Дом на болотах

От вида заросшего фасада в слабом свете ранних сумерек Джеку отчего-то стало не по себе. Он уже немного привык к живописности места, и теперь осматривал все с точки зрения практической сметки — а она у него была, и неслабая. Работы предстоял непочатый край, потому что дому было добрых двести лет — задолго до того, как первые Доусоны ступили на американскую землю. И кусты, и фасад, и лесенки, и постройки в глубине двора… Неужели Джек должен будет справляться с этим один?.. Вот уж эти богатеи… — В дом проведена телефонная линия, Джек. Не бойся, ты всегда сможешь мне телефонировать, в Шарлоттсберг. При необходимости — вызовешь подмогу по хозяйству или полицию, — рассказывала ему миссис Дьюитт Бьюкейтер, поднимаясь по широкому крыльцу к входной двери под небольшим навесом с изящными колоннами. Джек шел следом и прилежно кивал, прилежно, как в школе. Кроме тяжелой работы его смущало то, что усадьба, дом, и все, что внутри и снаружи, принадлежат семье Кэледона Хокли — по милости Джека Доусона лишившегося красавицы-невесты и роскошного королевского бриллианта. Если в мотивы матери Роуз Джек еще готов был поверить, то поначалу от предложения приглядеть за домом Кэла пришел в крайнюю степень отрицания. И только после длительных колебаний согласился — слишком уж оно было заманчивым. Жилье, жратва, одежда, затаиться и осмотреться — что еще надо на первое время? Хоть и прикидывал, чем таким мог угодить или не угодить бывшему жениху Роуз, что тот так усердно пытался его сманить на это новое место. Странно оно все было. — Добрый вечер! — приветствие, с характерным виргинским выговором, раздалось из-за распахнувшейся двери. Тяжелая и грузная, облаченная в черное платье и тюрбан негритянка отступила, пропуская гостей в натопленную прихожую. — Здравствуйте, миссис, здравствуйте и вы, маста. К вечеру будет холодать, я велела Лекси растопить камины — в гостиной и в спальнях. Миссис Дьюитт Бьюкейтер подняла руку в приветствии и представила Джека местным обитателям. Наемная прислуга в составе мамаши Джой и ее более молодой копии Лекси работали здесь уже несколько лет, и появления Джека ждали как манны небесной — грядущая зима по всем приметам обещала быть холодной, а дом все ветшал… Широко и белозубо улыбнувшись, мамаша Джой проводила Джека и миссис Дьюитт Бьюкейтер в небольшую гостиную, старомодную, в тяжелом убранстве полувековой давности. Да и света здесь почти не было, электрические светильники работали не все, часть была и вовсе заменена обратно на трехсвечные канделябры, еще помнившие гражданскую войну. Картины — над камином и в простенке между окнами, — изображали водную гладь растущие прямо из воды мощные деревья. Разумеется, в провинциально-академической манере, никакой свободы мазка или лишнего цвета, способного оживить полотна. Такие же туманные и стылые, как и изображенные на них болота Грейт-Дисмал. Миссис Дьюитт Бьюкейтер вытащила скрепляющую прическу и шляпу длиннющую булавку, которой можно было при желании заколоть грабителя, и, откинув с плеч траурную вуаль, аккуратно положила головной убор на подзеркальник. — Вижу, как ты переживаешь, Джек, — прокомментировала она довольно хаотические перемещения Доусона по полумраку гостиной. — Но беспокоиться не о чем. Тебе здесь понравится. — Да, миссис Дьюитт Бьюкейтер, — Джек вновь кивнул. — Я вам полностью доверяю. — Вот и славно, — улыбнулась она. — Кэл будет здесь завтра утром, он намеревался провести инспекцию дома, но ему сообщили, что вакансия смотрителя закрыта, и он решил перенести визит, чтобы лично подписать договор. Он надолго не задержится: день, самое большее — два. «Вот и славно», — повторил про себя Джек Доусон, но немного на другой лад, оглядываясь вокруг. Может быть, это и была какая-то новая свобода, доселе невиданная и незнакомая. Но привлекательная — в основном благодаря ежемесячному жалованью в двадцать четыре доллара без учета расходов на стол и одежду. — Ужин, мэм, — присела в книксене Лекси, появившаяся в дверях так внезапно, что Джек даже вздрогнул. По идее, в таких домах должны от души скрипеть половицы, тут не походишь совсем уж бесшумно. — Мамаша Джой расстаралась ради гостя. Миссис Дьюитт Бьюкейтер одобрительно склонила голову. — Да, Лекси, мы сейчас придем. Ступай скажи, чтобы ма Джой разливала лимонную настойку, — мастеру Джеку должна прийтись по душе. Сам Джек собирался быть учтивым и приятным собеседником, коль скоро его манеры до светских не дотягивали — но Руфь с некоторых пор обращала на такие вещи мало внимания. Ужин прошел быстро, проголодавшийся Джек быстро расправился со своими внушительными порциями, отдав должное стряпне мамаши Джой, и почти опустошил сияющий в тусклом электрическом свете графинчик с золотистой наливкой. В конце концов, со всем можно смириться. Люди ко всему привыкают, так ведь? Место здесь хоть и глухое, но по-своему красивое, переживет он здесь как-нибудь зиму да и даст тягу по железной дороге куда-нибудь к большим городам… С примерно этой же мыслью Джек засыпал в своей новой комнате, на жестковатой кровати, застеленной новым постельным бельем. Свеча на столике уже давно догорела, и только слабые всполохи искр в догорающем камине слегка разгоняли ночную тьму. На новом месте редко крепко спится, и Джек ворочался, прислушиваясь к звукам спящего дома. Окна, рассохшиеся, тоже старые, чуть дребезжали под натиском ветра — гнилого и гнетущего ветра с болот. Как и обещала мамаша Джой, похолодало, и резкий сквозняк чуть отводил портьеру в сторону. Если бы Джек был более суеверным, он бы подумал о призраках, но призраков ведь не бывает… Измучившись ворочаясь с боку на бок, он все-таки начал проваливаться в сон, как раз когда зарядил мелкий дождь, зашумев по крыше и тонко-отрывисто забарабанив по стеклам. Последним, о чем Джек успел подумать, что и к этому тоже ему предстоит привыкнуть — по крайней мере на какое-то время. Он не слышал, как во дворе припарковался второй автомобиль, гораздо роскошнее той колымаги, в которой они с Руфью сюда приехали. Широкие колеса мягко шли по быстро размокающей земле, капот блестел в стекающих дорожках дождя, и, быстро распахнув дверь, мужская фигура в темном плаще, чуть согнувшись, быстро взбежала по ступеням крыльца и скрылась в доме.

***

Роуз вновь смотрела на него. Бездонными, сияющими радостью глазами. Живая, прекрасная, осиянная блеском первой любви, отчаянием первого сумасбродства. Стояла перед ним, почти нагая, стягивая с плеч полупрозрачную дымку пеньюара. Слишком легкомысленного вида, чтобы принадлежать приличной барышне на выданье. Он отлично помнил все происходящее. Софа была здесь же, и огонь в электрокамине — как настоящий. Роуз вот только казалась живой… Пышная грудь, тяжелая, обращенная вверх алыми акцентами сосков. Всполохи рыжих курчавых волос — треугольник. Если ее — такую, — писать, то только золотом, рубенсовым, тициановым… Ах, хороша! Второй раз, выпади ему такая возможность, Джек Доусон не стал бы терять времени. Да и Роуз не стала бы, наверняка. Он сумел ей угодить, несмотря на то, что девица была неопытной, хоть и быстро ухватившей… суть происходящего. Не слишком ломалась. Роуз и не думала ни о чем таком. Не сводя с Джека пристального призывного взгляда, чуть откидывая голову назад, она, совершенно нагая, шла вперед, за несколько шагов преодолев расстояние ковра, которое их разделяло. От близости роскошной, желанной до одури женщины у Джека повело голову. Нежная кожа пахла фиалковой эссенцией, как и тогда, на «Титанике», и Джек ярко припомнил мягкую обивку «Рено», который они заняли для такого важного дела. Мягким, но настойчивым движением уложив его обратно на постель, Роуз уселась верхом на его бедра — так дамам тоже не пристало. И это та же самая девушка, которая спрашивала про седло по-мужски? Вот это номер! Неужели Роуз будет пробовать… Впрочем, пробовать уже было что — дружок Джека уже вовсю желал попасть в укромное местечко Роуз, наливаясь кровью и приподнимаясь. Она улыбнулась ему — понимающе, чуть приподняла волосы с плеч, убирая их за спину. Приподнялась, нырнув рукой меж собой и Джеком, обхватывая уже твердокаменный член и направляя его в себя. Ох, как же он скучал по ней! Игриво закусив губу, он снизу будто подзадоривал ее взглядом, ну же, моя Роуз, посмотрим, что ты можешь… С гортанным стоном, нарочно медля, она опускалась — все ниже и ниже, приподнимаясь, и снова — глубже, забирая его внутрь себя, в тесную и влажную глубину. Как ждал, ох, как же он ждал, когда тяжелые бедра плотно охватят его, а сам он окажется полностью внутри, на всю глубину… Уже предвкушая, как будет двигаться в ней, как будет пронзать теплую плоть, как она будет стонать и всхлипывать, Джек сам подался вперед, желая поскорее увидеть, как поволокой блаженства затягивает взгляд его прелестной Роуз. Боль была мгновенной, ослепляющей, обездвиживающей. Как белая молния, ударившая прямо в него. Голос пропал, как и способность шевелиться, и несчастный Доусон не смог даже заскулить. Не мог произнести ни звука, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Дикая боль находилась внутри этой мягкой и золотистой Роуз, охватывала его естество, лишая остатков чувств и разума. Что-то острое твердое, неумолимое впивалось в быстро опадающую плоть, и Джек боялся пошевелиться. Улыбка Роуз так и не сошла с губ, абсолютно деревянная, застывшая и пугающая до чертиков. Взгляд при этом — пустой, бездумный, мертвый, — пробрал Джека до мурашек. Он на мгновение забыл о боли, понимая, что, должно быть, это еще не конец… Эта Роуз, или что там было вместо нее, двинулось еще ближе, и новый взрыв боли накрыл все, что было ниже пояса. Зубы! Боже милосердный, вокруг его члена сейчас сомкнулся ряд зубов, и в подернувшемся кровавой дымкой сознании промелькнула мысль, что ряд этот — не один… Наконец сумев набрать воздуха в грудь, Джек изо всех сил заорал, зажмурившись, мечтая, чтобы видение из преисподней убралось куда-нибудь прочь и все это оказалось просто дурным сном. Нестерпимая боль накатывала волнами, будто его пережевывали, и, на пике, когда он уже готов был вырваться, оставив часть собственной плоти у этого исчадия ада внутри, новая, еще более страшная волна накрыла Джека с головой и он, утопая в своем же крике, беспомощно и бездумно переворачиваясь, полетел куда-то в черную бездну.