Летучие мыши и прочие гады

Последние дни стали для Эмили очень тяжелыми. Нет, она никогда не была неженкой и белоручкой, а после смерти отца и вовсе твердо знала, что должна рассчитывать только на себя. Но так трудно ей никогда еще не было. Днем она еще держалась, писала брату бодрые письма, была спокойной и сдержанной с мистером Кортоном, и, кажется, только маленькая Лотти чувствовала, что с ее гувернанткой что-то не так. Но по ночам вместе с темнотой приходили страх и отчаяние. Эмили пришла на лекцию доктора Хейла в отчаянной попытке получить хоть какую-то помощь. И надо сказать, красивый и выразительный голос доктора, то, как умно и одновременно как просто объяснял он самые сложные вещи, то, как он отвечал на вопросы, зачастую нелепые, порой странные — с неизменной доброжелательностью, без малейшей насмешки… Все это внушало уважение и дарило надежду. Возможно, ей стоило заговорить с доктором сразу после лекции. Подойти с каким-нибудь обычным вопросом, например про то, как летучие мыши зимуют, а там, глядишь, слово за слово… Нет, ничего не вышло бы. У него явно была назначена встреча, и он не стал бы задерживаться. Вот и пришлось ждать на холодном ветру, не имея возможности даже в лавку зайти, чтобы хоть немного согреться. Она устала, и замерзла, и действительно проголодалась… А вопрос доктора про ее родных и нервы был последней каплей. В том числе и потому, что она сама не раз спрашивала себя, не сошла ли она с ума… Эмили казалось, что в груди у нее туго натянутая нить. Сейчас эта нить лопнет, и она закричит, затопает ногами, забьется в истерике. И тогда ее точно никто не воспримет всерьез, никто не поможет. Она зажмурилась. Сделала глубокий вдох, еще один. Открыла глаза. — Простите, доктор… Я устала и… и я действительно сильно нервничаю. Вы поймете это, когда… если выслушаете меня до конца. И нет, никто не знает, где я нахожусь. Видите ли, у меня нет родных, которые могли бы обо мне беспокоиться. Последние слова были не совсем правдой. Беспокоиться-то о ней есть кому — но что пользы от пустого беспокойства? Лучше ни матушке, ни тем более брату ни о чем не знать… Она подняла взгляд на доктора Хейла, встретилась с ним глазами. Его лицо выражало внимание и заботу — и одновременно легкую подозрительность. Эмили заставила себя улыбнуться. — Послушайте, ну вы же доктор, в смысле врач! Выслушайте меня, и тогда вы сами решите, не сумасшедшая ли я. Доктор кивнул: — Что же, давайте поговорим. Но вы действительно замерзли, вас надо прежде всего согреть. Он оглянулся на двери ресторана. Вряд ли девушка привыкла к таким местам, ей будет там неуютно. Да и свободный столик в этот час вряд ли найдется. Эмили правильно поняла взгляд доктора и невольно поежилась. Входить в роскошные двери ей хотелось едва ли не меньше, чем продолжать мерзнуть на ветру. — Тут дальше по улице есть чайная, если вы не против, — предложил доктор, и девушка благодарно кивнула. Помещение оказалось небольшим, но довольно уютным, а главное, достаточно теплым. Первым делом доктор, невзирая на сопротивление Эмили, заказал ей чашку горячего чая и бисквит. — Раз уж вы решили довериться моим профессиональным навыкам, то я как врач требую, чтобы вы первым делом поели. — Спасибо, — слабо улыбнулась Эмили. Впрочем, доктор оказался прав. Перекусив, она почувствовала себя лучше, успокоилась и собралась с силами. — Так вот, доктор, история моя будет не слишком долгой. Моя семья живет в небольшом городке, от Лондона час езды на поезде. Мой отец умер два года назад, и оставшихся от него сбережений никак не хватает на жизнь, так что мне приходится зарабатывать. К счастью, отец ещё при жизни успел позаботиться о моем образовании, и мне хватило знаний и умения, чтобы устроиться гувернанткой. Ещё я должна уточнить, что у меня есть мать и младший брат. — А говорили, что у вас нет родных, — не удержался доктор. Эмили покачала головой: — Я сказала, что у меня нет родных, которые могли бы позаботиться обо мне. Мать всегда отличалась слабым здоровьем, и смерть отца тяжело повлияла на нее, а брат… Вот о нем я в первую очередь и должна рассказать. Так вот, он намного моложе меня, ему только двенадцать. И уже полгода он болен, последние две недели практически не встаёт с постели. — И чем же он хворает? — невольно заинтересовался доктор Хейл. — Туберкулёз, ревматизм? — Нет, то есть я не знаю точно, — девушка виновато улыбнулась. — Наши врачи ничего не находят. А он просто слабеет и слабеет. У него нет ни лихорадки, ни кашля, ни сыпи… Скажите, доктор, ведь летучие мыши-вампиры встречаются только в Южной Америке, правда? — Возможно, где-то в дебрях Африки… но уж точно не в Англии, если вы это имеете в виду, — машинально ответил доктор Хейл и только потом спохватился: — А к чему это вы? При чем здесь мыши? — У нас в округе очень много летучих мышей, — пояснила Эмили, — мой брат интересовался ими, лазил на чердак, где они зимуют, устраивал ловушки. А как-то весной рассказал мне, что видел «принцессу летучих мышей», как он выразился. Не могу простить себе, что не расспросила подробнее! Вскоре после этого он и заболел. А когда я захотела узнать подробнее про эту принцессу — он сказал, будто ничего такого не говорил. Она замолчала, опустив голову и уставившись в опустевшую чашку. — Я, конечно, сочувствую вам, — серьезно и совершенно искренне сказал доктор Хейл, — в ваши годы вы уже многое пережили. И все же мне непонятно, при чем здесь я. Летучие мыши могут переносить бешенство, но тут явно речь не о нем. Заболевание вашего брата, по-видимому, нервной природы, я не являюсь специалистом в этой области, хотя могу вам рекомендовать, к кому стоит обратиться. Что же касается детских выдумок… — Подождите, доктор, — перебила его Эмилия, — мой рассказ ещё не закончен. Я сказала вам, что мой брат болеет уже полгода. За это время так же слегли ещё двое детей… По крайней мере двое, из тех, про кого я знаю. Так вот, я поговорила с их родными. Один мальчик рассказывал, будто видел летучую мышь размером с человека, другой говорил про девушку с крыльями. И в обоих случаях, когда я пыталась расспросить их самих — они твердили, что ничего такого не знают. — Простите, но не надо быть специалистом, чтобы понимать, что не существует летучих мышей размером с человека, — не выдержал доктор Хейл. — И тем более девушек с крыльями! Совершенно очевидно, что это фантазии, пустые выдумки. — Одинаковые у троих детей? — возразила Эмили. — Причем все трое тут же забыли об этом? — Дети явно были знакомы, а может, и дружны между собой, — парировал ее собеседник, — это понятно из того, что вы вхожи к ним в дома. Так что это не одинаковая выдумка, а просто одна и та же. Они вместе придумали эту сказку, вот и все. — И забыли о ней? — снова спросила девушка. Доктор задумался. Сказать по правде, на этот аргумент нелегко было найти возражения. Однако… если вспомнить свои собственные мальчишеские проделки… — Это может быть частью игры, — предположил он. — Они могут дурачить окружающих. Или, скажем, они договорились держать эту выдумку в тайне, и каждый случайно проговорился и теперь старается сделать вид, будто ничего такого не говорил. Некоторое время Эмили сидела молча, и вид у нее был усталый и печальный. Почему-то доктор Хейл чувствовал себя как-то неловко. Надо было распрощаться и уходить, все равно он ничем не мог ей помочь. Болезнь мальчика явно не имела никакого отношения ни к его специальности, ни к его увлечению. Нетрудно понять несчастную девушку, она явно в отчаянии от того, что происходит с ее братом, и готова ухватиться, что называется, за соломинку, она приехала одна, без сопровождающих, в Лондон в надежде найти спасение… Что же, он давно привык к тому, что далеко не всегда может помочь. Привык видеть, как надежда в глазах больного и его родных сменялась отчаянием. Это только в первый раз больно и страшно. Потом привыкаешь — или уходишь из медицины. — Позвольте, я налью вам ещё чая? — прервал он затянувшееся молчание. Эмили вздрогнула, словно успела забыть о нем. Вскинула голову. — Да, спасибо, вы очень любезны. Но я и теперь ещё не всё рассказала. Понимаете, всё то, что вы сейчас говорите, я сама себе сто раз говорила. Я говорила себе, что не существует никаких мышиных принцесс, что детям свойственно забывать про свои выдумки, что всё это не более чем случайные совпадения. Вот только все трое как-то странно реагировали на мои расспросы. Они выглядели напряженными и испуганными, это не похоже на шалость. А неделю назад я увидела в альбоме у Лотты… Это моя ученица, очень милая девочка, ей всего восемь лет, для своих лет она смышленая и развитая. И она не дружила с моим братом и теми двумя мальчиками! Они с Энтони едва знакомы, виделись пару раз. Так вот, неделю назад я увидела у нее в альбоме этот рисунок. Она достала из сумочки сложенный листок бумаги. Развернула, протянула доктору. Неуверенные карандашные линии складывались в изображение человекообразной фигуры с широкими крыльями за спиной и чем-то вроде короны над головой. Доктор Хейл невольно обратил внимание на странную линию посредине лица… или морды. Как желоб у щелемордов, и кстати, «короной» могут быть сросшиеся ушные раковины. На этом месте доктор Хейл с раздражением одернул себя. Кажется, он успел поверить в эту нелепую историю, раз пытается усмотреть что-то осмысленное в детских каракулях. Он отложил рисунок, внимательно посмотрел на девушку. — Ну и каково же состояние здоровья вашей ученицы? — Ее отец считает, что это обычная простуда, — вздохнула Эмили, — я пыталась рассказать ему о своем брате и тех мальчиках, но он доверяет своему врачу и не хочет видеть никакой связи между этими случаями. Его можно понять, конечно, ведь никаких доказательств у меня нет. Доктор понимающе кивнул. — Однако мне кажется, ваш рассказ и теперь не закончен. — Да, вы правы, — кивнула Эмили. Чуть помедлила, колеблясь, потом решилась: — Мы с вами разговариваем уже довольно долго. Скажите, вы все еще сомневаетесь в моем рассудке? Он ответил не сразу. — Что же, если вы обращаетесь ко мне как к врачу… Вы позволите мне провести небольшое обследование? — Все, что вы считаете необходимым, — твердо ответила Эмили. — Мне самой надо убедиться, что я не схожу с ума. Доктор перегнулся через столик, всматриваясь в лицо девушки. Проверил реакцию зрачков, хоботковый и межбровный рефлексы, задал Эмили несколько вопросов — простейшие логические тесты на связность мышления. И уверенно сказал: — Рассказанная вами история, разумеется, звучит очень странно и малоправдоподобно, но должен признать, что никаких признаков расстройства нервной деятельности я у вас не нахожу. Этот ответ вас устраивает? — Да, доктор, — девушка улыбнулась, — вы не представляете себе, как важно мне было это услышать. А теперь мне осталось досказать совсем немногое. Надо сказать, что я веду дневник. Не каждый день, конечно — увы, моя жизнь не так богата событиями, чтобы каждый день было что записать. — Как и у большинства из нас, — вставил доктор, подумав при этом, не сочинила ли девушка всю эту историю именно потому, что в ее реальной жизни нет никаких событий. — Да, наверное, — рассеянно кивнула она. — Но вот вчера я открыла дневник, чтобы записать кое-что… И обнаружила там одну запись. — Обнаружили? — перепросил доктор, нахмурившись. — Вы хотите сказать, что не помните, когда и как это писали? — Вот именно, — печально согласилась Эмили.