Чёрное к белому

      tw: телесные наказания       Даламар стоял, прислонившись спиной к полке, и листал книгу в тёмно-синем переплёте. Он так увлёкся своим занятием, что даже не заметил появления Рейстлина на пороге библиотеки; и это был Даламар в белых одеждах. Рейстлин застыл, тщетно подбирая слова, чтобы как-то отреагировать на эту вопиющую, непростительную наглость.       – Кажется, я запретил тебе… вам обоим… прикасаться к этим книгам? Ещё в самый первый день, если память не изменяет мне.       Даламар не вздрогнул, как полагалось бы ученику, застигнутому учителем прямо на месте преступления. Не выронил в растерянности книгу, не стал поспешно прятать её за спину, мол, это вовсе не то, о чём вы подумали, шалафи. Нет, он сначала дочитал страницу и только после поднял взгляд и посмотрел на Рейстлина совершенно спокойно, с лёгкой улыбкой, даже кивнул, как всегда, когда он… они… приветствовали своего учителя.       Непростительная наглость!       – Ну? – требовательно вопросил Рейстлин, захлопывая за собой дверь и стремительным шагом приближаясь к Даламару.       – Да, шалафи, вы запретили нам. Но я просто не сумел удержаться. В вашей библиотеке столько книг, которых не отыщешь больше нигде на Ансалоне… и даже по тёмной магии, уж такое Конклав точно припрятал бы в самые глубокие свои тайники. Мне стало любопытно, шалафи.       Любопытно. Вот и всё объяснение. И никаких извинений, разумеется, ни следа раскаяния в этих глазах… подобной реакции можно было ожидать от чёрного Даламара, о да, но не от белого вовсе. Хотя… Рейстлин вспомнил то, что случилось три дня назад: Даламар в белых одеждах, его злые слова и насмешливая улыбка, Даламар в чёрных одеждах, его мягкий голос и ласковое прикосновение руки. Разве может быть он уверен, который из эльфов сейчас стоит перед ним? Они снова издеваются! Обманывают его, дурят ему голову своим идеальным сходством! Они…       Рейстлин, сжимая кулаки от злости и собираясь уже дать суровую отповедь наглецу, внезапно замер. Эти странные эльфы с одинаковыми лицами… он ведь бесконечно задавался вопросом, зачем они явились в Башню, так не за этим ли? За книгами, которых, как правильно заметил Даламар, нельзя найти больше нигде; в поисках этих книг Рейстлин обшарил множество библиотек, замков, заброшенных домов и рассыпавшихся в труху хижин во множестве городов, добывал их хитростью, деньгами и магией, много лет тщательно собирал свою коллекцию, не позволяя ни единой живой душе их трогать. Едва Даламары появились в Башне, он строго-настрого запретил им заходить в эту часть библиотеки и брать книги в тёмно-синих переплётах. Они соблюдали запрет… впрочем, недолго. Всё ясно. Эльфы, может, и правда не шпионы Конклава – они сами хотят обворовать Рейстлина Маджере, похитить его сокровенные магические тайны, они!.. Да как они посмели!..       Гнев схлынул, оставив после себя ледяную, убийственно острую ярость. Рейстлин подошёл совсем близко к Даламару, вырвал книгу у него из рук, осторожно поставил на полку, а потом зловеще прошептал ему прямо в ухо:       – Любопытство, значит? А не забыл ли ты, кому принадлежит эта Башня и всё, что в ней находится? Напомнить тебе значение твоего же собственного слова, а? Шалафи, кажется, кроме «учитель», переводится с эльфийского как «господин». И как же ты посмел, мальчишка, ослушаться своего господина?!       Даламар выслушал его без всяких эмоций. Преувеличенно мягко отстранил рукой и бросил:       – Ладно, шалафи, как скажете.       И как ни в чём ни бывало направился к дверям библиотеки, оставив Рейстлина потрясённо смотреть ему вслед. Непростительно… немыслимо… да кто он вообще такой, чтобы дерзить… насмехаться… Гнев снова вспыхнул жарким пламенем, но Рейстлин сумел погасить его, поймал Даламара за рукав мантии и, возможно сильнее, чем нужно, толкнул обратно к книжной полке. Нет, он не позволит этому паршивцу уйти. За эти идиотские игры с переодеванием, за обман и насмешки, за попытки выкрасть знания… Рейстлин накажет его. Так, чтобы Даламар запомнил навсегда.       – Останься. Давай поговорим с тобой… о любопытстве. И о непослушных детях, которые тянут свои шаловливые ручонки к запретному.       Пальцы Рейстлина неспешно двигались, сплетая из воздуха золотистую нить… тонкую, почти прозрачную, но скоро Даламар на своей шкуре убедится, насколько она крепка. И какую боль может причинить.       – Разворачивайся.       Отрывистый, холодный приказ. Даламар на это изогнул бровь – издевательски-насмешливо, как лишь он один умел… хотя умел, кажется, не белый Даламар, а чёрный, но… Такхизис с ними, наплевать, кто бы он ни был! Этот остроухий мальчишка не испугался. И приказ выполнять явно не собирался – скрестил руки на груди и сверху вниз окинул Рейстлина взглядом, выражающим… да, определённо снисходительную жалость. Как бесит эта разница в росте! Рейстлин понял, что оставаться спокойным у него не выйдет, сколько усилий ни прикладывай, поэтому больше себя не сдерживал: схватил эльфа за запястье и с неожиданно обнаруженной в самом себе силой развернул, вжимая лицом в полку.       – Ты не только любопытный, но ещё и наглый! Что ж, тебе придётся очень сильно об этом пожалеть!       Золотых нитей было уже четыре – они переплетались снова и снова, пока не образовали гораздо более плотную верёвку. Плеть, которой Рейстлин с огромным наслаждением щёлкнул возле самого уха Даламара, с резким свистом рассекая воздух. Второй рукой он дёрнул эльфа на себя, стянул с его плеч мантию и отбросил в сторону, задрал рубаху на его спине и снова прижал к старым книжным переплётам. Пятая нить змейкой обвилась вокруг его запястий, крепко стягивая над головой… чтобы маленькая дрянь даже двинуться не смогла, а то и использовать какие-нибудь заклинания. Рейстлин не сомневался, что Даламар это сделает. Даламар явно был способен на всё.       – Ну как, нравится? Не любопытно, что я сделаю с тобой сейчас, дорогой ученик? Хотя ты же умный мальчик, догадаешься сам.       – Вы хотите выпороть меня, шалафи. Как ребёнка, который посмел ослушаться… и так далее, и тому подобное. Почему вы решили, что на меня это подействует? Может, я… получаю удовольствие от боли, не задумывались об этом? И ваше наказание заставит меня изгибаться не от боли, а от наслаждения, ваша плеть будет не бить меня, а ласкать… ммм… восхитительные картины сейчас в моей голове, а в вашей, шалафи?       Он смеялся. Даже в таком положении, со связанными магией руками, почти обнажённый, не способный сдвинуться с места, он смеялся над Рейстлином, и Рейстлин не собирался терпеть это ни секундой больше.       – Хватит! Немедленно замолчи!       – Может, вы и кляп своей магией сделать сумеете? Или крики мои послушать хочется? Нет ли у вас тоже каких-то… необычных предпочтений, мой господин?       – ДОВОЛЬНО!       Рейстлин замахнулся, и сверкающая плеть опустилась на спину Даламара, оставляя на ней ярко-красный след. За первым ударом тут же последовал второй – ещё сильнее, ещё яростнее, и за ним третий, четвёртый, пятый… полосы расчерчивали белую кожу Даламара, а тот не шевельнулся даже, не издал ни единого звука, ничуть не изменил позу. Его словно и не касались эти удары – слишком безжалостные, и Рейстлин знал, что слишком, но остановиться уже не мог. «Паршивец, наглец, эльфийская дрянь, я ему покажу, я его научу, он у меня запомнит, навсегда запомнит…» Бешеная ярость пульсировала у Рейстлина в висках, сбивала дыхание, и запястье быстро заболело от чересчур сильных замахов. На спине эльфа уже не осталось белого – алая, воспалённая кожа, Рейстлин впился в неё ногтями и, о да, наконец-то услышал слабый, едва различимый стон. Даламар потерял устойчивость, руки, закованные магией, сползли немного ниже. Ему больно! Ему всё-таки больно!       Рейстлин опустил руку с нитями магии лишь на мгновение, чтобы рывком стянуть с Даламара и штаны. Плеть опустилась на его ягодицы, снова и снова, и снова, и снова, на коже выступили капли крови… Даламар застонал громче, извиваясь под плетью, словно без слов умоляя остановиться, но Рейстлин заканчивать наказание не собирался. Нет, этот мальчишка получит сполна… он накрепко запомнит, что нельзя трогать чужие вещи без разрешения, вести себя в Башне как полноправный хозяин, притворяться другим, издеваться над учителем и называть его слабаком, дерзить ему в лицо и врать… нельзя, нельзя, нельзя!       – Шалафи, пожалуйста…       Рука Рейстлина дрогнула и замерла в воздухе. Это был… его голос. Не чёрного Даламара. Белого. Тот самый голос, который тихонько пел Рейстлину по ночам колыбельные и прогонял кошмары, успокаивал его, называл «шалафи» совсем не так, как второй, – не презрительно, а ласково, почти с нежностью. Это… неужели опять?..       Даламар, с трудом сохраняя равновесие, повернулся к нему, и ни следа насмешки на его лице не было. По щекам бежали слёзы, губы дрожали, а голос звучал уже не издевательски, не снисходительно-равнодушно – испуганно и умоляюще, срываясь, кажется, от боли.       – Прошу вас, шалафи, я… я не могу больше… это вынести… Мне больно, шалафи! Я так перед вами виноват, я не должен был трогать ваши книги, и я никогда… никогда не прикоснусь, обещаю… Простите, простите меня, господин… Пожалуйста, хватит, я всё понял, только не делайте мне больно!       Что происходит? Рейстлин медленно, сам не осознавая, что делает, опустил руку. Он смотрел, не отрываясь, в глаза Даламара… такие знакомые, тёплые глаза, покрасневшие от слёз, смотрел на его спину и ягодицы, исполосованные плетью, на кожу, разорванную до крови. Ложь, притворство, они снова делают это с ним, хотят запутать его ради какой-то неведомой цели, он не должен поддаваться, не должен верить, но… но как причинить боль этому беззащитному, сломленному эльфу, как ещё хоть раз ударить того, кто заботился о нём, Рейстлине, утешал, обнимал? Он же… он же невинный, как ребёнок, он не представляет никакой опасности, он не…       Нити распустились и золотистой пылью развеялись в воздухе. Даламар обессиленно рухнул на колени, обхватил себя руками и низко опустил голову, пряча лицо за прядями волос; плечи у него подрагивали от рыданий. Рейстлин развернулся и молча вышел из библиотеки, чувствуя себя так, словно избили до полусмерти его самого.