктору по поводу двух других мальчиков, как их там звали… Арчи и Колин, вот как.       Неожиданно доктору Хейлу пришло в голову, что две такие неординарные женщины, как миссис Кизлоу и миссис Стоун, вполне могут поддерживать отношения и обмениваться новостями. Особенно теперь, когда их объединяла общая беда и общая тревога.       — Скажите, миссис Кизлоу, не знаете ли вы, как себя чувствуют друзья вашего сына? — поинтересовался он, словно между прочим.       — Про Колина ничего вам сказать не могу, — без удивления ответила женщина, — у меня не хватит терпения, чтобы выдерживать его мать. А Арчи Стоун примерно как и был, ни лучше, ни хуже, только два дня назад он вроде как простыл и теперь подкашливает.       Доктор нахмурился. Разумеется, неуместно было объяснять миссис Кизлоу, что в такой ситуации обычная простуда может представлять серьезную опасность. Из-за мышечной слабости дети не смогут откашляться, мокрота будет скапливаться в бронхах, опускаться ниже, угрожая развитием пневмонии…       — А не подскажете, как зовут врача, который наблюдает за Арчи? — спросил он, скрывая нетерпение.       Врача звали мистер Стенсби. Держался он высокомерно, и Джейсону невольно вспомнились слова Арчи — «он меня слушает с таким видом, будто ему до смерти скучно». Мальчику нельзя было отказать в наблюдательности — именно с таким выражением доктор Стенсби поздоровался с Джейсоном.       Однако когда тот завел разговор про больных мальчиков, выражение скуки слетело с лица Стенсби, глаза вспыхнули гневом.       — Знаете что, — прошипел он, — может, это у вас в Лондоне так принято, переманивать себе чужих больных, а у нас это считается непорядочным!       — О чем вы говорите? — возмутился в свою очередь Хейл. — Переманивать? У меня практика в Лондоне, зачем мне ваши больные!       — Так какого черта вы вмешиваетесь?       — Да потому что хочу помочь детям… и вам тоже! Их состояние ухудшается, неужели вы готовы допустить их гибель, но не выслушать добрый совет?       — Да полно вам! — фыркнул Стенсби. — Гибель! Это просто слабость, возможно, ювенильный хлороз…       — Возможно? — поразился Хейл. — То есть за столько времени вы не сделали анализ крови? И почему тогда не помогает ваше лечение?       На эти вопросы у Стенсби ответа не было. Он помолчал, отвернувшись к окну, потом спросил раздраженно:       — Ну а по вашему мнению, что это?       Рассказывать ему обо всех своих подозрениях Джейсон, разумеется, не собирался. Коротко указал на сходство болезни с миастенией, о лечении настойкой чилибухи.       — То есть вы это сами решили, что она должна помочь? — снова перебил его Стенсби. — Вы, надеюсь, в курсе, насколько она токсична? Нет уж, коллега! Вы приехали и уедете, а мне тут жить. Одно дело, если ребенок умрет сам по себе, от болезни, и совсем другое — если я своими руками дам ему смертельно опасное средство!       — Опасность невелика, если с осторожностью подбирать дозу, — возразил Хейл, — а что она помогает, так это я уже вижу!       — А я не вижу! Пока я не убедился в этом сам…       — Так убедитесь! Поговорите с мистером Кортоном, с миссис Кизлоу, осмотрите детей, если родители не будут возражать!       — Возможно, я так и сделаю, — неожиданно спокойно проговорил Стенсби. — А пока не вижу смысла продолжать наш разговор!       В Кортон-холл Джейсон вернулся, что называется, в растерянных чувствах. Он радовался за Лотту и Энтони, тревожился за Колина и Арчи, гордился собой, что сумел найти лекарство и подобрать дозу, и винил себя, что не сумел найти слова, чтобы убедить Стенсби. Оставалось надеяться, что тот в итоге согласится попробовать новое лекарство.       На следующий день Лотта смогла встать и сделать пару шагов, придерживаясь за спинку кровати. Энтони, как и следовало ожидать, отставал от нее, но уже уверенно приподнимал голову от подушки. Сесть самостоятельно он еще не мог, но и не заваливался, когда его сажали. Теперь уже никто, включая самого Джейсона, не сомневался, что выздоровление обоих детей — только вопрос времени.       Приближались праздники, и в Кортон-холле, как и в домике миссис Кизлоу, теперь царило воистину праздничное настроение. Даже серое небо над пустым, потемневшим садом стало, казалось, светлее. Даже Эмили как будто забыла, что они все еще не выяснили причину случившегося, не знают, откуда исходит опасность. Она просто радовалась за брата и за подопечную, к которой была искренне привязана. И у доктора не поворачивался язык напомнить ей про Принцессу летучих мышей и про мистера Ананси…       В этой праздничной атмосфере один только Джейсон не чувствовал себя счастливым. Он по-прежнему тревожился за Лотту и Энтони, а теперь еще и за двух других мальчиков. Особенно за Арчи. Невольно вспоминалось, как миссис Стоун проговорила сухо и строго: «Арчи — самое дорогое, что у меня есть…» Несчастная женщина потеряла двух дочерей, она не переживет еще одну потерю.       Между тем доктор Стенсби упорно не давал о себе знать. И Джейсон уже подумывал наплевать на коллегиальность, заявиться к миссис Стоун и предложить свою помощь…       А на третий день, когда Лотта заснула после обеда, а Джейсон и Эмили прогуливались по саду, доктор краем глаза заметил, как кто-то быстро уходит по аллее от главного входа к калитке. И насколько мог разглядеть Джейсон издалека, это был доктор Стенсби…

***

      — Как видите, ваша идея с ядом пролонгированного действия оказалась не так уж хороша, — с раздражением в голосе сказала женщина.       — Не так давно вы сами были в восторге от нее, — возразил мужчина.       — Это верно, тут есть свои достоинства, — согласилась женщина. — При таком медленном начале и слабовыраженных симптомах человек не сразу и заметит, что болен, и уж тем более не сможет впоследствии вспомнить, при каких обстоятельствах мог пострадать. И все же… В результате времени хватило, чтобы найти врача, который назначит правильное лечение.       — Недостатки — продолжения достоинств, — пожал плечами мужчина. — Будем надеяться, что не все врачи такие сообразительные. Кроме того, в данном случае определенной подсказкой был возраст… подопытных. Если бы речь шла о людях пожилого возраста, то нарастающая слабость была бы расценена как старческая дряхлость.       — Люди пожилого возраста редко представляют для нас интерес, — фыркнула женщина. — Вам надо продумать, как ускорить действие препарата!       — Можно увеличить концентрацию яда в растворе, — равнодушно согласился мужчина. — А с этими детьми что будет? Будем считать, что им повезло?       Женщина задумалась, потом покачала головой.       — Нет уж, мой принцип — доводить начатое до конца. Подумайте, как это сделать!