❂
Утром следующего дня оказалось утро пятницы. Конец рабочей недели, подумаешь, вытерпеть последний день и как следует отоспаться на выходных. Но Чу Ваньнин, как взрослый и ответственный человек, взял в этот день выходной, ибо вскрытие трупов с похмелья, совмещённого с внезапно обострившимся депрессивным эпизодом, было чревато тем, что скальпель ненароком мог оказаться не в брюшной полости тела на операционном столе, а в его собственном запястье. Первую половину дня доктор Чу только решался на звонок, с целью записи на приём к психиатру. Это было сложно. Чертовски сложно человеку, прожившему жизнь в пещере, выползти из неё и просить о помощи. Ему казалось, что он своими ничтожными проблемами будет лишь отвлекать врачей от помощи тем, кто и впрямь в ней нуждается. Вдруг, отвлекаясь на него, они не успеют помочь кому-то стоящему? Чу Ваньнин уж лучше как-нибудь сам, справится. Привык уже. Жил же как-то раньше. Он умел настолько хорошо притворяться, что никто ни разу не заметил, что с ним что-то не в порядке уже давно и бесповоротно. Семьи или родственников у Чу Ваньнина не было. Иногда ему казалось, что он взялся из ниоткуда. В какой-то момент взял и начал существовать, сам по себе. Единственный, кого он мог бы назвать другом — Сюэ Чжэнъюн, но и с ним Чу Ваньнин по своей воле не заговорит по душам. Не потому что считал его плохим человеком, а потому, что просто не умел и не хотел о таком говорить. Он долгое время и себе-то не мог признаться в депрессии. И лечиться начал, лишь когда у его поезда отказали тормоза. Решившись поехать на приём к психиатру из другого города, где получил рецепт на двухлетний курс приёма антидепрессантов, он корил себя за слабость. Чу Ваньнин всё ждал, когда же присущее всему живому желание жить появится у него на пороге, но время шло, а в двери никто не стучал. А сейчас, видимо, у него начала развиваться шизофрения. Болеть, будучи врачом — сущий кошмар, ибо каждый раз превращается в неловкий сумбур. Обратиться за помощью к коллеге? И как это будет выглядеть? Вот полгода назад с этим самым специалистом вы встречаетесь на медконференции, за обсуждением нового метода лечения лимфомы либо же предотвращения альцгеймера. Тогда вы общались на равных, как коллеги, отпуская циничные, понятные лишь вам — медикам, шутки. А сейчас ты, едва попадая пальцами по клавиатуре, судорожно набираешь номер из скомканной визитки, чтобы записаться на приём, как пациент. Чу Ваньнин отложил телефон, так и не закончив набирать цифры. Он не представлял, как будет рассказывать кому-то о том, что тронулся умом, и видит галлюцинации. Одна мысль об этом ввела его в такой душевный раздрай, что вплоть до обеда он пролежал на кровати, бездумно уставившись в белую стену своей квартиры, с полнейшим хаосом в голове. Поездка в психдиспансер означала бы закат его карьеры. Подняться с постели не было сил. Чу Ваньнин решил остаться лежать так остаток дней, когда его посетила идея здесь и сейчас всё закончить, если уж кроме психушки ему ничего не светит. Он поднялся с кровати и побрёл на кухню, едва переставляя ноги и обходя горы разбросанных вещей, до уборки которых у него всё никак не доходили руки, и, видимо, уже не дойдут. Прибраться бы в квартире, но сил хватало разве что на один чёткий разрез собственной артерии. Взяв кухонный нож и включив душ, Чу Ваньнин залез в ванну прямо в одежде, подставляясь под холодные струи воды, он поднёс нож к руке и застыл. Он впервые решился порезать руки, прощаясь с карьерой и любимой работой. Не с таким диагнозом, как у него, трупы резать. Пройди он лечение — обратно всё равно дороги закрыты. Решившись уйти, Чу Ваньнин начинал с малого. Ему было страшно умирать и этим промедлением он искал причины для существования. Он был настолько одинок, что не было смысла даже писать завещание. Сейчас, казалось, его ничего уже не остановит. Едущий на всей скорости поезд неумолимо приближался, а в голове ни один тревожный звоночек не звенел. Вокруг запястья, сильно выделяясь на фоне бледной, едва ли не прозрачной кожи и синеватых вен, несколько раз была обмотана шёлковая алая нить. Её цвет был настолько ярким, по сравнению с остальным серым убранством всей квартиры, серостью в жизни и во внешности самого Чу Ваньнина, что казалось, что эта вещь ему не принадлежит. Покрутив рукой, Чу Ваньнин обнаружил и большую жемчужную бусину, которую он не заметил сразу, ибо та постоянно съезжала вниз. Откуда у него это? Нож в руке изменил курс, Чу Ваньнин попробовал подцепить нить ножом, чтобы разрезать, но она не поддалась, оставаясь условным щитом, не позволяющим ему навредить себе и навевающим воспоминания прошлой ночи. Загадочный незнакомец с кладбища, которому Чу Ваньнин был должен уже два раза, приглашал посетить его владения. Реален ли тот человек или ему нужно благодарить собственное подсознание, только и всего? Чу Ваньнин взял нож в другую руку и приложил к шее, но что-то его остановило. Как его сумасшедший мозг мог сгенерировать не просто странный визуальный образ, но и несуществующий диалект? Если той встречи не существовало, как на его запястье оказалась красная нить с жемчужиной? Откуда? Чу Ваньнин не собирался снова приходить на кладбище, чтобы это выяснить. Вылезать из ванны было катастрофически лень, поэтому он переключил воду с холодной на тёплую, отложил нож и потянулся к телефону. Может быть, Чу Ваньнину следовало быть не врачом, а историком? Тогда, глядишь, ожившие Императоры на кладбище не мерещились бы. Отложив отбрасывание коньков до лучших времён, Чу Ваньнин попытался во что бы то ни стало откопать информацию о том кладбище на окраине. К удивлению, даже на картах такого места не существовало. Пытаясь уберечь телефон от случайного потопления, Чу Ваньнин опёрся о бортик ванны, перекинув через него руки, но так как сверху его до сих пор поливала тёплая вода из душа, на экран всё равно попадали брызги воды. Голова совсем перестала соображать, раз он не додумался сделать это раньше. Несколько часов бесперестанно прокопавшись на заброшенных форумах, Чу Ваньнин, пролистав в самый низ ветки ответов на вопрос для курсовой от какого-то студента-археолога, наткнулся на криво пересказанную легенду, что в двадцатых годах прошлого века в тех местах находилось несколько захоронений различных интересных личностей, внёсших разного рода вклад в историю, а несколько веков назад там находилась гробница какого-то Императора, но факт этот подтвердить почему-то не смогли. Чу Ваньнин задумался. Что он теряет, если всё и так кончено? Вчера он видел нефритовый полуразрушенный склеп и саркофаг, на крышке которого было высечено имя. Имя или титул? Он мог ошибаться, но… По запросу «Тасянь-Цзюнь» поисковая сеть выдала несколько сотен статей и разного рода и возраста архивных документов. Даже не особо увлекающийся историей Чу Ваньнин помнил это имя из школьных учебников. Император Тасянь-Цзюнь жил чуть больше трёх тысяч лет назад. Его нарекли самым жестоким правителем в истории, он сварил заживо даже собственную жену, о чём сохранилось много упоминаний, чего не скажешь о его личности и жизненном пути как таковом. Всё, о чём могли поведать сохранившиеся записи — у Наступающего на бессмертных Императора из близких людей был лишь Учитель. Но какого рода значилась та близость, кем был тот Учитель и что с ним в итоге стало? Не было известно даже настоящее имя того Императора. Ни единого упоминания, лишь титулы и разной степени обидности синонимы прозвища «Собака». Чу Ваньнин выкрутил горячую воду на максимум, ибо в тёплой ему стало холодно. Хотите сказать, что эта «Собака» вчера на его глазах вылезла из тысячелетней императорской гробницы и провела с ним вечер? И чего это патологоанатома Чу Ваньнина в археологию понесло? Фетиш на исторических личностей, проявивший себя на тридцать седьмом году жизни? Будущий рассказ для психотерапевта рисовался всё веселее. Видимо, Чу Ваньнин слишком проникся своей профессией, и, имея все шансы войти в учебники по истории медицины, войдёт туда не как выдающийся врач, а как тот, кто будучи в прошлом подающим надежды специалистом, в один прекрасный день стал больным на голову музейным экспонатом психдиспансера, повёрнутым на кровожадных императорах прошлого. Хоть в сборник анекдотов записывай. Несколько минут подумав об этом, он снова вернулся к чтению. Множественные гражданские войны, походы, казни, пытки, завоевания новых земель. На портретах этого Императора изображали таким дитём инцеста, что Чу Ваньнина аж передёргивало, когда он вспоминал те мерзкие картинки из учебников истории. А ведь те изображения Императора Тасянь-Цзюня стали причиной коллективной психической травмы детей целого поколения! Чтение исторических статей неожиданно оказалось настолько увлекательным, что он просидел так до вечера, пока за окном не начало темнеть. В квартире стало темно и тихо. Окна были плотно закрыты, и не пропускали доносившийся с улицы гул. Раздавался лишь шум и плеск воды. «Верно, в феврале же темнеет рано.» Так как Чу Ваньнин жил один, ему не было смысла закрывать за собой дверь даже в ванную комнату, из которой как раз открывался удобный обзор на коридор и входную дверь. Его тело найдут не сразу. Соседям первые пару дней посчастливится куковать с разлагающимся трупом через стенку. Чу Ваньнин, аки культурный человек, заранее мысленно принёс им свои извинения. Возле двери на стене висел уродливый пёстрый календарь, подаренный ему на новый год кем-то из коллег. Интересно, кто из них придёт на его похороны? Свет ванной комнаты освещал коридор, позволяя видеть цифры на яркой лакированной бумаге, которая, снова, так выделялась среди тёмно-серых стен, выполненных в дурацком стиле бизнес-модерн. А ведь, ещё заселяясь в сие жилище, Чу Ваньнин давал себе слово и потолки, и стены перекрасить. Но так и не нашёл на это времени. Квартира ещё живого Чу Ваньнина выглядела серой и неуютной, в то время, как склеп мертвеца на заброшенном кладбище в памяти был как ожившая иллюстрация из книги сказок. Могло ли быть так, что выдумав этот образ, он мечтал привнести что-то яркое в свою жизнь? На календаре было двадцать восьмое февраля. Чу Ваньнин посмотрел в телефон. Там значилось первое марта. Он выключил воду, неуклюже вылез из ванны, едва не поскользнувшись на полу, скинул с себя мокрую одежду, так и оставив её там, где она упала, и пошёл собираться, наплевав на свои мокрые волосы и отнюдь не весеннюю погоду на улице. Уже стоя перед входной дверью, Чу Ваньнин передумал. Ничего не сделав за день, он почувствовал себя до жути уставшим, и решил никуда сегодня не идти, а заняться поиском своих старых учебников по истории. Он надеялся, что не выкинул их. Сейчас они были ему необходимы.***
Учебники Чу Ваньнин нашёл, и просидел за ними до глубокой ночи, уснув лишь под утро, и проснулся ещё более разбитым, но способным сдать экзамен по истории на наивысший балл. Теперь Чу Ваньнин хотел поехать и отыскать то самое кладбище, даже если его там ждал маньяк. Ничего не страшно, когда в конце дороги либо смерть, либо психушка. Проведя ночь за книгами и изучая историю родины своей, Чу Ваньнин смирился со своей участью. Прихватив с собой учебник по истории, Чу Ваньнин, насколько мог, привёл себя в порядок, и не стесняясь своего болезненного вида и синих кругов под глазами, с утра пораньше отправился на поиски собаки в поле, либо же собаки в стоге сена на кладбище, — тут уж как пойдёт. Погода оказалась весьма неплохой: удивительно тёплый и солнечный день, как для самого начала весны. Последний день на воле. Дальше мягкие стены. Городской воздух с доброй примесью выхлопных газов Чу Ваньнин вдыхал как в последний раз. Его вроде как позвали в гости, но он не знал куда. Идя по памяти к самой дальней от своего дома остановке, Чу Ваньнин ощущал не болезненное опустошение, мучившее его, а ровным счётом ничего. Эти выходные он проведёт, занимаясь ловлей привидений, а с понедельника его судьба — больничная палата. Сейчас он шёл за ответами, пока был шанс. Перед глазами словно стоял туман, но вместе с тем было ощущение, что кто-то незримый взял его за руку и ведёт к цели. В электричке Чу Ваньнин всю дорогу мял в руках несчастный учебник и разглядывал ярко-алую нить и жемчужину на запястье, не в силах выкинуть из головы мысль о том, что в древности жемчуг был символом императорской власти, и им украшали жемчужные нити того самого головного убора с забавно свисающими вниз рядами бусин. Вот знакомая конечная остановка. Трасса, обочина, встречные машины, выхлопные газы, шум, спасительный поворот. Знакомый высокий грот из камней, знакомая красивая арка. В свете дня легко заметить, что она высечена из разноцветного гранита и выглядит поистине сказочной. Небольшой тоннель из зарослей калины. Врата. Перед вратами Чу Ваньнин остановился. Тревожное покалывание на кончиках пальцев было вызвано холодом либо же волнением? Ещё не поздно развернуться назад и позвонить психиатру? Чу Ваньнин спокойно толкнул врата и вошёл в них так решительно, на полную проживая свой последний день. На его пути тут же возникла высокая статуя каменного дракона, который стоял к вратам лицом и внимательно следил за всем происходящим своими безжизненными каменными глазами. Чу Ваньнин обошёл дракона, чувствуя себя преступником, вторгшимся на чужую территорию и случайно наткнувшегося на хозяйскую собаку. Он точно помнил, что ещё позавчера этот каменный дракон не стоял посередине дороги, а стоял чуть сбоку. Не успел он задаться вопросом, кто и каким образом всего за двое суток умудрился переставить в другое место каменное изваяние, высотой в десять метров и весом в несколько тонн, как заметил, что и остальные статуи тоже, казалось, изменили своё расположение. Каждый раз, когда Чу Ваньнин отводил от них взгляд, боковым зрением ему чудилось движение. Иногда статуи незначительно меняли даже свои позы. Из-за этого Чу Ваньнин думал, что сходит с ума окончательно. Внезапно сзади раздался хлопок. Высокие врата, которые никак не могли бы закрыться сквозняком, захлопнулись сами по себе, но Чу Ваньнин едва не обзавёлся парой седых волос не из-за них. Он снова стоял лицом к самой большой статуе дракона, которая преградила было ему путь. Вернее, не так. Это дракон снова повернулся к нему. У Чу Ваньнина волосы встали дыбом, когда повернув голову, он увидел, что статуя, мгновение назад повёрнутая передом к вратам, за несколько чёртовых секунд развернулась на сто восемьдесят градусов и снова смотрела на него. Это уже нельзя было списать на шизофрению. А он-то считал, что его уже ничем не удивить. Каменные драконы меняли своё положение, когда на них никто не смотрит. В фильмах ужасов это выглядело занимательнее. — Ну и чем ещё ты собрался меня удивлять? — обратился он вслух неизвестно к кому. Чу Ваньнину снова казалось, что с этого кладбища не уйти живым, но он, в целом, был не против. Кто, скажите, не ошалеет от самих по себе двигающихся предметов? Ему бы пару-тройку таких на надгробие, дабы отпугивали всяких вандалов и бродячих собак, желающих пометить территорию. Чу Ваньнин несколько минут не мог отвести взгляд от дракона. Ему казалось, отведи он взгляд, эти каменные клыки разорвут его на части. Слабовато, как для таинственного проклятого кладбища. Уволить бы ответственного за спецэффекты. Что-то подсказывало, что ему нужно нацепить на себя самый надменный вид, и идти дальше. Чу Ваньнин счёл разумным прислушаться к внутреннему голосу. Петляя помеж надгробий и каменных драконов, он наконец-то увидел несколько знакомых бордовых ив, тесно переплетённые между собой корни которых покрывали собой землю, образуя красный плетёный ковёр на пол сотни метров в диаметре. Отчего-то Чу Ваньнин знал, что наступать на них не следует. Он хотел осторожно обойти их, но внезапно те вздрогнули и зашевелились, расступаясь перед ним и освобождая дорогу. А ведь в отличие от предыдущих посещений, сейчас он трезвый, как стёклышко. Может быть здесь кто-то умный высадил грибы-галлюциногены? Можно было идти, но Чу Ваньнин застыл, как статуи тех драконов. В этот момент, однако, даже статуи были живее, чем он сам. Парадокс, но в свете солнца это кладбище казалось ещё больше нереальным, нежели ночью. Сделав несколько шагов на ватных ногах, Чу Ваньнин споткнулся о чей-то могильный камень и упал, больно ударившись коленями, тут же внутренне вздрагивая от неожиданно раздавшегося знакомого приятного голоса: — Не поздоровавшись, падаешь ниц перед этим достопочтенным? Продолжай в том же духе. Чу Ваньнин вскинул голову, намереваясь испепелить говорившего на месте, но столкнувшись с прожигающим насквозь взглядом пурпурных глаз, понял, что раньше испепелили его самого. Он увидел чёрта из табакерки. Вернее, хозяина здешних мест, пригласившего его на кладбище с неизвестной целью. Наконец-то подъехал годный антураж. — Нехорошо заставлять этого достопочтенного столь долго ждать, поэтому постой немного вот так, — усмехнулся Тасянь-Цзюнь, величественно восседая на переплетении самых толстых корней раскидистой красной ивы. — Ах да, за тобой хвост. Не успел Чу Ваньнин понять, когда у него успел вырасти хвост, как вдруг из-за кустов туи выбежала серая пушистая беременная кошка, которая изящно оббежала несколько каменных драконов и с громким мяуканьем запрыгнула к Тасянь-Цзюню на колени. — Не от меня, — заметив ошарашенный взгляд Чу Ваньнина, словно тот в своей жизни беременных кошек не видел, усмехнулся Мо Вэйюй, ласково приглаживая шёрстку животного. — Добрый день, я вижу, — поздоровался Чу Ваньнин, вместо того чтобы спросить, откуда здесь взялся странно разодетый придурок. Стоять на коленях было унизительно, но ноги не слушались, что-то незримое мешало Чу Ваньнину подняться и вломить издевавшемуся над ним наглецу по первое число. И плевать, что сегодня по календарю уже второе. Корни кровавых ив сновали вокруг словно ядовитые змеи, норовя вот-вот ужалить. Тасянь-Цзюнь погладил кошку, умостившуюся на его коленях, и теперь довольно мурлыкающую, и снова одарил внимательным взглядом своего гостя. — Поднимись, — приказал он, и с Чу Ваньнина сошло оцепенение. Повинуясь приказу, как марионетка, Чу Ваньнин медленно встал на ноги, всё ещё сжимая в руках учебник истории, который он не постесняется пустить в ход. — Вот и ты, — снова заговорил Тасянь-Цзюнь, на сей раз без иронии, приветливо улыбнувшись Чу Ваньнину. — Этот достопочтенный ждал твоего перерождения три тысячи лет, а ты, переродившись, хочешь сдохнуть опять. Непорядок, однако впрочем, это не твоя вина. Он медленно поднялся, и чтобы не прогонять счастливую кошку, взял её на руки, подходя к Чу Ваньнину и свободной рукой заправляя тому прядь за ухо. Чу Ваньнин тут же отмахнулся от прикосновения, пытаясь совладать с желанием треснуть наглого чёрта по его крепкой черепушке. У него не было слов и мыслей, чтобы сформировать вопрос. Тот, кого он видел перед собой сейчас, не был ни человеком, ни видением. В свете дня красивое лицо этого незнакомца, которого он искал всю жизнь, нагоняло жути. Перед Чу Ваньнином стоял оживший труп. И этот труп говорил с ним и даже прикоснулся к нему. От ледяного прикосновения мёртвого мурашки расходились по телу. — В чём не моя вина? — спросил Чу Ваньнин, делая несколько шагов назад и снова обо что-то спотыкаясь. На этот раз он не упал. Незнакомец издал тихий смешок. — В твоём желании покончить с собой, Ваньнин. Ты приходил сюда с одной целью два раза, с интервалом в двадцать лет. А ещё, как погляжу, ты вовсе не умеешь пить. Последнее прозвучало подобно ультразвуку для собаки. Вызывает желание то ли удрать, то ли загрызть насмерть. Чу Ваньнин, наконец-то, осмелился посмотреть на своего собеседника, ещё раз убеждаясь во всех догадках на его счёт. Даже в солнечном свете кожа этого человека была светло-серой, с едва заметными почерневшими кровеносными сосудами под ней. В извести, что-ли, искупался? Как патологоанатом, Чу Ваньнин прекрасно знал все стадии разложения тела после клинической смерти, но затруднялся ответить, на какой конкретно из них находится незнакомец. В нём внезапно проснулся научный интерес. Не спрашивая разрешения, Чу Ваньнин схватил незнакомца за запястье и попытался нащупать пульс. — Этот достопочтенный умер три тысячи лет назад, там ничего интересного, — снова улыбнулся Тасянь-Цзюнь, показывая очаровательные ямочки на щеках. Он позволил Чу Ваньнину коснуться себя. Пульса и впрямь не было, как не было ни трупного окоченения, ни трупных пятен, ни следа процессов гниения — ничего. Но если это и впрямь тот самый Тасянь-Цзюнь, то от него должна была остаться горстка пепла, в лучшем случае — несколько мелких обломков костей. Чу Ваньнин не понимал, как это возможно. Этот человек словно умер несколько минут назад, но если верить его словам, прошли тысячелетия. — Здесь нужно вскрытие, — вынес вердикт Чу Ваньнин и отпустил чужое запястье, начиная потихоньку сходить с ума в режиме реального времени, недовольный тем, что его так просто раскусили. Затем почему-то добавил: — Да, я не хочу жить, — слишком легко признался он, отворачиваясь, чтобы не пялиться на незнакомца в открытую, и стесняясь спросить его имя. — Но Вам какое дело? Зачем Вы пригласили меня прийти? «И что ты, мать твою, вообще такое?!» Тасянь-Цзюнь отпустил кошку, бережно посадив её на чей-то могильный памятник, и неожиданно деликатно приобнял Чу Ваньнина за плечи, незаметно принимая свой прижизненный облик. Чу Ваньнин смутился и попытался скинуть с себя чужие руки, выдавая страх за нежелание терпеть вторжение в личное пространство, но быстро оставил эти попытки. Эти метаморфозы выбивали его из колеи. «Ты же только что был трупом, как…?» Мо Вэйюй прекрасно знал, когда его боялись, поэтому стал говорить ещё тише и плавнее. Так, словно он рассказывал на ночь сказку маленькому ребёнку. — Этот достопочтенный уже говорил тебе, — выдохнул он. — Помнишь, кто помог тебе покинуть это кладбище впервые? — Ты! — выкрикнул Чу Ваньнин, не замечая, как перешёл на неформальный тон общения. — Верно, — мягко ответил Тасянь-Цзюнь, начиная медленно идти в сторону каменных драконов, и Чу Ваньнин, чувствуя, что с ним не собираются вести долгих бесед, молча был вынужден повиноваться. — Это кладбище могут найти лишь души, готовые убить себя. Поэтому это место никого не отпускает, потому что до тебя ни один самоубийца отсюда не уходил. Этот достопочтенный не позволил тебе умереть тогда, думая, что всё обойдётся, но увы, даже покинув кладбище, ты стал его пленником. Видишь, чем это обернулось. Жаль, что столько лет твоей жизни были нелёгкими, но сегодня мы это исправим. — Как ты собрался это исправить? — тихо спросил Чу Ваньнин, которого уверенно вводили в транс. Всё начало плыть перед глазами, чувства и инстинкты отошли на задний план, а тело переставало слушаться настолько, что в какой-то момент он сам доверился незнакомцу, медленно ведущему его к выходу с кладбища, так бережно придерживая за плечи, не давая споткнуться или упасть. Проявленная кем-то нежность в его сторону была слабым местом Чу Ваньнина, чем подрывала волю. — Этот достопочтенный сотрёт тебе память, — уже почти прошептал Тасянь-Цзюнь, незаметно приказывая каменному дракону, охранявшему врата, отойти. — Не сопротивляйся, Ваньнин, скоро ты не вспомнишь ни одной из наших встреч. Этот достопочтенный не против подождать тебя ещё немного. «Подождать?» — не понял Чу Ваньнин, краем сознания отмечая, что каменный дракон куда-то пропал. Как можно стереть живому человеку память? Тем более, выборочно, и без боли? Насколько же невероятны способности этого существа… «Он говорил что-то о том, что ждал моего перерождения?» Где-то сзади тревожно мяукнула кошка и успокаивающе зашелестели ветви кровавых ив. Когда врата были в нескольких шагах, Чу Ваньнин внезапно вспомнил, что всё ещё крепко держит учебник по истории в своих руках. Постойте-ка… Он ведь прибыл сюда за ответами, так как же можно вот так просто взять и уйти без них? — Сейчас ты минуешь врата, пройдёшь через заросли калины и увидишь каменный грот. Иди прямо и не сворачивай. Этот достопочтенный не сможет проводить тебя домой. Позаботься о себе сам. «Сам? Сам я могу разве что убиться.» Чу Ваньнин не умел о себе заботиться, потому что не знал как. О нём никогда не заботились, его не любили. Он совсем не хотел покидать это место, он уже решил здесь умереть и не позволит себя выгнать! Как в тумане он увидел красивое лицо Тасянь-Цзюня, его выразительные пурпурные глаза, чёрные брови, густые ресницы, а затем почувствовал тёплое касание ладони на своём лбу. Его руки должны быть холодными, потому что он труп, разве нет? Почему же они тёплые? В последний раз Чу Ваньнин посмотрел на красивого незнакомца, на этот раз любуясь его чёткими скулами и чувственными губами. «Хорошо было бы…» — Ну уж нет! — неожиданно вслух выкрикнул Чу Ваньнин и со всей дури зарядил учебником истории по лицу Тасянь-Цзюня, и тут же, пользуясь его замешательством, ловко повалил мужчину на ближайшую надгробную плиту, садясь сверху и надёжно седлая его бёдра. Не зря же Чу Ваньнин в своё время занимался боевыми искусствами, вот и пригодилось напоследок. Уж простите нас, хозяюшка, за осквернение могил! Тасянь-Цзюнь, оказавшись снизу, машинально потёр щёку. Боль от удара и падения, разумеется, он чувствовать не мог, но скрыть шокированное выражение лица у него не получилось. Подумать только, этого достопочтенного, первый раз за три тысячи лет, оседлали! Чу Ваньнин в этой жизни тоже не был слабым. В какой-то момент на его лице проступило то же выражение ярости, что и в прошлой жизни, случившейся более трёх тысяч лет назад. Столько веков прошло, а злился он всё так же. Светло-карие глаза феникса всё так же метали искры, в каждом движении тела сквозила та же грация и та же решительность. Та же сила в руках. Та же изящность спустившегося на землю небожителя. Словно и не было всех тех лет. Мо Вэйюй был мёртв и лишь от того не мог задохнуться от восторга. И пускай сначала Наступающий на бессмертных Император желал возмутиться таким бесцеремонным обращением со своей персоной, то сейчас этот достопочтенный был настолько ошарашен оказаться в прямом таки смысле под другим мужчиной, что совсем забыл, что он гораздо сильнее Чу Ваньнина. Вообще-то только этот достопочтенный всех и всегда нагибал, так как же так вышло, что сейчас на него самого наступили?! Ничего себе смена ролей! В прошлом непобедимый Император недовольно поёрзал, уже представляя, сколько листьев успело запутаться в его волосах, которые как назло, он снова оставил распущенными, решив не заморачиваться с причёской, и уже хотел было приподняться на локтях, но и тут его опередили. — Даже не мечтай, — зло прошипел Чу Ваньнин, заламывая чужие руки так, чтобы демон под ним даже думать не смел о том, чтобы сопротивляться. — Я задаю здесь вопросы, понял? Мо Вэйюй понял только то, что его план тихо выпроводить Чу Ваньнина за пределы кладбища провалился. Теперь не было смысла пытаться его образумить. «Ну что же, золотце, раз ты так хочешь, то этот достопочтенный сегодня притворится послушным. Посмотрим, насколько тебя хватит.» — Хорошо, — нахально улыбнулся Тасянь-Цзюнь, вспомнив о том, что у него имеется гораздо больше козырей. Он даже немного выгнул спину, и запрокинул голову, открывая шею, таким образом примеряя совсем не свойственное для себя поведение. — Что же моё золотце желает узнать? Взбесившись от такой беспардонности, Чу Ваньнин захотел врезать по этому нагло ухмыляющемуся лицу ещё раз, но у него были заняты руки, чтобы дотянуться до учебника истории. Да и жаль было портить хорошую книгу. Интуиция подсказывала: отпусти он этого демона сейчас, и тот снова примется морочить ему голову. Сейчас напускной туман в голове исчез и нужно было пользоваться моментом. — Говори, кто ты такой?! — Чу Ваньнин, видя, каким образом его хотят обезоружить, мысленно посмеялся и толкнулся бёдрами вперёд, снова показывая, кто здесь над кем доминирует. Пусть даже не пытается, патологоанатома Чу вовсе не возбуждали ожившие трупы. И смутить его — врача, не так уж и просто. Однако он не рассчитал, что таким образом получит счастье оценить во всей красе рельеф тела под собой в самых интимных местах, ибо разделяло их не так уж и много слоёв ткани. Лицо и кончики ушей тут же вспыхнули красным. «Он что, с утра одеться забыл?! Зима на дворе!» Мо Вэйюй, наблюдая за всей этой сценой, фыркнул со смеху и хитро прищурился. — Наступающий на бессмертных Император Тасянь-Цзюнь, золотце, к твоим услугам, — он снова поёрзал, слегка поджимая ноги в коленях и буквально чувствуя, как прижавший его к земле Чу Ваньнин напрягается всем телом. — Что-то ещё? Этот достопочтенный не ожидал, что в этой жизни Чу Ваньнин будет таким, но его всё устраивало. Если сначала Тасянь-Цзюнь планировал быть с ним обходительным, то сейчас откинул эту затею. Он прекратил притворяться живым человеком, позволяя тому видеть себя во всей красе. В этой жизни Чу Ваньнин оказался всё тем же упрямцем, а потому пускай сам делает выводы, раз не захотел по-хорошему. — Так это и впрямь ты?.. — как-то неверяще переспросил Чу Ваньнин, не спеша отпускать его запястья. Мо Вэйюй мог высвободиться в любой момент. — Как твоё имя? Ах вот оно что, этот достопочтенный вызвал у него интерес! Тасянь-Цзюнь горделиво вскинул подбородок. — Мо Вэйюй. Имя, данное матерью — Мо Жань, — он не стал уточнять, что фамилию свою получил, работая когда-то в доме удовольствий. — Значит… — Чу Ваньнин медленно отпустил чужие руки и потянулся за учебником истории. Он не спешил слезать с Тасянь-Цзюня, прекрасно отдавая себе отчёт в том, насколько неприличные вещи сейчас творит. Найдя нужную страницу в учебнике, он ткнул книгой прямо Императору в лицо. — Это ты? — Вижу, ты даже справки навёл, — Мо Вэйюй приподнялся и взял в руки учебник, открытый как раз на странице со своим якобы прижизненным «портретом». —… Вот тут то и настала очередь Тасянь-Цзюня охреневать. Пожалуй, этому достопочтенному всё же следовало поработить человечество во второй раз, ибо что-то людишки совсем расслабились и охренели. — По-твоему, этот лысый хуй с бородавками на пол-лица — этот достопочтенный?! — Наступающий на бессмертных Император перевернул страницу и его лицо, казалось, стало ещё серее. Он закрыл учебник и прочитал его название на обложке. — Что…?! Хочешь сказать, что в учебнике для заучек-молокососов меня называют псиной?! Ёбанные летописцы, этот достопочтенный их всех из-под земли достанет! Ублюдки! Чу Ваньнин забрал у него учебник и недовольно сложил руки на груди. — Чёртовы потомки, как они посмели рисовать этого достопочтенного таким мерзким ёбанным уродом?! — громко возмущался Тасянь-Цзюнь, оскорблённый до глубины души. — Они обосрутся, когда узнают, насколько жестокая месть их ждёт! В конце концов, Чу Ваньнину слушать этот бред надоело. — Это невозможно. Ты просто переодетый псих, так? Я работаю в морге, вскрываю трупы. Мёртвые не оживают. Ты спас мне жизнь два раза, поэтому я не сдам тебя в полицию. Я ещё раз спрашиваю, кто ты такой? — Меня не напугать полицией, Чу Ваньнин, — Мо Вэйюй успел пожалеть, что вообще высунулся из гробницы. Он потёр переносицу, соображая, как же быть. Чу Ваньнин считал его сперва иллюзией, затем ряженым клоуном. Как бы это ни задевало гордость, — логика была. Видимо, всё остальное в своей голове он объяснял собственным помешательством. И всё же, Тасянь-Цзюнь понимал всю необходимость вывести Чу Ваньнина из кладбища как можно скорее. Этот достопочтенный желал с ним встречи, но не такой ценой. Наложи Чу Ваньнин на себя руки — ему будет непросто войти в колесо перерождений, и они вряд ли смогут увидеться до самого конца света. — Тогда этот достопочтенный покажет тебе, — сдался Тасянь-Цзюнь, вслепую нашаривая под собой первую попавшуюся ветку дерева. — Ты нашёл это кладбище. Первые два раза тебя вело желание смерти. А сейчас ты здесь по моему приглашению. Иначе это кладбище попросту не найти. — Какое ещё приглашение?! — Чу Ваньнин опустил взгляд на алую нить на своей руке, но Тасянь-Цзюнь снова убрал волосы с его лица и провёл указательным пальцем по морщинке меж бровей. — Нет, — улыбнулся он, и Чу Ваньнин понял намёк. Мо Вэйюй продолжал: — То, что на твоей руке — всего лишь напоминание для тебя. А приглашение — метка этого достопочтенного на твоём лбу. Чу Ваньнин тут же отшатнулся назад. — Не смей прикасаться ко мне! — Но ты на мне сидишь, — самодовольная ухмылка Тасянь-Цзюня стала ещё шире. Увидев, с какой насмешкой на него смотрят, Чу Ваньнин подскочил как ошпаренный. — Извращенец поехавший! — Помнится, день назад ты сам назвал этого достопочтенного своей сексуальной фантазией, — снова хохотнул Мо Вэйюй, издеваясь. Ох, он прекрасно видел, какое впечатление производил на Чу Ваньнина! — Ты…! — Чу Ваньнин хотел выкрикнуть что-нибудь едкое в ответ, но внезапно у него слова встали поперёк горла, стоило ему завидеть Тасянь-Цзюня во всей красе. Тот не спешил подниматься с земли. Из одежды на нём было чёрное шёлковое ханьфу, и мать его, ничего больше. Чёрный с золотой вышивкой шёлк полностью скрывал его тело и ноги, но в то же время выгодно подчеркивал потрясающую фигуру. Ещё и ниспадающие по плечам длинные чёрные волосы с синеватым отливом… Раньше Чу Ваньнин считал, что если этот человек существовал, то некоторые черты его внешности могли быть дорисованы нетрезвым разумом, но сейчас до него дошло, что он ни черта не выдумал. Засохшая ветвь в руке Тасянь-Цзюня, которую он без слов отдал Чу Ваньнину, в мгновение ока покрылась белоснежными яблоневыми цветами. Не веря своим глазам, Чу Ваньнин принял подарок и медленно присел на могильный камень, оказываясь рядом с ожившим трупом Императора. — Это сумасшествие, — прошептал Чу Ваньнин, смотря на яблоневые цветы. Это уже даже под шизофрению не попадало. Тасянь-Цзюнь властно схватил Чу Ваньнина за подбородок, заставляя того смотреть в глаза и не позволяя отвертеться. — Послушай сюда, патологоанатом-самоубийца Чу, — он сделал паузу, наслаждаясь смятением на лице Чу Ваньнина. В этой жизни он ещё более был похож на большого белого кота. — Этот достопочтенный не позволит тебе умереть на этом кладбище. Не хочешь избавляться от памяти — хорошо. Но забудь сюда дорогу, ясно? — тон его голоса стал строгим и холодным. Чу Ваньнину от этого тоже стало холодно. Он слишком хорошо чувствовал изменения в настроении окружающих людей и не только. Руки снова похолодели, он едва не уронил яблоневую ветвь. — Нет. Сперва докажи мне, что ты и впрямь существуешь. В самый первый раз ты проводил меня до дома. Значит, ты можешь покидать это место и сойти за обычного человека. Я хочу убедиться, что другие люди тоже видят тебя. Тогда я позволю тебе стереть себе память, идёт? Мо Вэйюй медленно отпустил его подбородок. — Ха! Этот достопочтенный согласен. Идёт. У Чу Ваньнина возникло ещё больше вопросов, но он уже знал, что делать. — Как раз составишь мне в дурке компанию, если что.