***
Раньше Чонгук просыпался от поцелуев Тэхена, его любовного шепота и поглаживания сильных рук. Это было до безумия приятно. Каждое пробуждение отдавалось трепетом в груди, а заканчивалось долгими и нежными поцелуями. Но нынешние пробуждения не менее приятные. Теперь же его целуют сразу два самых близких человека. Омежка скулит утробно, пока лижет папино лицо, хвостик радостно виляет из стороны в сторону, от чего пухленькое тельце ходит ходуном, наровясь завалиться на бок. Чонгук так бы и съел этот пирожочек от переполняющих его чувств любви к своей крохе. Омега пищит от избытка чувств к своей маленькой семье, прижимает их ближе, запустив одну руку в жёсткие волосы мужа на макушке, а вторую в детский пушок сына. Он продолжает наслаждаться короткими поцелуями на своих щеках и шее, а так же влажными лизками малыша. Он бы ни на что не променял эти моменты. Чонгук даже не сопротивляется, когда под его футболку забирается малыш и тычется в грудь, лижет уже там и присасывается губами, изредка кусая сосок молочными клыками. Этот процесс не самый приятный, но омега терпит. Знает, как оборотням важно получать молоко родителя первые месяцы жизни. А их малышу нужен хороший иммунитет. — Покормишь и меня потом? — Тэхен шепчет томно на ухо, гладит оголенный бок, обняв его поперек талии. — Что хочешь на завтрак? Тосты с яичницей подойдут? — Чонгук хихикает, придерживая одной ручкой ребёнка, а второй продолжает гладить мужа по голове. Знает о чем именно говорит Тэхён, но хочется порой подразнить его, увидеть сердитое лицо и надутые губы от такого грозного и опасного альфы. — Ты же знаешь о чем я, — Тэхён фыркает от негодования, лизнув молочную шею. — Обещаю быть аккуратнее, чем в прошлый раз. Чонгук смеётся тихо, прикрыв глаза. Он раньше и не знал о таких, на первый взгляд, странных желаниях альф. Омеги таким не делятся с лекарем, мама тоже не спешила делиться интимными вещами с сыном, и не во всех книгах есть о таком информация. Но после родов не один Минги стал проявлять интерес к его груди, но и муж не мог отвести глаз от мокрых пятен в области груди. Как позже узнал Чонгук, благодаря кормлению своим молоком альфы — укрепляется связь между супругами. В тот день они перешли на новый этап отношений и стали более близкими. К тому же это оказалось очень приятно: тяжесть из груди в одночасье уходит. — Я подумаю над этим, если к концу дня оно останется и ты пообещаешь мне массаж груди и продолжение, — Чонгук клюет альфу в нос, хихикая при этом. — Все что угодно для тебя. Тэхен вновь дает это громкое обещание, которое не посмеет никогда нарушить по отношению к своей семье. Он утыкается носом в висок омеги, вдыхая глубоко их смешавшийся запах. Так же глубоко в сердце находится и Чонгук Утро началось чудесно несмотря на предстоящее множество сегодняшних дел. А в голове лишь предвкушение ночи. Из-под ворота футболки Чонгука вылазит коричневая голова волчонка: Минги сыто облизывается, слизав остатки молока с усов и удовлетворенно валится на полный животик, от чего тихо икает. Это чудо не может не вызвать у родителей тёплые улыбки и смех. Минги и правда стал маленьким бриллиантом, собравшем в себя все лучшие качества родителей и впитывает, как губка, их любовь.***
День проходит в домашних хлопотах. Минги с утра бегает на заднем дворе, всё пытается разгрызть мячик, что у него не получается из-за, пока что, молочных клыков. Родители же делают заготовки на зиму. Картошка была уже спущена в погреб, большая часть мяса завялена, осталось только закатать пару банок и можно сесть вновь в кресло качалку до весны вязать носки и шарфы для семьи. Со времен беременности это хобби так и осталось с Чонгуком. Вся стая занята в хлопотах к зиме, времени бегать к лекарю нет. За сегодня зашёл лишь один альфа с ушибленным пальцем. Очень даже спокойный день выдаётся на радость лекарю. — Спустишь банки в погреб? Я пока разогрею обед и помою лапки Минги. Стоит уложить его на дневной сон. Чонгук с закинутым полотенцем на плече, ставит на пол последние банки с огурцами и помидорами. Они вполне готовы к зиме, осталось подготовить лишь варенья и компоты, да подлатать крышу. Тэхён не спорит с мужем, убирает за раз по нескольку банок с овощами под землю. С ванной доносится шум воды вперемешку с рычанием и скулежом ребёнка. Альфа пропускает смешок из-за этих звуков. В кого он только так не любит мыться. Хотя, может он и был таким в детстве. Нужно будет спросить у родителей. Мокрые капли разлетаются по полу, оседают на коже омеги, впитываются в ванный коврик. Волчонок стряхивает неприятную влагу, убегает быстрее на кухню. По пути Минги падает несколько раз на животик, ударяется о мебель и по итогу летит под стол кубарем. В доме раздается жалобный скулеж. Этот притворщик даже остаётся лежать на боку и поджимает лапы. Чонгук уже выучил его выкрутасы и не реагирует так остро, но все равно садится на пол и принимается жалеть свое чадо. Минги это только и нужно было. Руки папы сразу исцеляют все боли и он уже довольно проходится по пальцам языком. — Артист, — Тэхён, смеясь, подсаживается сзади к своим омегам, укладывает ладонь на макушку сына и гладит меж ушек, пока под вторую ластиться и Чонгук. — Ты таким же был в детстве. Вечно скулил, чтобы я тебя жалел. — Да? Я и не помню уже… — брови омеги в удивление поднимаются вверх, глаза же следят за руками супруга: как пальцы перебирают детский пушок, а вторая ложиться на его колено. — Наверное, уже тогда любил тебя. Губы растягиваются в лёгкой улыбке от воспоминаний о совместном детстве, драках, играх. Даже и не верится, что дружба переросла в крепкую семью с маленьким волчонком. — Знаешь, — внезапно начинает Чонгук, раскладывая мясо с картофелем по тарелкам. Тэхён заостряет слух для прослушивания мыслей мужа, пока заваривает чай. Под ногами крутиться Минги, наровясь уронить отца, чтобы поиграть с ним и зализать лицо до костей. Но альфа уверенно стоит на ногах, стараясь не наступить на ребёнка нечаянно. — Буду брать с Минги пример. Ты мне так мало уделяешь внимания. Вот буду ходить волком и специально наживать болячки. Тэхён смеется на эти мысли, стряхнув с глаз кудри. Ну что за ребёнок он ещё, все же. — С радостью буду обрабатывать каждый твой синячок на коленке. Но давай лучше они будут появляться случайно, — талию омеги накрывают широкие ладони, поглаживают его живот, а на шее остаётся приятное ощущение от поцелуе. — Ты такой балабол порой. Вот так заслушаешься и влюбиться недолго, — Чонгук пропускает тихий смешок, оставив на губах поцелуй. Он выпутывается быстро из чужих объятий и ставит тарелки на свои места: для Минги на пол, а им на стол. — Значит так? — альфа усмехается, поймав мужа за руку и тянет на себя. Руки вновь обвивают талию, но уже с целью защекотать Чонгука в наказание за жестокие слова. Звонкий смех заполняет кухню, в крепкую грудь бьются маленькие кулачки. Омега извивается в любимых руках, умоляет отпустить, ведь для него это самое ужасное наказание из-за чувствительности. Чонгуку получается выпутаться лишь резко упав на пол, ударившись попой. Теперь ему удается отдышаться и вытереть слезы с уголков глаз. У них нет совсем ссор. А наказание омега получает лишь такие. Они по своему ужасны, но уж лучше, чем крики и драки, как у многих в городе, да и у них в деревне. Особенно, если Тэхён потом нежно поднимет его, сцелует слезы с щёк, усадит к себе на колени и будет кормить с вилочки обедом. Потом и Минги просится в отдельный мирок родителей. Лапы упираются на стул, омежка вновь скулит и склоняет голову на бок, как папа. Чонгук не может сдержать улыбку и с удовольствием поднимает ребёнка на руки, усадив к себе на колени. Теперь альфе приходится кормить двоих, ещё и целовать после каждой вилочки. Его же омежки не могут есть по-другому. Тэхён их совсем избаловал своей любовью и нежностью, из-за которой отпускает все провинности омегам и позволяет многое. Но он и не жалеет совсем. Его омеги заслуживают такого отношения к себе. Другое он и не может проявить к любимым людям.***
Солнце медленно заходит за горизонт, скрывается за макушками деревьев, давая бразды правления покровительнице волков — луне. На деревню опускается прохладный вечер, на улицах становится меньше народу, все расходятся по домам, чтобы закончить последние дела, готовиться ко сну и отдыхать перед новым рабочим днем. Родители укладывают своих волчат по кроваткам, омеги садятся за шитье одежд для семьи, закручивают последние банки на зиму, или нежатся в объятьях любимого. Альфы заготавливают дрова на зиму. Старички уже лежат в кроватях и читают городские газеты перед сном. Спокойствие опустилось на деревню с приходом осенних вечеров. Деревня потихоньку засыпает до утра, чтобы вновь зажить активной жизнью до следующего вечера. В окнах уже не горит свет, лишь в немногих домах можно увидеть пламя свечей и их уже тушат. Одну такую комнату можно заметить и в доме лекаря. Минги в этот час уже спит в своей детской, довольно сопит поле ужина папиным молоком, которое ещё осталось на шерсти вокруг рта. Молодые родители остались лишь вдвоём в тишине и домашней обстановке. Спальню супругов на втором этаже освещают свечи и небольшой ночник в виде звезды на батарейках. Тэхён с Чонгуком уже переоделись в парные пижамы с рисунком кролика и морковки. Они были куплены при последней поездке в город и то, по настоянию Тэхёна. Тот уж слишком большое сходство нашёл между омегой и зверушкой. Подушки взбиты, комната проветрена перед сном. Но его нет и в одном глазу из-за предстоящего выполнения обещания. Тэхён всегда их выполняет. Особенно такие. Конечно, наряды были не для этого случая. Но так даже комфортнее. И Тэхён любит его любым, даже в этой нелепой пижаме и не постесняется этих кроликов, когда прикоснется к набухшим соскам омеги после недавней кормежки, в конце то концов! — Минги оставил что-то папочке? Томный шёпот раздается на ухо, опаляет ушную раковину горячим воздухом. От этого тона у омеги идут ходуном мурашки и все тело передергивать от предвкушения. — Она такая полная, альфа. Чонгук сводит ноги от возбуждения лишь из-за альфьего взгляда, кусает нижнюю губу, а пальчики растягивают пижамную рубашку и являют взору мужа округлую грудь полную молока. — В твоём животике должно было поселиться двое волчат, Минги не справляется совсем, — Тэхён усмехается тихо, накрыв ладонями грудь мужа, массирует её, вырывая томные вздохи. Чонгук ерзает на постели, тихо скулит от окутавшего запаха любимого, которое лишь сильнее распаляет его. Соски становятся мокрыми от молока, как и пижамные штаны от смазки. Тэхён влияет на него, как наркотик. — Думаю, — Чон тихо выдыхает, прикрыв глаза и отдается ощущениям, — Природа сразу и на тебя рассчитала. В кровати проскальзывает смешок, а с бедер омеги слетают штаны. Он точно видит, как кролики прикрывают глаза от смущения, или соединяются в пары. Не суть важна. — Оно у тебя потрясающее. Очень вкусное, — шепчет, вобрав в рот сосок правой груди, а второй стимулирует пальцами. Чонгука выгибает дугой от удовольствия вкупе с облегчением, пальцы ищут что бы сжать и выплеснуть энергию и находят лишь волосы мужа. Член дёргается, истекает смазкой, как и дырочка, которая марает простыни. По груди течёт молоко, оставляет белые разводы на коже и впитывается в ткань рубахи. Шероховатый язык альфы слизывает белесые капли. Он мечется между двумя грудями, старается выпить из него все, даже жизненные соки, не то, что молоко. Чонгук не может сдержать себя: тихо стонет, дыхание учащенное, метка горит от близости. Хочется умереть от ощущений, которые ему доставляет муж. — Я сейчас… кончу. Лишь от твоего языка на своей груди, Тэхён… — имя супруга звучит как-то жалобно из его уст, с уголков глаз стекают соленые слезы и Чонгука начинает откровенно трясти вместе с хныканьем. Его член сжимают, не дают кончить, а движения языка на чувствительных сосках становятся лишь быстрее. Все кажется невозможным, чувствуется слишком ярко. Становится трудно существовать. Перед глазами, прямо на потолке мелькают звездочки, которые сделал Тэхён для него, но они будто танцуют на тёмном полотне, а не соединяются в созвездия. Сознание уже плывёт, лёгкие горят, узел внизу живота скручивается все туже и тужа. Но тут пальцы разжимают головку члена, пара лизков широким языком и из маленького члена толчками выходит белесая вязка жидкость, которую Тэхён слизывает с таким же наслаждением, как и молоко. — Я сейчас умру второй раз за два дня, Тэ, — Чонгук плачет от чувств к этому человеку, от долгожданного облегчения на груди, в низу живота и в голове. Больше ни одной мысли, лишь руки альфы, которые гладят его тело. Его губы, что целуют нежно и заполняющее чувство наслаждения. Этот день не мог стать ещё лучше.***
— А где это мой любимый омежка? А вот же он! Тэхён улыбается своей самой яркой улыбкой, предназначенной лишь для семьи, присев на корточки и гладит сына между ушек. Минги радостно виляет коротким хвостиком при виде отца, язык начинает жить своей жизнью и бьется о щеки, пока малыш бежит, перепрыгивая через белые сугробы. Волчонок встаёт передними лапами на колени альфы и лижет шершавым язычком родное лицо. Никто из жителей деревни не думал, что альфа сможет быть настолько заботливым по отношению к мужу и ребёнку. Все знали его последние годы, как убийцу и не видели доброй стороны. Лишь маленький Чонгук поверил в, тогда ещё, друга. В сердечке не было и доли сомнения в альфе, лишь бесконечная многолетняя любовь. Мама пыталась поставить их отношения под сомнения, когда Минги было пару месяцев. Хотела посеять в сыне раздумья, не замена ли они Минсуну и их умершему ребёнку. Но Чонгук не смог в это поверить. Тэхён не такой. Его чувства по отношению к семье искренне и не было причин для сомнения. Отношение к их маленькой семье стало меняться со временем. В начале к ним, конечно, относились с неверием, неким негативом. Потом не могли не относиться хотя бы немного нормально к мужу лекаря из-за страха быть убитыми травами. Мало ли что может быть на уме у влюблённого омеги. Но потом, видя отношения альфы к Чонгуку омеги деревни стали более лояльны — почувствовали сердцем их чувства к друг другу и, возможно, поняли, что Тэхён не такой уж и плохой. Общение заканчивалось на привет-пока. Но и это был прогресс. Но вот с рождением волчонка все увидели настоящего Тэхёна. Того самого, прежнего здорового мальчика с большим сердцем. Даже бабушки прекратили плеваться ему в след и давали волчонку молока, пирогов и мяса. Иногда даже просили помочь по хозяйству. Жизнь будто бы стала налаживаться. — А как же я? Уже со счетов списали старика? Чонгук выходит во двор с улыбкой на лице и в смешной цветастой шапке с помпоном и висюльками. На омеге дутая куртка, на щеках легкий румянец, а в глазах смешинки. Он подходит к своей семье, запускает пальцы в волосы мужа и перебирает их, массируя кожу головы. Уши ласкает урчание от маленького волчонка и от альфы. Точно его сын. — Ты мой любимый муж, — Тэхён оставляет поцелуй на ладони супруга, подняв на него глаза полные любви. — И второй самый любимый омега. Не станешь же обижаться, если наш сын на первом? Тэхён очаровательно склоняет голову к плечу, словно волчонок. В глазах его столько невинности и детской наивности. Чонгук не может не сдержать тихого смеха и не оставить на губах любимого поцелуй. — Не стану. Он достоин всей нашей любви, — коротенькие пальчики треплют темные волосы мужа и Чонгук спускается к ним на корточки, забрав ребёнка на руки. Минги же сразу принимается с довольным урчанием вылизывать лицо и второго родителя. Ему все равно что и кого лизать. Будто хочет поскорее спихнуть на кого нибудь свои слюни. У Чонгука зажмуриваются глаза и поджимаются губы, которые он удерживает, лишь бы не расплыться в улыбке от приятных чувств. Это первая их зима, первый новый год, первый снег и снеговик вместе с волчонком. Все с Минги становится впервые, будто они сами вернулись в свой первый год жизни и впервые видят всю эту красоту. — Пойдём на озеро, или в лес? Минги понравилось в последний раз прыгать в сугробы, — Чонгук задумывается, от чего сводит брови, а губы дуются. Прелесть одним словом. — Не хочешь с ним попрыгать? Думаю, он бы хотел погулять с нами в волчьем обличие. Чонгук тяжело вздыхает, качая головой. Он не может и не хочет. До сих пор боится навредить сыну во второй сущности. Пускай и не с ним была связана первая смерть, пускай он самый лучший и заботливый папа для Минги, это его пока самый большой страх. Не хочет навредить ребенку и разочаровать мужа. Хоть оборотень и не относился с негативом к ребёнку и даже наоборот был рад его появлению, скулит вечно, хочет свернуться вокруг малыша и согреть, всем сердцем любит, но Чонгука не покидает страх озвереть, почувствовав запах детского молока. Он изучил вдоль и поперек эту тему, выяснил из-за чего омеги могут озвереть после родов. Запах молока малыша весомый катализатор, омега может посчитать его, как еду и это страшно. У других же проявляется из-за ревности к альфе. Поэтому он и ждет терпеливо, пока сыну не исполниться год и запах молока притупился, заперев волка глубоко внутри. — Я не хочу, только оделся. Но ты можешь попрыгать с ним. Тэхён видит грусть и страх в чужих глазах и у самого на душе становится хуже. Метки передают настроение любимого, словно свои. Он целует в нос омегу с детским жирком, кусает кончик легонько, чем веселит немного парня. Приходится оставить семью ненадолго одних и отлучиться в дом, откуда Тэхён выходит уже в обличие темно серого волка с золотистыми глазами. Каждый раз у Чонгука выбивает воздух из груди при виде второго обличия альфы. Его волк само произведение искусства и идеал для маленького лекаря: сильный, мускулистый, с блестящей шерстью и проникновенными глазами. — Не подскользнись на своих слюнях, — рокочет альфа, подойдя ближе к супругу и лижет чужие розовые щечки. Чонгук бурчит что-то гневное на такой подкол, уходя первым в лес, пока Минги прыгает вокруг отца, радуясь волку рядом, кусает чужую шею, ступает на хвост, а когда тот поднимается вверх и Тэхён начинает вилять им: у маленького волчонка загораются глаза, азарт появляется и он с тихим гавканьем пытается его поймать и укусить, да по-сильнее. Альфа ступает вальяжно за супругом, оставляя на снегу следы сильных лап и не реагирует на игры ребёнка. Лишь порыкивает, когда клычки слишком сильно кусают за чувствительный хвост. Большая голова волка трется о бедро мужа, просит прощение у ранимой душеньки лекаря. Знает же, что на него не смогут долго обижаться. Тонкие пальцы зарываются в густую шерсть, ладошка похлопывает по бочку грозного волчары, пока на губах омеги расцветает улыбка. Тэхён ненавидит такие жесты от омеги, что-то было в этом раздражающее и такие шутки его обижают. Чонгук понимает это и хлопает по бокам мужа лишь в качестве мести. Но сейчас не ожидал, что огромный волк напрыгнет на него и повалит в сугроб снега. При всем желание бы Чонгук не смог выстоять на ногах против тяжеленного волчары в пол тоны, поэтому падает в снег, скрывшись там полностью. Тэхён не валится на него своим телом, дабы не раздавить, лишь нависает сверху и лижет холодные щеки, пальчики, которыми омега пытается скрыть свое лицо. Язык пролезает даже меж губ из-за смеха омеги, соприкасаясь с чужим. Чонгук пытается спихнуть мужа, скинуть с себя и встать с земли, дабы пойти дальше к озеру. Но маленькому омежке это не получается от слова совсем. — Тэхён~а, пожалуйста, я замерзну сейчас и умру. Или не смогу больше родить волчонка, — Чонгук давит на жалость мужу и это действительно действует. Волк отступает назад, позволяет опереться на себя и подняться. Чонгук отрехается от белых перышек снега, продолжая хихикать от фырканья мужа. Но веселью наступает конец, когда супруги осознают, что Минги нигде нет, а из глубины леса раздается протяжный вой волчонка. Сердце пропускает удар, а на затылке от страха встают волоски дыбом. Тэхён срывается с места пулей, убегая на своих четверых на звуки в лес. Чонгук же стоит пару секунд на месте, пытаясь осознать что произошло и что ему теперь делать. Но его оборотень реагирует быстрее, вырываясь на волю и срывается на бег за мужем. Звуки воя становятся громче, слышится грозные рыки и клацания зубов. Тэхён сцепился в схватку за их сына с изгнанным волком. Малыш испуганно забился в корни деревьев, поджимает уши и прижимает к себе лапу. Чонгук разрывается между мужем и сыном, хочется помочь обоим. Но он видит в глазах альфы уверенность в своей победе, поэтому подбегает к ребёнку и закрывает обзор на битву собой, лижет его брюшко, давая спокойствие и защиту. Тэхён не убивает волка, хоть он и был угрозой для их семьи, лишь ранит на холке и выгоняет с территории их стаи. Второе убийство, пускай в защиту семьи и чужого волка может обернуться боком. Первым делом он осматривает волчонка на ранения. Самым большим страхом было потерять и Минги по своей же ошибке. Но малыш лишь испугался и то уже весело вилял хвостом, пока лизал мордочку второго родителя. Не нужно ему долго переживать из-за нападения, когда рядом папа. Тэхён переводит взгляд золотых глаз на омегу, расплываясь в улыбке от вида мужа. Чонгук наконец-то смог перекинуться под страхом за сына. Он защитил его от опасности, а не стал ей сам. — Малыш, — рокочет альфа, лизнув чужой нос-кнопку. — Ты такой молодец, переборол свой страх ряди нашего Минги… Чонгук сам не понял как смог перекинуться и лишь сейчас заметил кем стоит перед семьёй. Волк обнюхал и облизал полностью сына, но в голове даже не промелькнуло мысли о насилие в его сторону. Лишь мысли о защите своего чада. И он защитил. Малыш словно свет в их чёрной жизни. Он развеял все страхи родителей и растопил сердца всех жителей. Минги будто ангел с небе, что улучшил жизни всех. — Знаешь, — начинает Чонгук, сцепив на холке малыша зубы и несёт его к озеру, где они и хотели провести день. — Думаю, я уже готов ко второму. Хочу вторую крошку омежку. — А я альфочку, защитника для тебя и для Минги, чтобы таких ситуаций больше не было. — Но я чувствую, что будет омега, Тэхён. Чонгук смеётся с больших глаз альфы, ходящего ходуном хвоста и мокрого носа у своего живота. Лучше и быть не может.