Летучие мыши и прочие гады

      Доктор Хейл, сидя за стоящим в углублении-эркере столом, сосредоточенно просматривал свои записи, посвященные давнему пациенту, мистеру Аткинсону. Подагра, давно мучавшая старика, разыгралась с новой силой, и тот прислал лакея, напудренного и важного, в идеально сидящей темно-зеленой ливрее с начищенными пуговицами, с просьбой выписать рецепт привычного лекарства, которое всегда помогало ему в таких случаях. Любопытный контраст своему хозяину представлял этот лакей. Сам мистер Аткинсон, несмотря на свое богатство, был человеком скромным, обходительным и весьма простым в обращении. К тому же, отнюдь не будучи скрягой, он большую часть времени одевался просто и даже небрежно, так что со стороны его вполне можно было принять за человека в стесненных обстоятельствах. Что и говорить, внешность людей бывает чертовски обманчива.       Джейсон уточнил состав лекарства и вручил конверт с новым рецептом застывшему на пороге кабинета лакею. После того, как тот, едва двигая губами от надменности, поблагодарил за рецепт и отбыл, доктор Хейл задумчиво откинулся на спинку кресла. Ему удалось разгрести все дела, накопившиеся за время его отсутствия. Теперь он мог с чистой совестью возвращаться в Кортон-холл.       Все еще было неясно, смутно, неопределенно. Различные идеи, направления поиска теснились в голове. Но неведомая болезнь была и научным вызовом, а вызовы Джейсон любил. Исследовать ее, описать, найти средство лечения. Да, ему просто-таки не терпелось взяться за дело.       А еще там была Эмили. Грустная, строгая, погруженная в себя и в то же время решительная и страстная. По-своему не менее сильная, чем ее мать, миссис Кизлоу, в которой чувствовался железный стержень. Эмили ждала его и надеялась на его помощь!       Как и в первый раз, его встретили на станции, и вот уже перед глазами замелькала кованая ограда Кортон-холла, увитая по-осеннему алым плющом. Знакомая дубовая роща, над которой темнела старинная часовня, памятник совсем иным временам.       По дороге на второй этаж навстречу доктору, сопровождаемому кучером, не попался ни один человек. Водворившись в уже привычной комнате, Джейсон поблагодарил кучера и одарил монетой. А потом, предоставив приставленному к нему лакею распаковывать саквояж, заботливо сложенный хромающим, но настоявшим на том, что справится сам, Томасом, спустился вниз, поприветствовать мистера Кортона.       Хозяин дома за те несколько дней, что они не виделись, как будто еще больше обрюзг и постарел. Но он приветствовал доктора Хейла вполне сердечно и выразил надежду, что лечение его дочери будет продвигаться так же хорошо, как и до сих пор. Джейсон слушал мистера Кортона и кивал. Он не стал уточнять, что нынешние улучшения, скорее всего, временные, и если ему не удастся найти подлинную причину болезни, то у отца будут все основания для беспокойства. Это было правдой, которая никому не нужна. Между тем мистер Кортон выглядел так, что ему, наоборот, не помешал бы лишний повод для оптимизма. Поэтому Хейл просто пообещал приложить все усилия, чтобы Лотта поправилась. И он был при этом абсолютно искренен.       Покидая кабинет мистера Кортона, Джейсон едва не столкнулся с неприятным субъектом. Глядя на него, хотелось даже сказать «липкий». Его жидковатые темные волосы были расчесаны на прямой пробор, а тонкие губы сложены в неприятную усмешку, которую трудно было считать даже робкой попыткой состроить приветливую улыбку.       — Познакомьтесь, джентльмены, — довольно вяло, очевидно, лишь из желания соблюсти правила вежливости, пробормотал мистер Кортон. — Мистер Пикок, мой троюродный кузен… Доктор Хейл, врач из Лондона, я упоминал за завтраком о его предстоящем приезде.       — Возможно, возможно… Не припоминаю, — буркнул субъект, и Джейсону окончательно стало ясно, что усмешка на его губах не имела ничего общего с приветливостью или даже с вымученной вежливостью, как у мистера Кортона.       — А что, в доме есть больные? Кто-то из слуг? — высокомерно поинтересовался субъект у хозяина дома, начисто игнорируя Джейсона, как будто тот был лакеем, да к тому же навлекшим на себя его неудовольствие.       — Да как… Я же вам рассказывал! — укоризненно нахмурился мистер Кортон. — Лотта хворает, это все ужасно беспокоит меня…       — Ах да, — не скрывая скуки, протянул мистер Пикок. — Кажется, вы и вправду что-то такое говорили. Теперь я вспомнил.       «До чего же омерзительный субъект этот двоюродный», — думал Джейсон, поднимаясь по лестнице.       Мысли об этой мимолетной, но неприятной встрече заставили его нахмуриться. И нужно же было, чтобы в этот момент навстречу ему выскочила Эмили. Она, очевидно, куда-то торопилась, прижимая к груди несколько книг и коричневую кожаную папку, но при виде него так и застыла на месте.       — Доктор Хейл, что случилось? Плохие новости про Шарлотту?! — с тревогой спросила она, очевидно, неправильно интерпретируя выражение его лица. Джейсон заглянул в испуганные серо-голубые глаза и невольно заулыбался, чувствуя, как настроение стремительно улучшается.       — Счастлив приветствовать вас, мисс Кизлоу. Нет-нет, не волнуйтесь, я, наоборот, возвращаюсь сюда с хорошими предчувствиями и новыми идеями.       Эмили вначале неуверенно, а потом все ярче улыбнулась в ответ. Если в его прошлый приезд между ними время от времени возникала странная неловкость, то теперь она, казалось, исчезла, и, ободренный этим, Джейсон весело продолжил:       — Я собирался в ближайшее время навестить вас и маленькую Лотту…       — А я как раз направляюсь к ней. Ей стало лучше, и я решила возобновить занятия, пусть и не в полном объеме…       — Тогда позвольте мне забрать у вас эти книги и проводить вас до классной комнаты.       — Мы занимаемся в комнате Шарлотты, если она утомится, то может сразу прилечь, и тогда я читаю ей вслух. Она будет наверняка очень рада вас видеть, в тот раз вы произвели на нее незабываемое впечатление. Вы самый обаятельный из всех врачей, что навещали ее.       — Да, я такой, — с оттенком самодовольства подтвердил Джейсон и с радостью услышал, как Эмили тихонько рассмеялась в ответ. Это был очень приятный смех. Пожалуй, Джейсон в первый раз с момента их знакомства слышал, как серьезная, сдержанная Эмили смеется. Следуя за ней по направлению к детской, он мысленно пообещал сам себе давать этой девушке побольше поводов для радости.       Лотта, удобно устроенная в кресле, увидев доктора, слегка заулыбалась и застенчиво прошептала, что чувствует себя немного лучше. Впрочем, улыбка тут же сменилась лёгкой настороженностью, когда доктор вынул из кармана молоточек.       Он постукивал по сгибам суставов, проверяя коленный и локтевой рефлексы. Покалывал руки и ноги девочки тонкой иглой, проводил по ним клочком ваты, проверяя разные виды чувствительности. И одновременно присматривался к лицу Лотты, вслушивался в ее голос.       Сдержанный, терпеливый ребенок, приученный быть незаметным и скрывать свои чувства и огорчения. Но при всем том Шарлотте явно нравилось внимание доктора. Не часто взрослые в этом доме так подробно расспрашивали ее не только о ее самочувствии, но и о том, как зовут ее кукол и как они различаются по характеру. Доктор Хейл нисколько не сомневался, что каждой присуща собственная индивидуальность. Лотта увлеклась разговором, ее бледные щеки немного разрумянились, и речь полилась более непосредственно, чем в начале его визита.       Между тем доктор не находил никаких признаков, указывающих на полиневрит. Чувствительность была сохранена, а лёгкое угнетение рефлексов вполне объяснялось остаточным эффектом лауданума. Не прерывая разговора, он попросил Лотту подняться с кресла и сделать несколько приседаний.       Девочка приседала и одновременно рассказывала ему о чаепитии, которое организовала для кукол прямо в детской, рядом с кроватью, с помощью милой Эмили. И о том, как кухарка разрешила взять для кукольного сервиза настоящий чай и сливки и даже испекла самое настоящее крошечное печенье.       — Это вы’ло такое п’еле’тное чаепитие!       — Скажи, а почему бы куклам в следующий раз не пригласить к чаю принцессу летучих мышей? — как бы мимоходом поинтересовался Джейсон, отметив про себя характерные нарушения речи, ставшие заметнее на фоне утомления. — Присутствие ее высочества придаст всему мероприятию необходимый лоск. Получится настоящий великосветский раут.       — Да, конечно… — улыбнулась Лотта, понимая, что с ней шутят. — В д’угой 'аз я так и 'делаю.       — А что, если пригласить еще и мистера Нанси?       — О нет! Он злой и все-все и’по’тит! — быстро выпалила девочка и тут же испуганно прикрыла рот бледной, почти прозрачной ладошкой.       — Я сейчас должен подняться в мою комнату и поработать. Это займет около часа. А потом я собирался прогуляться в саду, — сказал Джейсон, поворачиваясь к Эмили. — Надеюсь, что вы, мисс Кизлоу, не откажетесь составить мне компанию. Мы обсудим дальнейшие шаги в лечении вашей подопечной.       Когда доктор Хейл покинул детскую, Эмили наклонилась к сидящей в кресле девочке и тихонько спросила:       — Послушай-ка, Лотта, а что это за мистер Нанси, про которого вы говорили с доктором Хейлом?       Вместо ответа ее подопечная опустила глаза и принялась застенчиво наматывать на палец прядь волос.       — Лотта?! — строже повторила Эмили. — Только не говори мне, что ты и об этом забыла! Или что я неправильно услышала…       — Это — тайна! — прошептала Лотта, еле шевеля губами, и больше гувернантка не добилась от нее ни слова.       — Я буду очень тщательно следовать вашим инструкциям, доктор Хейл, — говорила Эмили, шагая по посыпанной мелким серым гравием дорожке между желтыми, кремовыми и бордовыми розовыми кустами. — Но ведь вы сами говорили, что этого недостаточно для полного излечения Лотты… Я имею в виду, вы сами сказали, что мы пока можем только бороться с симптомами. Что же дальше. Что ждет вашу пациентку, и что ждет… — тут она споткнулась, хотя на чем бы? Дорожка под ногами была совершенно ровной — садовник Кортон-холла весьма ревностно относился к своим обязанностям.       Доктор Хейл быстро подхватил ее под локоть, помогая сохранить равновесие, и через пару секунд так же поспешно отдернул руку, как будто обжегшись. Он, конечно, ничего плохого не имел в виду, наоборот, не хотел ставить ее в неловкое положение. Настоящий джентльмен. Эмили стоило бы поблагодарить его, но на душе стало вдруг и тревожно, и грустно. В горле образовался комок.       — Я ни на минуту… — отчего-то хрипловатым голосом сказал доктор Хейл. — Дорогая мисс Кизлоу, поверьте, я тоже ни на минуту не забываю об Энтони. У меня два пациента. И я обещаю вам, что не уеду отсюда, пока не найду ответ на вопрос, чем они страдают.       — Может быть, вам стоит посетить друзей Энтони, страдающих теми же или похожими симптомами?       — Я собираюсь это сделать в ближайшее время. Надеюсь, мистер Кортон разрешит вам поехать со мной, чтобы объяснить его родителям, почему я хочу осмотреть их ребенка.       — Мистер Кортон не станет возражать, уверена. Он теперь полностью полагается на меня в вопросах ухода за Шарлоттой, еще больше, чем раньше. Слугам велено выполнять все мои распоряжения. И если я считаю, что для лечения Лотты мне необходимо отлучиться, то не нуждаюсь в дополнительном разрешении. А если необходима еще одна поездка в деревню, значит, поездка состоится.       Нужно сказать, доктор Хейл, что после приезда родственника его жены, мистера Пикока, мистер Кортон постоянно занят. Этот мистер Пикок… Знаете, я даже рада, что он не проявляет никакого интереса к Лотте.       — Имел удовольствие быть ему представленным, — поморщился Джейсон.       — Тогда вы понимаете, о чем я. Так вот, мистер Кортон проводит много времени с гостем. У них какие-то совместные финансовые…       — Махинации?       — Я этого не говорила.       — Но подумали.       — Возможно. Впрочем, меня все это совершенно не касается, — строго сказала Эмили. — Я отвечаю за здоровье и благополучие Шарлотты, и только!       — Кажется, в этом доме вы единственная, кто по-настоящему заинтересован в этом ребенке. Ну ладно, ее отец слишком занят. Но он проявляет хоть немного родительских чувств. Обеспокоенность, заботу… А вот патологическое равнодушие матери меня поражает.       — Матери?! — Эмили удивленно уставилась на доктора Хейла. — Бог с вами, какая мать. Мать Шарлотты умерла при ее рождении. Впрочем, ваше заблуждение понятно. Очевидно, никто не упомянул об этом, и вы приняли за ее мать вторую супругу мистера Кортона, на которой он женился четыре… даже, кажется, пять лет назад. Нет, эта женщина вовсе не мать Лотты!       Родители приятеля Энтони, паренька по имени Колин Фредиджер, проживали неподалеку от дома, который снимала мать Эмили. В запущенном палисаднике ярко пламенели георгины и астры, пробиваясь сквозь буйно разросшиеся сорняки. Ежевика успела закинуть свои плети на заскрипевшую под рукой Эмили калитку.       — Он умрет, да? Я знаю, что он обречен. Темные силы простерли над ними свою длань! Вы просто не хотите прямо сказать мне об этом. Они все умрут, эти бедные невинные овечки… Это кара за наши грехи, мы слишком долго оставались глухи...       — Миссис Фредиджер, не нужно настраивать себя так негативно и заранее терять надежду. Я постараюсь помочь ему, как и другим заболевшим детям. Но для этого мне нужно увидеть пациента.       При всем уважении к чужому горю Джейсону было трудно и дальше сдерживать раздражение, потому что этот диалог перед дверью, где лежал больной ребенок, длился уже не меньше пятнадцати минут и не вел ни к чему…       — Марта, доктор Хейл сейчас приступит к осмотру твоего сына, — вмешалась Эмили. Прежде чем невысокая, полная, слезливая миссис Фредиджер успела разразиться очередными жалобами, она строго продолжила:       — Ему непременно понадобятся три льняных полотенца, смоченных в теплой воде, брусок дегтярного мыла, полфунта соли и тридцать семь серных спичек. Ты уж постарайся ничего не забыть. Это ради Колина.       Миссис Фредиджер растерянно оправила на себе изрядно заляпанный передник, с шумом захлюпала носом и… ретировалась вниз, очевидно, собирать все, затребованное Эмили.       — Браво, мисс Кизлоу! — шепнул Джейсон, открывая дверь в комнату. — Особенно уместны будут спички.       — Трицать семь штук и ни одной меньше! — довольно откликнулась девушка.       Помещение, представшее их глазам, представляло собой контраст к дому, саду и самой миссис Фредиджер. Здесь было вовсе не запущено, напротив, чисто и довольно уютно. Под сшитым из пестрых лоскутков одеялом угадывалась маленькая детская фигурка.       Эмили не ошиблась. Худенький, рыжеватый Колин, который, впрочем, был пострижен так коротко, что цвет его волос только угадывался, явно страдал от тех же симптомов, что Джейсон уже наблюдал у Лотты и Энтони.       — Скажи, а что ты думаешь о мистере Нанси? — повинуясь смутному побуждению, поинтересовался у него доктор Хейл.       — Не знаю, что это за мистер. А если он на меня жалуется, что я там, к примеру, ему окно расколотил или цветы в палисаднике помял, то это был вовсе не я, — Колин закатил глаза к потолку. — Я тут лежу и болею. И ничего такого не делаю.       Кажется, мальчику ничего не говорило имя африканского паучьего бога. Да и откуда бы ему слышать о подобном? Доктор вздохнул и хотел было продолжить расспрашивать Колина о его симптомах, но Эмили вдруг наклонилась поближе к мальчику и прошептала.       — Ну, Колин, к чему скрывать? Я же знаю, что ты знаешь. И про принцессу летучих мышей, и про то, почему она боится мистера Нанси.       Колин дернулся, отшатнулся, его рыжие волосы встали дыбом, делая мальчика похожим на испуганного котенка. Сжавшись в комочек под одеялом, он прошипел:       — Я не знаю! Что она вам наболтала? Она врет! Я совсем ничего не помню.       Дальнейшие откровения предотвратило появление миссис Фредиджер, нагруженной полотенцами, мылом, солью и новыми жалобами и опасениями, которыми она желала непременно поделиться с доктором Хейлом.