Должна ведь быть причина?

После разговора с Куратором прошло чуть больше недели. За это время Кёниг четко для себя решил, что будет бесстрастно относиться к любому дерьму в сторону его навыков, и речь, конечно, о комментариях Гоуста. Если к его грубости более-менее привыкнуть можно, то к шуму, который устраивал Алехандро — миссия невыполнима. Варгас уже через два дня начал выводить из себя постоянными разговорами «по душам», а в перерывах обожал хлопать дверьми, кидать вещи, шуршать книгами, постукивать и пощелкивать оружием, причмокивать и цокать, когда недоволен. В какой-то момент Кёниг даже решил, что мексиканец глухой. Ладно, с шумом кое-как, но удалось справиться. Универсальное решение — беруши, в которых Кёниг ходил с вечера и до самого утра, пока не переступал порога комнаты. Но вскоре появилась новая проблема: Алехандро постоянно трогал и перекладывал его вещи, и те либо не находились вовсе, либо обнаруживались в самых неожиданных местах. Глаз у Кёнига задергался в тот момент, когда он не смог найти свои штаны перед тренировкой, из-за чего опоздал и получил едкое замечание от лейтенанта: — Тебя научить вставать раньше, сержант? Но бог с ним, с Гоустом! Разговоры не помогали: Варгас был свято убежден в своей правоте — забота, не иначе. Из-за постоянного напряжения и нежелания срываться на своем напарнике в первую неделю Кёниг все меньше времени проводил в своей комнате. В дневное время, пока позволяла погода, он находился на улице: отрабатывал стрельбу, гулял, разговаривал с Фарой. Она, к слову, как и Пятая, девушка из прошлой команды, несмотря на различия в характере и суждениях, нашла отклик в душе Кёнига. Это был первый человек, с которым ему удалось сблизиться на базе и почувствовать себя в своей тарелке. По вечерам, когда температура на улице плавно опускалась до нуля, Кёниг занимался в зале. Бегал, чередуя короткие и длинные дистанции, отрабатывал удары на грушах и манекенах. Пару раз к нему присоединялся Хоранги — мужчина неразговорчивый и практически такой же нелюдимый, с удовольствием спарринговал с ним время от времени. Заканчивалось все растяжкой, которую он так сильно не любил. Во-первых, Кёниг был деревянным и, во-вторых, это ощущалось в боях с Гоустом, когда не удавалось вовремя увернуться и уйти от удара снизу. Он чувствовал себя большой и неповоротливой стеной или, как шутил лейтенант, шкафом. Растягиваться он любил строго в одиночестве — а вдруг кто-нибудь увидит его таким нелепым и неловким? — занимая при этом самый дальний и плохо освещенный угол зала. *** — Тренировки в этом месяце подходят к концу, — произнес Прайс, вместе с Гасом вываливая на стол страйкбольное оружие. — На следующей неделе у нас первое совместное задание, поэтому каждый должен сконцентрироваться на том, что умеет делать лучше всего, — капитан окинул взглядом зал, привлекая внимание каждого члена отряда. — Итак, смысл сегодняшней тренировки таков. Цель: обезвредить всех противников и остаться последним — живым. Другими словами, игра на выбывание. Можно использовать резиновые ножи, но тут давайте все по-честному. Вам нанесли смертельное ранение — сдаемся и не делаем вид, что с такой раной вы выживите. На то, чтобы разойтись и приготовиться, у нас у всех будет десять минут. Каждый зайдет с разных точек, чтобы не встретиться в первые минуты игры. Тот, кто оказался убитым — покидает поле с поднятой рукой и сообщает остальным по рации. Вопросы? Одиночные игры будоражили. Как минимум, давали возможность работать в своем собственном темпе, не слушая бесконечные замечания о том, что он делает что-то не так. Как максимум, это отличная возможность по-настоящему показать свои навыки: никто не видел и не мог знать, как Кёниг работает в одиночку. Вряд ли кто-то, кроме Прайса, слышал от Куратора, что он внимателен, наблюдателен, быстро анализирует своих противников, подмечая их сильные и слабые стороны. Прайс, вечно наблюдающий за спаррингами — кто-нибудь вообще видел его в деле? — и Гоуст, по его мнению, опасны только в ближнем бою. В первом случае он слышал, что с капитаном в этом деле еще никто не мог сравниться. Во втором случае удалось полностью прочувствовать разницу в уровне боевой подготовки. Этих двоих удастся одолеть только столкнув с кем-то, либо снять с дальнего расстояния. План созрел настолько быстро, что Кёниг чуть не засиял. Он займет отличную точку с углом обзора минимум в двести градусов, заляжет и будет выжидать. Когда на полигоне останется два человека — и это будут не Прайс и не Гоуст — он вступит в ближний бой, сменив снайперскую винтовку на пистолет или резиновый нож. Выбор места пал на дом, что находился на возвышенности и в тени — идеальное укрытие для снайпера. Первым на выбывание оказался Гас. Его Кёниг подстрелил по чистой случайности, когда, выбежав из-за угла, тот застопорился, оглядываясь по сторонам. Ошибка могла стоить ему жизни. Алехандро выбыл усилиями Фары. Девушка была второй после капитана, кого Кёниг не видел в деле. Спарринговать вместе они не могли в силу весовых категорий, а на совместных заданиях она всегда была в группе разведки: очень юркая, быстрая, незаметная — она была глазами ОТГ-141. Следующие полчаса не происходило толком ничего. Кёниг успеть заскучать, внимательно наблюдая за окружением в прицел. Ему нравилась и тишина, и свежий воздух, и возможность работать на природе — это невероятным образом заставляло чувствовать себя лучше, оживать после произошедшего, даже несмотря на то, что во снах он время от времени видел бывших сослуживцев. Такие ночи оставляли свой след: Кёниг ходил хмурым и немного дерганым, чаще обычного ошибался и не смотрел по сторонам, глубоко уходя в себя. Встряхнув головой и выкинув ненужные мысли, Кёниг увидел замаячившую на горизонте цель — Хоранги. В отличие от Гаса, он передвигался быстро, от укрытия к укрытию, не давая возможности кому-либо его подстрелить. Спустившись на первый этаж, Кёниг затаился возле рамы, оставшейся от выбитой двери и, дождавшись, когда Хоранги пройдет мимо, вынырнул из здания. Он поднес нож к чужому горлу, четко, быстро и точно, хватая оппонента за плечо, чтобы дернуть на себя. Тот сдался сразу же. Подобный стиль больше подходил Гоусту с его излюбленной привычкой подкрадываться и выныривать из-за углов. Кёниг считал это нечестным, свято веря, что вступать в бой необходимо лицом к лицу, хотя исключения, конечно, были. Например, когда у врага огнестрел против твоего одинокого ножа. Пока Кёниг был занят Хоранги, на полигоне столкнулись два профессионала. Прайс и Гоуст пересеклись случайно и все бы закончилось быстро, используй они огнестрельное, но, решив, что это будет как-то по-детски и несерьёзно, откинули снаряжение в сторону, достав ножи. — Как давно мы не спарринговали? — спросил капитан, встав в стойку. Он медленно, но уверенно подходил к Гоусту. — Не знаю даже. Несколько месяцев? В последнее время ты все больше уделяешь внимание бумажкам, чем мне. — Неужели ревнуешь? — Неужели ты полюбил болтовню во время драки? — передразнил Гоуст и сделал выпад вперед, замахиваясь ножом. Попытка спровоцировать и понаблюдать за рефлексами чуть не обернулась провалом: капитан отреагировал быстрее. Он действовал как по методичке. Движения четкие, натренированные, с годами отточенные в боях — ничего лишнего, все практично и быстро. Но, по-мнению Гоуста, это и была основная слабость Прайса. Через несколько минут лейтенант начал предугадывать, просчитывать его дальнейшие удары. Двинувшись в сторону и схватив капитана за предплечье, Гоуст дернул его на себя, сжимая в кулаке другой руки нож. Выпад лейтенанта в апперкот был молниеносным, что не могло не восхищать. Как только Прайс на секунду потерял ориентацию, Гоуст воспользовался этим и вспорол тому брюхо, следом нанося несколько колотых ножевых ранений. — Тяжелая у тебя рука. Последствия работы с противником в чуть большей весовой категорией? — намекнул Прайс на Кёнига. Он оперся плечом о стену и потер рукой подбородок. — Обесцениваешь мою работу над собой сквозь пот и слезы… противников, — сделав красноречивую паузу, усмехнулся Гоуст, подбирая с земли оружие. — Прайс выбыл, — произнес капитан в рацию. — А ты обесцениваешь его работу. Так что мы квиты. Уверенный в том, что поступает верно, Гоуст сделал вид, что ничего не услышал. — Остались, в итоге, Фара, Кёниг и я, — произнес он себе под нос, задумавшись. Он двинулся вглубь полигона, оставляя за собой Прайса. Гоуст не знал наверняка, где сможет найти этих двоих. Фара импонировала ему тем, что могла за короткое время слиться с окружающим пейзажем. Она быстро и бесшумно передвигалась, а маленькие размеры позволяли безо всяких проблем пролезать сквозь окна, отверстия в разрушенных стенах и вентиляции. Кёниг, победив Хоранги, решил передислоцироваться в новое здание. Обзор там хуже, но площадка для обстрела удобнее, как минимум из-за того, что врагу негде прятаться. Стоило ему заскучать, как в противоположном окне мелькнула тень Фары, а следом, меж домов, за ней, пригнувшись, крался Гоуст. Нельзя сказать наверняка, заметила ли она преследование или нет, но вот лейтенант точно потерял бдительность. Дождавшись, когда он остановится, Кёниг выстрелил. Дважды. Первый раз попал в плечо, другой, кажется, в бедро. Гоуст замер и через секунду поднял руку вверх. — Гоуст выбыл, — послышался в рации спокойный голос, и Кёниг довольно улыбнулся. Фаре хватило этих секунд, чтобы проанализировать ситуацию. Она аккуратно выглянула на улицу из своего укрытия и заметила Гоуста. Достав бинокль, она осмотрела противоположный дом, внимательно выискивая стрелка. Как только Фара нашла окно, из которого стрелял Кёниг, тут же придумала план: обойдя несколько домов, зайти с тыла. Она подумала, что победить Кёнига можно только внезапной атакой. Идея заключалась в том, чтобы забраться на некоторое возвышение, вроде шкафа и, когда здоровяк будет проходить мимо — выстрелить. План, если на чистоту, держался на соплях, поскольку в доме могло никого и не оказаться, да и Кёниг достаточно высокий и запросто мог ее увидеть, но, решив рискнуть, она двинулась в путь. К сожалению, дом оказался совершенно пустым, из-за чего ей пришлось резко менять весь план за считанные минуты. Подняв небольшой камень, кинула его на лестницу. Тот несколько раз ударился о ступени и затих где-то на нижних этажах. Кёниг зашевелился. Взяв пистолет, он тихо поднялся и подошел к раме двери. За стеной, на этом же месте, стояла Фара наготове: в одной руке нож, в другой пистолет. Кёниг резко сделал шаг наружу, готовясь атаковать, но, так как Фара была меньше и быстрее, успела нырнуть под руку и, нанеся несколько ударов ножом в живот, выстрелила ему в голову. Кёниг повалился на пол, понимая, что произошло, и удивленно уставился на девушку, расплываясь в улыбке. Через секунду он громко рассмеялся и произнес в рацию: — Кёниг выбыл, конец игры. Фара победила. — У тебя были все шансы выйти победителем, дружище! — широко улыбнулась Фара. Она схватила его за предплечье, дружески похлопывая — одна из немногих людей, кому подобный жест разрешался без косого взгляда и раздраженного одергивания. — Ты очень быстрая и ловкая, и я ни разу не смог в тебя прицелиться, а переиграть на ножах — тем более. Когда ты этому научилась? — протараторил Кёниг, потирая затылок рукой. Его накрывали эмоции: смущение от того, что многие смотрят на него и поздравляют с хорошей игрой — исключением был Гоуст, удостоивший только оценивающим взглядом, удовлетворение и радость от того, что наконец-то удалось проявить себя. — Годы тренировок непосредственно в бою, — поделилась девушка, подталкивая Кёнига. Взглянув на Прайса, она продолжила: — Кстати, я видела ваш бой с Гоустом, кэп. Сдаете позиции! Что же бесполезная макулатура в офисе с вами делает… — Да что ж вы все заладили про эти бумажки. Да, это единственная моя отрада! — капитан потер щетину, улыбаясь. — Сложный этап сейчас проходим, не дави на больное. Прайс подмигнул Фаре, а после в присущей ему манере сделался серьезным: — Гоуст много внимания уделял тренировкам. Особенно в последние месяцы. Похвально. — Я бы не сказал, Фара, — неожиданно встрял Гоуст, — что Прайс сдал позиции. Уверен, он мне поддался. Повторим этот бой, м-м, пожалуй, на следующей неделе? Кёниг, пройдясь руками по бронежилету, спохватился, понимая, что оставил свою рацию и любимый пистолет. — Идите без меня, нужно кое-что забрать, — сказал он, разворачиваясь. — Может, составить тебе компанию? — поинтересовалась Фара, на что Кёниг лишь мотнул головой, подняв в воздух руку — мол, все в порядке, не стоит беспокоиться. Он мог и не возвращаться за вещами, но, к своему удивлению, нашел как минимум три причины остаться в одиночестве. Первая и самая главная — он не хотел пересекаться с кем-либо в раздевалке. Вторая — оружие, записанное на его имя, терять ни в коем случае нельзя. И третье — ему просто нужно проветриться. Кёниг зашел в небольшой домик со снаряжением для тренировок, запасами воды и еды и личными вещами сослуживцев — некоторые оставляли тут оружие, но не более, чтобы не захламлять помещение. На столе лежали оставленные им рация и пистолет. Кёниг тяжело вздохнул, подхватил вещи и распихал их по карманам и, осмотревшись, заметил на другом краю стола маску Гоуста, его перчатки, по-видимому, сменные, и наушник. У лейтенанта не было привычки оставлять свои вещи где попало. Немного подумав и без задней мысли прихватив их с собой, Кёниг двинулся из домика в сторону тренировочного корпуса. Таких корпусов было несколько. Первым считался жилой комплекс, где ночевали все военные. Он, в свою очередь, был разделен на секции — для каждой спецгруппы отдельный этаж. Второй комплекс объединяли с первым. В нем находилась столовая, зона отдыха, переговорная, несколько спортивных залов и один большой зал, предназначенный для организационных мероприятий. Третий корпус находился метрах в пятиста от жилого. В нем были оборудованы отдельные для каждой спецгруппы раздевалки, где все хранили свои вещи, предназначенные для выхода на задания. Держать их в жилом комплексе смысла не было — все это занимало слишком много места. Прогуливаясь после насыщенной тренировки, Кёниг задумался, как Гоуст отреагировал на то, что его подстрелили. С одной стороны, ему бы хотелось, чтобы лейтенант признал его — тот всю неделю обращал внимание только на то, какой Кёниг плохой стрелок. С другой стороны, наверное, лучше бы было и не знать, что тот думает на самом деле. После разговора с Куратором прошло время, и Кёниг старался обращать внимание на поведение сослуживца на тренировке и в повседневном взаимодействии. Отличалось ли отношение, выяснить не удалось хотя бы из-за того, что Гоуст ограничивался только комментариями о его навыках и не более. В любое другое время он будто бы делал вид, что Кёнига не существует. Когда Кёниг подходил к тренировочному комплексу, Прайс, Фара и Алехандро, уже успевшие принять душ, бурно обсуждали предстоящий поход в бар. Они, только из вежливости, как думал Кёниг, пригласили его с собой, а он, не желая никого обременять, отказался. Как они себе это представляли? Радовало, что не придется ждать душевую, можно будет раздеться и встать под прохладные струи воды, смыть с себя всю грязь, налипшую в процессе тренировки. Он плюхнулся на лавочку, запрокидывая голову, и оперся о железную спинку. Первым делом снял бронежилет, потом обувь, шлем, но стоило руке коснуться маски, как в коридоре послышались чьи-то тихие шаги. Кёниг выругался, оборачиваясь. — Ох, — выдохнул он. — Как игра, элти? Я смог вас обыграть. Это не было бахвальством, хотя Кёнигу отчаянно хотелось, чтобы его заметили и наконец-то признали. Он был не безнадежен, чего-то да стоил. — Это игра, и тебе повезло — я отвлекся. В реальном бою против меня у тебя не будет и шанса. Звучало обесценивающе, хлестко, как пощечина. Гоуст мастерски делал вид, что ничего не произошло. Впрочем, ничего нового: Кёниг давно видел в нем гордеца, неспособного признавать поражение. Он усмехнулся, разворачиваясь к шкафчикам. И этот смешок, конечно, прозвучал громче задуманного. Гоуст услышал, подхватил свои вещи и пошел прочь из раздевалки, решив, видимо, что примет душ в жилом корпусе. Либо ему не хотелось переодеваться и принимать душ с кем-либо из-за полностью покрытого тела, либо у него больше не было желания находиться в одном помещении с Кёнигом. Может, лейтенант неправильно его понял? Он ведь не издевался и не насмехался! Кёниг раз за разом прокручивал в голове слова Ричарда. Они звучали уже как мантра, постепенно теряя смысл. — Как же ты меня задрал. Можно ведь было достойно признать поражение! Нет, надо испоганить весь вечер! — ворчал Кëниг. Из душевой он вышел с полотенцем на голове, в размышлениях плавно перетекая с одной раздражающей его темы на другую — Алехандро. Идти сейчас в свою комнату означало увидеться с мексиканцем. Тот вряд ли заткнулся бы хоть на минуту до отбоя. А ведь в последние дни их отношения стали еще более натянутыми из-за невозможности договориться и прийти к какому-то компромиссу. И Кёнига невероятно сильно бесила невозможность повлиять — бесполезный — на ситуацию. Это ничуть не помогало вписаться в новую команду. Что там говорил Ричард? Учитывать любую обратную связь, все свои недочеты и работать в поте лица, возвращаясь в рабочую форму? Кёниг хмыкнул и поплелся в зал. Там он провел добрые полтора часа, доводя себя до тошноты и легкой дрожи во всем теле. Приняв душ еще раз, он обратил внимание на оставленные рядом с бронежилетом вещи — именно их он забрал из домика возле полигона и он не отдал лейтенанту… Потому что тот вел себя напыщенно и слишком горделиво? В любом случае, их необходимо вернуть. — Прайс? Кёниг заглянул в кабинет и, увидев капитана, спросил: — Гоуст забыл кое-что. Можешь ему передать? — Я бы с удовольствием, но до завтра я занят, — ответил Прайс, не отрывая головы от стола, и продемонстрировал документы. — Если честно, не знаю, где он обитает. Не хотелось бы просто так беспокоить, — намекнул Кёниг, сверля капитана взглядом, а про себя взмолился: «Я знаю, что вы в хороших отношениях, в отличие от меня, так в чем проблема?!» — Двадцать пятая комната. Зайди, он не кусается, — усмехнулся Прайс. — На тренировках — возможно, но это его вещи. Он продолжал что-то писать, больше не обращая ни на что внимания. Кёниг сощурился, недовольно морщась. — Да, конечно. Да… С каких пор разговор с прости-господи-лейтенантом страшнее, чем все то дерьмо, через которое пришлось пройти? Обычная с виду дверь словно вытягивала жизненные силы. В голове резко опустело, гравитация внезапно возросла и неудержимо потянула к полу. Стоять вот так становилось все сложнее. Кёниг помялся с ноги на ногу, пытаясь расслабиться. Не будь у него силы воли, собрал бы себя в кучу и побежал от этого места как можно быстрее. Кёниг поднял кулак, чтобы постучать, как вдруг дверь открылась. — И долго ты будешь мяться и шуметь? — недовольно сказал Гоуст, скрестив руки на груди. Его взгляд точно был осуждающим и враждебным, словно Кёниг, сам того не зная, успел предать родину. — Да, — ответил он. — То есть, нет… В общем, ты забыл. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить протянуть вещи лейтенанту. — М-м. С чего ты взял, что я забыл? Он звучал удивленно. Ни осуждения, ни агрессии. Плечи Кёнига опустились. Забирать вещи Гоуст не спешил. — Ты не оставляешь их на видном месте, — он отвернулся, поправляя маску сзади. Если до того, как дверь открылась, ему очень хотелось уйти, то теперь Кёниг испытывал вполне реальную потребность сбежать. «Сколько здесь коридоров, откуда я пришел?!» — растерянность быстро сменилась давно привычной тревогой: во рту моментально пересохло, к горлу подкатила тошнота. — Ты уверен? Мы работаем вместе не больше двух недель, а ты уже сделал такие выводы. Кёниг замер. Он непонимающе и даже немного глупо уставился на Гоуста, не моргая. Что ему вообще нужно? Признание ошибки? Чтобы он отнес все обратно? Да, возможно, не стоило брать чужое без спросу, пытаясь сделать как лучше — именно этим и занимался Алехандро. Сравнение с мексиканцем окончательно выбило его из колеи. Кёниг сделал шаг назад, отвернулся, задумавшись. Гоуст смотрел на него пристально, изучая и кое-что про себя подмечая. Сержант оказался исполнительным, хотя в начале создавал впечатление не самого сообразительного бойца. — В следующий раз просто дай знать, — беззлобно прорычал Гоуст, выхватывая свои вещи из чужих рук. — Проблемы с Алехандро? Тебя часто замечают на полигоне по ночам. — Не привык жить с кем-то. — Алехандро шумный, — заметил Гоуст, незаметно и очень осторожно поддерживая Кёнига. — Поговори с Прайсом. — Я не дума… — Не твой конек. Обратись к начальству, если не в состоянии урегулировать проблему сам. Ты не будешь эффективным без должного отдыха. Доброй ночи, — резко отрезал Гоуст и захлопнул перед ним дверь. Кёниг постоял на месте с минуту и двинулся в сторону лестницы. Непонятное ощущение поселилось под ребрами: с одной стороны, он пытался поступить правильно и помочь человеку, с другой — оправданно за это еще и отхватил. С одной стороны, услышал, что его понимают и поддерживают, а с другой — получил новую порцию нравоучений. День выдался насыщенным. Хотелось скорее принять горизонтальное положение и вырубиться.