Должна ведь быть причина?

Дисциплина. Ее в обязательном порядке пытаются привить еще в детстве, практически никогда не думая, как это отразится на человеке во взрослой жизни. В военном же деле дисциплина не столько навык, сколько часть личности и характера солдата. Избавиться от нее практически невозможно, да и не нужно. Возможно, жизнь становится менее спонтанной из-за рутины и автоматизации выученных наизусть действий, но дисциплина помогает выжить и держаться на плаву, когда жизнь, кажется, теряет всякий смысл. Вставать по будильнику изо дня в день, когда единственное, чего хочется — спать, бежать от реальности; завтракать, обедать и ужинать через силу, засовывая в себя что-то плохо различимое — кажется, каша была на завтрак, так какого черта она еще и на ужин? — несколько раз в день тренироваться, даже если нет ни сил, ни плана тренировок, нет заданий, к которым нужно приводить себя в форму. Электронные часы с мерзким и тусклым свечением стояли на полке возле кровати. Кёниг проснулся раньше времени, поэтому до самого будильника, который должен был прозвенеть только через двадцать минут, следил неотрывно за цифрами, считая про себя секунды, размышляя. Последние дни, насыщенные событиями и в особенности людьми, утомляли: в голову то и дело приходили мысли о том, чтобы собрать вещи и рвануть в свою старую, небольшую, но привычную квартиру. Там он мог быть предоставлен сам себе. Никаких социальных контактов, никакого напряжения, двумя словами — стабильность и предсказуемость. Но что-то заставляло оставаться на месте, хотеть, чтобы этот день начался. Казалось, что, несмотря на все происходящее — раздражающее, неприятное, опасное — он наконец-то смог вынырнуть из вязкого и неприятного сна. Кёниг поймал себя на мысли, что старается настроиться на новый день, подготовиться к возможным трудностям, прокручивая в голове ситуации, которые, по его мнению, могли бы доставить дискомфорт. Он не любил быть в центре внимания, предпочитал отмалчиваться в стороне, желательно с каким-нибудь близким по значимости человеку. В его прошлой группе таким человеком была Пятая. Она часто подбадривала и помогала общаться с остальной командой в самом начале формирования отряда. После ее смерти эта ответственность легла на плечи Ричарда, который, понимая, насколько тяжело Кёнигу, старался быть рядом и как-то помогать в особо сложные для него дни. Кёнига поселили с Алехандро — шумным и очень тактильным мексиканцем, любящим пообниматься, похлопать по плечу, предплечью и спине, толкнуть и в целом находиться слишком близко к кому-то, не понимая и не видя личных границ. Его новый напарник был из тех солдат, которых сложно прочесть: в одну минуту он смеется, в другую подозрительно на тебя смотрит и бросает колкости, проверяя, а в третью замолкает, обдумывая что-то свое. А еще Алехандро не любил находиться один — ему всегда требовалась компания, это стало понятно из историй, которые лились потоком до самого отбоя. Прозвенел будильник. Кёниг потянулся за маской, или, как сказали бы некоторые, «тряпкой», и натянул ее на себя. Повернув голову, он осмотрел комнату еще раз. По часовой стрелке от двери в коридор находилась сначала ванная, комната — немного левее, создавая карман для рабочего пространства из двух столов, стула и ламы, дальше — встроенный в стену шкаф, отдельно у Алехандро и отдельно для Кёнига, окно, тумбочка и двухъярусная кровать. Увидев ее накануне, Кёниг задумался, влезет ли он в нее и будет ли удобно спать. Впрочем, подумав, он пришел к выводу, что спать на втором этаже безопаснее: меньше вероятность, что его увидят без маски. Не то чтобы его лицо было каким-то секретом, но тем не менее, хотелось сохранить свою внешность в тайне. Так было комфортнее. — Доброе утро, colega! Как спалось на новом месте? — протянул заспанным голосом Алехандро, поднимаясь с кровати. У него был небольшой акцент, из-за которого он как будто то и дело неправильно ставил ударения. — Сойдет. А тебе? — из вежливости спросил Кёниг, спускаясь вниз. — Прекрасно. Не думаю, что кто-то еще посвятит тебя в план работы, а график у нас плотный, поэтому давай быстро и на пальцах, — сказал Алехандро, потягиваясь и подходя к шкафу, — Тренировка на улице, потом завтрак, потом немного времени на отдых и снова тренировка. В целом, первая половина дня — простая. Ближе к вечеру мы обычно тренируемся в полигонах. У тебя было что-то похожее? — Алехандро открыл шкаф и вынул оттуда пару вещей. — М-м, хороший вопрос, — заторможено ответил Кёниг. Болезненное воспоминание о прошлом помогло немного взбодриться и взять себя в руки. — У нас была база, в несколько раз меньше, чем ваша, с двумя-тремя спецотрядами, и мы очень часто устраивали смежные тренировки. Первый полигон был в лесу с огромной полосой препятствий. Проводить операции можно было с самого утра и до ночи. Второй полигон — внутри базы, я бы даже сказал, под ней. Отработка техник и тактик, не более. — У нас есть объект, на территории которого расположены дома, полуразрушенные здания. Локация интересная, особенно если тренируемся с другими спецгруппами. Еще советую одеваться теплее. По утрам здесь прохладно. Если первые две тренировки прошли в более-менее привычной и спокойной обстановке, то третья не внушала ничего хорошего — Кёнигу никто не сказал, чем они будут заниматься. Это был полигон под открытым небом. Он отличался от прочих специально построенными, местами разрушенными жилыми домами. Просторная территория вмещала в себя несколько секций: одна — с домами до двух этажей и с большими лужайками спереди, вторая городского типа со зданиями до семи этажей, и еще большое поле с холмами, развалинами и рвами. Все это позволяло отрабатывать в одном месте разные навыки: от штурма жилища до перестрелки в поле. Отряд собрался на входе, дожидаясь только капитана. У отряда была единая форма, но кто-то все равно выделялся так или иначе: например, у Кёнига был шлем и маска с балаклавой под ней, у Гоуста — маска с черепом, а у Хоранги — маска и очки. Из снаряжения у каждого бойца были наушники, рация, броник, штаны карго, берцы. Оружие разнилось. Кёнигу выдали винтовку и пистолет — явно учебные, небоевые, немного обшарпанные временем. Детально рассмотрев их, можно было увидеть холостые обоймы и лазерные датчики попадания над дулом. — Снайпер? — удивленно спросил Гоуст, оценивающе оглядывая Кëнига с ног до головы. — Тебя за километр видно. Тот скривился под маской и резко ответил: — Снайперы редко стоят, когда стреляют. Слова, на которые не хотелось обращать внимания, резали по больному, хотя бы потому, что с его ростом он в самом деле испытывал трудности, будучи снайпером, но признаваться в этом ни себе, ни Гоусту не хотелось. Но размышления и внутренняя злость моментально сошли на нет, стоило Прайсу — капитану отряда, — появиться и увести всех за собой вглубь полигона, параллельно объясняя, что в сегодняшней тренировке участие будут принимать несколько групп. Перед каждым членом отряда ставилась определенная задача. Те, что шли первыми, смотрели вперед, расчищая путь остальным, часть прикрывала тыл, лишая врага возможности напасть исподтишка, а середина тщательно смотрела по сторонам. Гоуст и Кёниг шли друг за другом в центре, высматривая противника в соседних домах, в окнах или за углами. В окне дома напротив показалась фигура. Кёниг навел оружие и, почти нажав на спусковой крючок, услышал выстрел. Гоуст оказался быстрее. — Тебе не кажется, что ты лезешь, куда не надо? Это была моя цель, — не выдержал Кёниг, тихо закипая от невозможности участвовать в тренировке наравне со всеми. Ричард явно дал понять, что первое время будет тяжело. Вписаться в команду, сработавшуюся за столько лет, и правда было сложно. Необходимо было время, и это все понимали. — Твоя? Тогда почему я успел её убрать? — хмыкнул Гоуст, не отрывая взгляда от горизонта. В целом, это правильный подход: противник мог выскочить откуда угодно, и невнимательность могла быть смертельна. С другой стороны, сложилось чёткое ощущение, что Гоуст намеренно избегает с ним зрительного контакта, будто бы игнорируя. Задевало ли это самолюбие? В каком-то смысле, да. — Потому что ты делаешь это специально? — сквозь зубы ответил Кëниг, дулом оружия упираясь в плечо Гоуста. — Вместо того, чтобы смотреть прямо, сопли на кулак наматываешь? Снайпер не должен отвлекаться от поставленной задачи. Из-за тебя могут погибнуть люди, — ответил Гоуст, следя за горизонтом. «Как можно быть настолько противным... На задании будет так же? Он будет комментировать каждый мой шаг, пока меня не подстрелят?» — задумался Кëниг и вдруг отсупился из-за рыхлого в одном месте асфальта. Подавшись вперед, он оперся плечом о стену, шаркнув по ней, но на ногах устоял. Половина команды обернулась посмотреть, что случилось. Кëниг поднял руку на уровне груди, как бы показывая, что всё в порядке и можно двигаться дальше. — Ожидаемо, — констатировал Гоуст, даже не повернувшись в его сторону. — Что конкретно? Твои доёбки в мой адрес? — Я не удивлен — ты неуклюжий, а в этой маске угол обзора сокращается еще сильнее. Ты противников вообще видишь? — спросил тот и, не давая возможности ответить, продолжил: — Не удивлюсь, если ты спотыкаешься о свои же ноги. Ты громкий, а еще я видел, как ты целишься — учитывая, сколько времени на это уходит, смею предположить, что обзор твой крайне ограничен. Возьми пример с остальных: выкинь эту половую тряпку и оставь балаклаву. Мы не в цирке, — подытожил Гоуст чуть громче обычного, и кто-то из команды, по-видимому, услышав их разговор, хихикнул. Кëниг весь напрягся, чуть не скрипя зубами от накатывающей злости. «Убить. Перерезать глотку. Вспороть брюхо. Выдавить пальцами глаза. Вырвать кадык. Сломать рёбра. Вывернуть руки. Прострелить колени...» — кровожадно думал он, не привыкший позориться, особенно в присутствии человека, который комментировал каждый его шаг и косяк. Гоуст умел подбирать слова, говорил последовательно, методично, делая акцент на одном: Кëнигу тут не место — слишком неповоротливый, неуклюжий, громкий, медленный. И на эти оскорбительные замечания хотелось найти аргумент, хотелось доказать, что в этот раз он точно успеет выстрелить, снять врага, но отчего-то все попытки заканчивались выстрелом Гоуста. Возможно, добивало то, что Кëниг не понимал, что они делают и что отрабатывают. Да, ему давали указания, но в чем смысл бездумно выполнять приказы? Особенно если он не успевает делать что говорят — Гоуст перехватывает и исполняет любой приказ быстрее. Кëниг чаще всего плетется в самом конце, практически ничего не делая. Он привык, что всегда разрешают действовать так, как он посчитает нужным, и плестись за всеми в хвосте немного противоречило его взглядам. Он стремился в бой, не боясь быть подстреленным, он не был осторожным и всегда бросался под нож, не всегда выжидая удобного случая, придерживаясь мнения, что такого может вовсе не подвернуться. И всё же маску снимать он не хотел и не собирался. Она проводила границу между ним и внешним миром, помогая чувствовать себя в безопасности. Никто в новом отряде не видел его лица, а значит, не видел эмоций, например, страха, замешательства, гнева, радости. Маска позволяла оставаться инкогнито, человеком, о котором сложно сказать хоть что-то. Считая секунды до конца тренировки, Кёниг пытался держать себя в руках и, как-то только капитан объявил о конце тренировки, одиноко зашагал в сторону базы. Через час была назначена встреча с Ричардом, но к тому моменту стоило бы проветрить голову и обдумать свои слова. Куратор ценил в первую очередь обдуманные ответы. Он редко принимал в оборот субъективное «мне не нравится», постоянно настаивая на качественной аргументации. «За ближайшую неделю-две я точно приду в норму, — думалось Кёнигу. — С другой стороны, если так и не дадут тренироваться, если он будет продолжать вести себя агрессивно, вряд ли из этого хоть что-то выйдет». С другой стороны, немного погодя, Кёниг поймал себя на мысли, что некоторые комментарии, даже едкие, были справедливы: где-то он не успевал выстрелить из-за собственной медлительности, где-то долго думал, прицеливаясь, был неуклюжим, время от времени спотыкаясь и ударяясь головой о косяк двери. Кёниг был рассеянным, и это могло сыграть против него в бою — именно об этом и говорил Гоуст после демонстративного поединка. — Как твой первый день? К сожалению, я сегодня уезжаю и приеду проведать тебя только через неделю-две, но я всегда на связи. Присаживайся, — протараторил Ричард на одном дыхании. Он выглядел непривычно: синий выглаженный костюм и зачесанные назад волосы сильно контрастировали с немного помятым, по-видимому, из-за недосыпа и постоянной работы лицом. Куратор повел рукой в сторону дивана, повторяя свое приглашение, и Кёниг, кивнув, устало завалился на диван. Стащил шлем, маску и балаклаву, положил рядом. — Нормально. Еда, условия — лучше, чем на нашей прошлой базе. Они и правда хорошо спонсируют этот проект. Похвально, — начал он издалека, отвернувшись к окну. Ричард терпеливо дал ему время собраться с мыслями, и Кёниг, подобрав слова, продолжил: — Все в порядке, но мне не нравится, что один человек комментирует каждое мое движение. Подмечает все просчеты, говорит, что мне тут не место. Я проигрываю ему во всем. — И тебе хочется пустить ему пулю в лоб? Да, мы это уже проходили, — тяжело вздохнул Куратор, присаживаясь напротив. — Ты и правда растерял навыки. То, что тебе на это указывают — не плохо. Ты должен соответствовать уровню подготовки спецотряда и научиться играть по их правилам. Ты отвык от общения с военными. Я помню, как ты злился, когда кто-то делал замечания. А как ты бесился, когда приказывали вести себя определенным образом и подчиняться уставу! — Куратор усмехнулся, вспоминая былое. — А сейчас что? Обычное дело. Никто не собирается с тобой сюсюкаться. Подумай, ты бы стал? — Нет, потому что... — Реальность жестока. Тебя подстраивают под новую команду. И чем быстрее ты вольешься в работу, тем лучше. Ты спасешь немало жизней, Кёниг. Эти люди, — Ричард указал на дверь, — не обязаны быть с тобой приветливыми и обходительными на тренировках. Но будет странно, если кто-то не станет соблюдать субординацию вне тренировок. Обязательно дай мне знать, если подобное случится. А так… — Куратор встал со своего места, поправив пиджак. — Соберись уже, обрати внимание на все те недочеты, о которых тебе говорили, и исправь их. Тебя и дальше будут провоцировать, и вряд ли прекратят. Ричард приободряюще улыбнулся, протянув руку на прощание. Кёниг ответил на рукопожатие и подхватил свои вещи. — Мне пора. Выдержка, терпение и внимательность к деталям спасут тебе жизнь, понял меня? — на прощание сказал Ричард, направляясь к выходу. — Вопросов нет, к-капитан, — передразнил его Кёниг в своей манере, улыбаясь. Впервые за день он чувствовал себя таким довольным. Даже несмотря на этот монолог, ему полегчало.