◖Гробница Императора◗

❂

      Чу Ваньнину было четырнадцать лет, когда он узнал правду о своём «предназначении» и едва не оборвал нить своей жизни. То, что спасло его тогда, не поддавалось объяснению.       Одна единственная мимолётная встреча, которую он почти не помнил, и стала его причиной жить.       Память возобновляла события вяло, подкидывая их короткими отрывками ярких и странных картинок, предлагая собрать в единое целое, словно пазл.       Чу Ваньнин помнил холодную зимнюю ночь, покосившиеся памятники и густые заросли кустов калины с горькими красными ягодами. Одну такую ягодку он тогда попробовал на вкус, и тот вкус оказался кисло-горьким.       Запоминающимся.       Помнил он и странного человека, говорившего абсурдные глупости на очень устаревшем диалекте, который Чу Ваньнин понимал скорее интуитивно, нежели головой.       Помнил свой иррациональный страх перед ним. Словно смерть каждую минуту его пребывания в том месте неумолимо дышала в затылок.       Помнил сероватый оттенок его кожи в лунном свете и выразительные чёрно-фиалковые блестящие глаза, но кроме них отчего-то не запомнил деталей его лица. Возможно потому, что слишком мало смотрел на него.       Тот человек был высоким и очень красивым.       Тот человек отвёл его домой и исчез, оставив лишь шлейф смерти за спиной.       Такой пугающий и притягательный.       После встречи с ним Чу Ваньнин застрял между желанием исчезнуть из этой жизни навсегда и желанием отыскать его и поблагодарить за проявленное неравнодушие.       И Чу Ваньнин искал. Всматривался в лица прохожих, в надежде на ещё одну счастливую случайность, но каждый раз, догоняемый разочарованием, оставлял эти попытки.       Незнакомец не назвал ему своего имени, и Чу Ваньнин не смог вспомнить его лица, как только оказался дома. Как найти того, кого не знаешь? Подумать только, он попытался даже нарисовать его портрет и расклеил объявления. Это было настолько наивно и глупо, что Чу Ваньнину и самому стало тогда стыдно.       Заброшенное кладбище он тоже не смог отыскать.       Шли годы. Чу Ваньнин вырос и поступил в медицинский. Сделал карьеру и имя, став постепенно забывать о детских сказках. В душе будучи безмерно одиноким, в какой-то момент он больше не смог выносить работу с живыми людьми. Доктор наук в области медицины без проблем может работать патологоанатомом. Мёртвые не утомляли так, как их живые противоположности. С ними было легче.       Но потом он начал скучать по простому человеческому общению, и чтобы не одичать совсем, стал иногда проводить практику для студентов, приглашая их на показательные вскрытия особенно интересных, но слегка подгнивших, экземпляров.       Так он однажды познакомился с деканом Пекинского Государственного Университета — Господином Сюэ, и стал научным руководителем его сына.       Чу Ваньнина окружали люди, но он был бесконечно одинок среди них. У всех этих людей были семьи и близкие, у него — воспоминания о странной встрече, случившейся более двадцати лет назад. Вся суета жизни проходила мимо него, и единственный огонёк, который немного согревал сердце долгими холодными вечерами, заключался в надежде, что тот человек, однажды проявивший к нему сострадание, существует.       Все люди вокруг Чу Ваньнина проживали свою яркую насыщенную жизнь, а Чу Ваньнин всё находился в ожидании чуда. Словно он один остался зимней ночью на вокзальной станции, освещённой одним тусклым фонарём, и всё ещё ждал свой поезд, но не чтобы согреться в тёплом вагоне по дороге домой, а чтобы броситься ему под колёса.       Он просто не мог забыть того, кто вытащил его из петли. Возможно, необходимо было оказаться на грани смерти, чтобы вновь встретиться с ним. Всем, что имел сейчас, Чу Ваньнин был ему обязан.        И одиночеством, в итоге, тоже.       Со временем он стал списывать то происшествие на разыгравшееся воображение и юношескую впечатлительность, коря себя за то, что никак не может забыть о том случае и просто жить дальше. Насколько же убогим нужно быть, чтобы так слепо беречь в памяти один-единственный раз, когда кому-то было на него не всё равно?       Настолько убогим, как Чу Ваньнин.       Иногда ему и вовсе думалось, что тот, кого он встретил, не был живым.       Чу Ваньнин был приземлённым человеком и никогда не верил в сверхъестественное. Он был доктором медицинских наук и каждый день вскрывал трупы. Ни один труп на его операционном столе ни разу не оживал, поэтому Чу Ваньнин справедливо полагал, что у него потихоньку ехала крыша. Ведь в его воспоминаниях были и несостыковки.       Руки того человека были холоднее гранитного камня на морозе, кожа сухой, и одет он был странно. А потом его облик изменился, и руки стали тёплыми.        Как понять, в какой момент Чу Ваньнин начал трезветь? Что из этого правда, а что дорисовала не в меру разбушевавшаяся фантазия?       А как он попал домой?       Чу Ваньнин не помнил обратной дороги, но помнил, что тот человек шёл с ним несколько кварталов к его дому по набережной, освещённой фонарями. Как они там очутились?       У него не было ответов.       «Это просто пьяный бред, вот и всё!» — думал Чу Ваньнин, идя по той самой набережной, в противоположную сторону от своего дома.       Тем вечером, возвращаясь с работы, он весьма удачно встретил Сюэ Чжэнъюна, который сразу же потащил его в бар, отмечать удачное поступление отпрыска Сюэ на мастерат.       Сюэ Чжэнъюну нужен был собутыльник, чтобы отметить такую радость, а Чу Ваньнину — повод напиться, от тоски.       Вечер прошёл очень продуктивно по части употребления алкоголя. Просидев в баре до полуночи и отправив друга отмечать счастливое событие уже в кругу семьи, Чу Ваньнин решил ехать домой, пока ещё способен стоять на своих двоих.       Обычно устойчивый к алкоголю, сегодня он действительно перебрал, но даже в таком состоянии умудрялся сохранять спокойствие и достоинство, поэтому приглашение опраздновать ещё и в кругу четы Сюэ, как научный руководитель Сюэ Цзымина и в какой-то степени виновник торжества, — сам же согласился дополнительно разъяснять студенту материал и показывать наглядно трепанацию черепов и много чего интересного, — отклонил без раздумий.       Хватит с него на сегодня вина и благодарностей.       Не хватало ещё заснуть на праздничном столе, уткнувшись лицом в тарелку жареной лапши, приготовленной мадам Ван. Он не хотел бы портить её коронное блюдо.       Лучше уж поехать к себе домой и там страдать от похмелья сколько влезет.       По дороге к остановке всё было ещё терпимо, но оказавшись в точке сбыта общественного и ненавистного ему транспорта, Чу Ваньнин решил плюнуть на всё и освежить ночным морозным ветерком голову, прогулявшись до дома пешком.       Встречавшиеся на пути люди принимали его за обычного представителя офисной фауны, заработавшегося допоздна и потому опоздавшего на автобус, этим и объясняя его уставший вид и расфокусированный взгляд.       Будучи взрослым тридцатишестилетним мужчиной, Чу Ваньнин превосходно умел себя контролировать внешне, ничто не выдавало в нём отсутствие трезвости.       На первый взгляд.       Вопреки здравому смыслу, пошёл Чу Ваньнин не домой, а куда глаза глядят и ноги ведут. К счастью, эти направления совпали.       От мысли, что его ждёт возвращение в одинокую и почти что необжитую квартиру, становилось настолько тошно, что пару раз его и впрямь чуть не вырвало.       Чтобы не оставить свой ужин где-то под фонарём, Чу Ваньнин пошёл быстрее.       В какой-то момент ему захотелось приключений, и найдя остановку, он сел в первую подошедшую электричку и доехал до конечной, выйдя далеко за городом.       Здесь было холодно и темно, вдалеке протяжно выли собаки. Чувствуя себя героем дерьмового хоррор-фильма, Чу Ваньнин вяло поплёлся узнавать неизведанное вдоль загородней автомобильной трассы.       Пешком. Ночью. В одиночестве.       Всё было как во сне.       Впереди он увидел большой каменный грот и, не задумываясь, вошёл туда. Грот оказался каменным тоннелем, как раз в высоту человеческого роста.       «Если я упаду и расшибу себе голову, то меня никто не найдёт.»       Спокойно пройдя тоннель, Чу Ваньнин увидел большую поляну и заросли калины с наливными ягодами, растущие у высоких каменных ворот, в свою очередь, ведущих в неизвестность.       Это место показалось ему смутно знакомым, а алкоголь снова притупил инстинкт самосохранения.       Чу Ваньнин, подойдя ближе, слегка толкнул врата рукой, и те, к удивлению, оказались незаперты. Руку больно обожгло от прикосновения к холодному металлу.       Это было похоже на вход в другой мир.       Взору открылись покрытые инием надгробия и одна большая кровавая ива, растущая посередине поляны. За ней, поодаль, росло несколько таких же, но поменьше. Пространство между ивами занимали памятники и кем-то вытоптанные дорожки.       Не веря своим глазам, Чу Ваньнин смотрел на красную иву, начиная думать, что его уже настигла белая горячка. Он был уверен, что этого места не существует. Что это место всего лишь выдумка, его ложная память, неправдивые воспоминания.       С человеческим мозгом такое иногда случалось, это объяснимо, это нормально.       Морозный холод пробирал до костей, но поднявшийся ветер делал ещё хуже. У Чу Ваньнина стало закладывать уши и начинала болеть голова. Хотелось домой и горячего чаю. Но к своему сожалению, он не понимал даже где находится, предчувствуя, что эту ночь не переживёт.       Это определённо точно то самое заброшенное кладбище.       Не было сомнений.       Некоторое время попетляв между надгробиями и каменными статуями драконов и каких-то ещё странных мистических существ, Чу Ваньнин отметил, что в его первый визит их не было. Или может он просто не заметил?       Только он поднёс свои окоченевшие ладони ко рту, немного согревая их своим дыханием, как вдруг заметил роскошный, но старый и наполовину разрушенный каменный склеп. В таком не укрыться от холода, но ничего более подходящего здесь не наблюдалось.       Рядом с ним находилась яблоня, которую Чу Ваньнин тоже узнал. На ней он чуть не повесился, если бы не…       С размаху он дал себе пощёчину.       «Хватит об этом думать!»       Чу Ваньнин зашёл в склеп и присел на одну из ступеней, сжавшись всем телом, чтобы хотя бы так сохранить тепло. Он снова поднёс руки ко рту, чтобы согреть их.       Казалось, в этом склепе было немного теплее. Возможно, Чу Ваньнину это всего лишь почудилось, с его-то не особо думающей от алкоголя и холода головой.       Да как ему здесь танцующий беременный кентавр не привиделся?       Адреналин снова ударил в голову. Накатила ярость.       — Человек с кладбища, почему ты прячешься? Выходи!       Повисла тишина.       — Мне нужно повеситься, чтобы ещё раз тебя увидеть?       В центре склепа стояла красивая нефритовая гробница.       Чу Ваньнин подошёл к ней и вслух прочитал надпись:       — «Единственный Император на тысячи лет.»       В голову пришла идиотская мысль. Чу Ваньнин чувствовал, что начинает отключаться. Вот и конец.       — Извините, Ваше Величество, — обратился он к гробнице Императора. — Но сегодня я умру в Вашем склепе, и это не обсуждается.       Чу Ваньнин уже направился к ступеням, чтобы присесть на них и отдохнуть навсегда.       Он не мог видеть, как сама по себе, неслышно съехала в сторону нефритовая крышка гробницы, выпуская на волю то, что до этого скрывалось во тьме, но вдруг интуитивно ощутил подступающую опасность, сквозняк, плавное движение и чьё-то присутствие за спиной. Не успел он обернуться, как чужая холодная рука сдавила его горло до хрипа.       Горло пронзило острой болью, Чу Ваньнин не мог издать ни звука, перед глазами пошли красные пятна.       — Зачем пришёл? — донёсся до ушей хриплый ледяной голос, с нотками едва сдерживаемого гнева, а затем эта тяжёлая чёрная тень прижала его к холодной стене. — Этот достопочтенный не оставит в живых падаль, посмевшую осквернить своей кончиной его склеп.       — Ах-х… — Чу Ваньнин рефлекторно вцепился в чьи-то шёлковые одежды, пытаясь убрать цепкие пальцы от своей шеи.       В тёмном склепе, куда не попадал свет, он смог различить лишь неестественно светящиеся белые глаза, отдающие биолюминисцентным фиолетовым, словно затянутые тонкой белёсой поволокой.       Внезапно ледяные тиски медленно расжались, и тёмный силуэт отпустил его, плавно отступая.       — А, так это ты, — снова раздался голос, звучавший уже гораздо спокойнее. Возможно Чу Ваньнину показалось, но призрак раздражённо закатил глаза, отступая. — Снова пришёл? Лучше проваливай.       Затем послышались шаги.       Чу Ваньнин припал к стене, судорожно пытаясь отдышаться. То, что он только что видел, — было за гранью реального.       Чу Ваньнин проследил взглядом за тёмным силуэтом, и едва не лишился дара речи, когда тот медленно прошёл мимо, единым сгустком темноты, а затем вышел из склепа и его осветил свет луны.       Тот человек стоял к нему спиной. Ветер играл с его длинными распущенными волосами, достающими едва не до колен, и ещё более длинными полами чёрных шёлковых одежд с красно-золотой мелкой вышивкой. Он словно не чувствовал холода, будучи одетым явно не по погоде.       Чу Ваньнин видел, как этот мужчина кидает золотой гребень в сторону красной ивы, как её корни оживают, подхватывая его.       Дара речи Чу Ваньнин всё же лишился.       — Подойди, — не оборачивая головы, властно приказал ему Тасянь-Цзюнь.       Чу Ваньнин не шевелился.       — Подойди, — он позвал Чу Ваньнина ещё раз, с уже более требовательной интонацией.       Но вопреки приказу, Чу Ваньнин не смог сделать ни шага в его сторону. Не из-за страха, а просто не мог. Ноги замёрзли и отказывались повиноваться.       Терпение Тасянь-Цзюня оказалось не вечным. Он легко пошевелил пальцами и плавно присел под ивой, разворачиваясь к Чу Ваньнину полубоком. Корни кровавой ивы мгновенно выросли в длине, алыми змеями устремившись к Чу Ваньнину и опутывая его тело с ног до головы, как питон душит мышь.       Чу Ваньнин не успел толком ничего понять, как внезапно обнаружил себя уже сидящим на коленях у незнакомца.       Если бы Чу Ваньнин не был пьян, разумеется, он не повёл бы себя настолько глупо.       В удивлении он уставился на Тасянь-Цзюня, не веря, что видит перед собой то же лицо, что и когда-то. Белая поволока с глаз мужчины исчезла, и теперь его глаза выглядели такими же бездонно красивыми, которыми Чу Ваньнин их запомнил. Сейчас он беспардонно разглядывал лицо этого человека, отмечая про себя, что в жизни он выглядит немного не так, как в воспоминаниях, а даже ещё привлекательнее.       — Ты пришёл… Человек с кладбища. Я думаю, ты мне снишься, — он откровенно бредил.       На какое-то время, любуясь его лицом, Чу Ваньнин даже забыл о холоде, но тело переставало слушаться окончательно, поэтому когда о холоде он вспомнил, то сразу же потерял сознание, успев уткнуться лицом в изгиб мертвецки холодной шеи.       Очнулся Чу Ваньнин там же, но с ощущением приятной близости и запоздалым пониманием, что находится в жарких объятиях уже живого человека. Собственные пальцы нервно сжимали прохладный шёлк чужих одеяний.       Разлепив глаза, он обнаружил маленькие частицы алого света, плавно парящие вокруг, словно светлячки. Они путались в ветвях кровавой ивы, прятались в траве, словно играясь, иногда подлетали близко к лицу.       Чу Ваньнин отмахнулся от них, как от надоедливых мух.       Холод исчез, а вместе с ним страх.       Это безумие.       Чу Ваньнин упёрся руками в чужую горячую грудь и перевёл взгляд на незнакомца. Он тут же пожалел, что не может отключиться вновь.       Тасянь-Цзюнь издал тихий смешок.       — Больше не мерзнешь? Этот достопочтенный ещё в первую встречу приказал тебе здесь не появляться, а ты ослушался приказа. Как тебе вариант устроить показательную порку? — Тасянь-Цзюнь сделал вид, что задумался, но смешинки в глубине глаз и больше флиртующий, нежели серьёзный тон голоса, выдали его.       Тот же голос. Те же насмешливые нотки в каждом слове. Та же ирония.       Чу Ваньнин, по меньшей мере, охренел. Но тут же взял себя в руки и выдал:       — Хорошо. Наклоняйся.       — …       Чу Ваньнина отсутствие ответа ещё больше взбесило. Он не унимался и решил на всякий случай уточнить:       — Пороть будем тебя.       Рука Тасянь-Цзюня переместилась на его задницу.       Тут Чу Ваньнин понял, что настало время убивать.       Мало того, что на этом кладбище творилась чертовщина, так «оно» ещё и флиртует!       — Тварь, немедленно отвали! — до Чу Ваньнина поздно дошло, в каком неприличном положении они находятся. Он подскочил как ошпаренный и хотел уже показать всю степень своего дрянного характера, грубо схватив незнакомца за запястье, как вдруг понял, что касается не мёртвых окоченевших рук, а тёплой приятной кожи.       Все нелестные эпитеты застряли в горле, когда Чу Ваньнин наткнулся на насмешливый взгляд Тасянь-Цзюня, с которого словно скинули чёрно-белый фильтр. Света было слишком мало, чтобы разглядеть его как следует, но труп стал живым прямо у Чу Ваньнина на глазах.       Мать его, это пиздец, вызывайте санитаров. Им очень понравится история про ожившего Императора-извращенца, или кем там этот чёрт приходится?       А ещё лучше гоните гроб. На колёсиках.       Чу Ваньнин себе уже и местечко подыскал.       Он развернулся, чтобы уйти, но наткнулся на слабо сияющий в темноте красный барьер и неверяще обернулся, ища в глазах ожившего трупа Императора подсказку, но не нашёл там ничего, кроме насмешки.       Нужно было срочно показать наглой иллюзии, кто здесь главный!       — Ну погоди, излишне сексуальная ты падла, попляшешь ещё у меня. Ты — плод больной фантазии извращенца, чтоб тебя за яйца комары покусали, — зло проговорил Чу Ваньнин, никак не решаясь пересечь барьер, пускай даже и не верил в его существование.       Тасянь-Цзюнь от такого заявления засмеялся во весь голос, но Чу Ваньнин его проигнорировал, потеряв стыд, смотря на вальяжно разлёгшегося на корнях ивы Императора. Внизу живота разгорелся огонь. Жаль, что нельзя заняться со своим видением любовью.       Видимо, его шизофрения появилась тогда, когда в четырнадцать лет Чу Ваньнин пришёл вешаться. Там ему привиделся и красивый незнакомец, и все те странности легко обьяснялись. Добавить сюда ещё и пубертат, — получается убийственная смесь.       Только плод фантазии Чу Ваньнина может, будучи невероятно красивым, пожелать коснуться его задницы. Уродливой, как и её хозяин.       Наверное, это очень глупо, когда даже видение над тобой смеётся.       — Это барьер, защищающий от холода, — заметив замешательство Чу Ваньнина, начал объяснять ему Тасянь-Цзюнь. — Ты без проблем можешь пройти.       Ага, и выползти на холод?!       Чу Ваньнин нихрена такой идеи не оценил, а лишь скользнул странным взглядом по фигуре Тасянь-Цзюня и отвернулся, не забыв показать средний палец.       «Никаких призраков Императоров не существует. Всё хорошо.»       Над ними простирался полупрозрачный алый купол, захватывающий иву полностью. Внутри него было тепло, на замершей земле за те пару часов появилась зелёная травка, а на ветвях кровавой ивы распустились белые пушистые почки. Повсюду летали мелкие алые огоньки, и что это вообще такое — было страшно даже предполагать.       Прелестный весенний оазис посреди зимы.       Точечная весна, мать его, в феврале!       И сгустки света не летают сами по себе, и трупы не оживают!       Вот так изощрённая белая горячка, приправленная шизой.       Доктор Чу поклялся своим спинным мозгом, что до конца жизни будет исповедовать сухой закон.       При условии, разумеется, что свалит отсюда живым.       Событий за этот день случилось слишком много. Настолько, что Чу Ваньнина второй раз подвели ноги, и он бы упал, если бы сзади его не подхватили сильные тёплые руки. Он хотел вывернуться и хорошенько зарядить наглецу коленом между ног, но движение вышло словно в конвульсиях, поэтому Чу Ваньнин признал поражение.       Как его эротическая шизофрения оказалась всё больше наглеющей с каждой минутой?       — Хорошо, ты победил, — выдохнул он, нехотя отдаваясь в руки чёрного морока. — Можешь убивать, но не вздумай безобразничать.       Сдохнуть тридцатишестилетним девственником, замёрзнув насмерть на кладбище. Это для Чу Ваньнина виделось неплохой перспективой.       — Нет, — с ухмылкой отозвался Тасянь-Цзюнь. — Надо бы выбить из тебя эту дурь самоубийцы.       — О чём ты? Я искал тебя, а оказалось, что тебя не существует, — Чу Ваньнин развернулся к нему и уткнулся лицом в его грудь, как слепой котёнок. — В моей жизни было много разочарований, но таких сильных — до этого никогда.        Мо Вэйюй быстро понял что к чему. Если бы Чу Ваньнин не был уже взрослым, этот достопочтенный снова взял его за руку и отвёл домой. Однако существовало правило, что взрослых людей сама эта местность отпускать не желала. Увы, на этот раз всё было куда сложнее.       Кладбище могли найти только самоубийцы. Если Чу Ваньнин во второй раз нашёл это место — плохи дела.       Теперь на нём были словно невидимые оковы, и как бы далеко Чу Ваньнин ни оказался, — его всегда будет тянуть найти старое заброшенное кладбище и именно здесь распрощаться с жизнью.       Желание смерти так его и не отпустило.       Видимо, это происходило с ним и после первой встречи, ведь Чу Ваньнин был первым самоубийцей, покинувшим кладбище живым, так и не воплотившим в жизнь своё намерение. Тасянь-Цзюню стало не по себе от того, что и в этой жизни он оказал негативное влияние на судьбу этого человека, на этот раз даже сам того не желая.       — Тебе не нужно было искать этого достопочтенного, — сказал он, сжимая Чу Ваньнина в объятиях. Этому достопочтенному пришлось принять форму своего прижизненного тела и поставить барьер, иначе реинкарнация его Учителя из прошлой жизни — Чу Ваньнин в жизни этой — не пережил бы такого холода.       Чу Ваньнин, снова оказавшись в тепле, ужасно захотел спать. Устроившись в объятиях Тасянь-Цзюня поудобнее, он приготовился умереть с комфортом, но внезапно его грубо потрясли за плечи.       — Эй! Ты таки помереть здесь собрался?! Не вздумай спать — прибью!       Чу Ваньнин не мог понять, чем навлёк на себя его гнев. Обычно галлюцинации зовут за собой и радуются, когда ты идёшь на их зов. Видимо, с Чу Ваньнином от и до всё не так, раз он противен даже плоду собственного воображения. Алкоголь всё ещё действовал на него слишком сильно.       — Так, ладно, — выдохнул Мо Вэйюй, придерживая Чу Ваньнина за талию. Стоять сам тот не мог. — Даже не знаю, что хуже: то, что ты в этой жизни пьяница, или то, что живой дух самоубийцы. Как бы там ни было, слушай сюда. Это место найти можно двумя путями: либо ты хочешь расстаться с жизнью, либо тебя пригласит этот достопочтенный. Завтра наплюй на все свои дела и приходи сюда. Мне нужно поговорить с тобой, когда ты будешь в ясном уме.       С этими словами он убрал волосы со лба Чу Ваньнина, и оставил там короткий поцелуй.       Чу Ваньнин аж опешил от шока. Ощущение прикосновения тёплых мягких губ было приятным и чересчур реальным.       — Приходи днём, — продолжил Тасянь-Цзюнь. В его руке появилось алое сияние, которое трансформировалось в красную нить с белой жемчужиной. Эту нить он завязал вокруг запястья Чу Ваньнина. — Не следует дожидаться ночи. Этот достопочтенный будет ждать.       Не успел Чу Ваньнин допереть, что это всё значит, как вдруг его ослепила вспышка света, и в следующий миг он оказался у себя дома.       Пора вешать на дверь рабочего кабинета табличку «Доктор Чу временно не работает».       Чу Ваньнин, не раздеваясь, завалился спать на диван в прихожей.       К его бреду добавилось ещё и резкое перемещение в пространстве. Он был склонен думать, что и кладбище ему привиделось, и прогулка по ночному городу, и поездка на электричке до конечной, и каменный грот, ведущий в красочный мир шизофрении.       Чу Ваньнин лишь надеялся, что ловил все эти глюки, находясь у себя дома, а не бегал по улицам с идиотским смехом. Не хватало ещё попасться на глаза коллегам.       «Завтра же поеду в психдиспансер.»