Идиот на службе у Братства

      Адамус Филида сидел в хижине за городскими стенами Лейавине и что-то читал. Его телохранители смиренно стояли возле входа в нее, сверля глазами стену. В дверь постучали, и они заметно напряглись.       Один из них положил руку на рукоять меча, второй осторожно вышел на улицу. Перед ним стояли два крепких каджита с телегой, на которой гордо возвышалась огромная коробка, перевязанная широкой красной лентой. — Господин Филида здесь? Нам сказали, что он будет здесь, — начали каджиты. — Вы кто? — не понял телохранитель. — Служба доставки! — Доставки кого?.. — Всего. В данном случае — подарков.       Второй телохранитель вышел и тупо уставился на коробку, а там и на каджитов. — Коробку в дом сами занесете или это сделать нам? — А что внутри? — Без понятия. Мы не спрашиваем, что и зачем надо доставить. Мы просто доставляем и все! — Откуда хоть?.. — На крышке написано.       Один из телохранителей подошел к телеге, залез на нее и посмотрел адрес отправителя, написанный на коробке. Увы, там значилось только расплывчатое «Имперский Город». — Господин Филида?.. — второй телохранитель позвал своего начальника, и тот вышел из хижины, на секунду обескураженно застыв. — Подарок. Говорят, что именно вам. — От кого? — Тут просто «Имперский Город» в качестве обратного адреса, и все. — Так что? Нам заносить или сами справитесь?       Адамус Филида почесал затылок. «Возможно, сослуживцы решили поздравить меня с выходом на пенсию», — подумал он и кивнул каджитам, повелев снять коробку с телеги и затащить внутрь. Те повиновались, а после выполнения работы уехали в город. — Оставьте меня одного, — скомандовал Адамус, и его телохранители послушно покинули хижину, оставив своего начальника наедине с коробкой. Тот задумчиво обошел ее кругом, почесал затылок и разрезал ленту. Как только он это сделал и приоткрыл крышку, из нее выскочил какой-то юноша. — Это еще что?!.. — не понял бывший стражник, тупо уставившись на свой «подарок».       Это был очень молодой, смуглый человек невысокого роста. Стройный, подтянутый, гибкий и изящный, в черных шелковых шароварах, украшенных золотом; лицо его было закрыто платком, открывая миру лишь его бездонные, большие, зеленые глаза. Он был красив. Однозначно танцор какой-нибудь.       Не очень понятно только, зачем его послали к нему, к Филиде. — Не «что», а «кто», мой дорогой друг, — юноша подмигнул ему. — Я здесь, чтобы составить тебе компанию. Ответь мне, душа моя: достаточно ли я хорош для этого? — Какую компанию… — Обычную. Не Имперскую Торговую, не переживай, — он кокетливо хихикнул. — Я вижу перед собой воина. Доблестного защитника своей страны. Скажи мне, душа моя, относились ли к тебе с должным почтением за это? — Ну, — вздохнул Адамус. Он все еще не понимал, к чему юноша клонит. — Ой ли? Знаю я, как устроена жизнь стражника изнутри. Пашешь, как проклятый. Тебя постоянно поливает помоями начальство, а всякая шушера, от которой ты избавил город, добавляет сверху. Хочешь, я покажу тебе, чего ты заслуживаешь? — Ты кто вообще? — Мое имя ничего не значит, свет очей моих, но, если ты хочешь, ты можешь называть меня как угодно, ибо я согласен на все ради тебя, — он снова подмигнул ему, и до Адамуса начало что-то доходить. — Я явился из самых твоих сокровенных снов, тех, где наслаждение смешивается с экстазом… — Я не заказывал проститута. — Помилуй, солнце мое, проституция — это слишком грубо и просто. Я — нечто большее. Моя задача — порадовать тебя и интеллектуально, и морально, и эстетически… и физически, если потребуется, — он выбрался из ящика и уверенным шагом направился к своему «клиенту», а тот точно так же уверенно попятился назад. — Близко ко мне не подходи. — Как прикажешь, душа моя, как прикажешь, — промурлыкал юноша, и Филида по блеску его глаз понял — он отступил ненадолго. — Как сложно тебе, бывалому вояке, раскрыться, м? Не волнуйся, я знаю, как растопить твое сердечко.       Он послал Адамусу воздушный поцелуй, отошел и нагло сел на стол, за которым тот только что читал. Раздался легкий вздох облегчения. — Мой дорогой, расскажи мне, что ты любишь, — даже сквозь платок были видно, как юноша улыбается. Старый командор снова вздохнул и устало уставился на юношу. Он уверенно подошел к нему и, заглянув ему в глаза, спросил: — Сынок. Вот скажи мне, зачем ты этим занимаешься? Ты не пробовал заняться чем-то… Нормальным? — Нормальным — это чем? — юноша ответил вопросом на вопрос, глядя на него и как-то странно улыбаясь. Командору не нравилась его улыбка. Очень не нравилась. — Да мало ли на свете достойных занятий? Я не вижу твоего лица, но судя по твоей комплекции, ты очень гибок. Ты мог бы пойти в танцоры, например, вместо того, чтобы торговать, э-э-э… — О, как же ты заботлив, свет очей моих! — почти промурлыкал юноша, и Адамус еле сдержался, чтобы не закатить глаза. — Твоя доброта делает этот мир светлее. Но я уже им являюсь. Танец — одна из частей моего искусства. — Искусства торговать собой? — Почему торговать? Торговля — это когда ты просто бездушно подставляешь все, что попросят подставить, и смиренно терпишь. Я же, скорее, пытаюсь помочь тебе раскрыться. Окунуться в нечто светлое и обволакивающее, как и завещала Дибелла.       Он кокетливо подмигнул. — Она хочет, чтобы ты получил истинное наслаждение. Разве будешь ты перечить ее воле? — Сынок. Мне уже глубоко за шестьдесят. Тебе-то сколько лет? Звать-то тебя как? — Мое имя не имеет никакого значения, — улыбнулся он, — поэтому назови меня сам, так, как посчитаешь нужным. Я согласен быть кем угодно, и все ради тебя, мой командор, — он потянулся к Адамусу рукой, и тот немного отошел назад. Заметив это, юноша недовольно цокнул языком. — Тяжелый случай. А что до моего возраста — не переживай. По закону мне уже давно все можно.       Филида замолчал, сверля юношу взглядом. Тот улыбался ему, глядя прямо в глаза. — Так что, свет очей моих? Расскажешь мне о себе? — Ты уже знаешь мою должность и имя. — Разве мы складываемся исключительно из этих двух вещей? Каждый человек — нечто большее, чем просто «звать так-то, лет столько-то, служил тут и тут». Каждый из нас — неповторимая личность, чудо, созданное богами, и я хочу это чудо познать. — Сынок. Иди-ка ты домой. А тем, кто тебя нанял, передай, что мне, конечно, очень приятно, но подарить проститута командору Имперского Легиона… — Что, гордость и привычка ходить в броне не позволяют тебе просто расслабиться? Радость моя, если ты не хочешь меня, то я не заставляю тебя меня брать. В конце концов, я здесь не за этим. Вернее, не только за этим.       Адамус тупо уставился на юношу. — Не смотри так на меня. Ведь я уже сказал тебе, что я — не проститут, я — скромный слуга Дибеллы, и моя задача — нести в мир красоту и любовь. А любовь, на секундочку, разная бывает, — он подмигнул. — Чего ты хочешь? Может, ты хочешь провести свидание под луной? Или чтобы я осыпал тебя лепестками роз, пока ты отдыхаешь? Быть может, ты хочешь, чтобы я изобразил преданность лично тебе перед твоими сослуживцами, чтобы те умерли от зависти? А как насчет танца на главной площади, чтобы весь город восхищался тобой — и твоим спутником?       Филида все еще тупо смотрел на юношу. Тот захихикал, спрыгнул со стола и сделал к нему пару шагов, но на этот раз командор не стал пятиться. — Вот! Ты уже от меня не убегаешь. Отличное начало! — Сынок, я не могу воспринимать тебя всерьез. Ты молодой совсем. Ты ростом мне как раз ровно до ширинки! — Зато мне, в случае чего, не придется нагибаться, если ты понимаешь, о чем я, — захихикал юноша. Адамус сначала замер, не поняв, в чем шутка, а потом сильно покраснел. — Шучу. Я не настолько мелкий. Нагнуться мне все-таки придется. — Прекрати, пожалуйста, — почти пропищал красный, как рак, командор. — Как мы скромны! Как мы скромны! Поразительно, — он сделал еще шаг вперед, почти вплотную прижавшись к доспехам Адамуса. Обнаглев, мальчишка снял с него шлем, откинул назад кольчужный капюшон и сбросил подшлемник. — Ну вот! Я наконец-то вижу твое лицо. Говорили ли тебе когда-нибудь, что ты потрясающе красив? — Да что ты… — Я несу добро и любовь, если ты об этом, — он снова послал Адамусу, все еще красному, как спелый помидор, воздушный поцелуй, и тот закатил глаза. — Серьезно. Ты, отдавший столько лет на службу своей стране — что получил ты взамен? Познал ли ты радость этой жизни, хоть какую-то, кроме работы? — Сынок, прекрати, пожалуйста, — пробурчал тот. — Не заставляй меня применять силу. — И в чем же я согрешил, раз ты намерен применить ко мне силу? — Я — уважаемый человек. Я уже пенсионер. Не пристало мне, командору Имперского Легиона, якшаться с молоденькими мальчиками. — А, так дело в этом? О, бедняга! Как сильно давит на тебя мнение людей, что даже здесь, где нет никого, кроме нас с тобой, ты не можешь расслабиться.       Юноша прижался к нему, встал на носочки и шепнул ему на ухо: — Мы тут одни. А я никому и ничего не расскажу.       Адамус поджал губы, а юноша снова улыбнулся. Он смотрел за спину Филиды и видел в окне то, чего не видел славный командор — а именно Люсьена Лашанса, который пялился на них во все глаза, и один из них начинал дергаться. — Тебе самому не мерзко вот так… — И мы снова возвращаемся к тому, с чего начали. Свет очей моих, я же уже говорил тебе, что сама Дибелла прислала меня к тебе. И она хочет, чтобы ты расслабился. — Дибелле служат в основном женщины. — Ключевое слово: «В основном», — промурлыкал юноша. — Дибелла знает твои тайные помыслы, солнце мое. Она видит тебя насквозь, ибо она — твоя богиня. Она знает, что тебе нужно. И она выбрала меня.       Он снова послал ему воздушный поцелуй. Адамус стоял, как вкопанный, и тупо хлопал глазами. — Ну же. Не бойся, — улыбнулся юноша, и взгляд его зеленых, больших, бездонных глаз обволакивал. Командор думал. Парнишка однозначно не просто мальчик по вызову. Он много раз видел их — такие часто попадали в его тюрьму, еще когда он был капитаном стражи — и знал, как они выглядят и как себя ведут. Этот же был прекрасен. Точеная, стройная фигура, томный голос, бездонные зеленые глаза. Даже если он и проститут, то очень, очень дорогой, и такие просто так в тюрьму не попадают.       Или же он действительно пришел по зову Дибеллы. По крайней мере, было похоже.       Он молча стоял, смотрел в глаза ему, командору, гордому воину, избавившего Имперский Город от множества отвратительных личностей, и терпеливо ждал, и взгляд его словно проникал в самые потайные уголки его души, лишая воли. Может, он прав? Может, действительно, стоит расслабиться и просто позволить ситуации нести себя по течению?.. В конце концов, парнишка прав. Он всю жизнь работал. За столько лет в страже его чувства притупились, иначе он бы просто не смог нести свою службу. Быть может, вот оно? Может, настало его время?.. — Я вижу в твоих глазах сомнение, — снова почти промурлыкал он — Обливион его дери, как он так разговаривает?! — Все, что ты знал о себе, все, что ты о себе думал, потихоньку ломается. Дибелла радуется этому, а вместе с ней радуюсь и я.       Вот засранец. Богиня точно на его стороне. Иначе как бы он узнал?.. Он вздохнул. Видимо, такова его судьба. — Ну и что мне делать? — Нет-нет, душа моя, вопрос поставлен неправильно. Что делать мне?       Адамус тупо уставился на него. — Платок с лица сними, для начала. — Сними его с меня сам, если пожелаешь.       «Уродец», — подумал Филида, но все же снял с юноши платок, открыв его лицо миру.       Красив. Очень красив. Темные, слегка небрежно взъерошенные, вьющиеся волосы до плеч, аккуратные черты лица, тонкие, поджатые губы… Адамус тупо смотрел на него, а тот улыбался. — Нравится ли тебе то, что ты видишь? — Вполне. — Достаточно ли я хорош для тебя? — Вполне.       Юноша улыбнулся еще шире, прикоснувшись кончиками пальцев к лицу Филиды. Тот едва заметно дрогнул. — Говорили ли тебе, что ты потрясающе красив? Эти морщинки, эти щербинки на коже… — Не льсти мне, я просто обычный старый имперец. — Старый — это когда тебе за восемьдесят, и то не факт, — улыбнулся юноша. — А ты, что называется, в самом соку. Ты никогда не думал, как прожитая жизнь оставляет следы на наших телах? Вот, например, эти морщинки, — он коснулся кончиком пальца кожи между его бровей, — намекают, что кое-кто часто хмурился, м? — Было дело. — А что я вижу?.. Шрамик на шее. Награда, полученная в бою? — Ага. — Когда ты его получил? — Давно, — Филида нахмурился. — Лет двадцать назад, не меньше. — И как это произошло? — спросил юноша, продолжая поглаживать командора по шее кончиками пальцем. Тот не хотел себе признаваться, но ему было приятно. — Шел вечером по улице после дежурства, а на меня из подворотни прыгнул какой-то данмер с ножом. Решил, что я любовник его жены, и попытался меня зарезать. У него почти получилось, — усмехнулся тот. — Кошмар какой. Тебе было страшно? — Страшно только первые года три службы. Потом ты привыкаешь, и когда на тебя из-за угла прыгает какая-нибудь сволочь, ты не пугаешься, а по привычке думаешь, получишь ты за эту сволочь премию или нет. — Как тяжела была твоя служба, — юноша покачал головой, и Адамус увидел в его глазах… сочувствие? — Теперь я понимаю, почему ты постоянно ходишь в доспехах. Нелегко, должно быть, тебе — жить, постоянно ожидая нападения. — Привычка — страшная сила, — командор пожал плечами. — Я не могу сказать, тяжело это или нет, просто потому, что я не помню, было ли когда-нибудь иначе.       Юноша несколько раз цокнул языком. — Я бы обнял тебя из сочувствия, но ты ничего не почувствуешь из-за доспехов. — Я могу их снять. — Снимай. Мы здесь все равно одни. Напасть на тебя некому.       Адамус кивнул, отошел в сторону и начал расстегивать ремни доспехов. Он не видел, как Виартур хищно улыбнулся, отошел к коробке, из которой он вылез, взял что-то и спрятал руку за спиной.       Подойдя к командору, он юркнул за спину командору, помогая тому снимать броню. Когда его кираса, наручи и кольчуга оказались на полу, в спину Адамуса Филиды, осторожного, умного человека, что всю жизнь ждал нападения, но на секунду расслабившегося, вонзилась Роза Ситиса. Виартур просто воткнул ее ему в поясницу, вложив в удар все свои силы, и старый имперец упал замертво.       Вытащив стрелу из его тела, имперец привычно вытер кровь с наконечника об попавшееся ему на глаза одеяло, быстро переоделся в свою обычную одежду, которая лежала в его коробке, отрезал Филиде палец с кольцом-печаткой и слинял с места преступления через окно.