Чёрное к белому

      – Приветствую тебя в нашем храме, маг. Я наслышана о тебе.       Среди высоких, до самого потолка, белых колонн стояла хрупкая девушка в столь же ослепительно белом одеянии, в капюшоне, накинутом на волнистые каштановые волосы, и смотрела на Рейстлина. Он понятия не имел, от кого и что именно жрица слышала, но, если хотя бы часть была правдой, ей стоило бы бояться… или, во всяком случае, проявить немного уважения. Но таких взглядов Рейстлин очень давно не чувствовал на себе. Гордое превосходство. Снисходительная жалость. Да чтобы его жалела какая-то девчонка из храма бесполезного бога? Не бывать этому! Он и хотел бы разозлиться, а всё-таки любопытство взяло верх; жрица сумела удивить его – он-то ожидал встретить безупречную набожность, святую чистоту и покорно склонённую голову. Крисания – так её звали, Даламар говорил – явно ни перед кем не склонила бы головы. Её глаза сверкали, как и положено, фанатичным огнём веры, но было в них что-то ещё… Да, она определённо заинтересовала Рейстлина.       – Не могу сказать того же о тебе, Крисания из храма Паладайна. Твой бог редко привлекает моё внимание.       – И что же, позволь узнать, привело тебя сюда?       – Я пришёл… просить о помощи.       Рейстлин с трудом заставил себя выговорить это слово, пускай и знал его истинное значение.       – Помощи? Моей? Ты хочешь, чтобы я… помогла тебе в твоих тёмных делах, маг? Не слишком ли ты самоуверен?       «Самоуверенности, кажется, не только во мне с избытком».       – А не слишком ли ты поспешна в своих суждениях? Выслушай меня – ваша вера, если не ошибаюсь, проповедует терпение, милосердие и любовь к ближнему. Разве ты не должна непредвзято судить о моих намерениях?       Рейстлин знал, что сильно задел Крисанию – надменная жрица ни за что не призналась бы, что предрассудки властвуют над ней так же, как над прочими людьми. По её лицу пробежала тень, губы сжались в тонкую линию, а руки, которые она пыталась спрятать в складках своего просторного платья, – в кулаки. Злится. Хочет показать тёмному магу Маджере, что именно она самая светлая из всех светлых жриц, её вера самая чистая и непоколебимая, она не может быть подвержена обычным человеческим слабостям, не может ошибаться. То, что говорил о ней Даламар, действительно оказалось правдой.       – Что ж, прошу тебя – присаживайся, излагай свою просьбу, я внимательно слушаю.       И застыла у кресла, на которое любезно указала ему, сложила перед собой руки и приготовилась слушать… словно не вынесла ему вердикт с первых минут встречи. Рейстлин ничем не выдал своих чувств, проигнорировал кресло и принялся расхаживать по залу, в котором, кроме колонн и алтаря, ничего не было, заложив руки за спину. Никогда светлый жрец не протянет руку тьме добровольно. Раскрыть Крисании свой план – значит, безвозвратно оттолкнуть её… но и ложь не привлечёт её на «тёмную сторону», поэтому действовать нужно полуправдой, тщательно выверенными долями истины, чтобы она поверила, чтобы сама захотела узнать больше. Надо сыграть на самом важном для неё, на том, что составляет суть всех её убеждений… не забыв легонько тронуть струны высокомерия и честолюбия, которые Рейстлин приметил сразу. О, в Паладайна Крисания верит, безусловно. Использовать эту веру, убедить жрицу, что никого на всём Ансалоне больше нет, кто сумел бы помочь ему… вырвать из когтей зла, избавить от пагубных заблуждений. Спасти великого грешника, наставить на путь истинный – не о том ли мечтает любой религиозный фанатик? «Что ж, я дам тебе шанс примерить на себя роль спасительницы. Спасай меня, сколько тебе будет угодно, Крисания… пока не сыграешь свою настоящую роль и не откроешь вместе со мной Врата Бездны».       – Творец нашего мира, Паладайн, несёт нам лишь благо, верно? С этим ты не станешь спорить?       Крисания промолчала, лишь едва заметно кивнула.       – Если бы Он не хотел, чтобы в земном мире была тьма, разве допустил бы Он её существование? В Его полной власти уничтожить все проявления зла, достать Владычицу Тьмы из Бездны и покончить с ней, но Паладайн не делает этого… как ты думаешь, Крисания, почему? Бог всемогущ, неужто он не способен дать отпор любому врагу, даже если этот враг – тоже бог?       И снова тень, исказившая её красивое спокойное лицо, снова едва сдерживаемый гнев и опасный блеск в глазах. Крисании не нравилось, что он пытается учить её, ставит под сомнение то, во что она верит, задаёт неудобные вопросы… которые она и сама задавала себе ни раз, в этом Рейстлин ничуть не сомневался. Он молчал ровно до тех пор, пока она не заставила себя ему ответить, коротко и сухо:       – Допустим, так.       – Как птица не сумеет взлететь с одним крылом, так и наш мир не удержится на месте без любой из этих одинаково значимых сил. Тьма, свет… они находятся в равновесия и удерживают мир от падения в Бездну. Но равновесие скоро может быть нарушено, и только я знаю способ этого избежать. Я знаю… как отыскать ключ, открывающий Врата Бездны.       – Нет!       В мёртвой тишине храма крик отразился от стен оглушительным эхом.       – Не быть сему!       «Когда она начнёт спорить с вами, шалафи, – раздался в голове Рейстлина тихий, вкрадчивый голос чёрного Даламара, – когда наотрез откажется помогать вам, покажите ей… свою слабость. Мнимую слабость, конечно же. Притворитесь, что вы больны и немощны, что вас мучает странный недуг, от которого вы страдаете, но ничем не показываете своих страданий, мужественно терпите их и отвергаете всякую помощь. Она перед этим не устоит. О, поверьте мне – не устоит…»       Что ж, Рейстлину и притворяться было не нужно – стоило ему слегка ослабить контроль над собой, и кашель вырвался наружу, обжёг горло, заставил потерять равновесие и навалиться всем телом на посох, чтобы устоять на ногах. Поразительная перемена произошла с Крисанией. Мгновение назад она смотрела на Рейстлина холодно и презрительно, держась от него как можно дальше, и вот уже рванулась к нему, протягивает руки, спрашивает встревоженным, почти ласковым голосом:       – Маджере… Рейстлин… что с тобой?       Отвергаете всякую помощь…       – Не важно… продолжаем разговор.       Крисания подступила ещё ближе, коснулась руками его напряжённых плеч.       – Позволь твою облегчить боль…       Выдержать паузу, прежде чем, смягчаясь, ответить:       – Пожалуйста, изволь.       Каждый шаг тщательно выверен и заранее продуман. Без сил опуститься на ступени, ведущие к алтарю, крепко сжать посох дрожащими пальцами, бросить на неё короткий, почти умоляющий взгляд… и позволить ей осторожно провести ладонями по своему лицу. Тёплый свет струился от этих ладоней и в самом деле снимал приступ удушья. Рейстлин слабо улыбнулся ей и произнёс, с явным усилием поднимаясь со ступеней:       – Благодарю тебя, дочь Паладайна… вижу, долг в тебе всё-таки сильнее предубеждения.       – Ты должен завершить лечение в храме, маг. Мы сумеем тебе помочь!       – Нет… не в этот раз… к тому же, беседа наша не окончена.       Крисания, растерявшая половину своего высокомерия, отошла от него и дрогнувшим голосом сказала:       – Нет. Я не… я ни за что не стану помогать тебе открыть дорогу Всебесцветной Драконице в наш мир. К чему эти сказки о равновесии, если ты собственными руками собираешься сломать его?!       – Успокойся, жрица. Ты неправильно поняла меня. Это Такхизис хочет выбраться из Бездны и захватить единоличную власть над миром… тогда уж никакого равновесия не останется точно. Я хочу помешать ей. Спуститься в Бездну и остановить её, пока не стало слишком поздно.       – Но ты… почему ты, чёрный маг, хочешь сражаться против своей же Госпожи? Ты правда думаешь обмануть меня, как будто я не знаю…       – Ты в самом деле не знаешь, Крисания, дочь Паладайна. Чёрный маг вовсе не тот, кто зол и мечтает погубить свет. Чёрный маг лишь прибегает к силам зла, чтобы использовать их… для достижения, быть может, светлой и благородной цели.       – Я… не верю.       – Я один решился на такой безумный поступок. Жрецы твоего Бога будут подозревать меня в самых тёмных намерениях… если узнают, что я задумал. Собратья по ремеслу проклянут меня и сделают что угодно, лишь бы не позволить мне осуществить мой план. Я не доверяю никому из них – и только тебя прошу о помощи.       Крисания застыла посреди своего святилища, растерянная, напуганная, изумлённая… стараясь не показать ни страха, ни изумления, ни растерянности. Рейстлин знал, какую бурю эмоций и мыслей вызвали в ней его слова, сколько сомнений и вопросов она упрямо держит внутри себя, не позволяя им вырваться наружу. Пускай останется с ними наедине. Подумает. Взвесит. Спросит себя, не этой ли возможности она ждала всю свою недолгую жизнь. А Рейстлину в этом храме добра и света делать больше нечего.       – Тебе не обязательно давать ответ прямо сейчас. Но подумай вот о чём – разве Паладайн не одобрил бы мой замысел? Разве не захотел бы избавиться от своенравной Богини Тьмы навсегда? Только ты можешь сделать это, Крисания, никто другой просто не решится на такое… Обдумай мои слова. Прощай.       Рейстлин скрылся за большими золочёными дверями раньше, чем жрица успела сказать хоть слово; он едва заметно улыбался и поздравлял себя с тем, что разговор прошёл именно так, как они с Даламаром… Даламарами… планировали, и, без сомнения, приведёт к нужному результату. В конце концов, манипулировать людьми ради своих целей Рейстлин Маджере научился давным-давно.       Эльфы встретили Рейстлина на пороге Башни, словно всё это время стояли там и с нетерпением ожидали его возвращения. Белый Даламар казался каким-то потерянным, почти испуганным, а вот чёрный улыбался уверенно и довольно – именно он шагнул к Рейстлину и протянул руки, чтобы снять с его плеч мантию, аккуратно разгладил её и перекинул через руку.       – Полагаю, всё прошло благополучно?       Рейстлин застыл на месте, не понимая этого жеста – раньше никто из Даламаров так не делал… Но безумный восторг от встречи с Крисанией бурлил в нём, хотелось немедленно выплеснуть его наружу, и он не сказал даже – выкрикнул, слишком громко и несдержанно:       – Да! О да!..       – Я нисколько не сомневался в вас, шалафи. Пожалуйста, расскажите нам подробнее. Даламар действительно просил, смиренно склонив голову, без тени обычной своей насмешливой издёвки. И смотрел будто снизу вверх, пускай и был значительно выше ростом… Это взбудоражило Рейстлина ещё больше. Сделало его торжество, и без того сильное, завершённым в полной мере. Он двинулся в сторону библиотеки, начиная рассказывать уже на ходу, а Даламары следовали за ним… ученики, восхищённо внимавшие каждому слову учителя.       –…ты был прав, Даламар, – рассуждения о равновесии тьмы и света заставили её задуматься… заронили сомнения ей в душу, и она придёт ко мне, чтобы эти сомнения разрешить, придёт непременно! Чуть позже отправляйся к ней, расскажи о том, как открыть Врата Бездны, а потом проведёшь её через…       – Брат.       Рейстлин дёрнулся, оборвал себя на полуслове и резко повернулся к дверям, проклиная тот день, когда решил дать Карамону охранный оберег; теперь братец может появляться в Башне в любой момент, и, разумеется, моменты эти всегда самые неподходящие.       Он стоял и смотрел на Рейстлина – брат-близнец, совершенно не похожий на него. Красивый, статный, буквально источающий здоровье и силу, с широким, гордым разворотом плеч, с сияющим мечом на поясе... При одном лишь взгляде на него Рейстлина захлестнуло раздражение.       – Что тебе понадобилось здесь, Карамон? Не припомню, чтобы звал тебя в гости.       Рейстлин с мрачным удовольствием отметил, как удивлённо и растерянно смотрит Карамон на белого и чёрного Даламаров, с виду не отличимых, как заставляет себя заговорить в присутствии этих посторонних.       – Но я… мы… давно с тобой не виделись, Рейст. Я пришёл узнать, как ты поживаешь.       – Прекрасно поживаю. Знаешь, мой план, о котором я рассказывал тебе… скоро он будет исполнен. Я нашёл светлую жрицу, мы с ней откроем Врата Бездны, и тогда… о, тогда, Карамон, всё будет по-другому.       – Нет! – брат подался вперёд, но почти сразу замер, не спуская настороженных глаз с Даламаров, которые молча сидели рядом с Рейстлином и пристально изучали чужака. – Нет, Рейст, тебе не нужно… делать этого. Забудь о Бездне. Давай лучше вернёмся в Утеху, навестим наших старых друзей, вспомним детство… мы были счастливы там, давай вернёмся!       – Это ты был счастлив там, братец. Вспомнить детство? Тех мальчишек, которые издевались надо мной и заставляли показывать им… фокусы? Может, душную комнату, в которой я бредил в лихорадке, пока ты весело проводил время со своими друзьями? Или мать, бросившую нас именно тогда, когда мы больше всего в ней нуждались? Что ты предлагаешь мне вспоминать, Карамон?!       Рейстлин почувствовал лёгкое прикосновение к руке и только сейчас заметил, что уже не сидит в кресле – стоит, пошатываясь, до боли сжимая пальцы в кулаки, и кричит на брата… Белый Даламар прикоснулся к нему, чтобы успокоить, и это действительно сработало. Гнев затух, как свечка, позволяя сказать гораздо тише:       – Брось, Карамон. Ты отлично знаешь, что я с тобой в Утеху не вернусь. Мой замысел определён давным-давно, и от цели своей я не откажусь, сколько бы раз ты не явился сюда, как бы ни пытался меня уговаривать. Это бесполезно. Я на всё ради этйо цели готов, а ты просто… не понимаешь. Мне нужно поговорить с Крисанией из храма Паладайна… а ты ступай, я напишу тебе… после.       Он знал, что брат послушается, как всегда, и отвернулся, сразу же забыв о нём. В голове снова теснились мысли о Крисании, о Вратах, сокрытых в Истаре, о Такхизис, которая наконец получит своё – правда, вовсе не так, как она сама рассчитывает, о маме, которую во что бы то ни стало нужно вызволить из Бездны… Тихо скрипнула, закрываясь, дверь. Рейстлин посмотрел на неё и задумчиво проговорил, обращаясь к самому себе:       – А может, стоило удержать его… вдруг он ещё пригодится мне…       – Не стоило, шалафи. А если он помешает вам? Если станет убеждать вас отказаться от вашего замысла?       Рейстлин вздрогнул и бросил взгляд на чёрного Даламара, чувствуя, как у него внутри всё холодеет. Но тут же овладел собой и насмешливо спросил:       – Мой братец? Помешает мне? Убедит в чём-то – меня? Он не только не сможет ничего сделать, но даже не осмелится… я уверен в его преданности – слепой, как у собаки или малого ребёнка… Вот уж кого опасаться точно не стоит.       – А всё же подумайте об этом, шалафи. И будьте очень осторожны. Никогда нельзя знать наверняка, кто ударит тебя ножом в спину…