спаси нас всех.

Смотреть в зеркало становится невыносимо. Вместо собственного отражение — по ту сторону стоит чужак. Хочется бить зеркала и в голове не раз проигрывалось событие того, как он бьёт кулаком в зеркало, как стекло режет его кожу, как кожа покрывается мелкими порезами, все это больно щиплет и маленькими капельками сочится кровь. Кровь. Сразу ощущается запах и привкус чего-то металлического на языке, которого быть не должно. Дыхание сбивается в мгновение. У Кэйи есть свои практики, чтобы отогнать тревогу, но сейчас ситуация выходит из-под контроля. Кэйа будто забыл как дышать. Нагнетал звон в ушах. Хотелось сослаться на жаркий климат, на то, что ему просто напекло голову и сейчас кроет, но — увы. Чудом получилось разминуться с Дилюком и Итэром. Ох, да. Он видел их, когда те спускались. Что-то заставило остаться и поглядеть, дождаться. И ошибки быть не могло — Дилюк идёт. «Спаси меня. Пожалуйста». «Я не хочу». Тарталья с силой тянул трос, по которому спускались Дилюк и путешественник, в попытках вытянуть Рагнвиндра, однако, тот оборвался. В тот миг Чайльд лишь пожал плечами и стал выжидать нужного момента. От чего-то Альберих был уверен: не сорвись Дилюк нарочно, то живым бы не остался. — Снова приступ? — лёгкий тремор, сбитое дыхание — Дайнслейф замечает все это. Снова появился из ниоткуда, будто чувствовал, что сейчас, в эту минуту, его присутствие необходимо. Кэйа кивает несколько раз, хотя было бы достаточно одного. «Я не хочу», снова проносится в мыслях зов маленького ребёнка — его же самого. Заливается слезами и плачет, все вторит, и вторит одно и то же. «Отступать уже поздно и ты это знаешь, правда?», Альберих ведёт немой диалог с самим собой, глядя на собственные руки. Кончики пальцев начали темнеть, будто бы перепачкался в саже или чем-то подобном, только вот оба Каэнрийца знают, что это на самом деле. — Столько лет прошло, а я все ещё задаюсь вопросом. Почему я? — жалость. В глазах лишь жалость и непонимание. Дайнслейф вздыхает с некой досадой и гладит рыцаря по волосам. Он знает, что это успокаивает его. Кэйа начинает ластиться, как кот, под руку, что умиляет. Дайнслейф не отвечает. Кэйа знает ответ на этот вопрос, ведь задавал его множество раз. Все никак не смирится. — Если бы ты только мог возвращать в прошлое… — К сожалению, я могу только показать прошлое, но повлиять на него невозможно. Кэйа улыбается. Тогда бесполезно. — Равносильно тому, чтобы смотреть на рану и раскрывать её вновь и вновь. И зажить это не даст, и легче не станет, лишь больнее, — вздыхает. Думает сколько то, а потом просит. — Покажи мне воспоминания. Те самые. Те самые воспоминания — это воспоминания, где присутствует дорогой ему человек. Последнее время Альберих зачастил с этим, но возразить что-то против Дайн не смел. Нравится — пусть смотрит. Никакого же влияния это не оказывает на настоящее. Дай снимает перчатки. Неестественного темно-синего цвета кисти с синими прожилками едва касаются кончиками пальцев чужого лба, смахнув мешающие прядки волос. Кэйа прикрывает глаза и мягко улыбается. Это ощущение что-то вроде сна. Ты не спишь, но четка картинка встает перед глазами. Яркие картинки мелькают одна за другой. Тогда мир казался намного ярче, насыщеннее. После гибели Крепуса этот самый мир потерял все краски, и, казалось, что с каждым днем становился все мрачнее, тусклее и бесцветнее. Красные непослушные волосы Дилюка подобно языкам пламени, а глаза — самым необычным рубинам; теплая улыбка, звонкий смех. Кэйа не помнит, когда видел эту улыбку и не в воспоминаниях. Он меня ненавидит. — Смотри! — Дилюк подзывает Кэйю к себе. В руке у него необычный цветок (конечно же, для других жителей за пределами Мондштадта) со светящимся плодом. Днем этого не так хорошо видно, а вот ночью напоминает самый настоящий фонарь и путеводитель во тьме. — Волосы прямо как у тебя — синие! И глаза такие же. — Но ты же не видел второй мой глаз, — подмечает с улыбкой маленький Альберих, неловко улыбаясь. — И что?! Я уверен, что он такой же красивый. В моих глазах, вот, ничего необычного, а у тебя, гляди, какой зрачок, — пожимает плечиками мальчик и протягивает цветок младшему. — Хочу набрать цветов Аделинде и отцу. Пойдем! — Должно быть, нужно найти что-то подходящее, — рассуждает Кэйа, оглядываясь по сторонам в поисках этого самого подходящего. На винокурне мало подобных цветов, а рвать с чужой клумбы… Нет, плохой опыт. Аделинда уже вычитывала им нотацию о том, что это плохо и все такое, а еще не хочется выслушивать тираду той самой хозяйки этой же клумбы. По щеке катиться тонкой-тонкой струйкой слеза, стекая к подбородку и капая на воротник. Кэйа буквально лезет и ковыряет только что зажившую рану, снова и снова. Хранитель ветви отворачивает голову в сторону, не желая этого видеть. Говорит что-то невнятное, вроде: «достаточно на сегодня», убирая порядку волос за чужое ухо. У Кэйи прибавилось еще пару светлых прядок на голове и это настораживало. Очень… — Вам следует отдохнуть. К этому времени я восстановлю силы и перенесу нас к Бездне, чтобы не занимать много времени… — …его и так почти нет, я помню, — продолжает Альберих, тяжело вздыхая. Сна ни в одном глазу. Ему не хотелось ни есть, ни пить, ни спать — абсолютно ничего. Любое касание к телу, на что молодой человек был чрезмерно тактильный, вызывало недовольное выражение на его лице и заметное напряжение, которое выражалось в сжатой донельзя челюсти. ‐ Я не верю в лучший исход. И вообще, начинаю сомневаться, что вряд ли что-то получится, но, знаешь, последнее, что я хотел бы увидеть перед смертью — это его лицо, но при этом — я не хотел, чтобы Дилюк видел, как я умираю. — Ваше желание весьма противоречиво. Насколько мне известно,то в момент, когда «костлявая» настигает, перед глазами проносится вся жизнь. Кэйа смеётся, так горько и печально. — Где ты это вычитал? — на его вопрос Дайнслейф лишь затруднено молчит и смотрит в одну точку. — Не важно. Понадеюсь, что это так. — Ну и кислые же у вас лица. Знакомый, хоть и не так давно услышанный голос, раздался со стороны. «Уже вернулся?». Кэйа оборачивается на фатуйца, и во взгляде его отчетливо проскальзывает искра злобы. А Чайльда лишь это забавит. — Ах, во имя Царицы не смотри на меня так. — Он жив? На вопрос Чайльд отвечает не сразу. Молчит и многозначительно улыбается, наслаждаясь реакцией Кэйи: глаза его округлились, а губы поджались в тонкую полоску. Вдоволь насладившись этим, парень звонко смеется и хлопает каэнрийца по плечу пару раз. — Еще бы. Прыткий такой. Чтобы уложить его, мне пришлось потратить достаточно сил, но — жив. Как и договаривались, — рыжий предвестник садится рядом, глядя на пейзаж ночной пустыни. — Странный ты. Раз тебе он мешает — убил бы и к месту. В ответ Альберих молчит. И правда, куда проще было бы убить Дилюка и дело с концом. Но Дилюк является последней надеждой на спасение. Умирать не хочется, да что уж… умирать страшно. От одной мысли в горле образуется, будь он не ладен, тяжелый ком, а меж рёбер щемит. «Нужно было отказаться с самого начала и тогда не пришлось бы заходить так далеко!»; «Но… если не я, то кто?». Никто. — Мха, — Аякс устало потягивается и его потягивание сопровождается еле слышным хрустом позвонков. — Нечего высиживать. Пока твой неугомонный товарищ валяется без сознания, нам лучше поторопиться. Прыткий, зараза. В следующий раз я поддаваться буду не намерен. Пока Тарталья болтает и так «незаметно» восхваляет самого себя, у Дайна на лице читается лишь одно — «поскорее бы ты закрыл рот». — Побереги свою энергию для Чтецов. — Хочешь, чтобы я спустился в Бездну с вами? — спрашивает так, будто вообще не был в курсе дел, что они хотят и куда направляются. Удивление его такое искреннее… или просто дурака валяет. Или просто передумал. Непостоянство Фатуй следовало бы учесть, но… — Отлично. Мне как раз хотелось бы кое-кого найти. — Принцессу Бездны? — осторожно предполагает блондин, расправляя плечи, смотря украдкой на рыжего парнишу. — Что? Нет, — цокает, махнув рукой, мол, «какая ерунда». — Само собой нам придётся столкнуться и с ней лицом к лицу, но мне нужен другой человек, которого я повстречал в бездне несколько лет назад. Моя наставница — Скирк. — Скирк… — тихо произносит Дайнслейф, уставившись в одну точку и изредка хмуря брови, стараясь выцепить из памяти хоть что-то, но — увы. — Живи я, как смертный, то, может, и сказал тебе что-нибудь на этот счет, вспомнил, но, к сожалению, я в этом мире не одно столетие и запомнить каждого, кого встретил на своем пути, не в силах. «Эрозия», это первое, о чем подумал Кэйа и на душе стало вмиг так тоскливо и паршиво. Его не полностью поглотил этот процесс «увядания», по крайней мере, Дайн помнит, зачем он путешествует и что должен сделать. Но иногда, упоминая Принцессу Бездны, в глазах его меркнет что-то; вот смотрит — и не может понять: то ли давно знакомы, то ли вовсе незнакомцы. Кэйа много раз ловил себя на мысли, что они похожи. Дилюк долгое время делал вид, что не замечает Альбериха, будто его не существует. «А может, лучше бы меня правда не существовало?». И действительно. Если бы отец не бросил его тогда на винокурне в ураган, если бы Крепус не подобрал его, как мокрого, выброшенного на произвол судьбы, кота, то он бы не познакомился с Дилюком. Они бы не были так близки и они бы не разругались в тот день. А Крепус? Был бы жив Крепус? Скорее всего нет, только бы Дилюк ненавидел себя и только себя. Как-то Мона, чудачка-гадалка, говорила о созвездии, что у каждого оно есть и именно по нему можно узнать свою судьбу. Сначала Кэйа отнесся скептически, как и любой другой человек, но когда девушка стала вытягивать одно верное событие за другим, как ниточки, и ухмылка с лица Кэйи пропала тогда в миг. Чайльд — болтлив, даже слишком, Дайнслейф — не очень, а какого-либо желания у Альбериха поддержать беседу не осталось. Ни разговаривать, ни даже обмениваться взглядами. Несколько дней назад состояние не было столь паршивым, как сейчас. — Пора, — голос Дайнслейфа звучит резко, подобно раскату грома средь ясного дня. Будто ему осточертело все это: сидеть и ждать в ночи, однако, мужчина кивнул головой, указывая вперед, на приближающуюся песчаную бурю. Это был огромный вихрь, возвышающийся до самых небес и разрастающийся в ширь все больше и больше. Дайнслейф открывает пространственный разрыв. Кэйе ещё не доводилось преодолевать такие расстояния таким способом, поэтому он смутился на доли секунды. Портал выглядел так, будто из картины реального мира оторвали кусок и поместили туда звездное небо. — Вперёд, — поторапливает Дайнслейф. — Я войду последним и закрою его. Тарталья в очередной раз цокает и заходит первым. Исчез. По ту сторону ничего не видно, хоть глаз коли. Кэйа следует за ним и его чувства неописуемы. Сначала он как будто погрузился в воду, дышать стало тяжелее, а потом его резко вытолкнуло на поверхность, только вот оказался он теперь в совершенно ином место. Другое, но такое родное. Это границы Мондштадта. Риф Маска — островок, напоминающий месяц, если смотреть сверху, а в самом центре расположены врата в Бездну. Дайнслейф, как и говорил, явился последним и портал за его спиной тут же «схлопнулся». — Чем ниже спустимся, тем выше поднимемся. — Звучит как бред, — вставляет свои пять копеек фатуи, однако, не спорит. Чайльд знает об этом, прекрасно знает. Бездна была по истине странным местом. Пугающим и одновременно чарующий своей загадочностью. Маленький Аякс попал в Бездну, провел там, как ему казалось, всего пару дней, а то и вовсе пару часов, но на деле прошло несколько недель… Тейват огромен, прекрасен, но это — его самый тёмный угол, «шкаф со скелетами», называйте как хотите. Здесь заканчивается Тейват и начинается путь в неизведанное. Переступив врата бездны, троица оказывается в длинном мрачном коридоре; высокие потолки, красивая архитектура колонн и прочего. Так и не скажешь, что это место и есть корень зла. Только пройдя чуть дальше, стала ощущаться тяжёлая атмосфера из-за которой казалось становилось трудно дышать. Бездна устроена странно. Ты вроде бы и спускаешься, глубже и глубже. Кэйа запомнил то, что самое дно Бездны — это её верхушка, и тогда представления о Тейвате ломаются окончательно. Что за мир такой? Фальшивое небо. Тоже слышал и все это в голове даже не укладывается. Самым странным было то, что монстры отсутствовали. Орден прекрасно был осведомлён, что в Бездну вошли. Чего-то ждут. Подходящего момента может быть? Так и есть. Дайнслейф предупреждает о том, что стоит быть начеку. Архонты, да о чем они вообще думали, отправляясь сюда лишь втроём?! Тарталья упоминал о подкреплении. Только вот как долго это подкрепление будет добираться сюда. — Оу, это немного не в тему, но твои волосы, — Тарталья аккуратно указывает пальцем на Кэйю, а именно на его волосы. Рыцарь аккуратно цепляет одну выбившуюся прядь волосы и млеет. — Седеешь? Белая. Если ранее он заметил лишь пару волосков, то сейчас его голова буквально покрывается «сединой», а кончики пальцев темнеют, будто он перепачкался углем. Хранитель ветви проигнорировал или же сделал вид, что не услышал эту фразу. Он продолжал двигаться вперёд, смотря чётко перед собой. «Наверное, это конец», Кэйа нервно усмехается, перекинув хвост через плечо, убирая его за спину. Идти дальше не возможно из-за дрожи в коленях, ещё немного и упадёт. «Какой же трус!». И, видимо, одного лишь одиннадцатого не особо заботило все происходящее. Конечно. верный слуга Царицы, непредсказуемый до чёртиков юнец, который не прочь сразиться с достойным, испытать себя. Фатуи всегда выступали «злодеями». Правда, нет такого понятия как «хороший» или «злой». Есть свои цели, принципы и взгляды на мир — и у каждого они свои, свои представления. До Кэйи доходит лишь сейчас: уничтожение Ордена Бездны и Селестии принесёт баланс, и тайн не останется. А что дальше? Что там, в конце? Другой мир? Сказания о фальшивом небе таковы, ибо спустившись в самый низ, Кэйа видит звезды. Звездное небо совершенно не похожее на то, что находится на той поверхности, которым привыкли видеть жители Тейвата. Протяни туда руку — утащит в бесконечность. Завораживает. А вот и первые монстры. Хотелось создать эффект неожиданности? Каков провал. Хиличурлы, митачурлы, лаванчурлы — все это просто. Изматывает из-за их количества, нежели их силы. Втроём, на удивление, они разделываются быстро. Если появились монстры, то, значит, они уже у цели. Нет… Не монстры. Это когда-то народ нации Каэнриарха, которым, увы, не помочь. Маги Бездны самые разумные из них. Как минимум потому, что обладают речью и сознанием, но остаются такими же «пешками» для Чтецов и Принцессы. Расправившись с одной волной чудовищ, тут же подступили другие. Единственный, кто получал удовольствие от сражения, это Аякс. В его глазах горела такая искра, что становилось даже жутко. Его глефа ловко резала и пронзала чурлов, брызги крови летели в разные стороны, а чудовища болезненно вскрикивали и хрипели. Больно смотреть и слышать, только выбора не было, отступить нельзя. Путь только вперед и точка. На поле боя Альберих впервые чувствовал себя маленьким и ничтожным. Его уверенность и смелость, коей он обладал ранее, испарилась, улетучилась, осталась там, в Мондштадте. А была ли она вообще? — Вы торопите события, господа, но ваш визит был ожидаем, — не смотря на шум, женский слышно отчетливо. Лязганье мечей, удары — все это не стало помехой, чтобы понять, что на поле боя явилась белокурая путешественница, иначе — та самая потерянная сестра Итэра. Как верные слуги, за принцессой следовали огромные фигуры двух чтецов бездны. Для Дайнслейфа ее голос служил триггером на необъяснимый ступор. Иного события быть не могло: Люмин преграда и ее нужно устранить, уничтожение Тейвата не должно произойти. — А, так вот как выглядит принцесса. Учти, что мне не принципиально кого бить, — с ухмылкой встревает предвестник, встряхнув клинки. На сказанное сиблиг даже ухом не повела. Ее взгляд не выражает ничего. Абсолютно. Лишь пустота и холод, а голос до жути спокойный. Глазами та искала кого-то еще среди пришедших, но его не было. Разочаровалась та или нет — не известно. — Убить их, — приказывает холодным голосом Люмин.