Лживая болезнь

      Мне было стыдно перед собой. Жизнь обрубалась на горизонте, а я просто продолжал сидеть, спать, словно у меня есть время. Надо было что-нибудь сделать. Что я всегда хотел? Наверное, стать полноценной частью группы. Может дерзнуть, попросить? Да, я умею немного, но сыграть хотя бы на ближайшем мероприятии в молодежном клубе смогу, мне хватит навыков. Может, Акихико поймет причину моего внезапного порыва и поддержит меня. Да, решено: сегодня же на репетиции попрошу.       Я накинул гитару на правое плечо, которое тут же заныло привычной болью. Пожалуй, надо поменять плечо или носить, как все нормальные люди. Но не сейчас. Сейчас я просто направился на станцию. Людей много, они снуют вокруг меня и даже не догадываются, что я в любой момент могу залиться смертельным кашлем. А может среди них есть кто-то такой же несчастный, у которого ханахаки. Тогда я не один. Забавно: болезнь, которая подвела меня к одинокой смерти, в итоге приобщила меня к обществу таких же больных. Я не одинок в своем одиночестве.       До школы я добрался почти без происшествий: рука скользнула в карман за пропитавшимся кровью платком всего два раза. Хуже, что горло дерет от ледяного воздуха, которым успел наглотаться. Кажется, что тот живой цветок, укрепившийся внутри меня, недовольно, с укором ежится у меня в груди, жмется к стенке легкого, желая тепла, щекочет его.       В классе собрались уже все кроме Юки. Но для меня так даже лучше. Я с легкой улыбкой кивнул Акихико, он тоже дернул головой в ответ. С того раза мы стали без слов понимать друг друга, мне было спокойно, когда он рядом. Только я боялся, что однажды он исчезнет, потому что болезнь обозначит ему крайний срок, прикует к квартире, где он, верно, один умрет. Ханахаки сама возведет над ним могилу с цветком. Надо будет узнать его адрес, может, я наберусь смелости, чтобы проведать его напоследок.       Рицука уже злился и скрежетал зубами из-за отсутствия Юки. Харуки с боязливой улыбкой пытался его успокоить, но все знали, что это скопление гнева неукротимо. Рицука всегда выглядел страшно, я побаивался его, потому что он выглядел сурово. Хотя во время игры в его лице появлялись новые черты: азарт, удовольствие, возможно, любовь к своему делу и своему инструменту.       Я понял, что если сейчас не попрошу, то потом, когда начнется репетиция, просто не решусь.       — Ребята, я хочу выступать с вами, — сказал я, но из-за гвалта меня не услышали. Раздался звон тарелок на барабанной установке. Харуки и Рицука обернулись на Акихико. Тот кивнул на меня и прикрыл рот, по горлу его прокатилась волна.       — Я хочу выступать с вами! — громче сказал я, чтобы отвлечь их от друга по несчастью.       — Но ты же новичок, — Рицука поднял брови на мою дерзость.       — Погоди, — остановил его Харуки, похоже, он воспринял меня всерьез, — петь умеешь? Юки нас с прогулами однажды так подведет. Почему бы его не попробовать на солиста?       — Спой мелодию той песни, которую мы репетируем. Без слов. Все равно Юки их пока до ума не довел.       Я закрыл глаза, потому что мне было неуютно под взглядами других людей, и начал петь. Не знаю почему, но всегда, когда я вел мелодию голосом, непроизвольно начинал плакать, даже если слова были о счастье. Вот и сейчас я выдыхал звуки и чувствовал, как из углов глаз сочатся слезы. На голосе это никогда не сказывалось, но просто смущало меня это еще больше.       Эту мелодию я всегда чувствовал остро, словно она родилась из меня, из моей жизни. Мне не нравились слова, которые подобрал для них Юки, они были слишком далеки от того, что действительно волнует людей. Поэтому пропевать просто изгибы музыки было приятнее.       Закончив, я открыл глаза и увидел, что все, даже невозмутимый Акихико, смотрят на меня с неподдельным удивлением. Я смутился, отступил назад. Скажите что-нибудь, мне же страшно — а вдруг это было ужасно.       — Мафую, черт возьми, что ж ты раньше молчал! — вскричал Рицука.       — Оказывается в тихом и молчаливом парнишке скрывался настоящий самородок, — Харуки грустно улыбнулся.       — Учи песню, в ближайшее выступление ты поешь с нами. У тебя потрясающий голос, ты был рожден для этого, — Рицука все не мог остановиться. Волнение выместило его привычное недовольство с лица.       Я кивнул. Еще долго они успокаивались, готовили инструменты, я пытался закрыться от их внимания гитарой, мне было неуютно. Наконец, мы все же начали. Теперь я играл вместе с ними партию Юки. Я старался изо всех сил, хотя от веса ответственности пальцы предательски дрожали. Внезапно по правую руку от себя увидел, как что-то раненой птицей повалилось вперед. Я остановился, чтобы посмотреть. Упал лицом вниз Харуки. Мы все замерли, опешили от испуга. Потом с места сорвался Акихико. На бегу он крикнул что-то Рицуке, тот тоже бросился куда-то бежать, приказав мне остаться с бессознательным другом.       Я бездумно отложил гитару и сел на пол рядом с ним. Я не знал, можно ли было трогать человека в таком состоянии, но все же перевернул его. Вокруг рта Харуки размазалась кровь. Неужели и у него ханахаки? Да, вот целых два бутона рядом с ним на полу, мерзких, окровавленных. Ладонью я отер ему лицо.       Слабо Харуки приоткрыл глаза. Глаза у него от боли слезились, нет, он плакал.       — Да, у меня ханахаки, — ответил он на мой безмолвный вопрос, поняв, что я видел цветы рядом. — Неделя, у меня ровно неделя. Не переживай, на концерте через три дня я обязательно сыграю с тобой.       — Кто он?       — Акихико, — парень закрыл глаза рукой, стиснул зубы.       Как жестока судьба, как скучно ей живется, если она устраивает над нами такие шутки. Знает ли он о том, что в него влюблены? Наверное, нет. А если бы и знал, то что смог бы сделать, если его соулмейт Угетсу?       — Не говори ребятам, хорошо? Я не хочу, чтобы Акихико чувствовал себя виноватым, к тому же ему нравится другой.       Я кивнул. За спиной раздался топот, влетели друзья с кем-то из взрослых. Харуки с грустной улыбкой говорил что-то про то, что не выспался, про разбитый нос и прикушенный язык. Я забился в угол и с испугом смотрел на него, на Акихико, на большую лужу крови, гитару, которая треснула на деке. Бутоны я сжимал в руке.