Должна ведь быть причина?

— Сержант, Вы ахеренно ведете тренировки, — обратился Форест к Кёнигу, облокачиваясь плечом о дверной косяк. И это было немногим, в чем новобранец не солгал для собственной выгоды. Долгие годы он тренировался либо сам, либо уже непосредственно в бою. Только с сержантом удавалось выкладываться на все сто процентов. — Мм, спасибо. Все же не под это я заточен, — ответил ему мужчина, снимая с себя кофту. Несмотря на заминку, ему было приятно слышать такой отзыв в свой адрес. — Возможно, но знаете, мне кажется, Вас явно недооценивают, — слегка загадочно ответил ему Форест, отлипая от косяка и подходя к мужчине ближе. Сержант сел на скамейку, спиной уперевшись о перекладину, и откинул голову назад, думая, ненадолго погружаясь в себя. Тренировки молодняка, признаться честно, высасывали всю душу, но закаляли, помогая быть немного терпеливее и выносливее. — Недооценивают? — клюнув на крючок, спросил Кёниг, приоткрывая один глаз и с интересом глядя на Фореста. — Некоторые кураторы не очень хорошо о Вас говорят, особенно... Нет, извините... — выражая полное смущение и неловкость, тот вскинул руки, поджимая губы. Признаться честно, Кёниг не хотел знать, что и кто про него думает, но привык к тому, что с ним хорошо обходятся и любопытство взяло верх. — Особенно? Ты можешь поделиться. Мне интересно. — На предпоследней тренировке, лейтенант, Ваш напарник не очень хорошо отзывался, говоря о том, что ему приходится терпеть все косяки и заминать их перед руководством. И меня это немного напрягло, поскольку вы оба вместе ходите на задания. Разве Вы не прикрываете ему спину, успешно закрывая миссии раз за разом, сержант? Под маской беспокойства скрывалась корыстная цель: вбить клин в команду и втереться кому-то в доверие и ждать, когда кто-то и что-то проболтает. Конечно, план был сыроват, но в силу того, что времени становилось все меньше — приходилось как-то выкручиваться. Отчасти, сказанное Форестом было правдой: Гоуст говорил обо всем слово в слово, но речь не шла о Кёниге в тот момент. Это было больше нравоучительной историей после того, как несколько новобранцев решились ослушаться приказа. — Я волнуюсь, что у меня будут проблемы после сказанного, но... Мне было обидно. После спарринга с Вами я понял, что Вы заслуженно попали на эту базу. — Нет, все в порядке, спасибо, что рассказал. Обсуждать не буду, даю слово, — ответил Кёниг, упираясь локтями в бедра, — У тебя сейчас стрельба, не опаздывай. Сержант не знал, что думать по этому поводу. С одной стороны, на Гоуста это не было похоже: тот всегда старался отчитывать наедине, чтобы никто не слышал. Это было своеобразным принципом, который раз за разом не нарушался, какие бы ошибки Кёниг не выполнял. С другой стороны, были ситуации, в которых лейтенант не сдерживал своих эмоций и в открытую мог наорать на сослуживца: такое было и не раз. Доходило ли это до оскорблений? Ни разу. Сложно было переварить услышанное: что до выстрела, что после — их отношения не вписывались в какие-либо рамки. Тем не менее, некоторые изменения все же произошли. Они не были друзьями или приятелями, их связывало что-то больше: оба позволяли друг другу то, что не могли бы позволить другим. Гоуст позволял себя касаться, тех мест, которые никто не мог трогать. Он разрешал подходить к себе сзади, смотреть на себя без маски и без одежды. Был расслаблен в обществе Кёнига. Мужчина чаще делился тем, что у него на уме и не возмущался, когда сержант болтал без умолку перед сном. В каком-то смысле его это умиротворяло. И подобное заявление Фореста заставляло задуматься, а воспринимает ли его Гоуст так же, как воспринимал его Кёниг? Думать о таких вещах было непривычно и как-то даже... Неправильно, в силу того, где они работали и в какой среде находились большую часть жизни. Из-за этого вопроса он чувствовал себя слабым и уязвимым и это невероятно сильно злило. Стараясь не думать об этом, мужчина избегал напарника в течение всего дня, даже на тренировках. Гоуст это заметил сразу: сержант обычно бегал за ним хвостом и отсутствие его рядом создавало еле ощутимый дискомфорт. Первая, впрочем, единственная мысль, заключалась в том, что Кёниг в последнее время тренировался с Форестом, беря его с собой на тренировки, в особенности, на полигон. Мужчине это не нравилось, потому что складывалось впечатление, будто бы ему нашли замену. И сейчас, когда Кёниг не находился рядом и держался поодаль, этот факт вставал ребром где-то посередине груди. Внешне он как обычно был спокоен, единственное, где удавалось выпустить пар — это тренировки или лично с грушей, когда никого не было рядом. Гоуст не был тем, кто бежал при первой возможности обсуждать что-то с человеком. В этот раз он решил сделать исключение и, подкараулив Кёнига из душа, задал банальный вопрос: — Ты весь день будешь меня избегать, Кёниг? — произнес спокойно Гоуст, заходя в раздевалку. Оба были после изнуряющей тренировки, которую устроил им Прайс, но все же лейтенант постарался найти в себе силы на этот разговор. — Я не избегаю, день забит, — ответил как-то нервно тот, надевая на лицо обычную маску с резинками за уши. Мужчина не был готов к обсуждению, у него попросту не было представления о том, о чем стоит сказать. — Тогда повернись и повтори мне это в лицо, — прозвучало с характерным для Гоуста нажимом. Обычно это не беспокоило, но почему-то именно сейчас Кёниг за это зацепился, небрежно спрашивая: — А еще что мне сделать? — Сбавить тон, повернуться и повторить все, смотря мне в глаза, Кёниг, — продолжая давить в одном направлении, произнес лейтенант, скрещивая руки на груди. Он никак не мог понять, из-за чего такие резкие перемены, и, после долгого тренировочного дня, растягивать этот разговор не хотелось. Мужчина привык к голым и сухим фактам, стараясь избегать эмоций и уходить в рационализацию. Все должно было быть четко и по делу. — Хорошо, повторю еще раз, — Кёнига не отпускало чувство обиды и недопонимания произошедшего, — Я, — тот развернулся и направился прямиком на Гоуста, — Я был занят. Проблемы? — раскинув руки в стороны, посмотрел на того недовольно и с вызовом. — Откуда столько эмоций в ответ на мой вопрос, принцесса? — Гоуст стоял на месте, не двигаясь, только выжидающе наблюдал за каждым движением, изменением во взгляде и тоне голоса напарника. — Не прикидывайся, что тебе, — это слово Кёниг выделил особым жестом: указательным пальцем, который коснулся груди мужчины на секунду, — есть до этого дело, Саймон. Среагировав моментально, мужчина ударил ладонью по пальцам, намекая на то, что этот жест непозволителен в его адрес. — Ты начинаешь наглеть, переходя границы. Я не обязан это терпеть, — произнес спокойно Гоуст, обходя Кёнига стороной. Он планировал закончить этот разговор, направляясь к шкафчикам. Прежде, чем идти на брифинг, необходимо было забрать несколько вещей. — Терпеть? — эхом отдалось у мужчины в голове и, обернувшись, он схватил Гоуста за предплечье, толкая спиной в стену, — И что еще ты терпишь, м? — Если тебе хотелось подраться, ты мог бы сообщить об этом на тренировке: я бы не сдерживался. Места было мало, особо кулаком не размахнуться, поэтому эффективнее всего было нанести удар локтем в челюсть снизу: Гоуст не медлил и не жалел силы. Кёниг, сильно уставший после тренировки, среагировал не сразу, давая оппоненту преимущество. Сделав шаг назад, тем самым предоставляя больше места для маневра, мужчина, сильно разозлившись от такого внезапного удара, кинулся вперед, обхватывая туловище Гоуста под грудью, и, подняв его над полом, опрокинул вниз. Послышался глухой звук, Кёниг придавил оппонента ногой к полу, не давая встать и подняться. Он был зол. Гоуст сдаваться не спешил, поэтому, замахнувшись ногой, ударил Кёнига под коленом, заставляя его пошатнуться, и сразу после подсек вторую ногу, не давая ей найти опору: схватил за ступню и потянул на себя. Здоровяк упал на пятую точку и выставленные сзади руки, пнул ногой, но промазал: Гоуст был к этому готов. Еще секунда и лейтенант пихает того в бочину ногой несколько раз, перебирается сверху, одаривая тело несколькими ударами в солнечное сплетение, и в конечном итоге устраивается задницей на ключицах, ногами, а точнее голенями, прижимая руки Кёнига к полу. Вжимаясь пахом в шею и подбородок, мужчина недовольно уставился на партнера: — И что это сейчас было? — руки без промедления потянулись к маске, снимая ее с лица сержанта: хотелось оголить его, поставить в неловкое положение и вместе с тем видеть лицо, эмоции, контролировать все, что с ним происходило, не давая и шанса на побег. — Слезь... Маска... Мы не в комнате, — произнес взволнованно, сбивчиво тот, пытаясь встать и скинуть с себя Гоуста: в таком положении это практически было невозможно из-за центра тяжести. — А ты погромче возмущайся, чтобы точно не услышали, — ехидно ответил лейтенант, думая про себя, что делать в сложившейся ситуации. Не так он представлял себе диалог. — Слезь, ты почти мне на лицо сел, — сказал Кёниг уже тише, смотря то на пах, но на мужчину. — Ты больно борзо себя ведешь, с чего вдруг? — игнорируя замечание, Гоуст пододвинулся вперед, притираясь яйцами сквозь ткань о подбородок. Сержант попытался повернуть голову, но ему не дали: лейтенант схватил за щеки, впиваясь перчатками, и заставил смотреть на себя, — Расскажешь сам. Послышался смешок. — А то что? — тот снова дернулся, пытаясь с силой выдернуть руки и убрать ладонь со своего лица. — Ты когда-нибудь сосал в общественном месте, Себастьян? — задумчиво произнес Гоуст, внимательно наблюдая за тем, как лицо Кёнига меняется в эмоциях: злость отходит на второй план, оставляя место только легкой панике, смущению и возмущению, — Было бы забавно попробовать, — добавил тот, свободной рукой приспуская штаны и трусы вниз, оголяя член по самые яйца. — Убери, если кто-то зайдет... — взволнованно произнес мужчина, стараясь отвернуться, несмотря на стальную хватку у себя на лице. — Зайдет и увидит тебя в таком положении. Только подумай, какие слухи пойдут, м? — дразнил Гоуст, положив на подбородок Кёнига сначала яйца, а после и вставший член. Прижав его к лицу, двинул тазом, елозя причиндалами. — Я не могу здесь, ты не понимаешь, — вскоре от возмущения ничего не осталось: Кёниг быстро капитулировал, прикрыв один глаз, когда на него легла головка члена, и другим смотрел в сторону, желая скрыться от стыда и дискомфорта. — Не можешь? — Гоуст повернул голову назад и усмехнулся своим же мыслям, — Обманывай себя сколько хочешь, принцесса, — чуть развернувшись, не сильно похлопал по стояку сержанта, как бы показывая всю абсурдность возмущений. Зная, что Кёнига заводило подобное отношение, Гоуст не мог не воспользоваться этим, чтобы немного снизить напряжение между ними. — У меня встал, но не на тебя, — съязвил недовольно сержант, жмурясь и шипя от тяжелой руки лейтенанта. Он чувствовал себя униженно, будто бы его раздели и голого поставили в центр комнаты на всеобщее обозрение. С другой же стороны, он возбудился: почувствовать себя слабым, беспомощным, казалось практически невозможным с такими габаритами и силой. Привыкшему быть сильнее другого, нынешняя ситуация выбивала почву из-под ног. Гоуст был сильнее по многим параметрам, в особенности, он превосходил в силе морально. Восседая сверху, смотря уверенно, с холодом, нажимом — во взгляде читался контроль и в некотором смысле немая фраза «будет так, не иначе». От этого взгляда невозможно было спрятаться. Кёниг чувствовал, что начинает сдаваться. — Да? — переспросил Гоуст, снова опуская свою руку на член партнера, сразу после сжимая орган у основания вместе с яйцами, — И как после такого вранья доверять? — Я не врал. — Представляешь на моем месте Фореста? Вопросы сыпались один за другим и Кёниг не успевал осмыслить их и подумать над ответом, говоря первое, что приходило в голову. Гоуст же продолжал продавливать и подминать под себя мужчину: он делал это последовательно, отнимая раз за разом все больше контроля. — Нет, я… Я не думал о других, не в этом смысле, прекрати, — голос дрогнул, но не от того, что лейтенант попал в точку. Совсем нет. Кёниг почувствовал себя виновато. Похабно возбужденно и виновато от того, что пришлось соврать вместо того, чтобы признать очевидное. Хотелось объясниться, но ему не давали и шанса. — Признай, что соврал, — воцарилось молчание, мужчина снизу поджал губы. Гоуст толкнулся головкой члена в щеку, — Себастьян, я жду. — Я соврал, — ответил тот спустя несколько секунд, стыдливо опуская глаза. — «Я соврал, и?» Ну же, ты заставляешь меня ждать. Говорил ведь, что надо тебя дрессировать. — Я соврал и… — запнулся, поднимая взгляд, — И у меня стоит на тебя. Всегда стояло, но было стыдно в этом признаться, — снова попытался опустить глаза, чувствуя, что не мог выносить этот тяжелый, пристальный, изучающий во всех смыслах взгляд, но Гоуст ему не дал: та рука, что держала его за яйца, переместилась на щеки, но вторая была занята собственным членом, лениво надрачивая его перед лицом сержанта. Положив яйца на подбородок, лейтенант начал двигать рукой по всему стволу, постепенно увеличивая амплитуду движений. — Рот, — четкая команда и Кёниг, не сопротивляясь, приоткрыл его. Гоуст схватил зубами себя за перчатку, сняв ее, — Шире, — вторая команда, сразу после которой пальцы проникли внутрь, с силой надавливая на корень языка, заставляя распахнуть пасть до нужного размера, и, как только лейтенант был доволен результатом, вытащил их. Шлепнув несколько раз по щеке мокрой ладонью, с неописуемым удовольствием вытер пальцы о скулы, шею и волосы, и толкнулся внутрь рта головкой, постепенно погружаясь до середины и обратно, — Хороший мальчик, — произнёс Гоуст, надрачивая член у самого основания, чувствуя, что вот-вот кончит. Смотреть сверху вниз на тело, которое не в состоянии было сдвинуться с места, на человека, который подчинялся практически каждому приказу, будь то связано с тренировкой или с тем, чтобы открыть рот для отсоса, на партнера, который доверял ему себя, было приятно и на физическом уровне, и на моральном. Хотелось присвоить каждый сантиметр тела, владеть всем, знать все. Хотелось об-ла-дать. Толкнувшись поглубже и замерев на несколько секунд, Гоуст кончил, блаженно прикрывая глаза от ощущений. Чувствуя еще приятные ощущения в теле после оргазма, лейтенанту доставляло удовольствие размазывать остатки спермы по языку, губам, щекам, смотря, внимательно наблюдая, за тем, как Кëниг пытался откашляться, — Скоро брифинг. Приведи себя и свои мокрые штаны в порядок и не опаздывай, принцесса.

***

— Как вы все уже поняли, у нас намечается достаточно сложная, многоэтапная операция, — рассказывал Прайс, только что собравшимся членам отряда, — Сложность заключается в том, что у нас минимум информации. — Никаких информаторов в этот раз? — Работают хорошо, чисто, но не идеально. В ходе сбора информации удалось узнать следующее: есть три базы, — Прайс указал пальцем на несколько точек на карте. Первая находилась на юге страны, другая была скрыта в лесу на севере и третья возле океана, на побережье, — Мы знаем точные координаты двух, где третья — только территориально. — Все не так уж и плохо, если у нас достаточно времени, — произнесла Фара, пожимая плечами. Не на всех миссиях были информаторы, иногда приходилось самостоятельно добывать информацию: выслеживать, пытать. — Меньше месяца, — ответил капитан и послышался тяжелый вздох с недовольным стоном, — Мы незаметно проникаем сначала на одну базу, затем на вторую. Никаких потерь, поползут слухи — у нас будут большие проблемы. — Итого, у нас все очень скудно. Капитан, насколько целесообразно браться за это дело? — обеспокоено спросил Гас, поджав губы. Он прекрасно понимал, какие могут быть риски, в особенности, когда данные, которые им дали, были недостаточно точными и четкими. Перед ними лежал поверхностный план строения двух баз, без понятия о том, сколько на них людей, сколько из них вооружено и сколько из них гражданских. — Поэтому в следующую неделю-две подготовка будет очень плотной. Новобранцами придется заняться кому-то одному или попрошу прислать кого-то на замену. Группа будет делиться попарно: альфа — наблюдает и координирует, бета — проникает внутрь и ищет информацию, гамма — на подхвате на тот случай, если что-то пойдет не так. Собственно, на первую базу расклад такой: альфа — я и Гас, бета — Фара и Хоранги, возможно, гамма — Кёниг и Алехандро, — раздал указания Прайс, осматривая собравшихся в комнате. Будь его воля, он не стал бы так сильно рисковать. На крайний случай — запросил бы в отряд еще несколько людей. — Капитан? — спросил британец скрещивая руки на груди. Перспектива оставаться еще на месяц на базе, разгребая всю бюрократию за Прайса — определенно угнетала. — Не забыл. Для тебя будет отдельное задание. Поговорим о нем лично. Все свободны, — произнес Прайс, присаживаясь за свой стол. Откинувшись на спинку стула, он устало потер переносицу большим и указательным пальцем. — Что-то не так? — поинтересовался Гоуст, садясь напротив. В голосе звучало беспокойство, не характерное для солдата, но хорошо подходящее для друга. Заметив, что капитан был чем-то встревожен, решил перейти на более неформальный уровень, также откидываясь назад и закидывая за голову руку, потягиваясь. Было уже поздно. — У нас кто-то сливает информацию, из-за чего эта операция под угрозой. Я был уверен в том, что за эти несколько месяцев у меня получится отловить засранца, но не вышло. Твоим заданием будет наблюдать и докладывать о всех подозрительных действиях тех, кто находится на базе. Даже если это будет кто-то из команды, даже если этим «кто-то» окажется Кёниг. Сказанное Прайсу далось с трудом: сначала жизнь отняла у него Соупа, а сейчас пришлось бы внимательнее относиться к тому, с кем он только сблизился. Но так как проблема требовала незамедлительного решения, необходимо было отойти от эмоций и личностных отношений. — Понял, будет сделано.