Летучие мыши и прочие гады

      Он говорил с долгими паузами, иногда речь его становилась совсем неразборчивой.       Оказалось, что Энтони и Лотта интерпретировали разрешение играть вместе более широким образом, чем казалось взрослым. Все были убеждены, что дети, благонравные и послушные, играют с куклами на веранде. И вначале все так и было. А они, обнаружив, что вниманием Эмили в эти часы целиком завладевает миссис Кортон, которая считала, что раз у гувернантки освободилось немного времени, то можно загрузить ее другими поручениями, стали незамеченными убегать в сад, осваивая его все дальше и ловко избегая внимания садовника. Со временем они добрались даже до пруда и заброшенной часовни в самом конце поместья…       — Лотте запрещено даже приближаться к часовне одной, и она прекрасно это знает! — нахмурила брови Эмили.       — А она была не одна, она была со мной.       — Энтони, ты ведь прекрасно знаешь, что имеется в виду! Не пытайся… Погоди, когда прошлой осенью она якобы упала с крыльца, и ее ноги оказались вымазанными в грязи по колено…       — Да, на ’амом деле мы попали в такое заболоченное место там, на дальней оконечности п’уда, — на этом месте рассказа тихий, запинающийся голос Энтони окреп. Мальчику явно доставляли удовольствие эти воспоминания. — Но ты не думай, я ее ’разу вытащил, потянул посильнее за руку, и готово. И Лотта ни капли не испугалась, она вообще ’мелая, хотя и девчонка.       — Вы оба — большие молодцы, настоящие друзья и умеете хранить тайны! — быстро подтвердил Джейсон прежде, чем нахмурившаяся Эмили успела вмешаться повторно. Можно было понять, что она реагировала на откровения брата не столь снисходительно, как доктор, но брошенный в сердцах упрек мог заставить ребенка замкнуться в себе. Как раз сейчас, когда он наконец разговорился.       Про себя Джейсон тихонько вздохнул. Мальчишки и девчонки нарушали установленные взрослыми правила, так было всегда и так будет. Взять вот девчонок Нэта. Порой они поверяли «дяде Джейсону» некоторые невинные тайны, которые, пожалуй, никогда бы не доверили родителям. Это и забавляло его, и, признаться, немного льстило его самолюбию. Но сейчас он впервые задумался о том, мог бы он относиться к нарушениям дисциплины с такой снисходительностью, если бы речь шла о его собственных детях. Если бы нарушения эти могли привести к неприятным, даже опасным последствиям…       Собравшись с силами, Энтони продолжил свой рассказ. Разумеется, он часто хвастался перед Лоттой своими похождениями с друзьями. В рассказах Энтони их беготня и лазанье по пещерам и чердакам представали чуть ли не опасными и полными приключений экспедициями, а он и его приятели — бесстрашными исследователями. Удивительно ли, что Лотта непременно захотела и сама принять участие в чем-то подобном? Она буквально бредила летучими мышами и требовала от Энтони, чтобы он непременно взял ее с собой на следующую вылазку такого рода. Но тут перед маленькими заговорщиками встали новые сложности.       Разумеется, не могло идти и речи о том, чтобы Лотту отпустили исследовать пещеру в компании троих мальчишек. Оба понимали это слишком хорошо. Значит, предстоящая экспедиция должна была оставаться тайной для взрослых. Но как Лотте улизнуть от присмотра не на час или два, а на целый день?       Тщательно обдумав свои возможности, дети нашли решение. Они решили обследовать сам Кортон-холл. Старинное здание хранило немало тайн. Пусть в нем не имелось собственного привидения, по крайней мере, его пока никто не встречал, зато в чем-чем, а в летучих мышах недостатка не было. По вечерам их тени частенько мелькали в воздухе. Гнездились они на чердаке, где хранилась всякая рухлядь едва ли не столетней давности и куда редко ступала нога человека. Даже если слуги туда и заглядывали, вряд ли они заходили в глубины просторного помещения, по площади равного нижнему этажу, но представлявшего собой подпертое балками единое пространство, не разделенное на комнаты.       Самое прекрасное в этой затее было то, что формально они даже не нарушали никаких запретов. Ведь Энтони никогда не запрещали привести в дом, где работала его сестра, своих друзей. Взрослым даже в голову не пришло, что он осмелится на такую дерзость и столь вопиющее нарушение приличий.       Колин и Арчи вначале без восторга отнеслись к идее приятеля привлечь к их вылазкам девчонку. Одну из тех, что играют в дорогие фарфоровые куклы с расшитыми платьицами и завитыми локонами, и сами как эти куклы. Но Энтони убедил их, что Лотта совсем не такая. Кроме того, он так притягательно описал им тайны Кортон-холла, что мальчишки отбросили последние сомнения.       К предстоящей экспедиции готовились очень долго. Аж целых две недели. Арчи позаботился о свечах, Колин о провизии в дорогу (он любил поесть). Энтони раздобыл ключ от чердака. Впрочем, он скромно признался, что это было не так трудно, как кажется. Ключ, большой, старинный, висел в темноватом преддверии кухни, на большой деревянной доске, на отдельном крючке в ряду других ключей, во избежание недоразумений на нем так и было нацарапано: «чердак». Вместо него Энтони на время подвесил здоровенный ключ от их собственного домашнего подвала, который никогда не запирался. Подмены, разумеется, никто не заметил. Да и кто станет в этом плохо освещенном помещении присматриваться к ключам?       А Лотта взяла на себя самую трудную миссию, дипломатическую. Она поговорила с мачехой и невзначай навела ее на мысль в назначенный день попросить помощи Эмили в разборе библиотеки.       — Припоминаю, я тогда едва ли не целый день провозилась с этими книжками. Судя по слою пыли, рука читателя не дотрагивалась до них десятилетиями. Мистер Кортон не любит беллетристику. Он читает только свои книги и держит их в кабинете. А миссис Кортон целыми днями "занимается садом", как она сама это называет. Хотя я никогда не видела ее с тяпкой в руках. Даже с садовыми ножницами. Полагаю, что ее участие в выращивании роз и прочего заключается в том, что она дает указания садовнику, где что посадить. В сущности, библиотека им не нужна, но на мое предложение пожертвовать книги нуждающимся они, к сожалению, не согласились, — вздохнула Эмили. — Вместо этого в конце концов наняли мисс Донован, чтобы она помогала мистеру Кортону в делах и заодно занималась библиотекой.       Она еще раз вздохнула, подала брату стакан молока, и тот, отпив немного, продолжил рассказ.       Убрав таким образом с дороги Эмили, Лотта получила гарантию, что никто не заметит ее отлучки. И она всегда могла позже в ответ на расспросы с чистой совестью уверять, что была в доме. Энтони провел приятелей через черный ход, на лестнице они встретились с Эмили, старинный ключ без лишнего скрипа повернулся в замке, и вот уже чердак лежал перед ними. Он оказался еще протяженнее, чем дети могли себе представить.       Это была целая таинственная страна. Царство сломанной или устаревшей мебели, сундуков, набитых давно ставшими ненужными вещами, паутины, пыли и, конечно, летучих мышей. А они четверо были его первооткрывателями. Свечи не понадобились. Несколько окошечек в крыше, хотя и крошечных, давали достаточно света, чтобы несколько рассеять мрак чердака. К тому же Лотта опасалась, что слишком яркий свет может напугать мышат.       Они понемногу продвигались вперед, разрывая перед собой занавеси пыльной паутины, как будто разворачивали и пробуждали к жизни спящий чердак. Повсюду висели летучие мыши. А потом... Потом Лотта обнаружила еще живого мышонка, крохотного и жалкого. Он бился в паутине, как бабочка… Они аккуратно освободили бедняжку. Короче, все шло просто отлично!       А потом Колин уронил старый трехногий комод, и тот загрохотал, посыпалась громоздящаяся на нем посуда. Дети поспешно покинули чердак, чтобы создать себе алиби. Но позже выяснилось, что никто в доме ничего не слышал и их экспедиция не привлекла внимания взрослых.       Ободренные этим успехом, малолетние исследователи, оправившись от испуга, решили повторить экспедицию. Энтони уже не помнил, кто из них предложил вместо того, чтобы слоняться по лежащему над жилыми комнатами чердаку с перспективой быть обнаруженными, избрать следующей целью заброшенную часовню, к которой Лотте и Энтони запрещено было даже приближаться, из страха, что обветшавшее строение обрушится и погребет их под собой. Но с точки зрения детей руина выглядела вполне крепкой, и предложение всеми было встречено с восторгом.       Сказано, сделано.       Энтони мог припомнить, как заскрипела с ужасным звуком плотно закрытая, но не запертая дверь. Помнил, как лучи солнца с трудом пробивались сквозь грязные, чудом сохранившиеся витражные окна.       Но дальше память окончательно подвела мальчика. Он помнил окутывавший их туман, но не мог сказать, был ли это естественный сумрак, или старинная часовня извергала загадочный газ. Он смутно помнил и женщину, или, скорее, фигуру в похожих на паутину одеждах, с нечеловеческим лицом, которая пугала их местью злого и могущественного мистера Ананси, или Нанси. Так, по крайней мере, ее слова поняли перепуганные и потрясенные дети. «Я — принцесса летучих мышей!» — сказала она. «А мистер Нанси выпьет ваши силы и здоровье, как его слуги выпивают кровь моих мышат! Если вы проболтаетесь о том, что видели меня, я не смогу защитить вас от его тлетворного влияния.» И потом…       Потом Энтони и сам не понял, как они оказались в саду, как неслись назад мимо пруда... И вначале им даже нравилась эта общая страшная тайна. Они вспоминали о происшедшем с замирающим сердцем. И верили, и не верили. Иногда им даже казалось, что они играли, заигрались, и принцесса просто привиделась им. Они начали обсуждать... А потом Энтони заболел и...       Не договорив фразы до конца, обессиленный ребенок уронил голову на подушку и затих.       Доктор Хейл и Эмили многозначительно переглянулись.       — Ваш брат спит, мисс Кизлоу. Пусть пока набирается сил, а мы приедем сюда завтра же и продолжим наши расспросы. Но давайте договоримся вот о чем. Вашей матери не стоит пока знать ни о наших подозрениях, ни о непослушании вашего брата, которое, возможно, явилось причиной его болезни. Мой опыт подсказывает мне, что ребенок может с людьми посторонними, которым он все же доверяет, быть откровеннее, чем с собственными родителями. Он может не желать огорчить или расстроить их или бояться слишком эмоциональной реакции, а то и ограничения своей свободы в будущем.       Эмили согласилась пока придержать для себя то, что они узнали от детей. Тем более, что это были больше подозрения, догадки, чем факты, на которые можно было бы опереться. Детские фантазии бывают причудливы и ярки. Порой дети придумывают удивительные истории и сами верят в них. Но тут все слишком подходило одно к другому, чтобы считаться только детской фантазией.       Джейсона одолевали сомнения. Если исходить из того, что их с Эмили подозрения верны, то кто и с какой целью отравил детей? Таких разных, из разных семейств. Что их объединяло?       Было ли это сделано сознательно? Или по глупости, незнанию? Мог ли какой-то безответственный естествоиспытатель выбрать детей в качестве жертвы своего безумного эксперимента? Понимал ли он возможные последствия для их здоровья?! Неужели женщина может быть способна на подобное преступление, или она всего лишь орудие в руках какого-нибудь беспринципного злодея?       Помнится, Эмили упоминала двоих местных врачей, которые пытались лечить Энтони и других детей. Их усилия не только не имели успеха, они, очевидно, даже не обратили внимания на подозрительные обстоятельства болезни. Раньше доктор Хейл был склонен приписать это недостаточному мастерству своих провинциальных коллег. Теперь он готов был подозревать и в «слепоте» врачей злой умысел. Мог ли один из этих сельских эскулапов затеять настолько злую игру с целью вырваться из безвестности и составить себе громкое имя?!       Энтони крепко спал, склонив голову на вышитую кружевную подушку. Если бы не болезненная бледность его щек, этим зрелищем можно было умилиться. Доктор и Эмили как по команде поднялись и, стараясь ступать бесшумно, направились к дверям. Джейсон нажал на ручку и остановился, пропуская девушку вперед. В проходе было узко, и она невольно прошла так близко от него, что…       — Я вам уже говорила, что не заинтересована в вашей помощи! Оставьте мой дом и меня в покое! — прогремел снизу громкий, раздраженный возглас миссис Кизлоу. Оба синхронно вздрогнули, и Джейсон отпрянул от Эмили так резко, что впечатался спиной в косяк двери.       — Мама, что это было? Что случилось? — спросила Эмили, спустившись вниз.       Миссис Кизлоу сверлила собственную входную дверь таким злобным взглядом, как будто собиралась прожечь в ней дыру.       — Этот мракобес осмелился явиться в мой дом! Якобы только он может еще спасти ребенка. Пусть пудрит голову кому-то другому, но не мне.       — Что такое мракобес, миссис Кизлоу? — заинтересовался Джейсон. — Это как-то связано с медициной?       — К нам приходил парикмахер и хотел напудрить тебе голову?! — поразилась Эмили.       — Да нет же, боже мой, ну какой парикмахер?! — раздраженно откликнулась миссис Кизлоу, игнорируя вопрос Джейсона. — Это был некто Чепмэн, невыносимый тип. Он поселился в окрестностях года два назад и за это время приобрел известное влияние на местных обывателей. Проповедует всем, кто соглашается его слушать, скорое пришествие конца света. Причем находит его приметы во всем, от франко-прусской войны до публикации труда Чарльза Дарвина «Происхождение видов». Последнее, разумеется, ужасает его куда больше.       Миссис Кизлоу насмешливо фыркнула и поправила растрепавшуюся прическу, всеми повадками напоминая доктору Хейлу рассерженную кошку, которая, изгнав врага, приглаживает вздыбленную шерстку. Он подавил улыбку, которую миссис Кизлоу могла бы неверно истолковать.       Несколько успокоившись, мать Эмили продолжила более сдержанным тоном:       — Прискорбно, что некоторые слабые духом и умом личности сделались его горячими последователями. Или, скорее, последовательницами… Видят в нем современного пророка, хотя человечек он пустой, самовлюбленный и неумный.       — Ты мне ничего про него не рассказывала, мама.       — Он не та личность, о которой стоит говорить. И ты знаешь, что я не поклонница сплетен. Да и вообще пустых разговоров. До поры до времени я, к счастью, не имела с ним никаких дел, что меня вполне устраивало. Но с тех пор, как в округе распространяется эта странная болезнь, ни одна проповедь Чепмэна не обходится без ее упоминания. Полагаю, что число людей, готовых слушать его бредовые измышления, возросло за последнее время в два, а может, и в три раза.       — Так вы говорите, у него много почитательниц? — насторожился Джейсон.       — Да, этот Чепмэн беззастенчиво пользуется малообразованностью сельского населения. И страстью людей ко всему сверхъестественному и мистическому. Сегодня он имел дерзость прийти ко мне и потребовать, чтобы я показала ему моего сына. Возмутительно! Как будто я чем-то похожа на его истеричных и пустоголовых последовательниц! Сначала меня пыталась наставить на путь истинный его неуравновешенная сестрица, а теперь он сам... Впрочем, забудьте эти глупости, скажите мне лучше, что вы собираетесь предпринять для скорейшего выздоровления Энтони!       — Я очень интенсивно работаю над этим, миссис Кизлоу. Сейчас мне пора возвращаться в Кортон-холл. Но, полагаю, до конца недели я смогу сообщить вам что-то более определенное, — заторопился доктор Хейл. Он не был готов сейчас отчитываться перед обеспокоенной матерью, кроме того, ему в голову пришла новая идея. Поспешно распрощавшись с хозяйкой, он вышел на улицу. И в глаза ему бросилась черная удаляющаяся фигура.       Доктору Хейлу не понадобилось много времени, чтобы нагнать посетителя миссис Кизлоу. Это был одетый во все черное мужчина средних лет с высоким лбом, копной жестких черных волос и густой, окладистой, но очень ухоженной бородой. Пожалуй, его можно было назвать привлекательным. Из-за круглых очков на Джейсона вопросительно и спокойно смотрели большие, выразительные карие глаза.       — Простите, что нападаю на вас так бесцеремонно…       — Я могу вам чем-то помочь? — глубокий, немного рокочущий голос, произношение выпускника хорошей школы.       — Для начала позвольте представиться. Я доктор Джейсон Хейл из Лондона.