Разноцветье

– Нравится? Чонгук выдаёт длинный жалобный стон в качестве ответа, а его хён хмыкает и убирает ступню от чужого члена. Он едва коснулся налитой цветом головки, а Чонгук уже стонет так, словно находится в шаге от оргазма. – Нравится, Чонгук-а? – Да, хён, ах! – тянет Чонгук, скатываясь в очередной стон. Он стоит перед ним на коленях, полностью обнажённый, сцепив руки за спиной, пока его хён одет в плотную кофту и демонстрирует лишь голые ноги в шортах до колена. Тело Чонгука дрожит, мышцы напрягаются и бугрятся под кожей, живот подобран, являя безупречно очерченный пресс, соски стянулись в две тугие горошины, а большой член между крепких бёдер стоит с той секунды, как началась их небольшая игра. Хён неторопливо обходит его склонённую в добровольном подчинении фигуру: оглядывает сильную спину и крепко сжатые в одном положении руки, где яркие всполохи цвета и чёткие линии татуировки привлекают внимание, ведёт по доверчиво оголённой линии шеи и растрёпанным чёрным волосам. Чонгук тяжело выдыхает, но послушно остаётся на месте, позволяя себя разглядывать. Плавные линии его тела так и просятся под прикосновения, во рту скапливается слюна, но пока он лишь смотрит. Хён делает полный круг, останавливается перед ним и хмыкает. – Ты хорошая детка, а, Чонгук-и? Чонгук незамедлительно озвучивает своё согласие. Больше всего он любит, когда его зовут крошкой и деткой, хотя по телосложению давно от крошки далёк. А вот то, как он себя ведёт… Хён поднимает лицо Чонгука за подбородок, заставляя глядеть прямо в глаза. – Такая сладкая прелесть. Взгляд Чонгука застилает пелена возбуждения, рот приоткрывается в очередном стоне, штанга в новом проколе рядом с колечком поблёскивает. Неотразимый, и вправду такой сладкий. – Послушный мягкий макнэ, такой нуждающийся, возбуждённый, с тяжёлым большим членом, а я ведь тебя только раз коснулся – детка так любит получать внимание, правда ведь? Чонгук жмурится, не прекращая стонать, его влажный розовый рот приоткрыт, а брови изломлены в жалобной нужде. – Да, да, да – ах, хён, да! Видно, что он хочет податься вперёд, вскинуть бёдра – но, милая ручная сладость, остаётся неподвижным. Очередная дрожь усилия проходит по его телу, оно сильнее наливается жаром, а член течёт смазкой. – Наша крошечная поп-звезда, хм-м? – тянет хён и многозначительно вскидывает брови. Чонгук распахивает глаза, находит его расфокусированным взглядом и неровно выдыхает. Он знает, к чему его хён ведёт, и даже дышать перестаёт на несколько мгновений – так его пробирает повисшим между ними напряжением. – Наша звёздочка, поющая поразительно непристойные вещи своим высоким медовым голосом? Чонгук-и вырос и захотел похвалиться тем, что он может? – поддразнивает он, ведёт рукой по мощной шее Чонгука, чуть сжимает, вырывая дрожащий вздох. Взгляд Чонгука мутнеет, член дёргается, и хён смеётся: – Хочешь показать, что ты можешь делать своим большим членом, м-м? Как там было – каждую минуту, семь дней в неделю – ну же, продолжай, это ведь твоя песня. Когда Чонгук в ответ лишь осоловело моргает, хён вытягивает ногу и без особой аккуратности жмёт ступнёй на его истекающий смазкой член. Чонгук высоко вскрикивает, его лицо складывается в гримасу удовольствия с долей дискомфорта, а хён повторяет уже без улыбки: – Продолжай петь, Чонгук. Чонгук пытается. Сбиваясь на стоны, он ведёт красивым высоким голосом: «Н-ночь за ночью, ах, я буду – буду, м-мх!» – пока хён массирует его член ступнёй, чувствуя жар оголённой нежной кожи и дарованную ему власть над гибким сильным телом. Он прижимает головку члена, срывая с губ Чонгука очередной вскрик, а затем наклоняется к нему и вкрадчиво выдаёт: – Ну же, что там дальше, не стесняйся. Чонгук открывает повлажневшие глаза, огромные и чёрные, совершенно бездонные, и хрипло выдаёт: – Я трахну тебя как следует. Хён растягивает губы в улыбке, хорошо контролирует выражение лица, чтобы оно выдавало любопытство и позабавленное веселье, хотя жар желания разливается внутри, настойчиво твердит проверить, сможет ли Чонгук исполнить сказанное. Он ведёт чуть влажную от смазки ступню выше – Чонгук всегда так обильно течёт, когда возбуждается, и это, если быть честным, ужасно горячо. Член у Чонгука красивый, ровный, большой и совершенно чудесно наливается кровью и встаёт от проявленного внимания. Он специально задевает по пути сосок Чонгука, а потом устраивает ступню у него на груди с правой стороны, вжимает, пытаясь заставить Чонгука покачнуться. Тот не двигается с места. – Хочешь трахнуть меня? – интересуется хён неторопливо, словно в раздумье. Чонгук мгновенье молчит, во взгляде у него горит тёмное безудержное возбуждение, от которого по телу прокатывается огненная волна, концентрирующаяся в районе промежности. Он действительно так вырос, созрел, словно налившийся плод, всем своим видом демонстрируя готовность быть опробованным. Чонгук медленно склоняет голову. На мгновенье повисает тишина, они только смотрят друг на друга одинаково тяжёлыми взглядами. – Если хён позволит, – выдыхает наконец Чонгук и оставляет целомудренно-нежный поцелуй чуть повыше щиколотки. Желание внутри концентрируется, становится сложно удержать себя в руках: ему так хочется поддаться, позволить Чонгуку продемонстрировать, насколько хорошо он на самом деле трахается. Может быть он даст ему разрешение – позже. Сейчас Чонгук слишком разгорячён и находится в том состоянии, когда несколько верных слов без труда подведут его к грани. И кто он такой, чтобы упускать идущую прямо в руки возможность? – Детка, да ты ведь готов кончить от одного движения, – снисходительно улыбается он, а Чонгук вдруг теряет свой сосредоточенный вид и обиженно дуется. Он сразу превращается из соблазнителя и альфа-самца в сладкую конфету, готовую растаять на языке. – Ничего не от одного. И вообще, это всё хён виноват. – Он округляет глаза и сильнее надувает губы. – Хён меня раздразнил, а теперь не даёт сделать приятно! – И кому же ты хочешь сделать приятно – тебе или мне? – Нам обоим! – радостно отзывается Чонгук и, думая, что ему всё позволено, начинает тянуться вперёд. Хён убирает ногу с его груди и безапелляционно командует: – Стоять. Чонгук застывает тут же, глядит своими большими глазами будто бы невинно, но никто из мемберов на это давно не покупается. – Сидеть. Чонгук отклоняется обратно, потерянно моргая, и может этому жесту можно было поверить, если б член у него между ног не был багровым и налитым, готовым излиться от легчайшего касания. Хён смотрит Чонгуку в глаза, опускает взгляд на член, оценивающе прищуривается. Чонгук издаёт какой-то сдавленный жалобный звук. – Раз уж ты ведёшь себя так, будто я тут исключительно для собственного удовольствия, значит мне стоит вести себя соответствующе. В таком случае зачем мне вообще разрешать тебе кончать? Когда он переводит взгляд обратно на лицо Чонгука, тот пару раз открывает и закрывает рот, не находясь со словами, а потом робко выдаёт: – Н-но я ведь хочу кончить, хён. Хён приподнимает брови, откровенно веселясь. – Неужели? Ты, как я погляжу, много чего хочешь – как насчёт выбрать что-то одно? – Хочу кончить в тебя, – сразу отзывается Чонгук, а хён задумчиво хмыкает, оглядывает его напряжённое, сильное, готовое тело. – Будешь послушной зайкой – может и разрешу тебе. Ты ведь хороший мальчик, будешь использовать свой член, как я тебе скажу, верно? И даже кончать будешь по команде, так? Не дожидаясь ответа, он вновь поднимает ступню и вжимает её в налившийся, натянутый возбуждением член. Он ведёт по тяжёлой багровой плоти всего раз, после чего Чонгук высоко вскрикивает, а потом стонет и стонет без остановки, заливая ногу своего хёна спермой. – А говорил что не от одного движения, – довольно мурлычет тот, когда поток спермы иссякает и член только слабо пульсирует под ступнёй. В ответ он получает слабый, побеждённый стон. – Давай, Чонгук-и, поднимайся, приведём тебя в порядок. Скоро вернутся остальные – и они наверняка будут не против послушать твою новую песню в живом исполнении.