Лики Макая

— Ты стал таким же, как мы, — сказал однажды Хиеи. Они с Йоко стояли у края скалы. Скользкая галька у подножия океана темнела под невидимыми солнечными лучами. Макай нынче расщедрился на ясную погоду, если можно было так назвать посветлевшее оранжевое небо, обычно алое, простиравшееся над всей обителью демонов. Границы её никто никогда не исследовал. Йокаи больше заботились о собственном выживании, и вряд ли кто-то из них мог похвастаться тем, что бывал на самом краю. Существовали лишь расплывчатые граница между Макаем, Нингенкаем и Рейкаем. Границ между условным адом и раем никто не проводил, но Рейкай никогда не отсылал человеческие души в наказание за земные грехи в Макай. А Макай никогда не зарился на чужое, довольствуясь тем, что имеет сам. Йоко довольно щурился, подставляя лицо каплям влаги. — Я не менялся с самого рождения, — покачал он головой, — и после перерождения. Хиеи молчал. Он изучал открытую ему спину. С виду Йоко казался беззащитной и весьма легкой добычей. Хиеи иногда прикидывал в уме, как лучше напасть, успеет ли ударить или вообще коснуться его. С ним всегда следовало держать ухо востро: Йоко никогда не позволял себе расслабляться и забываться. Все, что он показывал, являлось лишь тенью настоящего чувства. Курама был таким же. Сколько Хиеи ни пытался, не получалось подойти к нему незамеченным. Секрета тот так и не раскрыл. — А вот ты, — Йоко полуобернулся, сверкнув золотистыми радужками, — вполне. Всё-таки изменился. — Нет. — Конечно, — с легкостью согласился Йоко, откидывая волосы за спину. — Раньше ты бы не задумывался и не рассматривал мою спину, прикидывая, как лучше напасть. Раньше ты бы наверняка попытался просто всадить в неё нож. Хиеи промолчал. В словах Йоко обнажалась острыми краями та самая правда, которую он сам не признавал. Не хотел думать о том, что изменился... ...с тех пор, как встретил Кураму. По сути, Хиеи начал меняться с тех пор, как узнал о сестре. — Раньше вместо тебя был Курама, — ответил он. Спина Йоко все еще оставалась беззащитной — он провоцировал специально. — Скучаешь по нему? Да, скучает. — Нет. — И правильно. Мы ведь одно целое. Я — это он, он — это я. — Он лучше тебя. — Чем же? — Йоко снова полуобернулся и взглянул на Хиеи. Смерил его долгим взглядом, осматривая с ног до головы, ощупывая йоки словно руками. — Ты ошибаешься, если думаешь, что знал его. Нас. Хиеи любил Кураму. Он казался открытым, но прозрачная стена, отделявшая его от окружающего мира, всегда была непроницаемой и твердой, как скала, на которой сейчас сидел Йоко. У Йоко с Курамой было много общего, но они все равно оставались разными. — Он мне больше нравился, — сказал Хиеи. Йоко усмехнулся, развернулся к воде. Волны неистово бились о твердый камень. Возможно, из-за многочисленных убийств кровь йокаев испарялась и красила небо в алый. В цвет бесконечной борьбы за выживание и силу. Цвет ярости, сломаной жизни, лютой ненависти и бесконечной боли. — Я же говорю, что ты изменился. Да, он изменился. — Нет. — Не хочешь признать очевидное? Но мы с тобой здесь, возле Границы, патрулируем территорию в ожидании нарушителей. Бесплатная лицензия на убийство без права покинуть участок. Йоко забавляла ситуация, он веселился с каждым из совершенно одинаковых дней, разделенных между собой границей багровой ночи сгустившихся сумерек. Его развлекали лишь Хиеи и мелкое воровство. Хиеи был уверен: если Йоко станет скучно — он вернется к своему ремеслу, из-за которого однажды уже вынужден был бежать в Нингенкай. — Я и без надзора Рейкая могу убивать, — сказал Хиеи, поправляя на шее шарф. Ткань потяжелела, напитавшись прибрежной влаги, и неприятно холодила кожу. — Ты такой глупый щенок, Мастер Джагана — с ненавистью прошипел Йоко и поднялся. Каждое его плавное движение было словно муар — наложение копий друг на друга, создающих неповторимый узор — запечатлевались на сетчатке глаз. Хиеи успел лишь коснуться кончиками пальцев шершавой кожи рукоятки меча, гладкой от постоянного использования, как лис оказался рядом. Он не прикасался, не давил, не угрожал. Йоко подавлял своей силой, а не йоки, которая могла сравниться с йоки Хиеи. Он был невероятно силен. И восхитителен в своей силе. — Ты ничего не знаешь о его светленьком внутреннем мире, — сказал ему в лицо Йоко. Если бы не взгляд ярких, цвета расплавленного золота, звериных глаз, Хиеи подумал бы, что тот защищает и оправдывает свое поведение. — Он жестокий хладнокровный убийца с расчетливым умом. Человеческая жизнь лишь помогла сделать маску, за которой я мог скрываться. Он создал ее, прикрывался, жил ей. И настолько вжился, что не хотел с ней прощаться. Очередное откровение от Йоко. Правдивая ложь, в которой Курама не признавался, скрывая от всех правду. Даже от напарника. — Нет, — ответил Хиеи, не отводя взгляда. Своими словами Йоко оставлял на привязанности Хиеи к Кураме глубокие раны. — У него внутри были небеса. Твою природу он сумел подавить, скрыть, избегать ее. Той части, которая была лишней и бесполезной в Нингенкае. Он утащил зеркало, — насмешливо напомнил Хиеи, складывая на груди руки и бесстрашно отвечая на холодный желтый взгляд с червоточиной зрачка посередине. — Утащил, чтобы помочь матери. — По сути, мы одно целое, но ты не любишь меня так, как любил его, — перевел разговор Йоко, улыбнувшись одними губами. Хиеи любил Кураму той любовью, которая сравнима с привязанностью, зависимостью. Но не подавал вида. — Да, любил, — повторил Хиеи, зло ухмыляясь. Йоко обернулся к воде и раскинул руки. Он снова показывал спину потенциальному врагу, который жаждал мести. Беспечный в своих действиях, но уверенный в своей силе. — Мать, которой он спас жизнь, сама же и отняла ее у сына, — напомнил жестко Йоко. Спокойствие Хиеи разбилось тысячей осколков воспоминаний и боли. Порванная нить, державшая все это время эмоции в узде, расплелась и разошлась по волокнам, гноясь и разрушаясь, подминая остатки разума. Он напал на беззащитного Йоко молниеносно. Снимать повязку, чтобы активировать дьявольский глаз, не было надобности — драгоценные секунды капали с каждым ударом сердца, раскрывая глаза на коже вибрирующими от йоки нарывами. Меч разрезал воздух. — Это твои истинные чувства к Кураме, — выдохнул Йоко, уходя от удара и перехватив Хиеи за шею. Зашипел, жестко припечатывая: — Это твоя истинная природа отношений. Ты нарушил свой собственный закон существования. И ты жалеешь о том, что не убил нашу мать, когда она убивала сама, верно? Потому что он просил тебя этого не делать. Хиеи любил Кураму. Многое ему прощал. Но не нарушал свой закон существования. Йоко ошибался. — Да, — Хиеи прикрыл глаза, расслабившись, повиснув в руках лиса и не сопротивляясь больше. Ярость, туманившая рассудок, спала так же быстро, как и появилась. Хиеи хотел верить, что не камень Хируи, ощущавшийся на коже ледяной каплей снега, этому способствовал. — Я не мог ему отказать. Жестокая правда повернулась, как нож в развороченной ране. Снова. — Мое уважение твоим словам, — Йоко опустил его на землю. Ладонь с тонкими изящными пальцами скользнула по плечу, стягивая белую ткань. — Но ты снова врешь. Он развернулся навстречу соленым брызгам, оставляя Хиеи наедине с едкими воспоминаниями ночи. — В этот раз — нет. — Отказать не мог... – усмехнулся Йоко. — Но ты все-таки добился своего. Конечно, добился. Но зачем платить цену, которая лишает всего? — Нет. — Макай поедает слабых, — сказал совершенно другим тоном Йоко. Кончик серебристого хвоста качнулся из стороны в сторону, дернулся в нетерпении. — И ты его следующая жертва.