20 декабря. 1998
Яркий свет от серпа молодой луны разбил видение на мелкие осколки, и они, медленно кружась, точно снежные звезды, опустились куда-то на самое дно. Похоже, он все-таки задремал. Но спать было нельзя. Пока нет. Опустив затекшие ноги на пол и поплотнее завернувшись в мантию, как оказалось совсем не годную для долгого пребывания в подземелье, Гарри потер глаза и поморщился. Ладони были ледяными. Попытка согреть дыханием плохо гнущиеся пальцы тоже не оказалась особо успешной. В помещении было не выше шести-восьми градусов, но Согревающие чары были под запретом — созревающему Эмеральду мог повредить резкий перепад температур. Кое-как переместившись к столу, Гарри проверил состояние Эмеральда и подсчитал оставшееся время. У него есть еще остаток этой ночи, завтрашний день и следующая ночь. В понедельник утром зелье будет готово. О том, что делать дальше у него пока были только самые общие соображения. Нужно найти подходящее место, организовать Северусу возможность туда попасть, попытаться хоть как-нибудь объяснить ему происходящее, выпить зелье, провести ритуал, а дальше — все в руках Мерлина. Кроме него самого. Сам он отправится прямиком в руки к Рабанриху. При одной мысли об этом хотелось выть в голос. Но чем бы это помогло? Отогнав от себя тревожные размышления о некроманте и том, что последует за передачей крестража, Гарри попытался сосредоточиться на зелье. Коагуляция успешно завершилась, субстанция загустела и теперь ее можно было сублимировать. Этот этап обещал быть самым опасным, скрыться от галлюцинаторных испарений, которые зелье начнет испускать при добавлении в него белены, настойки полыни и сальвии, было некуда. Хотя… Если только ему удастся попасть в спальную комнату Северуса, пять часов сублимации можно будет переждать там. Да и потом, в комнате должна была остаться какая-то теплая одежда Снейпа. Зимняя мантия или что-то вроде того. Зубы стучали от холода, но уже от одной мысли об этом как будто стало теплее. Как только отмеренные ингредиенты опустились в чашу, субстанция зашипела, вспенилась и на гладкой поверхности зелья принялся набухать большой пузырь. Гарри нервно сглотнул ком в горле. Стоит пузырю лопнуть — ядовитый дым просочится во вне, и от созревающего зелья лучше будет держаться подальше. Что-то внутри подсказывало, что лучше не дожидаться этого момента у чаши, и Гарри нашел целесообразным к внутреннему голосу прислушаться. На входе в спальную комнату Снейпа не было пароля, но Снейп не был бы Снейпом, если бы не исключил возможность посещения его личных апартаментов незваными гостями. Замок реагировал только на магический след хозяина, и, соответственно, ни единого шанса на возможность попасть в личные покои слизеринского декана у посторонних не было. Но Гарри посторонним и не был — запоры растворились сразу, стоило ему взяться за холодный металл на ручке. Теперь от защищенного от всего мира личного пространства Северуса Снейпа его отделяло всего одно движение руки, но, тревожимый непонятным предчувствием, он почему-то медлил. Сам по себе факт, что он, стоит потянуть на себя дверь, окажется в спальне Снейпа, не виделся таким уж смущающим, в особенности после того, что ему уже пришлось узнать. И все же нечто, обитающее гораздо глубже сознательного уровня понимания, разрывало его существо на части, одновременно и притягивая к этой комнате, так, что кровь в голове стучала, и умоляя держаться от нее подальше. В конце концов, природное любопытство и не оставляющая альтернатив необходимость взяли верх над осторожностью. Первым, что бросилось в глаза, было вопиюще суровое убранство маленькой комнаты, которую разве что только в шутку можно было назвать личными апартаментами хогвартского декана. И шутка эта была бы не доброй. Гарри обвел комнату немигающим взглядом, но зацепиться взгляду особо было не за что. Очевидно, Северус заботился о себе ровно настолько, насколько это было необходимо, чтобы поддерживать свое существование. Чистота и порядок в комнате на меньше, чем «превосходно» не тянули, но в остальном это помещение мало чем отличалась от камеры в какой-нибудь захолустной магловской тюрьме. Ни картин, ни гобеленов, ни ковров — ничего, что хоть как-то освежало бы унылые шершавые стены. У дальней стены возле небольшого окна, зачарованного так же, как и то, что было в кабинете, на воспроизведение погоды на поверхности, — одинокий стол из потемневшего дерева, на нем — кувшин с застоявшейся от времени водой, несколько книг, сложенных ровной стопкой, довольно мрачного вида перо с чернильницей и пара толстых, наполовину оплавившихся свечей. Возле стола — жесткий деревянный стул с высокой спинкой. В дальнем углу, уже успев припасть внушительным слоем пыли, стоял небольшой дорожный саквояж. Слева от входа возвышался массивный платяной шкаф, дерево для которого, судя по всему, срубили еще во времена основателей. Кровать в алькове, скрытая тяжелым аспидным пологом, также не добавляла окружающей обстановке жизни. Безупречно застеленная постель была не тронута. Северус был здесь в последний раз вечером первого мая, перед тем, как отправился его искать. Где-то за ребрами болезненно сжалось сердце. Так ли отличалась эта жалкая комната от чулана, в котором он сам провел первые десять лет жизни? Но если у него попросту не было выбора, то Северус предпочел всю эту аскезу сознательно. Или же ему и вовсе не было ровно никакого дела до собственного комфорта. Только на окно в какой-то момент наложил чары, чтобы обмануть собственный страх. Не выдержал липких кошмаров. Поежившись, Гарри потянулся к дверце шкафа, и та с жалобным скрипом поддалась. Представшее его взору зрелище оказалось не менее удручающим. Гардероб Снейпа — предположительно, это был он весь — вполне гармонировал с прочим наполнением комнаты. Преимущественно все мантии были черными, за исключением одной, темно-зеленой, видимо, парадной. Рядом с мантиями висело два совершенно одинаковых костюма. На полках ровными стопками, лежали сорочки и белье, а в ящике — сложенные шарфы (четыре или пять) и до десятка пар перчаток, от толстых, из грубой драконьей кожи, до почти прозрачных. Гарри не успел понять, как тяжелая, сохранившая запах горькой соли и последнего октябрьского дождя мантия оказалась в его руках, но ошибиться было невозможно: это именно в ней он увидел Северуса впервые. Не во время своего первого пира в честь прибытия в Хогвартс. Северус был в ней той самой ночью в Годриковой впадине… Мысленно попросив у Снейпа прощения, Гарри набросил мантию на плечи и завернулся в нее, как бабочка в кокон. Мантия была ему немного велика, Северус даже сейчас все еще оставался несколько выше, но в данной ситуации это было скорее преимуществом. С этой стороны замка луны не было видно. До рассвета оставалось не менее двух часов, и Гарри направился к столу, чтобы зажечь свечи. Он уже поднес кончик палочки к фитилю, но застывшее на губах «Инсендио» так и осталось несказанным. Палочка выпала из пальцев и покатилась по столу. То ли это галлюциногенные пары все же изловчились проникнуть в спальню, то ли он сам по себе медленно сходил с ума. На столе лежал «Расширенный курс зельеварения». Его «Расширенный курс»! Гарри не мог поверить своим глазам. Полтора года назад он оставил учебник в буфете в Выручай-комнате, по совершенно фантастической случайности пометив место одним из реддловских крестражей. Жалел, что после так и не успел его забрать, и был совершенно уверен, что собственность Принца-полукровки сгорела в Адском пламени полгода назад вместе со всем хранившимся в Выручай-комнате добром. Но это точно был он! Его учебник! Права была Полумна: потерянные вещи всегда возвращаются, хотя и не всегда так, как того можно ожидать… Сердце колотилось, как сумасшедшее. Как?! Ответ мог быть только один — Снейп после инцидента с Малфоем сразу понял, что книгу Гарри спрятал, понял, где, а после пошел и забрал ее из Выручай-комнаты. Но зачем? Ему самому этот старый учебник был и даром не нужен. Предусмотрительность? Сентиментальность? Что? Ответа не было. Теряясь в догадках, Гарри медленно перелистал исписанные вдоль и поперек страницы, задумчиво огладил ладонью какой-то разворот. — Вдвоем с тобой мы тут остались, приятель… Каким-то чудом выжившие. Вдруг из учебника выпал сложенный пополам лист. Гарри на инстинктах ловца подхватил пергамент, покуда тот не успел коснуться пола, и развернул находку. Поля этой страницы остались чистыми, текст же был выведен с большими отступами и ровно посередине почерком, лишь отдаленно напоминающим пометки в учебнике. Этот почерк Гарри узнал сразу, не один год наблюдал его поверх собственного в оцененных редко на выше, чем «удовлетворительно» эссе по Зельеварению, а после по Защите. Пытаясь разобрать написанное, он все-таки зажег свечу и поднес к ней пергамент… Внезапно перед глазами поплыли пятна света, и он ощутил сильный, точно удар невидимым хлыстом, толчок. Чувствуя, что теряет равновесие, Гарри буквально за секунду до падения успел ухватиться за спинку стула. Вереница безумных образов пронеслась в голове на космической скорости, как будто в нее разом опрокинули переполненный до отказа обрывками чьих-то воспоминаний Омут памяти. Само по себе это уже не было для него чем-то новым, но на этот раз в каждом из них Гарри различал лишь свои чувства и эмоции. Причем в таком диапазоне, наличия которого в себе даже не предполагал. Воспоминания были чем-то прожитым, а не просто увиденным. И значит — они были его собственными.***
17 мая. 1997
Часы как будто остановились. Сколько он уже просидел в этом треклятом подземелье? Полтора часа? Два? Четыре? Солнечный свет из ложного подземного окна противно слепит глаза, а неподвижно повисший мерзкий запах какой-то ферментированной дряни въелся в одежду так, что теперь от него неделю все будут шарахаться в точности так же, как и от этого… Единственное, чем он себя развлекал процессе бездумного переписывания необъятной груды карточек, было придумывание все новых и новых прозвищ владельцу этого кабинета. Некоторые из них были настолько уморительно меткими, что он, на пределе сил подавляя улыбку, сам поражался своей изощренности. В остальном нервировало абсолютно все — от затекшей спины до скрипа собственного пера. Закончился ли уже матч? И чем? Это надо же было так подставиться… Чертов Малфой, чертова Сектумсемпра, чертов Снейп… Мерлин, кажется, он готов уже на что угодно, только бы, наконец, выйти отсюда! — Ловлю вас на слове, мистер Поттер, — тихий голос входит в тишину, точно нож в масло. От неожиданности он чуть не подскочил. Снейп неподвижно стоит у своего стола, скрестив на груди руки, и, судя по тому, что только что прозвучало, уже бог весть сколько времени занимается тем, что роется у него в голове. — Сэр, я… Ну, и что еще он мог из себя выдавить? Да ужаснее ситуации и быть не может! Рассчитывать на снисхождение и так не приходилось, но теперь, глядя на Снейпа, совершенно понятно: приговор уже вынесен, подписан и обжалованию не подлежит. Если Снейп услышал хотя бы треть из того, что он о нем думал с той самой секунды, как переступил порог кабинета, то субботние отработки — это праздник, по сравнению с наказанием, которое тот ему назначит. Как минимум — отработки еще и на воскресенья, и уже точно не с переписыванием никому не нужных старых архивных карточек. — «Сэр, я» что? — вкрадчиво интересуется Снейп, явно наслаждаясь тем, что вогнал ненавистного Гарри Поттера одновременно и в краску, и в состояние повышенного нервного напряжения. — Простите, — буркнул он, уткнувшись взглядом в носки профессорских черных туфель. Поднять глаза страшно. Пошевелиться — тоже. Секундная стрелка на часах внезапно приобрела способность отмерять секунды с такой силой, точно это были удары бладжером по затылку. Сцепив зубы и затаив дыхание, он просто ждет… Снейп прав, он действительно идиот. Знал же, что тот умеет читать мысли! — А я уж думал, Поттер, самокритикой у вас даже и не пахнет, — усмехается Снейп. — Но, похоже, вы буквально задыхаетесь от самокритики. Поднимайтесь, пойдете со мной. В голове пусто, как будто его и в самом деле приложило бладжером. Впрочем, может быть, это потому, что в настоящий момент его самое большое желание — снова оказаться на больничной койке с черепно-мозговой травмой, полученной на квиддичном поле. Тишина, покой и никакого Снейпа рядом… Стоп. Он что, сказал идти с ним? От зловещего предчувствия сердце падает куда-то в желудок. — Но, профессор, я еще не закончил с этой коробкой, и… Голос звучит как-то до обидного жалко, но сейчас это заботит меньше всего. Возможно, удастся оттянуть момент, а за это время он что-то придумает. Как сбежать или… — Вы, кажется, хотели отсюда выйти? Я вам предоставляю именно такую возможность, — Снейп берет со стола палочку, захлопывает толстую тетрадь, с которой до этого работал, в несколько скользящих шагов оказывается рядом, и теперь возвышается над ним, как мрачная грозовая туча. — Идем, Поттер. Сумку можете оставить, мы скоро вернемся. Продвигаясь в известном одному Мордреду (не считая Снейпа) направлении по мрачному лабиринту подземелий, он лихорадочно пытается запомнить дорогу и параллельно гадает, что задумал мстительный профессор. Выполнять оба действия одновременно получается плохо. Так что карта передвижений растекается в его голове большим черным пятном уже за четвертым или пятым поворотом, а на предмет планов Снейпа нет и вовсе ни единого здравого предположения. — Куда мы идем, сэр? — А на что похоже? Ледяной голос под стать безжизненным каменным стенам. — Ну… — он боится снова сказать что-нибудь не то, и потому решает ответить максимально лаконично, чтобы придраться было не к чему, — это подземелья. — Выдающиеся индуктивные способности, Поттер. Аврорат будет в восторге. У них большой дефицит в сотрудниках с настолько четким и ясным мышлением, — всего лишь очередная порция оскорблений под соусом холодного безразличия в ответ, ничего нового. — Постарайтесь не отставать, и держите рот на замке. В этой части подземелий обитает банши, а вы так и не научились с ними справляться. Снейп резко сворачивает за очередной угол на развилке, и они оказываются в узком, и притом совершенно темном коридоре. Происходящее нравится все меньше, но что он может поделать? Ничего не остается, кроме как послушно шагать в неизвестность, ориентируясь только на звук профессорских шагов где-то впереди и попутно проклиная снейповскую способность передвигаться почти беззвучно. Сам же Снейп ориентируется в узком подземном лабиринте так, будто прожил в этих коридорах не один десяток лет. Хотя, по сути, так оно и есть, исходя из того, что он не нуждался даже в намеке на освещение. Они идут в кромешной темноте, с каждым спуском по узким крутым ступеням становится все холоднее. Время от времени на голову с потолка падают отвратные ледяные капли. Снейп шагает быстро, и он отчаянно старается не отставать, опасаясь, что стоит потерять профессора из виду — и он останется в этих истекающих могильным холодом подземельях навсегда. Если только не в этом состоял коварный замысел зельевара… Внезапно он на всей скорости налетает на что-то мягкое, и судя по всему, живое. На банши, во всяком случае, не похоже. Утешительная мысль о том, что никаких иных форм жизни в этом мраке обитать, скорее всего, не может, приходит довольно быстро, но легче от этого почему-то не становится. Тем более, что никаких признаков движения впереди, даже пробирающего до костей сырого сквозняка, который свободно гулял повсюду в этих коридорах, сейчас не слышно. По телу прокатывается волна липкого первобытного ужаса при мысли о том, что Снейп бросил-таки его одного в этом склепе. Из последних сил стараясь не запаниковать, он поднимает на уровень лица руку и протягивает ее вперед, ощупывая липкую темноту перед собой, когда вдруг… — Не переходите границ, Поттер. Сильные пальцы обхватывают запястье, и низкий полушепот скользит где-то над самым ухом. Точно снежной лавиной его вдруг накрывает чувством… но каким — он и сам не может понять. Снейп, если только не обладает способностью различать цвет лица собеседника в кромешной темноте, не может его видеть, но он почему-то опускает глаза. Сжавшиеся на запястье пальцы причиняют небольшую боль, и от нее по телу вдруг пронеслась еще одна волна, но уже не ужаса, а какой-то странной смеси из тревоги и облегчения. Кажется, еще никогда он не был настолько рад присутствию Снейпа рядом. Сердце в несколько сильных ударов нагоняет сбившийся ритм. То, перед чем они остановились, было не то тупиком, не то дверью. Снейп произносит какую-то странную формулу, в которой лишь отдаленно угадывается латынь, и невидимое пространство впереди открывается. Любопытство начинает брать верх над страхом, и сейчас некогда думать о том, почему пальцы отпускают его запястье лишь после того, как он перешагнул через порог. Погруженная в полумрак комната встречает их обволакивающей тишиной. Единственный источник света — парящий под самым потолком небольшой светящийся шар, но после пребывания в утробной темноте коридора глазам требуется время, чтобы привыкнуть даже к такому освещению. Комната выглядит совершенно пустой. Осмотревшись вокруг, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, он замечает, что проем, через который они попали внутрь, исчез, позади — сплошная стена, а Снейп стоит рядом и с самым непроницаемым видом смотрит на своего заложника. Он голову на отсечение мог бы дать, что никогда прежде здесь не был, но помещение отчего-то кажется до боли знакомым. Отрешенный Снейп ни единой зацепки не дает, и это только сильнее разжигает любопытство. Наконец, он не выдерживает. — Что это за комната, профессор? И зачем вы… Снейп больше театрально, чем искренне, вздыхает. — Ваша наблюдательность делает вам честь, мистер Поттер. Впрочем, я и не тешил себя предположением, что вы быстро поймете. Не смотря на всю неоднозначность положения — как ни крути, он оказался в черт знает где находящемся подземелье один на один с самым опасным человеком в школе, у которого к тому же неизвестно что на уме, — Снейп отчего-то не вызывает привычной неприязни и отвращения. И это напрягает. — Так, значит, вы привели меня сюда для того, чтобы я продолжил отбывать здесь наказание? Не знаю, за тупость и недогадливость, например. Он не сомневается, что и эти слова Снейп сочтет за наглость, но тот в ответ только коротко усмехается: — В какой-то степени. На всякий случай, позволю себе напомнить: то, что вы проводите время со мной — это именно наказание, а не повод для развлечений. Постойте здесь. Оставив его в полном недоумении стоять посреди пустой комнаты, Снейп вынимает из рукава палочку и направляется к противоположной стене от той, через которую они вошли. Начертив в воздухе какой-то замудренный символ, тут же вспыхнувший ярко-синим пламенем, просовывает руку сквозь самую его середину и касается ладонью стены. Камень, отозвавшись на прикосновение, на глазах становится прозрачным, как будто ледяным. Если лед настоящий, можно представить, с какой силой Снейпу обжигает руку, но он ее не отнимает. Постепенно та же участь постигает и соседние камни. — А себя вы этим тоже наказываете или все же развлекаетесь? Слова вырываются прежде, чем он успевает прикусить язык. Ну конечно, Снейп сейчас просто вышвырнет его в коридор, искать обратный путь ему придется самостоятельно, и единственная, у кого останется просить помощи — это банши. Чтобы хоть как-то сгладить момент, но не особо, впрочем, надеясь на удачу, он поспешно добавляет: — Сэр. Снейп отходит от стены не раньше, чем ледяной проем приобретает размеры, достаточные, чтобы сквозь него мог пройти человек. Стряхнув ледяные капли с покрасневшей ладони на пол, он медленно поворачивается, пересекает в обратном направлении комнату, и останавливается, когда между ними остается всего какая-то пара футов. Большого преимущества в росте у него теперь уже нет, но, даже не смотря на это, Снейп со своей осанкой короля и взглядом инквизитора по-прежнему выглядит довольно внушительно. И все же что-то изменилось. В тусклом свете он выглядит бледнее, чем обычно, но было что-то еще. Кажется, вместе с водой с руки и с лица зельевара схлынуло привычное выражение уничижительного превосходства. Теперь он выглядит просто усталым. И по каким-то одному Мерлину известным причинам впервые за все время со дня их знакомства он похож на обычного человека. — Ни то, ни другое, Поттер, — вполголоса произносит Снейп. — Но так уж вышло, что я должен… мне нужно… Я просто хочу с вами поговорить. Вечно язвительный, с языком, как бритва профессор не может подобрать слова? Это уже совершенно выходит за рамки вероятного. Не говоря уже о том, что содержание сказанного было не менее сюрреалистичным. Снейп потащил его сюда, на неизвестно столько ярдов под замок, чтобы просто поговорить? Происходящее все меньше походит на правду. Что-то необратимо и неумолимо менялось. Снейп выглядит другим, и это пугает. Он не знает, как реагировать, и только бог весть сколько времени спустя осознает, что смотрит на Снейпа с открытым ртом. Попытка не выдать замешательства позорно провалилась. — И разговор, насколько я понимаю, будет не простым. Снейп удостаивает его умозаключение лишь тем, что вопросительно поднимает бровь. В попытке совладать с невесть откуда взявшимся желанием провалиться под землю (хотя ниже, должно быть, было уже просто некуда), он сжимает рукав мантии до хруста в пальцах, и, не сводя взгляда с чужих холодных черных глаз, поясняет: — А с вами никогда не бывает просто.