Погоня за Драконами

            Сир Герион Ланнистер, Мастер над шептунами и исполняющий обязанности лидера города Мир, поднял бровь, когда флот вошел в гавань. По его подсчетам, их королевский флот насчитывал всего тридцать килей, по его подсчетам, в гавань сейчас входило по меньшей мере вдвое больше длинных кораблей, чем было, и около дюжины более толстых судов, на многих из них развевались незнакомые ему знамена. Если бы не тот факт, что флот возглавлял "Железный Шторм" Виктариона Грейджоя с безошибочно узнаваемым силуэтом Грейджоя стоящим на носу, он бы заподозрил подвох. Тем не менее, тот факт, что у галер, которые длинные корабли тащили на буксире, были сняты мачты и втянуты весла, а на каждом из буксируемых кораблей был тирошийский флаг, казалось, свидетельствовал против того, что это была ловушка. Позади него толпа начала возбужденно роптать, очевидно, что-то произошло в Миртском море.       Двадцать минут спустя «Железный шторм» и еще один корабль, который Герион не узнал, пришвартовались у причала, Виктарион Грейджой спрыгнул на берег, не дожидаясь, пока установят трап, за ним последовали два десятка членов его команды и столько же людей с другого корабля. Когда остальная часть флота начала приближаться к докам, Виктарион подошел к Гериону, сопровождаемый другими Железнорожденными, и ударил кулаком в перчатке по своему нагруднику в приветствии.       — Сир Герион, — прогремел он, — мы победили!       Первыс аплодисментам потребовалось некоторое время, чтобы утихнуть, даже несмотря на то, что люди Гериона стучали по щитам, призывая к тишине.       — Вы разгромили флот тирошийцев? — Спросил Герион, с трудом сохраняя самообладание.       Виктарион кивнул.       — Сначала я должен представить вас человеку, который сделал это возможным, — сказал он, указывая на странный корабль, где группа матросов-Железнорожденных несла гроб вниз по трапу. Когда они продвигались медленным маршем и остановились перед ними, Виктарион продолжил. — Лорд Эрик Айронмейкер повел флот из ста длинных кораблей с Железных островов, чтобы присягнуть на верность королю Роберту. По пути сюда они огнем и топором пронеслись по Ступеням, потопив двадцать галер, прежде чем попытаться пройти через пролив между островом Тирош и материком. По милости Утонувшего Бога и помощи контрабандиста Давоса, с которым я познакомлю вас позже, они беспрепятственно миновали пролив и поплыли вдоль побережья к городу. По пути они наткнулись на эскадру тирошийского флота численностью в восемьдесят галер, которая преследовала нас до самого побережья. Лорд Айронмейкер немедленно отдал приказ атаковать, и его корабли обошли тирошийцев с фланга, в то время как мы, не задаваясь вопросами, откуда пришла помощь, развернулись и атаковали их спереди. Битва бушевала большую часть того дня, и когда она закончилась, мы потопили, сожгли и захватили семьдесят тирошийских галер потеряв около двадцати своих кораблей и тысяча четыреста человек убитыми или ранеными. Среди них, — Виктарион указал на гроб, — был лорд Айронмейкер, который был убит возглавляя своих людей.       Железнорожденный, который первым спрыгнул со странного корабля, по-волчьи сложенный седой мужчина, чья раздвоенная борода была заплетена в пару простых косичек, выступил вперед.       — Это правда, — коротко сказал он. — Я Рорин Пайк, первый помощник лорда Айронмейкера, и я сражался бок о бок с ним. Он повел нас на абордаж тирошийской галеры, а после того, как мы её зачистили, то повёл на следующую. Тогда нас было всего сорок человек, но Утонувший Бог благоволил нам, а больше всего Айронмейкеру. За десять шагов он смеясь убил десять человек, и был первым, кто достиг вражеских шканцев. Он сразился с вражеским капитаном, и хотя ему пронзили живот, он смог сбитт человека с ног своим молотом и раздробить ему грудь. Он умер на этом корабле с улыбкой на лице и именами своих погибших товарищей на устах, — Рорин, чей голос становился все хриплее на протяжении всего рассказа, внезапно остановился, и если бы Герион не знал его лучше, он мог бы поклясться, что мужчина сдерживал слезы. — Утонувшему Богу нужен сильный гребец, — сказал он наконец, — а никто из нас не был сильнее Айронмейкера. Даст Бог, я уйду также, как мой капитан. — Он указал на гроб. — Мы привезли его сюда, — продолжал он, — чтобы он мог завершить свое последнее плавание.       Герион торжественно кивнул.       — То, что мертво, умереть не может, и пока я жив, имя лорда Эрика Айронмейкера будут помнить. С вашего позволения, я зажгу свечи Воину за него, а на Божественной службе произнесут молитву за его душу, храбрость заслуживает почестей, даже от богов, — Рорин кивнул, а железнорожденные, стоявшие позади него, что-то одобрительно пробормотали. Герион подавил смешок при мысли о том, что он, чья семья изначально претендовала на лордство благодаря способности справляться с железнорожденными, окажет такую честь налётчику, и повысил свой голос. — Именем его светлости короля Роберта, — провозгласил он. — Я приветствую вас, друзья мои, и благодарю вас за неожиданную помощь, которую вы оказали нам! Я лично позабочусь о вашем жилье, пока вы будете в городе, а ваши раненые получат наилучший уход. Сегодня вечером мы подадим вина и эля, чтобы выпить за доблестных погибших, и устроим пир, чтобы почтить их память. — Он повернулся к толпе. — Пусть все примут к сведению, — продолжал он, — что эти люди являются почетными гостями Его светлости короля Роберта. Пусть все окажут им почести, какие только смогут, и будут обращаться с ними как с родственниками, — Он поднял руки. — Восславим же храбрецов! — крикнул он. — Да здравствует победа, которую они одержали для нас!       — УРА! — взревела толпа, как штормовой прибой, разбивающийся о берег, и приветственные крики сотрясли небеса.

***

      Звезды засияли, когда шаман пробрался в кольцо сидящих на корточках соплеменников и тяжело опустился. Он отложил в сторону свой барабан из конской кожи, схватил бурдюк с водой и медленно отхлебнул. Когда его глаза потеряли стеклянный вид, вызванный, тем, что два дня не ел и практически не пил, он оглядел круг вопрошающих лиц и покачал головой.       — Ничего, — тяжело сказал он. — Несмотря на все мои мольбы и призывы, ничего. Бог молчит. Единственное, что я смог уловить, это то, что Полуночная Кобыла недовольна тем, как мало ходячих мы убили, но кровь, которую мы пролили пытаясь отомстить, удовлетворила Её. Нам не нужно бояться Её гнева.       Минутная расслабленность была развеяна вопросом с дальнего конца круга.       — Значит, Бог покинул нас?       Шаман покачал головой, впервые проявив признаки бодрости с тех пор, как вернулся в кхаласар       — Нет, — сказал он, — Бог все еще с нами. Даже сейчас я чувствую его присутствие. Он просто не отвечает на мои вопросы, — Он пожал плечами. — Если бы мы были на равнинах или в Ваэс Дотрак, подальше от этих проклятых ходячих и их порчи, возможно, я смог бы получить ответ. Но здесь и сейчас… — он снова покачал головой. — Лучшее, что я могу сказать, это то, что бог желает, чтобы мы сами преодолели это испытание.       Дотракийцы обменялись взглядами друг с другом и уставились в огонь. Если всё было так, то это было почти так же страшно, как если бы Полуночная Кобыла пребывала в ярости. Кхаласар пересек границу Мира, имея одиннадцать тысяч боевых всадников в самом расцвете сил. Теперь, если бы они оседлали и вооружили каждого мальчика и старика, который мог сидеть на лошади и держать лук или аракх, они могли выставить на поле боя, может быть, три тысячи всадников. Шесть тысяч человек четыре дня лежали мертвыми в Узком Протоке, еще почти тысяча были слишком ранены, чтобы сражаться, и еще сотни отделились от кхаласара отдельными группами, либо совершая набеги на сельскую местность в поисках мести, либо возвращаясь в Узкий Проток, чтобы найти смерть, которой избежали в день битвы. В кхаласаре не было ни одной палатки, которая не оглашалась бы криками людей, оплакивающих потерю отца, брата, сына, двоюродного брата. В кольце кочевников, собравшихся у костра, не было ни одного лица, которое хотя бы не было бы напряжено, это были те немногие, кто отказался обрезать свои косы, утверждая, что предательство ходячих избавило их от необходимости выражать стыд за поражение. Подавляющее большинство, однако, придерживались традиций и теперь выглядели смешными со своими понурыми лицами и остриженными волосами, они были теми, кого победила пехота ходячих, и тяжесть этого поражения перевесила даже черное предательство ходячих, которые убили их кхала под флаг перемирия. Если бы реакцией дотракийцев на позор было самоубийство, почти все те, кто выжил, сражаясь против этой ужасной пехоты, убили бы себя от стыда, проиграв людям, которые даже не ездили верхом.       Как бы то ни было, они чувствовали этот стыд еще сильнее из-за того, что проиграли и выжили. По всем дотракийским канонам мужественности каждый из них должен лежать мертвым на поле рядом со своим кхалом. То, что они не только выжили, но и отступили с поля боя, а тело своего кхала оставили на растерзание ходячим, разъедало их души.       — Лучше, чтобы бог действительно покинул нас, — пробормотал один из стриженых голосом, который непреднамеренно разнесся по неподвижному воздуху, — чем позволил бы нам нести наш позор, не говоря почему.       Побо вытянул руку вперед в решительном жесте.       — Каковы бы ни были намерения бога, — сказал он, — Мой путь не изменится. Кхал Зирко и его кровные всадники мертвы, как единственный выживший ко, я должен сопроводить кхалиси в Ваэс Дотрак, чтобы она могла присоединиться к дош кхалин. Таков закон. — Он оглядел круг. — Пока мы сопровождаем кхалиси, — продолжал он, — мы можем просить защиты у бога, когда будем пересекать равнины. Другие кхалы не будут мешать нам выполнить этот последний долг. — Последовала волна кивков и жестов согласия, может ходячие и богохульствовали против божественных законов, но другие дотракийцы все равно будут их соблюдать. — Как только мы доберемся до Ваэс Дотрак, и кхалиси будет передана в дош кхалин, наш шаман посоветуется с богом и узнает значение того, что мы перенесли. Что будете делать вы… — Побо пожал плечами. — Оставляю на ваше усмотрение. Вы можете присоединиться к другим кхаласарам, если пожелаете. Что касается меня, — Побо встал, его лицо было серьезным, — Я вернусь сюда и отомщу за моего кхала или умру пытаясь. В этом я клянусь перед всеми вами и перед богом, поскольку звезды смотрят на нас в качестве свидетелей.

***

      Роберт ненавидел корабли почти так же сильно, как и Нед. Но если неприязнь Неда к кораблям начиналась и заканчивалась на его морской болезни, то отвращение Роберта к ним проистекало из совершенно другого места. Прошли годы с тех пор, как это случилось, но ему все еще снилось, как «Горделивая» разбивается о скалы в Заливе Разбитых Кораблей, а он стоит и смотрит на это не в силах спасти своих родителей. Он ненавидел чувство беспомощности даже больше, чем корабли.       Поэтому, хотя он вежливо принял предложение юстициария Бахолиса о сопровождении его свиты флотилией браавосских кораблей, он сделал это со стиснутыми зубами и сжатыми кулаками. Навязанный ему договор был достаточной причиной, чтобы разозлиться на браавосцев, но затем он узнал, что его намеренно оставили в неведении о дотракийской орде, надвигающейся на Мир. Вито Несторис, который плыл с ними, чтобы заложить основу для открытия филиала Железного банка в Мире очень извинялся, когда Роберт столкнулся с ним, призывая богов в свидетели, что он бы рассказал Роберту о дотракийцах сразу жа, если бы ему разрешили, но он был скован приказами. Джулио Армати раскаивался куда меньше, сказав только, что ему было приказано не рассказывать о дотракийцах Роберту, и, как верный слуга Морского Владыки и Совета, он не мог не подчиниться. Роберту очень хотелось ударить его по возмутительно спокойному лицу, но он сдержался. Он нуждался в деньгах и хороших отношениях с Браавосом больше, чем в том, чтобы выместить свой гнев на мальчишке на побегушках.       Даже напомнив себе об этом в двадцатый раз за последние пять дней, Роберт все равно не мог удержаться от сердитого взгляда на простые и ничем не украшенные стены своей каюты. В то время как он попал в ловушку плохого мира в Пентосе, Нед остался лицом к лицу с дотракийцами, имея в своём распоряжении едва ли шесть тысяч человек, может быть, семь тысяч, если он вывел пограничные гарнизоны на север. И Роберт был бессилен что-либо с этим сделать.       «Я должен был быть там», прорычал Роберт в уединении своего разума. «Я поклялся сражаться за своих людей. Это я должен был быть на том поле, а Нед на той проклятой конференции. Нед знал бы, что ответить Джону и Трегано»       По крайней мере, Нед придумал бы что-нибудь, чтобы предотвратить самую неприятную часть всей этой канители. После подписания договора Донессо из Тироша и Брачио из Лиса щелкнули пальцами, вызывая вперед двух рабов, несущих шелковые подушки, на каждой из которых лежало по одной золотой монете. Роберт слышал, что Станнис менял золотую валюту Семи Королевств на оленей, а серебряную — на соколов, но репарации, предложенные послами Тироша и Лиса, были золотыми драконами, отчеканенными с лицом Эйриса Безумного.       Роберту потребовалось все его самообладание, чтобы не выкинуть Донессо и Брачио в ближайшее окно.       Роберт уставился на две золотые монеты, которые безобидно поблескивали на столе в его каюте. Он решил, что повесит их на цепочку и будет носить на шее, чтобы напоминать себе о цене поражения. Он поклялся, что научится сражаться словами так же хорошо, как молотом, и сделает все возможное, чтобы заманить работорговцев в такую же паутину, в какую попал он сам. И когда настанет день расплаты, он вернет Тирошу и Лису их монеты. В полном объеме и с процентами.       Он поклялся семиконечной звездой, чтобы скрепить клятву, его рука дрожала от сдерживаемой ярости.