Должна ведь быть причина?

После миссий солдатам всегда давалась неделя отдыха, чтобы успели хоть сколько-то восстановиться как физически, так и морально. Чего нельзя сказать о службе в КорТак. Кёниг, бывало, месяцами не отдыхал, довольствуясь сном и временем, проведенным в дороге от точки до точки. Вечно на ногах, он в какой-то момент поймал себя на мысли, что не помнит, как выглядит квартира, которую он снял для проживания между выездами. 141-ая, к слову, вздохнула полной грудью — Кёниг впервые увидел настолько радостные лица. Несмотря на то, что все любили свою работу, многие время от времени начинали скучать по привычным или, как сказал бы любой военный, гражданским делам: дому, быту, родным и близким, по собаке, с которой можно гулять несколько раз в день, по очередям в супермаркете и прочему. Часть уехала на неделю к родственникам, другая же решила оторваться по полной в ближайшем городе, оставшиеся — Прайс и Гоуст — остались на базе. Кёниг, кстати, тоже решил никуда не ехать. Возвращаться в пустую квартиру, в которой сидел безвылазно последние полгода, бессмысленно, а ехать к родственникам… Идея еще хуже. Два раза в день — рано утром и ближе к ночи — он ходил на перевязки. На завтрак Кёниг приходил раньше всех, чтобы насладиться едой в одиночестве, снять маску и не переживать, что кто-нибудь его увидит. Впрочем, несколько раз он сталкивался с Гоустом. Каждый раз лейтенант оценивающе осматривал его поднос, в особенности — злаковые батончики, которые так сильно любил Кёниг, хмыкал и отсаживался в другой конец зала, также предпочитая одиночество. После плотного завтрака шла тренировка на полигоне, где он стрелял до тех пор, пока не вытесняла группа новобранцев. Обед, прогулка на свежем воздухе по возможности, чтение, отдых. С отъездом Алехандро Кёниг смог по-настоящему расслабиться — отбросить маску, верхнюю одежду и просто не париться о том, что кто-то был рядом. Когда началась тренировочная неделя, Прайс дал ему отдельное задание. Кёниг сохранил все в тайне — до последнего не хотел оправдываться перед командой и чувствовал себя виноватым. — Кёниг, — окликнул капитан, подзывая к себе. — Нужно сделать упор на стрельбу. Ты отлично показал себя на задании, но последний выстрел был, мягко говоря, мимо. Предлагаю выбраться на дальний полигон: на нем оборудованы разные типы мишеней, разная дальность. Послушай себя, попробуй с разных позиций. — Принято, — он кивнул и Прайс отвернулся, чтобы вернуться к тренировке с командой. — Мне жаль, что подвел вас. — У всех бывают промахи, но наша работа требует работы над собой. Если нужна помощь — знаешь, где меня искать. *** Гоуст вышагивал вдоль строя. Солдаты, стоявшие перед ним, как минимум отслужили в армии, как максимум — успели побывать в горячих точках или поработать в спецслужбах. Строй стоял ровно: грудь выставлена вперед, лопатки сведены, пальцы на ладонях поджаты, носки ботинок разведены под углом семьдесят — восемьдесят градусов. У всех решительный и гордый взгляд — они знали, куда попали, и помнили, чего это стоило. — Взвод, внимание! — громкий, хриплый голос моментально прервал гул разговоров. — Вы все прошли строевую подготовку. Кто-то из вас занимался разведкой, кто-то был в горячих точках. Есть и те, кто работал в офисе. Ваши навыки и знания — преимущество. Каждый из вас уже прошел стандартный отбор с тестированием физических навыков, но на этом страдания не кончаются, — лейтенант говорил размеренно, с присущей ему холодностью. — Вас слишком много для одного подразделения, поэтому вы будете распределены на три группы в зависимости от уровня подготовки. В ваших же интересах выкладываться на все сто с первого дня. Слабых, — Гоуст сделал паузу, — немощных, — еще одну, — торгующихся и скулящих псин тут не дрессируют. Их сразу отправляют на бойню. Все это время он стоял на одном месте, медленно обводя солдат взглядом. Они, в свою очередь, сосредоточенно, серьезно смотрели чуть выше головы лейтенанта, внимая и впитывая каждое слово. Взвод, напряженный до предела, готов был прямо сейчас сорваться с места в огонь, в самое пекло. — Ваши страдания начнутся, продолжатся и закончатся здесь. Сейчас каждый сам за себя. Покажите мне, чем готовы пожертвовать, — произнес Гоуст и добавил чуть громче: — Бегом трусцой, марш! Гоуст бежал параллельно строю, держа темп и поглядывая, чтобы бежали ровно. Завораживающее зрелище. Двигались они по прямой асфальтированной дороге вдоль корпусов. Впереди — открытый полигон, находящий слегка в низине, чтобы исключить возможность вылета шальной пули. Минут через двадцать Гоуст заметил крупную одинокую фигуру, нелепо ковыряющуюся в снайперской винтовке. Он сразу понял, кто это. Недовольство за секунды овладело всем телом. Гоуст вспомнил прошлую миссию и разозлился еще сильнее. Не дав команды взводу, он громогласно рявкнул на весь полигон: — Сержант Кёниг! — фигура дернулась. — В строй, шагом марш! Кёниг заметался, то ли ища, куда можно спрятаться, то ли пытаясь понять, обращались ли конкретно к нему. Поставив оружие на предохранитель и повесив за спину, он трусцой попытался добежать до взвода через полигон. Гоуст остановился, как вкопанный. «Этот идиот бежит прямо поперек полигона? Мне не кажется?» Гоуст замер, не веря своим глазам. Повезло, что Кёниг тренировался там один, иначе давно бы попал под прицел. — Какого хера ты делаешь?! — сорвался на рык Гоуст. Кёниг, едва приблизившись, весь сгорбился и сжался, так, что они оказались почти одного роста. Он все пытался отдышаться и перевести дыхание, как если бы пробежал километр спринтом, а не стометровку трусцой. Злость все никак не отпускала. «Ничего глупее я не видел». — Ты был распределен во взвод новобранцев для того, чтобы поднять свою физическую подготовку. На миссии, — вспомнил Гоуст, — тебя ждал весь отряд. Это недопустимо. В другой ситуации у нас не будет этих тридцати секунд. Уходить придется быстро, и тогда будет два варианта развития событий: ты либо сдохнешь, оставшись на территории врага, либо снова потеряешь всю команду, — Гоуст заметил, как на последних словах Кёниг напрягся, через силу выпрямляясь. — А теперь бегом, марш! Рядовой Уилсон замыкающий. Ты — за ним, — жестко отчеканил Гоуст, взглядом указывая на убегающих солдат. — Лейтенант, капитан распределил меня на полигон, потому что… — Да, сержант, — с особым ударением оборвал его Гоуст, поддразнивая, — на миссии ты показал себя не с лучшей стороны, если, конечно, она существует. Твои навыки стрельбы оставляют желать лучшего, но один промах из пары десятков не так страшен, как то, что тебя ждали всем отрядом. Хватит уже пререкаться. Ты обязан догнать Уилсона. — Но… — в последний раз попытался Кёниг, с силой сжимая кулаки, но, видя откровенно злого лейтенанта с тяжелым взглядом исподлобья, сдался. Развернувшись на месте, он двинулся в сторону группы новобранцев, постепенно переходя на бег. Но как бы Кёниг ни хотел, сколько бы ни прикладывал усилий, используя весь запас своей силы воли, догнать строй так и не смог. Облокотившись о ближайшую горизонтальную поверхность, он рефлекторно потянулся рукой к боку, желая прижать рану ладонью, но, вспомнив, что Гоуст, скорее всего, наблюдает, остановился. Гоусту потребовалось время, чтобы понять, в чем дело. Он помнил, как Кёниг проходил вступительные, видел его на тренировках и знал, на что тот способен. Медленный бег, вечная одышка даже после пробежки на короткую дистанцию, неуклюжесть и невозможность выпрямиться до конца… «Как я сразу не понял, в чем дело?» — спросил он сам себя и двинулся в сторону Кёнига. «Поэтому Прайс отправил его сюда одного? Если он знал, почему нельзя было поставить в известность меня?» — думая об этом, Гоуст раздражался только сильнее. — И по какой причине, — произнес он, с огромным усилием стараясь не переходить на повышенный тон, — ты решил скрыть это от меня? — он указал на бок, где, по всей видимости, должна была находиться рана. — Не хотел ставить вас, лейтенант, в неловкое положение. — в тон отозвался Кёниг и, заметив на секунду удивленный взгляд Гоуста, рискнул съязвить, медленно выпрямляясь: — Заставлять калеку бегать — слишком даже для вас. Гоусту нечего было на это ответить. Отвлекшись на взвод, который без пристального внимания успел сбавить тем, он развернулся и пошел прочь. — Быстрее! Держать темп! — прокричал Гоуст, и солдаты сразу перешли на быстрый бег. Стоило им пробежать еще круг, как он рявкнул принять упор лежа и отжиматься под счет. Внутри все закипало от злости и раздражения. Гоуст не понимал, на кого он злится сильнее. На себя? За то, что не разобрался в первопричине? Или на этого придурка, который и слова не сказал про ранение? *** — Капитан, есть разговор, — недовольно сказал Гоуст, стоя на пороге кабинета. — О миссии. — У меня найдется минутка. Заходи. О чем конкретно ты хотел поговорить? — спросил Прайс. Их общение выходило за рамки рабочего, когда они оставались наедине. Как минимум потому, что Прайс знал Гоуста достаточно, чтобы считать своим другом, как максимум — он единственный, кого подпустил к себе Гоуст после смерти Джонни. — По уставу все члены команды обязаны озвучивать каждый свой шаг, — начал Гоуст издалека. — Насколько могу судить, исходя из той возни, которую мы все слышали в эфире, Кёниг не стал отчитываться о произошедшем на его объекте. Прайс хмыкнул, тут же понимая, о чем конкретно пойдет речь. Он тяжело вздохнул и произнес: — Да, и с этого дня Кёниг будет проходить командные тренировки с новобранцами, которых курируешь ты… — Почему ты не сказал, что Кёниг получил ранение? — раздраженно перебил его Гоуст, понимая, что его не услышали и не поняли правильно. — Это была его просьба, — просто ответил Прайс, опустив голову. Он смотрел на Гоуста устало и пытался понять, чем конкретно тот недоволен. Но, возможно, из-за недостатка сна или усталости разглядеть причину все никак не получалось. — Мы действуем согласно уставу, и не в наших интересах потакать капризам. С каких пор мы закрываем на это глаза? Прайс помолчал, задумавшись. — Я согласен, что он должен был отчитаться и предупредить о том, что ранен, — капитан поджал губы и Гоуст понял, что дальше будет «но». — Но, во-первых, он неплохо показал себя на задании, а во-вторых, не хотел плохо выглядеть в твоих глазах, Саймон, — снисходительно и очень мягко пояснил Прайс и Гоуст издал недовольный гортанный звук. — Что за бред? Раздражение достигло пика. Гоуст понял, что не хочет продолжать этот диалог, поскольку в конец теряет самообладание. — Устав есть устав, — прошипел он и вышел из кабинета. *** — Самыми эффективными приемами рукопашного боя считаются приемы Delta Force. Я уверен, что если не все, то большинство видели их в учебниках, книгах, либо на показательных выступлениях, — солдаты зашушукались и Гоуст выждал несколько секунд, когда все заткнутся. — Моя задача научить вас основным приемам спецназа, поскольку с большей вероятностью именно они однажды могут спасти вам и вашим сослуживцам жизнь. В зале было тесновато. Солдаты скучковались, образовав импровизированный ринг и окружив Гоуста со всех сторон. Он стоял ровно, не вертясь, и говорил достаточно четко, чтобы слышали и понимали даже со спины. В самом конце, выделяющийся на фоне остальных, стоял Кёниг. С того дня они больше не разговаривали и, честно говоря, Гоуст даже не смотрел в его сторону, все еще раздражаясь, едва завидев сержанта на горизонте. О том, что Кёниг будет заниматься с ним и новобранцами, сообщил Прайс. — Основные приемы, которые должны въесться вам в голову и быть на уровне рефлексов, — удушающие и болевые. Санчез, — Гоуст посмотрел на него и кивнул рядом с собой, — на маты. Сделав шаг назад, он терпеливо дождался новобранца и приступил к демонстрации и отработке приемов. И это был второй раз, когда Кёниг наконец-то понял, почему именно он проигрывал в бою. Техника Гоуста превосходила его в четкости и отработанности в несколько раз. Он двигался плавно и уверенно, точно зная, что за чем и куда идет, у него в совершенстве получалось сохранять равновесие, несмотря на то, что под ногами были мягкие маты, а поза не позволяла до конца выпрямиться. И в то же время его объяснения и наглядность были до ужаса простыми. Любой желающий, приложив немного усилий, мог бы их воспроизвести, увидев только раз. Санчез не издал ни звука, когда Гоуст демонстрировал удушающий треугольник. Пара болевых захватов дались новобранцу куда труднее — пришлось несколько раз похлопать по мату, тихо шипя и изо всех сил стараясь не переходить на ругань. Толпа воодушевленно загомонила. Им нравилось зрелище, но побыстрее приступить к практике хотелось больше. — Отставить! Закрыли рты и смотрите внимательнее. Повторю еще один раз. После этой фразы послышался достаточно громкий смешок и тихое, едва уловимое причитание. Гоуст тут же уставился на источник негодования. — Вас плохо слышно, рядовой, — жестко произнес он, в привычной для себя манере. — Поделитесь тогда уж со всеми причиной своего смеха. Шаг вперед! — гаркнул он и резко поднялся, отпустив бедного Санчеза обратно в строй. — Я сказал, что невозможно научиться приему, посмотрев на него один или два раза, — произнес рядовой, пожимая плечами. Гоуст оглядел его с ног до головы. Солдат, явно игнорирующий инструктаж, стоял поодаль от ринга и больше походил на бунтующего подростка, а не на дисциплинированного бойца. «Слишком много дерзости. Откуда она успела взяться? Расслабились…» Он сделал шаг назад и жестко улыбнулся своей задумке. — Было бы желание, рядовой, а средство всегда найдется. Гоуст все никак не мог вспомнить ни имени, ни позывного парня, что со временем все сильнее начинало напрягать. Эту группу новобранцев он курировал вторую или третью неделю. Все их досье, материалы — прошли через его руки, он запомнил каждого, кроме рядового, который появился в их отряде будто из ниоткуда: невысокий, с горящим взглядом — вызов и насмешка читались прежде всего — лохматые каштановые волосы, торчащие во все стороны — слишком небрежно для солдата, но в самый раз для гражданского. — Что ж, сержант Кёниг, покажите нам удушающий прием на этом умнике. Кёниг тяжело вздохнул, так, что, кажется, это услышали все. Он прекрасно понимал, что сделать это будет не то чтобы трудно, скорее невозможно. Во-первых, его рана все еще не зажила до конца. Края, возможно, успели срастись, но дискомфорт от движения никуда не делся и отдавал в бок резью при любой чрезмерной нагрузке. Кёниг сделал несколько шагов вперед. Он казался остальным неловким или стеснительным и неуверенным в себе, а на деле пытался понять и проверить, насколько сильно новая повязка ограничивает в движениях. Во-вторых, разница в росте между ними была до комичности огромной. Как такому здоровяку, как он, схватить такого юркого и маленького противника? «Его легче убить, свернув голову, но точно не душить, нависая сверху!» — негодовал Кёниг, раз за разом пытаясь выполнить приказ. Даже банальное локтевое удушение все никак не давалось — в его треугольнике поместилась бы как минимум еще одна голова. Рядовой хихикнул, с легкостью вырываясь из захвата. «Не убить, а задушить… Ему легче что-нибудь сломать и обездвижить, чем заставить потерять сознание, черт!» Кёниг все сильнее начинал нервничать, чувствуя негодование Гоуста спиной. Он словно видел, как осуждающе на него смотрят, а когда пытался уйти в более удобный захват, казалось, где-то совсем рядом раздавалось раздосадованное «М-да». Кёниг почувствовал, как к горлу подкатила тревога. Не получалось продемонстрировать прием, которому он научился еще лет десять назад, когда только начал проходить военную подготовку. «Не время и не место, только не сейчас!» — одернул он себя, поднимаясь на ноги. Еще мгновение — и паника захлестнула бы его с головой. Гоуст кивнул на строй и Кёниг с облегчением уступил ему маты. — Эта демонстрация — последняя. Дальше — разбиться по парам и тренироваться друг на друге, — скомандовал Гоуст. «На полголовы ниже, разные весовые категории, плохие навыки… Шансы на выживание в бою равны нулю и единице после запятой» — подумал Гоуст, который всегда анализировал оппонента перед началом боя. Странное ощущение легло на его плечи и грудь. В попытке уйти от неприятных мыслей Гоуст обхватил локтем чужую шею, но, не успев зажать как следует, услышал заигрывающее: — Ох, элти, мы уже начали? Его голос перещелкнул в голове Гоуста что-то важное и необходимое для того, чтобы суметь удержать себя в руках. Рефлексы сработали быстрее, чем мозг успел проанализировать и выдать ответ. Он на автомате перекинул рядового через себя и уложил грудью в пол. — Неужели, элти, вы любите пожестче? Я, конечно, тоже, но… — он явно замялся, растерянно глядя на товарищей. — Кажется, это уже перебор. Гоуст не видел перед собой ровным счетом ничего — яркая вспышка застелила все белым полотном. Кёниг, заметив расфокусированный взгляд, моментально напрягся, быстрее остальных сообразив, что что-то не так: Гоуст как-то слишком резко и быстро выпрямил руку новобранца, заводя ее за спину, с излишней жестокостью наступил коленом на плечевой сустав и, чего не ожидал никто, — заломил конечность до хруста. Зал наполнился громким криком и всхлипами. «Джонни?..» — подумал Гоуст, слыша знакомый хрип. Этот звук, повторяющийся в сознании раз за разом, рвал душу в клочья. В ушах звенело. Где-то на фоне он слышал отборный мат и чьи-то всхлипы. Что вообще происходит? Все его ощущения за несколько минут превратились в кашу. Гоуст впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему дезориентированным. Он попытался сконцентрироваться на чем-то одном, но так или иначе возвращался к давнему образу. Последнему их совместное задание. Последним минутам его жизни. Пробирающему до дрожи взгляду таких ярких раньше и настолько тусклых сейчас глаз… Последнее, что видел Джонни — перепуганного до смерти и оцепеневшего от страха Гоуста. Последнее, что видел Гоуст — партнера, который цеплялся за него взглядом, будто пытаясь спрятаться от смерти, сохранить жизнь. «И все же мне пора. Отпусти. Последнее, о чем я прошу» — снова услышал он, вспоминая, что обещал постараться. — Джонни… — прошептал Гоуст настолько тихо, что услышал только один человек. Кёниг среагировал моментально, подхватив Гоуста за подмышки и оттащив в сторону. Заметив, что лейтенант никак не реагирует, похлопал его несколько раз по щеке, приводя в чувство. — Donnerwetter! Разбиться по парам, — громко скомандовал Кёниг, переходя на немецкий. Он повернулся к остальным, закрыв Гоуста спиной. — Санчез, помоги этому volltrottel , — он показал на рядового, мельком глянув на его вывихнутое плечо. — Встать и отведи его в медчасть. Я подойду минут через десять-пятнадцать. Что касается остальных… — в зале тут же поднялся галдеж. Кёниг наклонил голову, хрустнув шеей, и прочистил горло. — Заткнулись все! — гаркнул он, совсем как Гоуст, и как только все замолчали, продолжил раздавать указания. — Остальные отрабатывают приемы. Сержант Гэррик покажет несколько, когда я приду. Приступать. Главный отчитается мне о каждом. Новобранцы разбились по парам. Рядового подняли и повели к выходу. Теперь можно заняться причиной, по которой произошел переполох. Кёниг обернулся и аккуратно положил ладони на плечи Гоуста, чуть сжимая, проверяя реакцию. — Здесь слишком много людей, пойдем, — тихо произнес Кёниг, заглядывая в его глаза. Взгляд, все еще расфокусированный, смотрел сквозь. На размышления оставалось не так много времени. Он мог отвести Гоуста в медчасть, но тогда с большей вероятностью пришлось бы писать рапорт и его бы отстранили. С другой стороны, он мог бы отвести его к Прайсу — капитан точно знал, в чем дело. Кёниг, кивнув самому себе, положил руку на чужие лопатки, мягко подтолкнув Гоуста к двери. — Ты знал, что они сегодня убрали из меню мои любимые батончики? — спросил Кёниг, обхватив Гоуста за плечо и прижав к себе. — Я уверен, ты их точно видел и несколько раз даже комментировал, — монолог лился сам по себе. Кёниг даже не задумывался, что стоит говорить, а о чем стоило продолжать молчать. — Что это “пустые калории” и что сил от них у меня не прибавится, но, если честно, они меня радуют, особенно когда день не задался. Гоуст продолжал молчать, но, пока они шли по коридорам, постепенно возвращался в сознание, ловя себя на мысли, что пустая болтовня ни о чем, которую он так ненавидел, успокаивает. — Не знаю, твоими ли усилиями, но их заменили на какие-то… Э–э, как это на вашем языке… — Отруби, — хрипло ответил Гоуст, глядя себе под ноги. — Да. Они дают больше сил, наверное, но на вкус просто отвратительны… Гоуст слушал, но не слышал и практически не вдавался в детали. В какой-то момент они остановились. «Медчасть?» — подумал он, подняв голову. Перед ним оказалась деревянная дверь Прайса с его инициалами на вывеске. — Садись, я… Я сейчас, — растерянно проговорил Кёниг, усаживая Гоуста на скамью напротив. — Капитан? «Что вообще произошло?» — У вас сейчас должна быть тренировка с новобранцами. Какие-то проблемы? — спросил Прайс, сощурившись, оглядел сначала Кёнига, потом Гоуста. Последний выглядел, мягко говоря, не очень: он осунулся, прикрывал лицо рукой и покачивал еле заметно головой из стороны в сторону. — Да, есть две сложности… Лейтенанту стало не очень хорошо. Я не могу сказать точно, что с ним произошло… Он звал Джонни, — последнее он прошептал, чтобы не услышал Гоуст. — Подумал, что вы справитесь лучше, чем врачи. И… — Кёниг отвернулся и поправил свою маску. — Так вышло, что на демонстрации я вывихнул плечо одному из новеньких. Разная весовая категория… — он сделал паузу. — Извините, в последнее время от меня много проблем. Воцарилась тишина. Прайс смотрел на Кёнига, который в душе не представлял, что от него еще хотели. Он соврал, хоть и намеренно, но совершенно не предвидел, что станет выгораживать человека, который плохо к нему относился весь этот месяц. Это было иррационально и непонятно. — В общем, мне нужно проведать рядового и закончить тренировку. — Да, иди, позже поговорим, — наконец сказал Прайс и скрестил руки на груди. Кёниг виновато поджал губы, но отправился в медчасть. Он умел врать, но чувствовал угрызения совести перед тем, кого уважал и кому доверял. Прайс не заслуживает того, чтобы от него что-либо скрывали, но Кёниг почему-то был уверен, что поступает правильно, хотя бы потому, что сам был на месте Гоуста. Он знает, каково это — когда переклинивает посреди боя. И хуже всего в этом состоянии — невозможность сделать хоть что-то. Кёниг понимал Гоуста и понимал, через что, возможно, ему пришлось пройти. Прайс многозначительно посмотрел вслед сержанту, тяжело вздохнул и обратил внимание на Гоуста. — Сынок, давай зайдем, — тихо проговорил он, перехватив руку лейтенанта и подняв его на ноги. Он помог Гоусту дойти до кабинета и усадил его на выцветший и потертый местами диван, который, по-хорошему, давно уже стоило заменить. Прайс присел рядом на корточки. — Саймон, — позвал он, ожидая реакции. Гоуст расфокусировано смотрел в одну точку. — Саймон, ты меня слышишь? — повторил Прайс с ноткой обеспокоенности. Гоуст кивнул, постепенно возвращаясь в реальность. — Как ты себя чувствуешь? На долгую минуту воцарилась тишина. Прайс сквозь маску увидел, как Гоуст поджал губы и напрягся, но выдавил из себя сухое: — Бывало и хуже. — Расскажешь, что произошло? Кёниг передал, что переборщил на тренировке с рядовым и что тебе стало… Не по себе? — предположил Прайс, внимательно наблюдая, как поведет себя Гоуст. Одного имени хватило, чтобы понять причину срыва. — Сложно. — Понимаю, но я постараюсь понять. Ты ведь знаешь, — сказал Прайс, положив ладонь на бедро Гоуста. — Я услышал Соупа. Он… Он словно был где-то рядом. — Ты ведь знаешь, что это невозможно. Чей голос ты слышал на самом деле? — Я же сказал, что это сложно! — с грустью и раздражением выдохнул Гоуст, прикрывая глаза. Прайс тяжело вздохнул, пытаясь подобрать слова поддержки. На ум ничего не приходило. — Новобранец. Его голос, — помолчав, признался Гоуст, отворачиваясь к окну. — И я сломал ему руку. — Мне жаль, сынок, но он мертв. Он будет встречаться тебе в других людях, но уже не вернется, как бы сильно ты или я этого ни хотели бы. Нужно идти дальше. Он бы этого хотел. — Все в порядке. Этого больше не повториться, — холодно ответил Гоуст, кивнув. В воздухе повис вопрос. «Почему Кёниг решил прикрыть человека, который относился к нему предвзято, откровенно принижая?»