* * *
Нил не помнил, когда четверо амбалов ввалились в душную комнату, в которую его выбросили, как мешок медленно теряющего сознание дерьма. Ему удавалось лишь урывками сохранять его, когда глаза предательски закрывались, а мозг переставал как-либо функционировать. Он также не помнил, сколько по времени и человек его пиздили, как школьного ботаника или крысу. Удары прилетали отовсюду. Казалось, попытайся он прикрыться руками, особой защиты это не даст, лишь навредит. Как только он отключался, его тут же освежали в наполненной ледяной несвежей водой бочке. С каждым полосканием его отражение заполоняло розоватые разводы, съедая бордовую субстанцию со всей головы и лица. Как только от него можно было услышать хрипы, демонстрирующие, что он в сознание, удары возвращались. Благо, режущими предметами они были обделены. Школота. — Не переломайте ему ноги и рёбра, — снисходительный говор Джосона звучал как лакомство для сторожевых собак, — Он нужен целым. Наверное, если бы он хоть немного знал Натаниэля не как Нила-беглеца-с-лечебницы-номера-четырнадцатой, он бы понял, что даже с отрезанными конечностями он будет двигаться, а если потребуется, загрызет живьём. Джостен, не успев продемонстрировать своё отношение к чужим словам, грязно выругался, когда его за волосы потащили к обшарпанной стене и щедро приложили о неё пульсирующей стороной. — Кому вы, блядь, меня сплавите? — глухо прошипел Нил, кривясь от ощущения вырывающихся волос на затылке. Джосон улыбнулся тонкими губами и изобразил что-то сигаретой в воздухе: — Добрым людям. — Вот урод, — очередной пинок под рёбра и Нил парализовано рухнул на разбитую бетонную кладку, вновь вырубаясь. В следующем его пробуждении было мало приятного: от простого напряжения шеи и поворота головы его замутило. Тело, как в наркотическом дурмане, ломало и била прохладная дрожь. Нил не жаловался. Бывало хуже. Однако и к этой боли не привыкаешь. С трудом перевернувшись на бок, Джостена со спазмами в желудке вывернуло съеденной свининой и картофелем. Глок всегда говорил не вестись на бесплатную еду, впрочем сейчас его поласкало хоть чем-то, а не жёлчью. С болезненным мычанием отодвинувшись от испорченного места, он резко застыл, уловив постороннее движение. Напротив него сидела Рене, пристально следящая за ним. Устало положив руки на расставленные врозь колени, девушка перебирала свисающий шнурок сарафана в пальцах, выглядя при этом одновременно измотанной и задумчивой. Если бы она ещё не смотрела на него, то ему бы показалось, что та в прострации или чего по-интереснее, рассуждает о конце света. Может, о политическом заговоре. Да, так определенно лучше. На этот раз Джостен вяло усмехнулся и попытался свистнуть. Возможно, так он поймает её уже не бесцельный взгляд и сможет что-нибудь выведать, если та не пришла его пытать или что-то в этом роде. При таком раскладе его голос только садился, но ещё никогда до конца не терялся. Язык хоть и вяло шевелиться во рту, и тошнота перманентно подкатывает к глотке, разговорить её как-либо он сможет, пока во рту нет той затхлой тряпки, что совали ему ранее. — Как долго ты здесь? — правильнее было бы спросить, как долго здесь находиться он, но тогда бы шанс начать диалог был бы более чем проигрышным. Рене моргнула. — Что это за организация? — настаивал Нил. От паршивой тишины уже отросшие ногти больно скребли по бетону, собирая под них сажу и мелкие кусочки чего-то особо мерзкого. Он и не старался избегать мысли, что это могли бы быть био-останки. — Я ответил тебе на вопрос о своём имени. Почему бы и тебе не сыграть во взаимность? — зло выплюнул Джостен, осклабившись. На жест та не повела и взглядом, однако всё же открыла рот. Не так, как он хотел, конечно, но хоть что-то: — Ты солгал. — Ты ждала правду? — Это второй вопрос. Нил пощупал вязкие и немного засохшие волосы в кровавом месиве на затылке и рассудительно напомнил: — Вообще-то четвёртый. На пустое лицо он лишь дежурно помахал рукой. — Сколько ты здесь находишься? Ответь хотя бы на это. Недолго думая, девушка медленно оглядела его и сухо выдала: — Достаточно, чтобы мне доверяли дорогие головы наёмников. Разговор не шёл. Это было понятно уже с самого начала. Нила назвать хорошим коммуникатором было можно разве что в шутку. Он не любил долго общаться. В особенности не любил общаться со стеной. В роли стены сейчас как раз-таки сошла бы Рене. У неё отлично получалось уничтожать к корню его желание наладить с ней контакт для дальнейших действий: вероятно, надавить на жалость или пообещать достойную награду, напоследок даже попробовать её соблазнить. Всё это работало как по маслу в это жадное до выгоды, денег и секса без обязательств время. — Поэтому подослали сюда в качестве няньки тебя, — Нил постарался натянуть на лицо обворожительную улыбку, насколько это в его нынешнем положении возможно. Наверное, получилось скверно: разбитая рожа с кровоподтеками по всем её частям, искусанные в мясо губы, опухший висок и тому дальше по периметру голова, суженный правый глаз с присохшей к ресницам кровью, — и вдруг эта груша для битья начала лыбиться. Мало соблазнительного на самом деле. Рене походу восприняла жест по-своему. Напряглась и прищурила нетронутые косметикой глаза: видать, думала бредит. А Нил лишь хрипло выдал: — Если поможешь мне прибить Джосона, сможешь просить всё, что за хочешь, — ткнул в небо Нил и, к его удивлению, попал: та на какую-то долю секунды потеряла свой прежний непроницаемый вид, но с рекордной скоростью приобрела ту же невозмутимость. — Тебе бы заткнуться, — неожиданно холодно бросила Рене и встала со своего места, неспешно и будто нехотя направившись к нему, — Иначе вряд ли к твоему уходу у тебя сохраниться эта часть тела. И указала пальцем на собственный разодранный язык. — Если отрезать человеку язык, он не сможет разговаривать, — выдал очевидное Нил, — Так какой тогда во мне смысл, если всю информацию вы так тупо срежете? — Тебе не обязательно ехать к Кенским с языком, — Рене изобразила мягкую улыбку, ничуть не отразившуюся в глазах, — Там действует язык работы и ты, как никто другой, знаешь, что он не словесный. — Всё-таки к Кенским… Вот же ж блядство. Нил пожевал губу и выдавил: — Если всё уж так хуёво, так лучше сразу на чёрный. — Это не мне решать, — Рене медленно склонилась к нему, присев на корточки, и вдруг выдала такое, отчего у Нила зашевелился внутри намёк хрупкой, недопустимой надежды, — Что до Джосона, то убить его будет бредовой идеей, видя, сколько вокруг него околачивается людей. Джостен посверлил девушку взглядом и, вытерев испарину у себя над губой, проговорил: — Можешь что-нибудь предложить? Голос неожиданно охрип, как только за дверью послышались шаги и негромкая болтовня. Рене также спокойно устремила взгляд в сторону басистых голосов и вслушивалась до тех пор, пока шаги достаточно не отдалились, а затем тихо ответила, так и не повернув головы: — Анонимно дать ложную информацию Кенским, что ты покончил с собой, — Рене безмятежно улыбалась, — Прокусив язык достаточно, чтобы потерять кровь и захлебнуться ей же. Сильный болевой раздражитель и типа асфиксия. Классно придумала, да? Нил покрутил в голове мысль об уже второй смерти с другим именем и спросил: — И что дальше? Рене фыркнула: — А дальше это здание взлетит к чертям. Если Кенские объявили за тобой охоту, то любой поручившийся не только получит крупную сумму за удачную работу, но и потеряет жизнь, в случае какой-либо оплошности. Твоя смерть высшая из этих оплошностей. — И за всех любопытных кадров они так берутся? — За всех. — Откуда столько полезной информации? — язвительно поинтересовался Джостен, недоверчиво оглядев девушку. Рене в ответ склонила голову набок и развела руками, дескать, всё, да не за бесплатно, и Нил, не отреагировав, продолжил: — Нехило же у них подгорит, когда окажется, что я жив и распиваю какое-нибудь дешевое пойло в честь их проё… К концу его фразы Рене ощутимо сжала его плечо и тотчас с размаху врезала ему по щеке. Голова накренилась в другую сторону, пока тошнота мерзко возобновила поползновения по глотке. Следующий удар был сделан ногой по торсу, подцепив прошлую припухшую область чуть ниже рёбер. У Джостена невольно заслезились глаза от последующего удара в диафрагму, заставившего его прижать к телу все конечности и притиснуться всем телом к стене. Рот безустанно открывался в попытках ухватить доли кислорода, пока тело сжималось в судорогах. — Говорливый он, да, Уокер? — Кики — увидел Нил краем глаза, — оскалился на замеченную им кроме боли эмоцию ярости у Нила, — Не надоел? Рене свысока оглядела с трудом проглатывавшего с рвотой и хрипы Джостена, и медленно обернулась на вошедшего с нечитаемым выражением. — Мне много что надоедает, а он в это число не входит. — Правда? — произнёс Кики с нескрываемой насмешкой в интонации, — Значит, и мне удастся с ним немного повеселиться. Рене оборвала его быстро. — Джосон был против твоего вмешательства, Энрике. Энрике — не Кики. Вот как… Кики лишь сокращение имени. Как же сейчас Нилу хотелось сократить нечто другое у этого ублюдка, но пока лишь мысленно: тело по-трупному лежало на одном месте и только неконтролируемые конвульсии выдавали в нём ещё живого. — Что уж там станет с этого Ни-ла, — издевательски проговорил по слогам Энрике и выглянул из-за плеча Рене в сторону названного, — Я просто с ним немного поиграю. — У тебя есть для этого шлюхи и проституты. — Есть, но с этим рыжим у меня незаконченное дело. Нил издал подобие лающего смеха — если так можно интерпретировать надрывные вздохи, — а после липкими в засохшей крови пальцами оттопырил средний палец. — Смотри-ка, живёхонький, — нарочито весело потянул Энрике, пока на его физиономии отчётливо играли желваки от раздражения. — Ещё, блядь, какой, — прохрипел Нил и постарался отползти подальше к углу. Отмеренный вздох Рене говорил о том, что пора бы Нилу закрыть рот. В этот момент Энрике высмотрел в лице Уокер что-то, что ему очень не понравилось, судя по вмиг напрягшейся челюсти. — Никогда не видел в тебе корешки лимского синдрома, Уокер, — звякнувшее нечто в его руке насторожило Нила. Он тихо, но вкрадчиво зашептал, — Молись, чтобы я никому не рассказал ваш маленький секрет, не то вас обоих пустят по кругу и будете хуже шлюх, потому что с этого нихуя не получите. Рене поджала губы в тонкую полосу и произнесла ровное: — Мне есть кому и для кого молиться и точно не на такого пустослова, как ты. По очень скудному мнению об Энрике, Нил предположил, что тот вполне мог ударить Рене за подобные слова, но оказалось, тот попросту заржал в манер коню-молодняку, одобрительно похлопав девушку по плечу. К счастью, Джостен не знал и не хотел знать понятия этих фраеров. — Хорошо-хорошо, держу руки при себе, — обезоруживающе поднял упомянутые руки Энрике, заслужив тем самым неприязненный взгляд от Нила, — А вот ты, мелкий опарыш, как миленький отправишься к Кенским. Было бы мне не всё равно на тебя, если бы не было похуй, верно? Хочешь умереть, а не двигаться за поводком куда потянут, умирай уже в самом штабе этих обмудков, не у нас. Проблем здесь и без твоих принципов вот так вот, — палец высечено горизонтально прошёлся по мощной шее поперёк. — Достаточно было не связываться с ними, чтобы этих проблем не было, — рявкнул Нил, по-настоящему вспылив впервые за всё время нахождения в четырёх стенах, — Послушай, если дело в деньгах, то я откуплюсь сам и заплачу в два, а то и в три раза больше той суммарной суммы, что отвесили за меня и на чёрном, и сами Кенские. Энрике смерил его коротким взглядом, в котором проглянула недолгая заинтересованность, прежде чем она сменилась на скептицизм и насмешку над его словами. Навряд ли тот не поверил в его предложение, скорее его позабавила эта небрежность и сдерживаемая агрессивность Нила. — Дело, может, формально и в деньгах, — согласился Кики, в это время нырнув рукой под смятую футболку и механическим размеренным движением почесал живот, — А неформально — это то, о чём молчат и обычно не говорят вслух: в наших жизнях. Мне-то похер на жизнь этой оборванки, — указал на чихнувшую Рене, — Также похер на маменькиного сыночка Тимма, на грудо-суку Икцению, на Джексона… Шесть лет в один толчок ссым, а я до сих пор не знаю, как он здесь оказался, а главное — зачем… Клал большой и жирный на важного-бумажного Джосона. На стерву Вексу. Вообще на всех. Мне бы самому если не лицо, то хотя бы тело сохранить. Энрике подошёл ближе и присел, как давний приятель, кем не был и не будет, подле скрюченного и бьющегося в неконтролируемой дрожи Джостена. В своём никудышном состоянии тот чувствовал себя как никогда обнаженным и униженным. Обнаженным в своей слабости и никчемности. Униженным в своей неспособности что-то сделать и предпринять. Помимо тошноты, по очевидным причинам, его начинало укачивать и от своего положения. Рассчитывать на кого-то из подпольной шайки — это чистой воды безумие. Даже если бы у него был выбор — довериться кому-то из них или самолично перерезать себе глотку, он бы без раздумий приставил к своей шее нож. Потому что большая его, Нила, часть может с уверенностью сказать, что вся ахинея с доверием оборачивается обычно очень смелым и неприятным наёбом. К сожалению, бывало не с его стороны. — Всем известно, что детей с младенчества приучают к правилу: знакомиться, здороваться, использовать, забывать, — чтобы после была почва для такого же приёма с другим человеком. И всем, опять же, как ни странно, похеру, потому что делают они абсолютно также. — Верно, — довольно ощетинился Энрике, нехорошо пронизывая того оценивающим взглядом. — Что же насчёт денег и твоего формально, то я считаю это делом первостепенным — предложить сумму, за которую без особых потерь можно избавиться от проблемы, — Нил ненадолго замолк, прежде чем выдать негромкое, — На самом деле у меня не было и нет плана, что делать, если деньги всунуть тебе не получится. — Ты предложил что-то взамен. Любое пожелание, — отстранённый голос Рене прозвучал внезапно. Энрике с неодобрительным выражением лица постучал пальцем по виску и приглушил заливистый хохот топорщащимся капюшоном. — Не мне судить, но для наёмника в кавычках солдата это звучит как-то слишком благородно. Или как очень хороший намёк, что ссышь в уши ты отменно, парниша. Невольные попытки Нила привстать и окинуть недобрым взглядом самодовольно усмехающегося Энрике закончились провалом. С ними тесно. С Рене и Энрике. Почти до тошноты. Несмотря на не обделённое свободным местом помещение, Джостен держался не показать корни печальной, но не сильно выраженной клаустрофобии, зародившейся не в тот момент, когда его с посторонней поддержкой швырнули в пустую комнату и принялись за измельчение его костей и внутренних органов, а когда под скрежет крыс в вентиляции ему стоило заговорить с этими двумя. — Мне всё равно, — просто отчеканил Нил и разогрел круговым движением запястье, — Я говорю только то, в чём уверен, и предлагаю то, что точно могу дать. Не больше, не меньше. — У-у, так ты у нас человек-слово? — издевательски пропел Кики. — Тогда уж человек-дело, я не пустослов, — с намёком на недавний укол Рене заметил Нил. — Вот же ж ублюдок… Под звук падающего предмета за комнатой Кики резко отвернулся к стороне двери, за которой раздавался грохот и подозрительное групповое шипение. Недолго погодя, Энрике хрипло засмеялся и вернул своё внимание Нилу. Рене подошла к ним также неспешно, с какой скоростью крыса заползла под деревянный ящик из под хлама. — Ты сдох, Нил, — тяжелой, обвитой перчаткой рукой его ткнули мордой о бетон, — Сдо-ох, а потому у тебя пять минут. Выбирай… Джостен урывками затянулся кисловатым запахом сожжённой плоти. — Съёбываешь со мной и в дальнейшем крутишь своим сочным задом по дорожкам нашей хилой инфраструктуры на свободе или остаёшься здесь, послав меня с гордостью на хуй, и в конечном итоге ходишь под Кенскими. Большего не дано, дорогой. Довольная собою рожа и ухмылка во всё лицо уже пускала корни сомнения в выборе остаться с этим утырком. Несмотря на все препирательства и шипение в болевшей и пульсирующей башке о его привитом упрямстве стоять на своём и привычке выбираться самому, Нил выбрал: — С тобой. Ему хватило совести ещё переспросить. — Что-что? — Рене заберём с собой. Упомянутая выгнула бровь и скрестила руки на груди, синхронизируясь с Кики. — Чё? — по-тупому спросили оба. Одновременно. — Говорю, с собой её берём, — на подозрительно раскрывшийся рот, Нил скомандовал, — Закрой его. Будет не так обидно делать последние вздохи, если пойдём хоть каким-то числом. — Ха! Ладно, возьмём и её, герой чертов. На этом наши хотелки закончились? — Не хотелки, вопросы, — поправил Нил и попытался встать, — О них позже. Какой план? Никак он не мог привыкнуть к ощущению заторможенной тошноты, когда после приличных ударов его мотало во все стороны. Джостен довольно быстро понял, что Энрике что-то от него нужно, ибо тащить балласт на себе никто не станет. Он в том числе. Тащить и ещё предлагать какой-то выбор — так тем более. С натяжкой дипломат, чертовски хреновый дознаватель, горе-разведчик и лицемерный кретин, но никак не интеллигент, занимающийся благотворительностью. Этот сброд он раскусил сразу. — План у братьев Брирман. — Немцы? — оценил Нил и сплюнул вязкую слюну. — Ай догадлив! — Когда ты успел? — неверующе спросила Рене, оторопело всматриваясь в распаленного своей идеей мужчину. — Потом, — пересёк все дальнейшие вопросы Энрике и почесал щетину, — Лучше помоги ему подняться. Как боксерская груша, после группового изнасилования, ей-богу. Нил подсобил тому повторно оттопыренным средним пальцем и кряхтением, сравнимым только с дедовскими хрипами, встал на ноги. К его непринятию с чужой помощью. — Знаешь, вся эта хрень звучит неубедительно, — подал голос Нил, — Имею в виду, с резкой сменой сторон. Кики просто пожал плечами и вскинул голову в тот же момент, как раздался оглушающий взрыв, сотрясая подвальное сооружение банды. Компания одновременно осела на пол на корточки и закрыла уши. — Знак, — оскалил зубы Кики и вцепился рукой в ослабленное запястье Нила крепкой хваткой, — Уокер, подсади его мне на спину. Весь процесс занял рекордные минуты. Джостен измотал себя настойчивым упорством оставаться в сознании. Это было уже важно, хотя бы потому, что он не доверял Энрики с первого его заикания насчёт своеобразной помощи. Рене была по ту же сторону с Энрике, но неприязни к ней он не питал, в отличие от её соратника. Здесь стоило бы заметить его укрепившуюся со временем осмотрительность и подозрительность к мелочам, но на самом деле хвастаться здесь нечем. Иногда и излишнее внимание к происходящему дерьму и людям чего только стоит. Он считает, что бремя нисколько не упрощает жизнь и не делает его выше любого кого-то менее опытного. Напротив, это скорее сгущает жизнь и делает всё намного сложнее, чем то может быть. Сжав предплечье Энрике, Нил шумно выдохнул. — Не помирай, иначе проку будет от тебя меньше, чем от сраного полицейского. Где ваша хваленая выдержка, наёмник? — Меня раскатали по полу и измолотили все тело, как ебаную отбивную. Чего ты от меня ещё хочешь? Может, сплясать или песенки на ухо пошептать? — Пошепчешь в другом месте, а вот если и сплясать, то на костях тех ублюдков. Выстрелы били по корке не хило, даже пожёстче, чем болтовня Кики. Рене он не видел: либо та попросту под шумок дала деру, чему он довольно яро завидует, либо где-то да следует за ними. Если последнее суждение правдиво, то этого он не одобряет. На её месте он бы воспользовался ситуацией и свалил бы восвояси, хоть в другую часть горизонта города, всё равно за пределы Шенк-Рина не уйти. За спиной Кики ни черта не видно, но хорошо слышна возня, металлический скрежет и хруст суставов. Нил свободно оглядывается через плечо и просматривает застывшие посмертно трупы и лица с остеклёнными закатившимися глазами, бледными и разорванными ртами, застывшими в немом крике. Затем смотрит в противоположную сторону: идентичная картина брошенных и расстрелянных, как скотов, мертвяков. Нил сумел разглядеть и отрубленную макушку Джосона, откатившуюся на добрые метры от остального тела и наследившую кровавыми ошмётками по разрушенному бардюру. Джостен с кипящем в поджилках раздражением улыбнулся: жаль, не он смог размозжить тому башку. Стоит поднять взгляд к оглушающему всю округу вертолету, как кровь невольно стынет уже у него. Параллельно он замечает, как крепчает хватка у Энрике. — Так заговор был уже до меня или я его спровоцировал? — сипло спрашивает Нил и пробует шевельнуть ногами. Последующее молчание говорит громче любого объяснения, и Нил смеётся. Смеётся громко, надрывно, так, чтобы он и все очевидные солдаты, засевшие в здании, оглохли к чертям. Не только потому, что Кики просел буквально во всём, но ещё и потому, что увидел потрёпанную бирку с обрисованным внутри ружьём, плотную косу из верёвки и звенья. — Хоуксы, мать его. — Твои, — согласно кивнул Энрике. Нил с особой резкостью сжал волосы и аккуратно склонился над ухом Кики, зашипев: — Где весь отряд? Энрике деланно восторженно залепетал: — А-а, те детсадовцы… — Где? — голос задрожал от накаляющейся злости в грудине. Нил до боли в костяшках стиснул корни волос Энрике и с внутренним удовольствием вырвал светлый клок. — Без понятия, — безразлично пожал тот плечами и окинул Нила весёлым взглядом из под вывернутого положения головы, — Может их перебили, как детей и они где-то среди этих. Может им удалось свалить. Смотря, кому и как повезло. Джостен стиснул зубы до звучного скрежета и подавил невольное рычание, едва не сорвавшееся с воспалённой глотки от бессилия. Всё равно на отряд. Честно, всё равно. Но Завеккендо: был ли он среди своих людей? Был ли он здесь? Несмотря на ярое желание потребовать ответ на первостепенный вопрос, Джостен спросил другое: — А Рене? Кики издал нечленораздельный звук: гортанный, протяжный и громкий. — Должно быть, выбрала быть счастливой и застрелилась. Или её, что более вероятно. Выбрала быть счастливой? Нил против собственной воли усмехнулся. Прозвучало, как слабая попытка скрыть очевидное убийство сторонников. На самом деле он его понимал. Если и переходить к радикальности, то следовать за ней до конца, а не на половину: работу, завершенную на четверть, нельзя считать полноценной. Вот только понимать и вверять — разные вещи. Чёрт только знает, как функционируют извилины этого Кики, что с напевающим свистом перешагивает трупы и с такой же беззаботностью наступает им на головы. И функционируют ли они вообще. — Ух ты ж, блядь, — Энрике с брезгливостью откинул отрубленную руку, до сих пор спазматически сжимающую ствол, — Вот что значит преданность, а, Нил? Или как там тебя… Упомянутый не решился закатить воспалённые и больные глаза, что с каждыми движениями посылали стреляющую боль в виски и затылок. — Знаешь, я вот надеюсь, что Уокер всё же сдохла где-нибудь, — вдруг серьезно заговорил Кики, внимательно всмотревшись в одну из дальних забегаловок, — Без разницы где. Нил уже с интересом постарался вслушаться. — Невзлюбили друг друга, — утвердил он и получил на это короткий кивок. — Ненавижу женщин. Хитрющие, роковые, скромные и мягкие на первый взгляд, а на деле безбашеннее любого мужика со стальными яйцами. А теперь удвой — нет! — утрой всё вышесказанное и представь эту монашку с ножами наперевес. Да-а, мелкая и не подумаешь, что она вообще состоит в банде таких злых и быдловатых выродков, как мы. Видел бы ты нашу первую встречу. Я её ещё тогда не знал и эту мордашку воспринимал как милый экспонат на какое-то время. А потом эта белобрысая в одиночку перебила пол здания ранее наших конкурентов. — Наверное, поэтому я отдаю большое предпочтение женщинам в убийствах, — взвешенно не согласился Нил, — Непредсказуемые. Умеют обворожить и мастерски запудрить мозги. Жертва готовая, проще резать. — Хорошо, тогда Рене не убийца, а сука. Так дела сразу обстоят по-другому, да? — Говоря твоим языком, суки здесь мы все. У Энрике что-то замкнуло, и он ненадолго замолк, пока Джостен наслаждался временной тишиной. Бороться с наливающимися свинцом глазами становилось всё труднее. Спать хотелось не столько от самого желания, сколько от давки отключающегося организма. Против воли открывать веки было тяжело, и уже через недолгое, но упорное сопротивление он безвольно опрокинул голову на плечо Кики и уснул.* * *