Скрытые от всех драбблы по Ванахейму

Его глаза, полные раскаяния, говорят сами за себя. Яна впервые видит в них так много эмоций, несвойственных священнику: отчаяние, мольба о помощи и необходимость в её прощении — всё это перемешалось в алом, застланном горькими слезами. — Ангел.. Я согрешил, — сквозь неровные вздохи шепчет Такуми, его дрожащие руки из последних сил держатся за крестик на шее. Он взглатывает тяжко весь ком сожалений, чувствуя себя таким грязным рядом с кем-то столь божественным, запинается в жалости к самому себе, но продолжает говорить. — Я боюсь, что перешёл черту. Пострадали невинные люди. Мне нет прощения. Что же Котомине тогда ищет, если не его? Вглядывается помутнённым взглядом в растерянное лицо гарпии, желая увидеть заслуженное отвращение и гнев, но видит что-то совсем отличное. Её худенькие плечи опускаются, будто под тяжестью всех бед, что сотворил священник, её руки тянутся к щекам вздрогнувшего Такуми, вытирая слёзы, её глаза неожиданно блестят сочувствием. — Твои грехи будут прощены, но не на земле, а в могиле, — кротко начинает Яна, прикрывая глаза. На душе тяжко, на душе коты скребутся, а может кто похуже них, но ласточка стойко держится. — Прошу, в этот раз давай устроим исповедь для благородного спасителя, а не его верного клинка. Такуми хочет что-то вставить в ответ, но отчего-то вновь заливается тяжким рыданием. Сойер смотрит с заботой, Сойер смотрит с неизменным восхищением, Сойер смотрит на него с любовью. И он начинает свой рассказ. Долгий, прерываемый вдохами и всхлипами, наполненный нескрываемой ненавистью к своей же оплошности. Ангел поглаживает его по спине, закрывает от мира всего крыльями, лишь бы не слышать этих глупых вопросов: — Ты простишь меня, ястреб? Ответ слишком очевиден. — Ты отпустишь мне мои грехи? Она вновь кивает. — Ты останешься со мной? Яна улыбается неровно, шепчет невнятно: "Конечно останусь". Лучше от этого не становится. Хочется защитить мужчину, скрыть его от всех проблем на земле, но ничего не выходит. Остаётся только быть с ним, гладить по голове, шептать о том, что он не виновен, боготворить его и лелеять, ожидая развязки этой истерики. — Я хотел как лучше, — шепчет Такуми совсем тихо. — Я знаю, — вторит ангел в ответ.