Чужак

      Блэк боролся с тремором ладоней, удерживая гребаную сигарету, которая нуждалась в огне. Неестественно изогнутые пальцы — одно из последствий Непростительного заклятия — цеплялись за фильтр, пытаясь поднести дозу спасительного никотина ко рту. Разгорячённое дыхание слизеринца обжигало собственную конечность, оставляя на коже очередное напоминание о красном луче, пронзившем его тело накануне.       Заледенелое естество аристократа, каждый из ледников его проклятой души, были растоплены одним въедливым словом, ловко вцепившимся пламенем. Обратив весь мир вокруг Регулуса в огненную Геенну*.       Он не помнил, как долго провалялся на полу в Кабаньей голове, прирастая всем телом к пыльному полу. Сколько ему потребовалось времени, чтобы частично прийти в себя, собирая расколотый монумент былого величия по мелким деталям, врезавшимся в собственное осознание мучительными воспоминаниями.       И причиняли они отнюдь не физическую боль. Это странное ощущение было даже сложно назвать ебаной болью. Оно было слишком масштабным, чтобы нарекать таким пустяком.       Нечто инородное, не присущее слизеринцу, овладело его разумом, посылая через нейроны странное чувство. Почти дефект. Отклонение. Полная противоположность тому, что буквально внушил Реддл — повиновение и смирение с участью будущего Пожирателя смерти.       Будущий убийца чувствовал несогласие вперемешку с животрепещущим страхом, всякий раз, когда вспоминал последние слова, сказанные Волдемортом. Обрывки фраз, бравших слизеринца за грудки, оставляя на мертвецкой плоти звездную россыпь гематом. Расчерчивая на оболочке клятву, данную в хриплой агонии. В секунды, когда перед глазами красовался единственный правильный выбор — собственная шкура.       Однако, когда Блэк окончательно пришёл в себя и приложил немало усилий, чтобы добраться до замка через ночную гладь, укрывшую шотландские края беспроглядным одеялом, он осознал что именно совершил. Какое именно обещание дал взамен на, возможно, недолгую жизнь. Произнесенные слова царапались о язык, купая орган в щелочи из обещаний. И на этот раз не пустых.       Привести грязнокровку Хозяину.       Ему бы стоило обрадоваться такому развитию событий. Благодарить великодушного Повелителя за столь щедрое подаяние в виде продленной жизни. Ведь всем было известно, что Реддл особенно скуп, когда дело касалось покаяний. Он бы с радостью обрезал нить существования того, кто пренебрег его доверием, отплачивая предательством. Но Блэка он пощадил.       Почему? Никто не знал.       Особенно Регулус, до сих пор находившийся в прострации, лавируя меж собственных мыслей.       — Тебе помочь? — послышался сбоку голос, окрашенный в подозрительные ноты.       Блэк дёрнул головой — резче, чем планировал — поворачивая шею в сторону раздавшегося вопроса. Перед сидящим на стуле Регулусом стоял Рабастан, облокотившись о подоконник распахнутого настежь окна. Тёмноволосый волшебник выглядел так, словно его только что оторвали от подушки, прерывая спокойный и безмятежный сон. Морфей отпрял от слизеринского сознания, позволив парню вернуться в реальность, где его уже поджидал Регулус на пороге дортуара. Возвращаясь из Хогсмида, единственным местом, где ему хотелось бы оказаться, стало пристанище семикурсника.       Лестрейндж впивался взглядом в каждый дюйм мужского тела, сканируя своими пронзительными глазами то, что выбивалось из общепринятого понятия о нормальном состоянии друга. И, блять, выбивалось абсолютно всё.       — Сам справлюсь, — огрызнулся слизеринец, посылая к чертям любое понятие о благодарственном отношении. Его силы буквально истекали из бренного тела, не оставляя в нём места для такой непозволительной роскоши, как уважение.       Блэк сглотнул слюну, казавшуюся размолотым стеклом, царапавшим горло, ещё раз попытавшись зажечь гребаную сигарету. Безрезультатно. Неокрепшее тело не слушалось нервных сигналов. Руки обвисали после попытки поднести их к лицу, ощущаясь тряпичным ничтожеством.       — Если бы ты мог справиться сам, то не пришёл бы сюда, — подметил Лестрейндж, оттолкнувшись от стены. Слизеринец медленно подкрался к обездвиженному Регулусу и поджёг долгожданную дозу призрачного спокойствия. — Что с твоей рубашкой, чувак? — Рабастан подцепил ногтём ткань на плече друга, а после брезгливо отнял ладонь, растирая алый след. — Пролил на себя вишнёвый сок? — ехидство на долю секунды разгладило морщину меж сведенных на переносице бровей. — Или за твоё перевоспитание всё-таки взялся Тёмный Лорд?       Теперь Рабастан говорил серьёзно. Тень насмешки растворилась со вторым вопросом, вычищая с лица друга любой намёк на веселье. Светло-голубые глаза с каждым мгновением окрашивались в мрачный перелив наваждения. Зрачки почти сравнялись с оттенком радужек, погружая слизеринца в состояние оцепенения.       Блэк не ответил. Отвёл глаза в сторону, устремляя взор в дальнюю стену, покрытую ночной мглой. Слизеринец надеялся, что друг не станет развивать данную тему. В очередной раз оставит её на «потом», позволяя Регулусу разобраться во всём самостоятельно. Но этому не бывать — и Блэк знал об этом. Знал, потому что сам пришёл за этой ебаной помощью, тратя капли крови по дороге из соседней деревни.       Однако помощь не подразумевала поджёг сигареты или излечение ран. Слизеринец хотел получить от Рабастана кое-что другое.       Вечно расслабленный и уверенный в себе Лестрейндж больше не излучал былой силы. Потому что в себе он был уверен до сих пор, а в Регулусе — нет. И вот что являлось его слабой точкой, в которую воткнули копьё справедливости Волдеморта.       — Дай посмотреть, — Рабастан кивнул на багровые узоры, заливавшие своей концентрированностью каждый участок кипенно белой рубашки. Лестрейндж не был идиотом. Никогда бы не повёлся на молчание друга, выдаваемое за то, что не стоило особого внимания.       — Отъебись, Лестрейндж, — рявкнул Блэк, сверкая в приглушенном свете жидкой ртутью, охранявшей зеркала души от любопытства извне. — Со мной не нужно нянчиться. Я и сам в состоянии излечить эти ебаные раны.       — Ты не в состоянии прикурить долбаную сигарету, — в ответ взревел семикурсник, сотрясая своим низким басом звенящие кубки, доставшиеся парню после победы в финальном матче на четвёртом курсе. — Какие раны, сука, ты собрался лечить?       Слизеринец взял Регулуса за воротник рубашки, притягивая к себе, а после швыряя на кровать. Блэк не мог сопротивляться — даже рука не поднималась. Он выглядел пиздецки жалко в своей немощности, вызванной проклятием. Барахтался на спине, утопая на мягком матрасе, надеясь, что это не захлестнет его. Аристократ не хотел выглядеть немощно в глазах друга, подтверждая его опасения. Подтверждая очевидный факт — Регулус давно покоился на дне медвежьей ямы, в которую вогнал сам себя.       При иных обстоятельствах, в которых слизеринец не был ранен, он бы вряд ли почувствовать всю силу броска. Но сейчас он ощущал весь спектр былых мучений.       Незажившие раны, из которых просачивался живительный сок, снова расширялись с каждой секундой. Участки плоти, попавшие под лучи Круцио, рвались на лоскуты. Кости трещали под гнётом боли, повышая градус температуры. Пот смешивался с кровью, заливаясь в открытые язвы. Блэк взвыл сквозь зубы, прикусывая и без того раскромсанный язык, чтобы избавиться от пронзающей тело агонии. Он старался дышать как можно глубже, смешивая с поступающим кислородом невыраженную боль, застрявшую в трахее оглушительным воплем. Пытался удержать кусок одеяла в ладонях, которое помогало не лишиться рассудка. Стать единственным ориентиром в реальности.       — Лежи смирно, Блэк, — пригрозил Лестрейндж, подходя к своему столу. Регулусу казалось, что он был лишён зрения. В попытках отыскать силуэт друга, он натыкался на россыпь фейерверков, мозоливших роговицу. — Иначе сделаешь себе только хуже.       — Если ты так хочешь помочь, гребаный добродетель, сделай это по-другому, — проскулил слизеринец, вонзая зубы в нижнюю губу. Струйка пролилась из нежной кожицы, вбиваясь в носовые пазухи знакомым металлическим запахом. Казалось, это веяние кристально-чистой крови было повсюду. Окружало Блэка, тыча его носом в собственное величие. Ебаная насмешка. — Помоги мне выиграть второе испытание.       — Каким образом? — спросил Рабастан, прекращая копаться в ящиках. — Предлагаешь мне выпить Оборотное и проплыть Чёрное озеро вместо тебя?       — Мне нужно, чтобы ты совершил надо мной ритуал, — задыхаясь, объяснял Блэк. Впитывал в себя вездесущий запах крови, смешивающийся с собственным проявлением слабости. Похуй. Ему больше не к кому обратиться. Лестрейндж — его последняя надежда. — Он напрямую связан с анатомической магией, в которой тебе нет равных. В этой школе уж точно.       — Я не стану этого делать, — отрезал семикурсник, возвращаясь к своим поискам. — Я предупреждал тебя о последствиях, Блэк, — монотонно продолжал слизеринец, передавая вместе со своей мыслью новый укол раздражения. — Подобную тёмную магию не стоит использовать в своих личных целях, в противном случае…       — Магия потребует цену, — закончил за друга Блэк, приподнимаясь.       Зрение постепенно приходило в норму, позволяя увидеть перед собой спину друга, а за ней — подготовленные предметы, с помощью которых Рабастан собирался исцелять полуживого Регулуса.       — Именно.       — И я готов заплатить её, — уверенно заявил слизеринец, вытирая со рта кровь.       Лестрейндж молча продолжал изучать свои запасы, поочередно доставая из стола склянки с зельями и банки с заживляющей мазью. Он не откликался на порыв друга, игнорируя бившуюся в грудной клетке Регулуса энергию, которую тот стремился потратить не в то русло.       — Нет, не готов, — упрямо возразил Лестрейндж, натягивая на ладони латексные перчатки. — И мы оба знаем об этом.       Отчасти он был прав. Но Регулус поймёт это, когда станет слишком поздно.       Хлопок ткани о кожу вернул Блэка в момент, когда Вивьен притащила его в идентичном состоянии в комнату Рабастана, вымаливая у слизеринца спасение того, кого она любила больше жизни. Как прозаично. Казалось, что каждый в этом мире любил и боготворил Регулуса в то время, как он сам — себя ненавидел. И относился к себе должным образом. Но ему впервые в жизни хотелось сделать всё, чтобы наконец-то протянуть себе руку помощи и вытащить себя из капкана.       — Ты прав, Реддл и вправду занялся моим перевоспитанием, — глухо начал Блэк, напрягая челюсть, от чего под ярко выраженными скулами заходили желваки. — Он потребовал от меня тело грязнокровки, которое я не смог ему принести, — слизеринец прикрыл глаза, отдавая себя во власть памяти, погружавшей сознание Блэка в минуты, когда над ним возвышался Волдеморт. — Ты, наверное, уже догадался, что ему это не сильно понравилось. Совсем, блять, не понравилось. Лорд не любит, когда его желания не исполняют, — истерическая ухмылка раскрасила лицо мазком вымученности. Блэк попытался встать, но тупая боль, пронзившая всё тело, приковала его к матрасу. — И когда он пытал меня Круцио, выпуская заряд за зарядом, я думал, что умру в этом чёртовом пабе среди шлюх и преступников. Наверное, там мне было бы самое место. Но Реддл внезапно отступил от своей идеи убить меня и пощадил.       — И что он потребовал взамен? — вопрос вонзался перочинным ножом в горло, вычленяя заготовленные фразы. Поставил Блэка в тупик, позволяя собраться с мыслями, чтобы произнести оглушительную истину вслух.       — Привести к нему грязнокровку живой после окончания второго испытания, — постарался как можно ровнее и бесстрастнее ответить Блэк. Вложил в свой голос всю оставшуюся силу, чтобы не слышаться бесхребетным слабаком, загнанным в угол. Говорил идентично тем, кто ни секунды не раздумывает, прежде чем остановить дыхание лучом Авады. — Мне нужно выиграть, Лестрейндж. Во что бы то ни стало, мне нужно выбраться из этого блядского озера живым, чтобы выполнить задание Лорда, — и только после этих слов Рабастан соизволил обернуться. Сопоставил в голове частички пазла, соединяя их в одну картину. — В обоих случаях я нежилец. Но я хочу выбрать тот, который следует моему чистокровному кодексу.       Высокопарные речи, лившиеся беспрерывным потоком сквозь размышления аристократа, вновь нагнали внутри слизеринца загнанную тварь, что звалась состраданием и милосердием. Предложения, отбивавшиеся серпом внутри черепной коробки, кромсали слабости аристократа, внушая ему вновь стать на истинный путь.       Он не мог так просто накинуть на себя новое обличие. Статус палача.       Но вопреки слизеринским оправданиям, Блэк уже являлся палачом.       Она не должна мешать тебе.       Нащупав на кровати выпавшую из рук сигарету, слизеринец нашёл-таки силы обхватить ту ртом. Волшебная палочка дрожащими мазками поднеслась к сигарете, оставляя на кончике пламенную печать. Блэк сделал глубокий вдох, позволяя густому смогу образоваться в лёгких, вытравляя из себя поселившийся аромат роз. Сейчас этот цветочный шлейф вонзался шипами в альвеолы, напоминая о запретной близости, прежде казавшейся чем-то дозволенным. Вполне соизмеримым с тем, что было предначертано заочно проклятому союзу.       Змее никогда не стать другом для льва. Она обязательно вонзится в гриву животного, впуская в кровоток убийственный яд. Ей просто нужно больше времени, чтобы застать царя зверей врасплох, чтобы занять первенство в естественном отборе.       Регулусу следовало бы держать эту ценную аналогию в своей ебаной голове всякий раз, когда он позволял себе цепляться за нити внимания грязнокровки. Когда лично взбирался на эшафот, который сверкал в ночи изумрудом, позволяя ударять инквизиторскому лезвию по здравому рассудку.       Блэк должен был убить её раньше, чем Уоррен смогла бы проникнуть ему под кожу, изламывая каждую кость в надежде, что сможет добраться до его чернильного сердца. Не прилагая к этому никаких усилий, гриффиндорка смогла стать эпицентром его жизни, и эта история была не про цель Волдеморта. Не про убийство. Каким-то неведомым образом ей удалось стать для Регулуса кем-то, против кого он не мог наложить Непростительное заклятие. Кем-то, кого он не мог привести к Лорду. Даже мысленно не мог на это решиться.       Гребаный идиот. Конечно, он мог. Мог, потому что должен.       И блядская Уоррен совершенно точно не могла подобраться к нему ближе, чем он мог позволить. Она граничила на расстоянии обыкновенной цели, которую следовало устранить. Девчонка точно не являлась кем-то личным для Блэка.       Но она являлась, — вторил внутренний голос.       Нахуй. Из. Моей. Головы.       Если Реддлу так нужна маглорожденная сука, то Блэк приведёт её. Приведёт, не моргнув и глазом. Пройдёт процесс очищения от въедливой грязи, пахнувшей розами и отравлявшей его естество каждый чёртов день все последние месяцы.       — Хорошо, я помогу тебе, — протянул Рабастан спустя, казалось, вечность после тирады Блэка.       Его ладони, облаченные в чёрные перчатки, прошлись вдоль пробора густых волос, приминая непослушные пряди. Слизеринец не спешил продолжать, смакуя каждое заготовленное предложение на вкус. И каждый слог пестрил приговором.       Регулус почувствовал, как постепенно расслаблялись мышцы его тела, стоило ему услышать долгожданный ответ. Такой нужный в данную минуту. Единственный, способный стать допингом к достижению поставленной цели. Он вдохнул, делая очередную затяжку, заливавшуюся серым маревом в горло.       — Но ты заплатишь свою цену, Блэк, — кивнул слизеринец в такт собственным словам. — И магия не простит ошибок. Не спишет со счётов твой очередной проёб. Ты отдашь ей всё, что она попросит.       Фраза Лестрейнджа не слышалась наставлением. Скорее, проклятием, написанным кровавыми чернилами, сцеженными из тела того, кто ставил на кон собственную душу.       Регулус прошептал едва слышное: «Я заплачу», будучи полностью уверенным в собственных силах и возможностях.       Невозможно отказываться от столь выгодной сделки, ведь Блэку нечего терять.       Невозможно дважды проклясть того, кто давным-давно сгинул в пучине наказаний свыше.

***

      Февральский ветер нещадно жалил кожу, проникая сквозь тонкую ткань спортивного костюма. Прокладывал дорогу из ледяных поцелуев на каждом дюйме девичьего тела, охлаждая разгоряченный пыл Изабель. Морозный воздух заливался в носовые пазухи, а после растапливался внутренним пожаром, способным уничтожить всё, что могло слегка остудить тревогу. Переживания, ощущавшиеся беспрерывной гонкой по венам. Словно её организм сам искоренял всё, что могло помешать гриффиндорке прочувствовать мгновение на максимум.       Мгновение, приближавшее начало второго испытания. Счёт уже шёл на минуты. И Уоррен больше не могла скрываться в женской спальне, пытаясь отсрочить неизбежное, безжалостно наступавшее на пятки.       Девичье сердце безжалостно клокотало внутри, норовя раскрошить реберные кости, а после осесть на дне, утопая в кальциевом порошке. Изабель ощущала, как дрожит грудная клетка от каждого удара неугомонного органа, выпускавшего наружу все страхи. Не выиграть испытание. Опозорить свой факультет. И самый главный — сгинуть на дне озера утопленницей.       Все последнее время, перед началом второго тура, Уоррен просыпалась в холодном поту каждую ночь, ощущая, как отголосок ночного кошмара вылизывает спину, нашёптывая на ухо ужасающие предзнаменования. Ласкал зарождавшуюся панику, усиливая эффект сновидений.       После каждого пробуждения, Изабель ещё долго не могла выбросить из головы устрашающие картинки. Образы, до которых можно было дотронуться, — настолько явно они ощущались. Прежде сон, оберегавший гриффиндорку от проблем извне, обернулся для неё личной карой. В чертогах подсознания, где раньше Морфей укачивал ведьму в своих ладонях, даря успокаивающие сновидения, теперь её поджидали жуткие сюжеты, в которых всегда был заготовлен единственный финал.       Смерть.       Как её опухшее тело вытаскивают из озера. Как характерный бледный оттенок кожи сменялся тёмно-синими росписями, подчёркивающими остывший девичий труп. Как изумрудные радужки теряют свою природную красочность, оставляя вместо себя бледно-серые вкрапления на глазах. Она могла детально пересказать всё то, что подбрасывал изнеможенный мозг, живший паранойей. Вероятностью, в которой заранее сваренное зелье не сработает.       Но Изабель не всегда видела только свою кончину. Иногда полотно, расписанное воспаленным подсознанием, давало сбой, начиная редеть. Образовывались помехи, сменяющие одну картину другой. Не менее пугающей, но более удивительной, чем образ собственной смерти.       Она могла ожидать чего угодно от игр разума, но то, что ждало её очередной ночью, — всегда вводило в состояние кататонического ступора.       Всплывающий на поверхность воды, Блэк выглядел слишком реалистично в ночных кошмарах девушки. Мужское тело, облаченное в чемпионскую форму, невозможно было спутать с чем-то другим. Тёмно-зеленый цвет ткани — в тон девичьим глазам — пропитывался чужой кровью, становясь вровень цвету вражеского факультета. Он не выглядел подобно Изабель в её снах. Нет. Слизеринец блуждал по озерной глади, остывая на волнах, смешивая прозрачную воду с алой субстанцией, стекавшей из множественных ран.       Этот поистине мрачный сюжет становился последней каплей в переполненном сосуде, заставлявшем просыпаться посреди ночи, глубоко храня в голосовых связках истошный крик. Настоящее, ни с чем не сравнимое волнение за другого человека. Слишком чужого, чтобы ощущать, как по телу проходит импульс испуга за его жизнь. Чувство, сновавшее по нервным клеткам ведьмы, являлось неподходящим для их отношений. Выбивавшимся из канонов, которые они сами себе установили.       Изабель часто обращалась к воспоминаниям о снах, пытаясь догадаться, почему она видела в них именно слизеринца. Если сценарии Морфея никак не относились к Турниру, почему она наблюдала со стороны именно за смертью Блэка? В них не было места ни Мэри, ни Ремусу, ни даже Владиславу.       Её сердце болело за человека, который априори не был достоин такой роскоши, как чувства гриффиндорки.       Но она чувствовала. И в глубине души Уоррен принимала тот факт, что это было пусть и необъяснимо, но искренне.       Однако сегодняшним утром всё девичье внимание было направлено в противоположную сторону. В ту, где она могла не оправдываться перед собой, потому что переживать за друзей давно вошло в привычку. Однако эта данность ничуть не успокаивала разгоревшуюся панику, подбрасывающую в сознание самые жуткие теории о том, куда могли пропасть Мэри и Ремус.       Несмотря на свой ранний подъем, Изабель не застала в спальне Макдональд, — и это стало первой причиной для беспокойства. Гриффиндорка попыталась обособиться от нагнетающих мыслей, отвлекаясь проверкой приготовленного зелья в кабинете профессора Слизнорта. Забрав у него флакон с нужным варевом, Уоррен посетила Большой зал, надеясь увидеть там Ремуса и пропавшую Мэри. Но в зале не оказалось никого из тех, кого пыталась разглядеть гриффиндорка в сотнях лиц остальных студентов.       Волшебница пыталась успокоить себя тем, что друзья просто разминулись с ней и дожидались девушку в гостиной Гриффиндора. Однако, вернувшись в башню львиного факультета, Изабель наткнулась на компанию младшекурсников, радовавшихся отсутствию занятий в честь проведения второго испытания.       Уоррен прождала Люпина и Макдональд несколько часов, прежде чем направилась к чемпионскому шатру. Проходя через множество коридоров, переходов из одной башни в другую, школьные дворы, ведьма молилась о том, чтобы глаза отыскали хотя бы одно до боли знакомое лицо.       Потому что ей была необходима поддержка.       И только Ремус и Мэри могли помочь Изабель справиться с нарастающим беспокойством, но их внезапное отсутствие в каждом треклятом углу замка, только усугубляло и без того плачевное состояние гриффиндорки.       Возможно, они просто хотели устроить Изабель сюрприз и поджидали девушку за территорией замка возле Чёрного озера. Может быть, она зря начинала переживать раньше времени, и ей стоило уже наконец-то прийти в себя, не дожидаясь, когда рассудок раскрошится под гнётом параноидальных мыслей.       Гриффиндорка окидывала наблюдательным взглядом каждого прохожего, шагая вдоль двора Астрономической башни. Она натыкалась глазами на компанию когтевранок, смотревших на чемпионку в упор, кивая в знак удачи. Уоррен застенчиво кивала в ответ, выражая скупую благодарность.       Мимо проходившие слизеринки насмешливо оглядывали внешний вид ведьмы, шушукаясь между собой, обсуждая то, каким несуразным выглядел красно-золотой бархатный костюм, выданный Бэгменом накануне испытания. Изабель пропускала каждую мерзость из змеиных уст мимо ушей, проговаривая про себя, что она выше этой показной ненависти.       Когда девичьи глаза наткнулись на толпу гриффиндорцев, ею овладела иллюзия облегчения. На короткий миг ей показалось, что она отыскала тех, за кем стремительно пыталась успеть, прежде чем начнётся очередной тур. Дрожь пробила молнией девичье тело, снабжая россыпью мурашек хлестче, чем это делал февральский холод.       Но когда Уоррен пробралась к компании семикурсников, её ждало разочарование очередное за сегодняшний день. Она попыталась сдержать накапливающиеся в каналах слёзы, прикусывая язык. Очевидное поражение от судьбы ударило под дых, оставив на душе глубокие раны.       Казалось, что жизнь играется с ней, организуя тренировку на силу духа перед настоящей бойней на смерть.              — Уоррен? — сквозь сгущающиеся тучи подступающей истерики, услышала своё имя гриффиндорка, поднимая глаза на того, кому принадлежал голос. — Что ты здесь делаешь?       Сириус стоял неподалёку от сборища остальных студентов, облокотившись о статую гарпии. Он находился в полной изоляции от своих верных спутников. И Ремуса с ним не было. Плохой знак. Блэк наслаждался февральским днём, купаясь в мрачных тенях, подчёркивающих антуражный вид парня. Казалось, что этот паршивый день был благосклонен только к Сириусу, обнажая красоту гриффиндорской звезды.       Тёмные волосы, напоминающие нефтяные капли, вились по плечам. Его широкие плечи укрывало тёмно-синее пальто, спасая Блэка от холодного ветра. Бледное аристократичное лицо сливалось в оттенках с упавшим на шотландские земли снегом, — и эта внешняя данность являлась единственным прямым намёком на происхождение Сириуса.       Они никогда не разговаривали лично, без посторонних. Было странно видеть Блэка в одиночестве, готового вступить в диалог без примеси шуток и безобидных — не всегда — насмешек. Он выглядел вполне серьезным и обеспокоенным внезапным появлением Изабель.       Гриффиндорка сделала неуверенный шаг вперед к парню, шаркая по снегу подошвой массивных ботинок, слыша очередной вопрос:       — Разве ты не должна готовиться к началу второго испытания? — Сириус смирял взглядом каждое девичье действие, ожидая долгожданного ответа.       — Я искала Ремуса, — честно ответила девушка, ровняясь со статуей мифического существа. Молодые люди стояли по разные стороны золотистой гарпии, выглядывая из-под архитектурной постройки. — Ты не видел его?       — Со вчерашнего дня — нет, — произнёс Блэк, окуная девушку в чан тревоги своим задумчивым тоном. Значит, девичьи переживания были небезосновательны. Сириус жил с Люпином в одной комнате, и он так же не застал своего парня ранним утром, как Уоррен не застала Макдональд.       — А Мэри? — спросила гриффиндорка дрожащим голосом.       — Ваша подружка тоже не попадалась мне на глаза, — удручающе сказал Сириус, запахнув пальто.       Изабель почти не чувствовала, как немели её пальцы от жгучего холода. Как тряслось всё тело под тканью костюма, пропускающего февральскую безжалостность через лоскуты бархата. Изабель даже не удосужилась наложить на себя Согревающие чары, будучи одержимой единственным способом согреть свою душу.       — Если ты встретишь Ремуса и Мэри, не мог бы ты сказать им, что я их искала? — Уоррен скрыла голову за статуей, пряча зажмуренные глаза, не позволявшие подступившим слезам прокатиться по пунцовым щекам.       — Конечно, — с лёгкостью пообещал Блэк.       — Спасибо, — вторила Уоррен, не испытывая и толики тех чувств, которые сопровождали короткую фразу гриффиндорца.       Девичья ладонь соскользнула с позолоты, более не ощущая под собой опоры.       Кожу жгло от отсутствия физической поддержки. Естество волшебницы сгорало от неимения моральной помощи.       Разумеется, она могла бы справиться с этим испытанием в одиночку, ведь самый главный компонент успешного прохождения покоился в кармане спортивных брюк. Но ей было бы куда спокойнее, если бы рядом оказались Мэри и Ремус. Одних объятий Макдональд и великодушного взгляда Люпина хватило бы на сотни минут под водой.       Однако рядом их не оказалось. И даже зелье, служившее спасением против заливающейся в легкие воды, вряд ли смогло бы привести гриффиндорку к победе. Она не могла думать ни о чём, кроме внезапного исчезновения ребят.       Когда Изабель подошла к границе, где заканчивался школьный двор, она внезапно услышала за спиной голос, принадлежавший Сириусу:       — Эй, Уоррен, — он выглянул из-за громоздкого силуэта существа, позволяя разбушевавшемуся ветру развивать кудри, приводя причёску в полный беспорядок. Гриффиндорка повернулась на зов, сведя брови на переносице. — Выше нос! Покажи всем, чего ты стоишь на самом деле, — Блэк говорил точь-в-точь, как Ремус. Идентичными фразами, которые могли изрекать только друзья. Шифром, понятным особыми людьми. — И не разочаруй меня, ведь я поставил на тебя все оставшиеся деньги!       Изабель рассмеялась во весь голос, на секунды забывая о вездесущем холоде. Тепло, исходившее от того, кто всю жизнь казался гриффиндорке полной противоположностью великодушному зною, вновь открылся с неожиданной стороны.       — Я посвящу победу тебе, — крикнула ведьма в ответ, распугивая своим радостным воплем птиц вокруг.       Сириус в очередной раз доказывал, что от хладнокровных аристократов он позаимствовал лишь внешность. И она, согласно избитому правилу, оказалась обманчивой.

***

      Изабель безустанно прокручивала в голове слова Сириуса, полные неожиданной поддержки, спускаясь по заснеженным полям к песчаному берегу. Девичье естество целиком окутывалось пламенем, и теперь оно почти не имело ничего общего с наваждением и клубившейся тревожностью.       Сила духа, навеянная старшим Блэком, проникала глубинно и оседала на дне мыслей, вымещая из черепной коробки всё то, что не давало покоя ранним утром. Переданное по зимнему воздуху одобрение, поселилось глубоко в лёгких, становясь неким подобием подушки безопасности.       Уоррен почти не чувствовала холода, оседавшего промозглостью ветра на своих плечах. Закалялась собственным обещанием, данным тому, кому, казалось бы, никогда не могла такого сказать. Слишком громким и резонирующим оно было, учитывая то, с какой настороженностью гриффиндорка относилась к семикурснику. Но время шло. И с каждым шагом оно ломало собою то, что давно укоренилось. Менялось абсолютно всё. Возможно, Изабель нуждалась в переменах. Может, именно этот пласт смог бы стать трамплином к достижению чего-то большего.       Однако когда гриффиндорка обошла песчаный берег, добравшись до чемпионского шатра, её мысли, касающиеся времени и глобальных перемен, превратились в искромсанную труху. Растаяли подобно снегу, превратившегося в уродливые разводы на ботинках, стоило ему соприкоснуться с высоким градусом Отапливаемых чар.       Превратилось в целое ничто.       Девичьи пальцы аккуратно отодвинули тканевую завесу, открывая обзор на внутреннее убранство чемпионского пристанища. В этот раз шатёр выглядел куда меньше. Отсутствовала мебель: несколько лавок и стол для закусок, чтобы участники турнира могли подкрепиться перед своим выходом. Переступив порог, Изабель заметила опустевшее пространство, заполненное разве что несколькими ширмами для переодевания.       Пробегая глазами по скудному декору, гриффиндорка наткнулась на знакомую фигуру, облаченную в характерный рашгард. Полностью совпадающий по цвету, который она видела последние ночи. Но, в отличие от сна, в осязаемой реальности Уоррен не заметила на мужской спине алые разводы, ставшие прямой ассоциацией к этому образу. Хрупкому и мучительному, бившему осколком прямо в сердечную мышцу.       Волшебница сделала несколько шагов вперед, оказываясь посреди наколдованного закулисья. Тепловой щит позволял чарам впитываться в тело, сбрасывая с худых плеч следы минусовой температуры. Здесь было куда приятнее находиться в тонком спортивном костюме, наслаждаясь бутафорными градусами, обволакивающими каждый дюйм, подобно патоке.       Оглядевшись по сторонам, гриффиндорка убедилась в том, что кроме неё и Блэка здесь никого не было. Очередной вопрос времени, склонявший стрелки часов к началу второго испытания. Через считанные минуты сюда явятся остальные участники, заполнив пространство цепкими взглядами и короткими фразами, не сулящими ничего хорошего. Условность, вызванная соперничеством и желанием выгрызть победу у своего оппонента.       А пока Изабель оставалось лишь наблюдать со стороны, как самый главный противник девичьего разума растапливал воздух клубами дыма.       Заполонял пустоту ароматом ванили, высмаливая подальше от себя душистый шлейф роз, прораставших от каждого девичьего шага.       Он курил прямо в шатре, не задумываясь о том, что кто-то из распорядителей мог войти и нарушить его вседозволенность. Но слизеринцу как будто было наплевать на всё, что находилось дальше траектории выдыхаемого смога. Блэк даже не обернулся на шорох позади себя, оставшись стоять спиной. Впитывал трапециевидными мышцами взгляд ведьмы, ни разу не шелохнувшись от режущего изумруда, детально проходившего по очертанию мужского тела.       Изабель чувствовала, как от долгого разглядывания начинает щипать роговица глаза. Как кровавый образ просачивается сквозь память, заливаясь в каждую глазницу, вычерпывая из головы извечную злобу и гнев на слизеринца. Не оставалось места даже для спасительного безразличия. Чёрное и белое путались местами, смешиваясь в незнакомое пятно.       Прежде непривлекательная серость — теперь казалась лучом в густой темноте.       Прежде въедливая ваниль — теперь этот запах равнялся глотку чистого воздуха.       Ей до боли хотелось сказать ему хоть что-то. Намекнуть о своём присутствии, позабыв напрочь о гордости и наточенном внутреннем стержне. Впервые хотелось послать к чертям собственные принципы, ведь, какой в них смысл, если они не приносили и капли удовлетворения. Служили удавкой на шее, затягивавшейся с каждым порывом всё туже и туже. Голосовые связки стирались в окровавленные мозоли, стоило Уоррен хотя бы мысленно обратиться к стоявшему спиной слизеринцу. Чисто по инерции. Готовя девчонку к нестерпимым мучениям.       Она несколько раз открывала рот и тут же сцепляла уста в тонкую полоску. Прикусывала губы посильнее, чтобы наказать себя за слабость. На тонкой кожице уже проступали мелкие ранки, служившие олицетворением глубоких душевных терзаний.       Они не разговаривали больше месяца. Пересекались глазами дважды. Изабель считала и помнила каждый до крошечной секунды, — единственное, что осталось от их невербального взаимодействия. Инициатором встреч, в которых серебро сливалось с изумрудом, была, конечно же, гриффиндорка. Искала его среди десятки похожих, чтобы убедиться, — он был здесь.       В Большом зале, находя его за столом слизеринского факультета, без умолку болтающего с Лестрейнджем. Выглядел почти счастливым, если бы Уоррен не выучила перманентную грусть, вшитую в радужки Блэка едва заметным блеклым осадком.       В кабинете Зелий, отвлекаясь от разговоров с Мэри, украдкой бросая взор за соседний стол. По счастливой случайности занятый Блэком и Розье. Он поднял глаза сразу же, словно сам нуждался в спасительной порции их странных взаимоотношений. Будто слизеринцу было мало убеждений, что их псевдо союз являлся издевательством кем-то свыше.       Но ей так хотелось услышать его голос. Получить свою особую порцию противоядия от той болезни, которой сам Регулус и являлся. Вирусом, ставшим единственным ключом к спасению. Не слышать, как он обращался к кому-то другому в своей типичной манере. А прочувствовать целиком, каково это — когда в его личном мире не существует никого, кроме тебя.       Кажется, что это совсем невозможно. Будто они уже исчерпали запас разговоров на целые столетия вперед и теперь задолжали. Однако Изабель была готова увеличить свой долг, если это гарантировало долгожданное спасение.       И вот опять — он, гонимый её желаниями, — поворачивается лицом, смотрит, будто сквозь девчонку. Не выражая ничего блеском жидкого олова; прилагая максимум усилий, чтобы не выдать себя. Чтобы вбить в глупую девичью голову, что он не нуждается в её идиотских беседах.       Ты ведь сама говорила, что так будет лучше. Зачем ты цепляешься за то, что давно умерло и никогда не возрождалось?       Я не знаю.       — Выглядишь паршиво, — вырвалось из её стертых голосовых связок, царапая воздух хриплым звучанием.       Разумеется, это была наглая ложь. Блэк мог выглядеть как угодно, но никогда — паршиво. Даже с мертвецким оттенком лица, на котором контрастировали два полумесяца под глазами, выражая хроническую усталость. Даже с беспорядочно лежавшими волосами цвета самой долгой ночи. Ни один из этих аспектов не мог изменить привлекательный блеск, окружавший слизеринца с ног до головы, подчеркивая то, что так сильно въелось в девичье сердце.       — Я бы мог сказать то же самое и про тебя, но оставлю свои наблюдения при себе, — волчий оскал прибавил жизни аристократу, добавляя выстиранному полотну несколько мазков давно забытых красок. Низкий голос прошёлся шёлком по слуховым рецепторам, насыщая естественную потребность гриффиндорки. — Не хочу портить твой день непрошеными комплиментами, ведь ты так боишься услышать что-то подобное от меня.       Блэк упёрся плечом в ширму, складывая ладони на груди. Не спешил отворачиваться, наблюдая за реакцией ведьмы. Нарочно умолкая на том самом моменте, когда Изабель пронзали сотни мечей, смазанных ядом его личных обид.       Он играл по своему избитому сценарию — пытался задеть за живое. Давил на каждую больную точку, надеясь попасть в цель. Но слизеринец не знал, что все слабые места девушки были о нём. Каждый удар попадал по мишени, и Уоррен больше не пыталась увернуться. Просто не могла.       — Ты волнуешься? — гриффиндорка попыталась заново выстроить этот никчёмный диалог, хватаясь за ниточки его шаткого внимания. Боялась спугнуть дикого зверя, вымаливая у судьбы шанс сберечь то хрупкое, что когда-то было между ними.       Изабель посчитала, что этот вопрос был вполне уместен, учитывая то, в каком виде предстал Блэк. Он выглядел не лучше, чем в каждом из её снов. Окруженный сокровенными переживаниями, слизеринец пытался ловко замаскировать свои слабости под стальной маской. Но ведьма видела, как сквозь надежную броню просачивались тени страха.       — А мы разве стали друзьями? — она хлопнула глазами, не ожидая такого резкого нападения. На его скулах заходили желваки, а привычная спесь сменились гневной гримасой. Изабель попыталась возразить, смягчая накал, но Блэк её опередил. — Тогда какого хера ты интересуешься, Уоррен?       Очередной меч пронзил грудную клетку, но не достиг сердца. Ведьма все ещё могла дышать, сопровождая каждый вдох аккуратным шагом. Прокрадывалась к слизеринцу, страшась его реакции, но её не последовало. Блэк продолжал стоять на своём месте, следя за движениями гриффиндорки через призму настороженности.       Изабель остановилась, не решаясь пройти двадцать дюймов вперед. Это расстояние граничило с опасностью, способной раскрошить естество волшебницы за долю секунды.       — Мы же сокурсники, Блэк. Участники Турнира, — гриффиндорка попыталась придать голосу лёгкости, говоря фразами слизеринца. Сквозь наваждение растягивала лицо в лёгкой улыбке, цепляясь за спасительные фрагменты из памяти. — Помоги ближнему своему — или ты уже забыл об этом?       — Ты предпочла, чтобы мы оба об этом забыли, а теперь делаешь вид, что тот вечер действительно смог что-то изменить? — выплюнул Блэк, вгрызаясь голосом в ветхую конструкцию девичьей уверенности. Изабель сжала ладони в кулаки, вонзая ногти в кожу как можно глубже, чтобы перебить вой эмоций слабым физическим увечьем. — Не неси хуйню, гриффиндорская принцесса. Ты должна переживать за жизнь своего неотесанного пса, — очередная цель была достигнута, обнажая перед запутывавшейся ведьмой простые истины. Уоррен действительно должна была переживать за Владислава, но никак не за того, кто пытался уничтожить её одним словом. Но она не могла, как бы ни пыталась. — Поверь, в этой школе достаточно девушек, желающих поинтересоваться моим состоянием.       Последний клинок едва достиг сердца, отравляя один из клапанов концентрированным презрением. Это было почти не больно. Гриффиндорка почти не задыхалась от густой обиды, стекавшей сажей по внутренностям.       Она все ещё была готова сделать очередной шаг вперед, сгорая от напряжения. Дотронуться до оголенного провода, стоявшего запредельно близко. И пусть Изабель падёт замертво от легкого касания. Может, это наконец-то заставит её понять, какова цена собственной слабости.       — А что, если я хочу переживать за тебя? — ещё один шорох по земле. Шаг в бездну. Проход по минному полю.       Девичье дыхание учащалось в такт движениям, а дрожащие губы подхватывали ритм неугомонного органа, дробившего ребра. Изабель остановилась напротив Блэка, касаясь тканью своего костюма его рашгарда. Теперь она слишком хорошо видела измученность, осевшую на мужском лице тонкой плёнкой. Замечала каждую деталь в стоическом образе, который вот-вот готов был треснуть — просто протяни ладонь.       И Изабель протянула пальцы к скулам слизеринца, топя в себе выдох, полный наслаждения. Замедлила касание, следя за последствиями. Никаких ожогов на коже. Только спасительный лёд, охлаждавший внутренний пожар.       — Ты не можешь мне этого запретить, — едва слышно прошептала гриффиндорка, передавая по воздуху всю силу своих чувств, спускаясь подушечками к подбородку слизеринца.       — Могу, — тихо заявил Блэк, прикрыв глаза в ответ на девичьи прикосновения.       — Не можешь, — она встала на носочки, старательно дотягиваясь до того, о ком мечтала последний месяц. До того, кого пыталась забыть. Но внушение не сработало. Оно лишь приумножило то, что жило в волшебнице последние месяцы. Тягу. Желание быть как можно ближе. Всегда. — Это единственная вещь, которую ты не способен мне запретить.       Изабель аккуратно дотронулась губами щеки слизеринца, смазывая свои слова в лёгком поцелуе. Она ощутила, как мурашки сплетаются в паутину на девичьей спине, красноречиво описывая те чувства, что сопровождали гриффиндорку в эти секунды. Её пальцы продолжали гладить грубую кожу, а носовые пазухи вылавливали переплетение ароматических нот, пряча их в памяти.       Заручившись отвлекающим маневром, она позволила себе самую страшную вещь. Добровольно сдаться в лапы хищника, не задумываясь о последствиях.       Мужские ладони взобрались вверх по спине волшебницы, останавливаясь капканом на её шее. Уоррен не отстранилась, продолжая соприкасаться устами с кожей, полностью пропитанной ноябрьским дождем и сладкой ванилью. Пыталась как можно дольше растянуть это мгновение, силясь справиться с разочарованием, ожидавшим девушку.       Но Блэк не отстранил Изабель от себя. Прижал пальцы плотнее, зарываясь в волосы на затылке. Тактильно смакуя полымя, отдаваясь во власть ведьминскому огню, когда-то пленившему слизеринца. Он мазнул кончиком носа по девичьей скуле, с тяжестью вдыхая душистый запах вездесущих роз. Позволяя шипам врезаться в альвеолы, пропуская через своё нутро близость с маглорожденной.       — Пожалуйста, будь осторожен, — Уоррен сопровождала каждое слово поцелуем, оставляя клеймо на коже. Напоминание, о котором Блэк не должен забывать. Она почувствовала, как вкус ванили, оставленный на устах, смешивается с пробегающими слезами на девичьих щеках. — Пообещай, что выберешься из этого чертового озера.       Слизеринец раскатисто рассмеялся, посылая теплый воздух на макушку волшебницы. Изабель вздрогнула от его странной реакции, зажмурив глаза от очередной насмешки в ответ на её опасения. Уоррен прижалась к Регулусу крепче, обвивая ладонями мужской торс.       — Поверь, ты не захочешь, чтобы я выбрался, — он слегка отодвинул от себя девичье лицо, цепляя пальцем подбородок гриффиндорки.       Фраза слизеринца являлась подобием заряженного пистолета, приставленного к виску. Если он продолжит, то обязательно выстрелит.       — Нет, — истина никогда не чувствовалась на языке такой сладкой. Её хотелось пробовать каждый раз, как в первый. Позволять ей оседать на нёбе, вкушая то, что давно рвалось наружу. Изабель сморгнула предательскую слезу, ощущая, как горючая влага раздражает кожу. — Это единственное, чего я хочу.       Блэк нервно дёрнул кадыком, — глаза Уоррен вцепились в выпирающую кость на выбеленной шее. Слизеринец словно собрал подступающую мысль, а после протолкнул орудующие слова на языке как можно глубже в глотку, смешав их с вязкой слюной. Своего взгляда он не отрывал. Серебристые радужки продолжали блуждать по девичьему лицу, сохраняя в отражении каждую мелочь в лике волшебницы.       Словно запоминал её в последний раз. Хотел запечатлеть у сердца, чтобы потом прибегать к этому образу в будущем, когда всё покроется прахом прошлого.       — Тебе нужно готовиться к испытанию, — сказал слизеринец голосом, не превышавшим децибел воздуха, напитанного электричеством, которое исходило от молодых людей. Искры вонзались в их тела, перебивая рёв бьющихся сердец.       — Мне нужно ещё, — ответила Изабель, не силясь добавлять своему тону громкости. В очередной раз боясь, что это спугнёт Блэка.       Приоткрытые мужские уста служили магнитом для женских пальцев, притягивая своим минусом её аккуратные плюсы. Хрупкая ладонь отстранилась от жилистой спины, медленно перебежав по лопаткам к плечу, сделав росчерк от шеи к подбородку, чтобы наконец-то прикоснуться к нежной кожице, лишённой благородно-вишнёвого оттенка. В тусклом освещении шатра губы Регулуса казались слишком холодными, кишащими палитрой синего цвета.       Ведьма могла поклясться, что была готова испробовать температуру на вкус, растворяясь в потоке ледяной бури, запечатанной в губах Блэка. Она желала разбиться о них, словно об айсберг.       Но крик, раздавшийся по ту сторону шатра, послужил лучшим лекарством от лихорадки, завладевшей девичьим разумом.       Уоррен едва заметно качнула головой, сбрасывая с себя вуаль эйфории, побуждавшей её двигаться по намеченному пути. Страсть, бурлившая в венах гриффиндорки, постепенно остывала, давая возможность отступить прежде, чем та выжжет последние крупицы здравого смысла.       Изабель сделала шаг назад, осязая, как мужские руки безвольно отстранились от девичьей шеи. Блэк не двигался, смиряя взглядом образовывавшееся расстояние. Всего несколько дюймов, но черта между молодыми людьми выглядела настоящей бездной.       — Уоррен! — гриффиндорке понадобилось несколько секунд, чтобы разобрать очередной зов, — приглушённый из-за наложенных чар. Сириус. — Мерлин, неужели я и вправду этим занимаюсь!       Ошеломленная ведьма бросила рассеянный взгляд на слизеринца, наблюдавшего за её реакцией с примесью… недоверия? Неважно. У неё не было времени, чтобы разбираться в его скрытых эмоциях.       — Встретимся на пирсе, — бросила волшебница, медленно шагая спиной к выходу.       — Ага, — хмыкнув, буркнул Блэк, вновь прикручивая к своему лицу излюбленную маску бессердечия. — Не забудь предупредить о своих желаниях своего верного пса, когда захочешь подойти ко мне.       Ему потребовалось несколько минут и голос родного брата за шатром, чтобы с помощью одного лишь взгляда нацарапать на лбу девчонки клеймо предательницы. Изабель хотелось зацепиться за последнюю фразу, чтобы объяснить… что? Ей бы ни мешало для начала объясниться перед самой собой.       Отвернувшись, Уоррен стремглав направилась к выходу, надеясь застать старшего Блэка, и потребовать от него объяснений. Когда гриффиндорка просила его предупредить о возвращении друзей, она не подразумевала, что это случится так скоро. Что Сириус лично захочет отыскать девчонку возле чемпионского шатра, чтобы рассказать об этом. Признаться честно, она совсем ничего не ожидала от гриффиндорца.       Выйдя за пределы Отапливаемых чар, Изабель ощутила на себе давно знакомый, снующий повсюду ветер. Девичьи ладони постепенно покрывались слоем холода, впитавшегося в кожу. Не решаясь вступать в неравную борьбу с февральской погодой, гриффиндорка взмахнула палочкой и наложила на себя Согревающее заклинание, надеясь, что это сможет уберечь её организм от простуды.       — Сириус? — позвала ведьма, закрыв за собой завесу.       Не то чтобы она пыталась скрыть что-то от Регулуса, но Изабель не хотелось, чтобы он подслушивал её личные разговоры. Она все ещё жила двойными стандартами, в которых не до конца доверяла слизеринцу. И это было правильным решением.       — Вот ты где, маленькая чемпионка, — тёмноволосая макушка показалась из-за наколдованной тканевой стены. Блэк медленно подошёл к девушке, вновь нахмурившись при виде её легкого одеяния. — А я уже решил, что ты передумала участвовать.       — Что ты здесь забыл? — проигнорировав фразу семикурсника, спросила Изабель.       — Решил проследить за тобой лично, — манерно ответил Сириус, смахнув упавшую на лоб чёлку. Брови гриффиндорки взмыли вверх, а глаза с каждой секундой расширялись все больше. Она пыталась добраться до смысла сказанных семикурсником слов, но чем дальше, тем сильнее Уоррен терялась. — Не хочу, чтобы моя ставка прогорела, — дополнил гриффиндорец, надеясь, что Изабель сможет разобрать тайную суть, вложенную в каждую букву.       — Сириус, если это твоя очередная шутка, то мне совсем не смешно, — категорично заявила Уоррен, склонив голову в нетерпении.       — Никаких шуток, Уоррен, — пожал плечами парень, медленно подходя к девушке. Она настороженно следила за каждым шагом гриффиндорца, ожидая заготовленный подвох. Но когда Сириус поравнялся с волшебницей, накинув ей своё пальто, подозрительность растворилась вместе с пробивавшимся сквозь чары холодом. — Я помогу тебе подготовиться к испытанию и прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось.       — Но ты…       Изабель не могла в это поверить. Она старалась разбить чёртову загадочность Блэка, надеясь добраться до всей сути. Однако Сириус был умнее и не позволял пытливому уму девчонки расколоть себя раньше времени.       — Прекрати быть такой занудой, Уоррен, — с присущей ему легкостью возразил Блэк, уводя гриффиндорку в сторону пирса, где уже постепенно собирались члены жюри и зрители. — Идём. Чемпионы не должны опаздывать.

***

      Её бордовые локоны развивались по ветру, ниспадая по оголенным плечам. Волосы, становившиеся слегка вьющимися из-за повышенной влажности, разгорались пламенем. Ярчайшим светом посреди душащего февральского мрака, охранявшего территорию Хогвартса нависшими тучами. Словно сама погода не желала пропускать сквозь этот день хотя бы один тонкий луч света. Непозволительная роскошь для того, кто отдал душу взамен на вечную тьму.       Бледная кожа грязнокровки идеально контрастировала с кусками снега, не расчищенного с деревянных досок пирса. Её хрупкое тело слегка подрагивало в такт очередному дуновению, вспарывающему плоть и пронзая каждую кость. Уоррен пыталась укрыться от непогоды с помощью собственных рук, складывая их на груди и цепляясь пальцами за предплечье.       Всего каких-то жалких полчаса назад Блэк чувствовал их на своих губах. Смаковал мягкость, смотря в два драгоценных камня, озарявших своей яркостью слизеринский путь. Пытавшихся озарить. Или так казалось только гриффиндорке. Ведь жизненную тропу Регулуса уже ничто не могло окропить хотя бы каплей света.       Слизеринец безотрывно наблюдал за тем, как его старший брат вьётся вокруг маглорожденной ведьмы, помогая той справиться с костюмом уродливого цвета. Красно-золотой — истинное олицетворение чемпионки. Блэк сжимал ладони в кулаки всякий раз, когда его серебристый взор падал туда, где соприкасались руки Сириуса и тело девчонки. Пытался отвлечься от сия зрелища, надеясь, что сомкнутая челюсть и раздробленные в крошево зубная эмаль помогут унять внутреннее беспокойство.       Но оно только нарастало. Проходило вихрем сквозь разум, разбиваясь о скалы, будто озеро, чьи мутные волны прибивало к берегу.       На задворках сознания витали домыслы, с помощью которых Блэк пытался понять, за чем именно он наблюдал. Он мало знал о жизни Уоррен — и ещё меньше о жизни Сириуса, — но Регулус был уверен, что этих двоих мало что связывало. Так, какого чёрта, эти двое сейчас мило беседовали между собой, смеясь с такой искренностью, что Блэк ощущал внутри себя жиреющую пустоту.       Словно от него отломили часть и передали кому-то другому — более достойному.       Гриффиндорка с таким упорством пыталась доказать слизеринцу что-то важное в шатре, купаясь в его внимании, словно больше ничего не существовало. Ни былого презрения, ни смятения в настоящем, ни разбитого будущего. Ничего. Она смотрела на него так, будто в этом мире существовали только они вдвоем. И больше ничего. Так, словно они имели ебаное право жить своими жизнями, не взирая на судей за кулисами.       А сейчас не существовало и самого Блэка. Ни в изумрудных глазах, больше не ищущих своего пристанища в мутных разводах ртути. Ни в голосе, взывающем к его черствому сердцу. Ни в каких иных вариациях. Уоррен больше не пыталась обратиться к нему, проживая это мгновение с кем-то другим.       И осознание, что он ничего не значил для неё, обдало слизеринца огненным вихрем, сжигая каждую частицу его проклятой души. Она могла жить без него. А он — наверное, нет. Девчонка, ставшая идефиксом, кажется, навсегда заняла место где-то под рёбрами. Та, которую он поклялся убить, медленно уничтожала Регулуса. И ему следовало поспешить, пока Уоррен не одержала победу.       Потому что слизеринец знал — волшебница обязательно её одержит.       — Ты слишком бледен для того, кто уверен в своей победе, — раздался позади голос Лестрейнджа. Словно гром среди ясного неба, в очередной раз напоминая о том, зачем именно здесь все собрались. — Неужели к тебе на досуге заскочила сама Смерть? — злорадствовал семикурсник, по-товарищески положив руку на плечо Блэка.       Кого-то похуже смерти, Рабастан. Я чуть снова не предал доверие Лорда.       — С твоими лёгкими, Реджи, тебе никакая смерть не страшна, — протянул шёпотом Рабастан, опустившись над ухом друга, дабы никто из посторонних не услышал их разговор.       Регулус дернул плечом, смахивая с себя ладонь Лестрейнджа. Продолжал смотреть вперед, наблюдая за тем, как старший брат-предатель размахивает перед довольным лицом Уоррен склянкой с мутно-фиолетовой жидкостью. Грязнокровка всё-таки отыскала безопасный способ пройти второе испытание. Но это вряд ли убережет её от гнева того, кого маглорожденная ведьма даже не знала. Реддл обязательно сотрёт эту гребаную улыбку с её невинного лица.       От этой мысли шею стянуло петлей собственного выбора. Блэк недовольно поморщился, ссылая непроизвольную эмоцию на пробирающий до костей холод.       — Вопросов больше нет, — проницательно отозвался слизеринец, проследив по траектории серебристых глаз. Лестрейндж наткнулся на Уоррен, махнувшей ладонью Григорову, явно опаздывающему к началу состязания. — Хватит разглядывать грязнокровку, придурок. Это выглядит подозрительно.       — Сильно подозрительно? — голос Регулуса дрогнул, царапнув беспокойством голосовые связки. Впервые он не мог контролировать себя, выдавая себя Лестрейнджу со всей примесью гребаной искренности.       — Пиздецки подозрительно. Настолько, что даже соплячки с Пуффендуйя захотят донести на тебя в Министерство, — гневно подтвердил Рабастан, встав перед Блэком. Наверное, только это смогло уберечь слизеринца от непрошеных мыслей и загородить обзор, не позволяющий увидеть то, как болгарин подбегал к гриффиндорке, чтобы поцеловать её при всех. Ахуенно. Тебя это, блять, не должно касаться. — Я уже заебался прикрывать твою задницу перед Краучем и Розье. Два придурка в кои-то веки прозрели и считают тебя одержимым фанатиком, — Регулусу было плевать на то, что пытался ему донести семикурсник. Через несколько дней — дай Мерлин через недели — он вряд ли вернется в эту школу. — Благо, они ещё не знают, кем именно. Но это лишь вопрос времени.       Рабастан кивнул в сторону, а после обошёл Блэка. Поняв намёк, Регулус развернулся и последовал за другом. Семикурсник быстро спустился по лестнице, ведущей к зоне, где заканчивался пляж. Остановившись под пристройкой к пирсу, слизеринец вытащил из кармана пальто пузырёк с прозрачным варевом и протянул его Регулусу.       — Выпей, — безапелляционно заявил Лестрейндж, с отсутствующей выдержкой переведя взгляд от зажатого в пальцах стекла к лицу друга.       — Зачем? — недоверчиво спросил Блэк, не спеша доставать ладоней из карманов рашгарда. — Ритуал уже совершен.       — Не задавай идиотских вопросов, — раздраженно вторил Рабастан, делая глубокий выдох. — Это укрепляющее зелье, оно поможет магии лучше усвоиться и продлит эффект. Ты же не хочешь сдохнуть на дне озера в окружении гриндилоу или кого похуже?       Регулус отрицательно покачал головой, выхватив из рук друга флакон. Откупорив пробку зубами, он выплюнул её, а затем опрокинул содержимое одним глотком. Во рту появился неприятный, вязко-горький привкус, саднящий горло. Это было терпимее, чем то, что пережил слизеринец накануне.       В ночь перед испытанием, Лестрейнджу всё-таки пришлось провести ритуал над Блэком. Зрелище, представшее перед обездвиженным телом аристократа, не могло явиться аристократу даже в самых жутких кошмарах. Но в реальности явилось. Тьма, кишащая в каждой руне, вырывалась из волшебной палочки Рабастана. Она шла на зов слизеринца, извиваясь от каждого произнесенного заклинания, впечатываясь в располосованное тело Регулуса. Сгусток черноты, окропленный латынью, проникал в раскрытую грудную клетку, смешиваясь с кристально-чистой кровью, пачкая багровый живительный сок своим могуществом.       Слизеринец почти не помнил боли. Она стала настолько естественной и постоянной, что он перестал ощущать её максимум. Лишь отголосок. Блэк мог лишь собрать это воспоминание, обращаясь к тактильной памяти. К шрамам на том месте, где вскрывалось его тело — длинная линия велась от груди к животу. Он едва мог вспомнить, как Рабастан без особого труда выпотрошил его грудную клетку, чтобы добраться до лёгких. Литры крововосполняющего зелья и болеутоляющие сделали своё дело.       Но силу магии, отозвавшейся на желание эгоцентричного волшебника, Регулус помнил хорошо. Она ощущалась в тысячу раз сильнее, чем сновавшая по телу агония. Вырезавшиеся с каждым взмахом палочки руны на теле Регулуса, сохраняли в нём посмертное обещание. Дар, ставший клеймом, навсегда украсил плоть набором проклятий.       — Когда ты погрузишься в воду, то сможешь заметить некоторые изменения в своём сознании, — опасливо прокомментировал Рабастан, забрав у друга пустой флакон.       — Какие ещё изменения? — спросил Блэк, пытаясь перебить мерзкий вкус глотком свежего воздуха. Теперь каждый вдох казался несущественной мелочью.       — О которых я тебя предупреждал, Регулус, — и снова этот поучительный тон. Слизеринец закатил глаза, желая как можно скорее покончить с нотациями Рабастана. — Я называю их первоначальной платой за дар, которым тебя любезно наградила древняя магия. То, что ты почувствуешь, — ничто, — по сравнению с тем, что тебе придётся пережить в будущем.       Шрам от вскрытия и руны, высеченные на теле слизеринца, отозвались на слова Лестрейнджа. Следы от магии были будто наготове. Жаждали подходящего момента, чтобы продемонстрировать свою мощь.       — Возможно, результат ритуала покажется тебе несущественным, учитывая то, каким засранцем ты являешься, но я советую тебе быть осторожнее, — мрачный голос Рабастана заставил Блэка отбросить свою надменность куда подальше и слушать внимательнее. Вязкость во рту сменилась раздробленным стеклом, царапающим нёбо. Так, наверное, чувствовался истинный вкус победы над собственными слабостями. — Гнев и тьма сольются воедино и станут управлять тобой, вскрывая в твоей душе самые сокровенные желания. Не всегда чудовищные. Не всегда опасные, — Лестрейндж помедлил, явно размышляя над последующими словами. — Но будь осторожен, Блэк. Этот путь был проделан для других целей.       — И сколько продлится этот… эффект? — проигнорировав наставления товарища, перебил Регулус. Всё, что его интересовало, — насколько полезным он окажется для Реддла. — До конца испытания?       — До конца твоей жизни, дружище.       Блэк почти разомкнул уста, чтобы ответить ему что-то в своей манере. Но внезапно не нашёл ни одной уместной фразы. Мысли обросли вакуумом, не пропускавшим ничего. И вновь зияющая пустота, а в голосовых связках — свинец. Только шрам и следы от вырезанных рун сигнализировали о полном повиновении приговору.       Наверху раздался свисток, ударивший моментом икс по макушке. Регулус растерянно взглянул на Рабастана, но тот лишь кивнул и указал глазами на возвышающийся пирс. Слизеринец хлопнул друга по плечу, бросив едва слышное «Спасибо», а после направился по лестнице, едва успев к началу второго испытания.       — Мистер Блэк, чемпионов не красит опоздание, — ехидничал Бэгмен, приставляя палочку к кадыку, увеличивая громкость с помощью Соноруса. — Пройдите к краю пирса к остальным участникам.       Регулус задержал взгляд, полный ненависти на несуразном волшебнике, на секунду задумываясь, насколько же уродливо он выглядел в своём типичном пестром костюме. Людо занял место во главе распорядителей и членов жюри. По правую сторону от Бэгмена стоял Дамблдор, смотревший на собравшихся чемпионов. По левую — Крауч-старший, записывавший в свой протокол каждый шаг участников. За их спинами можно было заметить Костадинова, выкрикивавший наставления Григорову. Мадам Максим причитала по-французски о том, что в этот день может лишиться своих двоих студентов.       — Мистер Блэк, Вам нужно особое приглашение? — Бэгмен продолжал глумиться, сокращая свою никчемную жизнь на целые десятилетия. Регулус по-волчьи улыбнулся, потешая вырывавшийся наружу гнев.       Помни, о чём говорил Лестрейндж. Не дай эмоциям сбить тебя.       Слизеринец отвернулся от ебаного Бэгмена, сократив расстояние между членами жюри и остальными чемпионами. Продолжая идти к краю, Блэк снял верхнюю часть рашгарда, оставаясь в купальном костюме. Благо, длинные рукава и слитая ткань не позволяли зрителям, сидевшим на трибунах, увидеть роспись рун на жилистом теле.       Он остановился возле Дювернуа. Любимчик публики дрожал не то от холода, не то от страха, гипнотизируя взглядом водную гладь. Его вечно довольное лицо теперь не излучало былой уверенности, смешивая псевдо решительность с истинным характером француза. Ебаный слюнтяй.       Блэк повернул голову левее, замечая Уоррен, оставшуюся в одном купальнике. По сравнению с Леоном, девчонка выглядела храбрее. Возможно, ужас перед неизвестностью и пытался скормить львиную отвагу предубеждению, но она не сдавалась. Словно по инерции, её взгляд соскользнул с озера, аккуратно перебегая к слизеринцу. Посиневшие от февральской погоды девичьи губы растянулись в улыбке, напомнив Регулусу о том, как сильно он заблуждался. Так искренне она улыбалась только ему.       — Ну что ж, теперь все наши участники в сборе и готовы к испытанию, — проблеял Бэгмен где-то на заднем фоне, пытаясь перекричать гул озера. Блэк не ответил Уоррен взаимностью, отвернувшись к пугающей воде. Он закрыл глаза, попытавшись выровнять дыхание. — За час они должны найти то, что у них украли. Начнём по моему свистку! — Регулус прислушался к голосу разума, успевшему наметить стратегию. — Итак, на счёт раз… два… три…       Раздался свисток. Все чемпионы одновременно спрыгнули с пирса, ныряя на глубину озера. Оглушительный рёв толпы смешался с заливающейся в уши водой. Блэк ощутил, как вода окольцовывала его тело, пытаясь добраться до его лёгких, но у него было преимущество — огромный запас кислорода, который слизеринец набрал прежде, чем пустился в путешествие.       Головокружение от резкого нырка постепенно сходило на «нет». Слизеринец замедлился на старте, чтобы дать себе привыкнуть к новой обстановке. Перед глазами всё расплывалось мутным пятном, но он усердно пытался прозреть, чтобы наметить себе путь по озерному лабиринту. Ему следовало приплыть туда, где было спрятано что-то ценное.       Он погреб ниже, достигнув песочного дна. Ледяная вода сковывала движения, но Блэк продолжал грести теперь уже вдоль, проплывая вперед. В запасе у него был целый час, но Регулус не желал растрачивать время зря. Он до сих пор не был уверен, что ритуал поможет ему продержаться под водой дольше минуты. Но время стекало по пальцам песком, который слизеринец загребал в надежде добраться до пункта назначения, заставляя Блэка уверовать в силу тёмной магии.       Регулус проплывал между водорослевого леса, стараясь как можно более ловко уворачиваться от листьев, цеплявшихся за ноги. Разводил их руками по сторонам, если не удавалось пробраться вплавь сквозь кишащие заросли. На смену озерной флоре пришёл илистый луг с редкими валунами, которые Блэк попробовал переплыть, не угождая под один из огромных камней.       Остановившись, слизеринец попытался вглядеться вперед, чтобы понять — что его ждало дальше. Но мутные разводы от его движений не позволяли оценить обстановку дальше десяти футов. Он почувствовал движение возле себя, страх на мгновение обвил аристократа оголенным проводом, напомнив о прошлом. Вздрогнув, Регулус взглянул чуть ниже, замечая проплывающих мимо себя серебристых рыбок.       Если бы он мог, то выдохнул бы с облегчением, радуясь, что не нарвался на гигантского кальмара.       Блэк погреб дальше, намереваясь прийти к финишу раньше, чем остальные чемпионы. Но внезапно его нога зацепилась за что-то склизкое. За нечто, вонзившееся когтями в мокрую плоть. Регулус в ужасе огляделся, замечая, как уродливая гриндилоу болотно-зелёного цвета вцепилась в его голень щупальцами, намереваясь перетянуть тело волшебника на себя. Лестрейнджу бы в прорицатели податься.       Слизеринец попытался дотянуться до волшебной палочки, скрытой в кармане купального костюма, но осекся. Внезапно понял: если он откроет рот, то вода проникнет внутрь и тогда ему придётся выплывать. Для него испытание закончится с позором. Гриндилоу продолжала карабкаться по телу волшебника, царапаясь острыми когтями. Её уродливый рот, наполненный острыми зубами, искривлялся в желании поскорее овладеть наживой, визжа настолько сильно, что закладывало уши. Блэк размахивал руками, надеясь отделаться от неё.       Когда тварь перебросилась на спину аристократа, распарывая тонкую ткань купального костюма, то внезапно остановилась. Прикоснувшись в очередной раз к боку живота своей жертвы, она в ужасе отпрянула, трясся своей конечностью, которая медленно покрывалась ожогами. Потрясенный Блэк опустил взгляд, замечая, как руна на его теле — та, что выглядывала из-под оторванного лоскута ткани — засветилась алым огненным переливом, вынуждая гриндилоу отскочить.       Ритуал сработал. Последствия необратимы.       Блэк набрал темп, уплывая подальше от места, где его схватили. Он провёл в воде примерно двадцать минут, не чувствуя потребности в кислороде. Продолжал держать путь вдоль озерного мира, натыкаясь на знакомые места, повстречавшиеся Регулусу вначале его пути. Наконец, вдалеке он услышал обрывок русалочьей песни, которая прежде раздавалась из драконьего яйца.       На поиски даём мы       Тебе лишь час…       Слизеринец ускорился. Пытался отделаться от вездесущего голоса, напитывающего барабанные перепонки сладким мёдом.       … Минуло полчаса — спеши!       Скорей пропажу забери…       Кровь приливала к вискам, обостряя головную боль. Русалочья песня вибрировала в сознании, становясь катализатором скорости. Блэк грёб быстрее, чувствуя, как ледяной поток обвивал пальцы, но сила, бушующая в слизеринце, растапливала дискомфорт, отодвигая мысли о беспомощности на второй план.       Он замедлился, стоило увидеть перед собой расстилающийся подземный город. Самый настоящий — на дне гребаного озера. Украшенные останками утопленников дома возвышались над глубиной, заманивая путника в свои сети. Регулус чувствовал нутром, что его пропажа находилась посреди подводных улиц. Проплыл ещё немного, сохраняя медленный темп. С осторожностью всматривался сквозь мутные очертания, замечая хаотичные движения на центральной площади.       Слизеринец опустился ещё ниже, удерживаясь ладонями за скользкую ветвь водорослей. Песня, играющая в голове заезженной пластинкой, напоминала Регулусу об утекающем времени, но он не мог ворваться в неизведанную местность, не оценив обстановку со стороны. Выглядывал среди улиц, покрытых тиной и мхом, существ, которые теоретически могут доставить неприятности. Он переплыл через водоросли, заметив нечто странное возле гигантской статуи тритона.       На четырех столбах были привязаны ученики. Скорей пропажу забери. Вот, что именно украли у каждого чемпиона — близких людей.       Регулус оттолкнулся от дна, проскользнув по воде к площади, чтобы найти свой трофей. Статую окружали гриндилоу и русалки, хищно выслеживавшие долгожданных чемпионов, прибывших в нужное место. Их бледно-серые морды, похожие на мутированных рыб, свирепо искривлялись, но сами существа не предпринимали никаких попыток помешать Блэку. В отличие от той твари, что ухватилась за слизеринца в начале испытания, эта стая держалась обособленно. Наблюдала со стороны.       Регулус проплыл ещё несколько футов, прежде чем оказался лицом к лицу с узниками подводного мира. На первом столбу была привязана Макдональд, явно предназначавшаяся для Дювернуа. Девчонка выглядела не лучше, чем стая хищников позади Блэка, — остекленелые черты напоминали больше труп, чем ту гриффиндорку, которую слизеринец изредка замечал на общих занятиях.       Регулус сделал рывок в сторону, отталкиваясь с помощью рук, и увидел перед собой Люпина. Дружок грязнокровки, конечно же. Шрамированный лев предстал в своем нетипичном образе — без вечно идиотской улыбки и щенячьих глаз. Веки его были закрыты, а безэмоциональное лицо не выражало ничего. Только немое ожидание, запечатленное в обездвиженном теле.       Блэк был крайне удивлен, когда следующая, кого он отыскал, оказалась Лолита. Он едва удержался, чтобы не рассмеяться в прекрасно-поникшее лицо француженки. Если бы кто-то рассказал ему заранее о смысле испытания, Регулус бы ни за что не назвал имя шармбатонки, учитывая то, с каким равнодушием он относился к девчонке всё время, что они проводили вместе. Но светловолосая волшебница оказалась привязанной к одному из столбов, а, значит, её следовало спасти, несмотря на всю подноготную слизеринских чувств.       Регулус опустился к ногам Лолиты, цепляясь за толстую веревку. Он мог бы разорвать толстое плетение с помощью магии, произнеся заклинание, но не хотел рисковать запасом воздуха. Когда с нижним узлом было покончено, Блэк ринулся выше, обхватывая запястья Лолиты. Он почувствовал возле себя некое движение. Дернув головой, он заметил Дювернуа, опережающего Уоррен. Они плыли почти вровень, но физическая сила Леона превосходила девичью, и он подоспел к своей пленнице раньше, чем гриффиндорка.       Изабель была настроена серьезно, приступив к делу сразу же, без промедлений. Она вытащила волшебную палочку, разорвав тугие восьмерки на руках и ногах своего дружка. Схватила Люпина за шкирку, уносясь наверх.       Выругавшись про себя, Блэк продолжил бороться в гребаными веревками. Ничего. Дювернуа ещё не закончил распутывать Макдональд, а Григорова и вовсе не было видно. У него ещё был шанс вырваться в лидеры.       Внезапно над макушкой Регулуса показался проплывающий силуэт, затмевающий слабо пробивающийся дневной свет. Он продолжил расплетать узлы, коря себя за мимолетный интерес. Ему нельзя отвлекаться, иначе он точно не успеет. Слизеринцу следовало успеть раньше, чем гребаный француз вырвет второе место из рук Блэка.       Он освободил Лолиту из цепких веревок, бережно обхватив тело шармбатонки, чтобы вернуть свою пропажу в целости и сохранности. Обуреваемый неподдельным удовольствием, слизеринец греб, что есть мощи, надеясь получить свои заветные баллы за чёртово испытание.       Но достигнув верхушки своего личного айсберга, он осознал, кому именно принадлежал образ, срывающийся вниз — в самое жерло водных тварей.       Уоррен, которая должна была уже всплыть и получить своё заветное лидерское место, уносилась на дно. Её веки были закрыты, а тело неподвижно скиталось в ледяной воде, норовя стать настоящим узником гриндилоу.       Блять.       Слизеринец набрал скорость, желая поскорее выплыть из этого пристанища хаоса. Продолжая удерживать Лолиту, Регулус вырвался на сушу, морщась от яркого света. Холодный ветер впился во влажные волосы горстью иголок, заставляя все тело непроизвольно дрожать. Зубы скрежетали, сбивая всю эмаль, а посиневшие губы пытались сказать хоть что-то радостной толпе, трубящей поддержку во всеуслышание. Он подобрался к пирсу, передавая пришедшую в себя пленницу Краучу и Бэгмену.       Голоса смешались воедино. Кто-то поздравлял слизеринца, кто-то просил его поскорее подняться наверх, чтобы его осмотрела мадам Помфри. Но Блэк не мог. При всей своей гадкой натуре, он почему-то не мог позволить себе остаться здесь. Потому что… Уоррен.       И будь он благороднее, слизеринец позволил бы гриффиндорке остаться на дне ебаного озера прозябать среди тех тварей. Это был бы более гуманный способ избавиться от неё — сослать пропажу грязнокровки на несчастный случай. Как он и мечтал — не быть причастным к её смерти. И даже совесть не воззовёт к его сердцу, потому что он ни при чём.       Но это не та история. Блэк — не благородный принц. Спасая девчонку, он лишь протаптывает себе путь к достижению самой главной цели — стать Пожирателем. В этом нет ничего от человеческого. Холодный расчёт, дабы в очередной раз не пасть в глазах Реддла.       Набрав воздуха в лёгкие, Регулус окунулся обратно в озеро. Сделав несколько амплитудных рывков, аристократ погреб обратно на дно. К счастью, он оказался неподалёку от главной площади подводного города. Впереди виднелись столбы, на трёх из которых пленников уже не было. Уоррен и Дювернуа успели освободить своих узников. Но гриффиндорки не было среди толпы наверху. Блэк точно видел, как её бездыханное тело проплывало мимо него. Ему ведь не могло показаться.       Слизеринец оплыл один из столбов, пытаясь разглядеть сквозь мутную гладь знакомый силуэт. Сбоку от себя Блэк услышал шипение озерных тварей, настороженно наблюдавших за вернувшимся чемпионом. Их морды были устремлены на девчонку, лежавшую под их телами. Гриндилоу пытались загородить собой Уоррен, прибитую к илистому дну холодной водой. Её бордовые волосы были натянуты на трезубец одной из русалок, а хвост существа укрывал собой девичье тело.       — Только один пленник, — зашипела гриндилоу, вытягивая вперед щупальцу. — Своего ты спас, — продолжила она более агрессивно, стоило Блэку подплыть ближе. — Девчонку мы оставим себе.       Регулус отрицательно покачал головой, не произнеся ни слова.       — Всплывай, мальчишка, — мелодичным голосом приказала русалка, поднеся трезубец к шее слизеринца. Он почувствовал, как зубья впились в кожу, царапнув до образования лёгкой раны. Блэк повторил движение, полное отказа, ощутив очередное прикосновение острия. — Или хочешь стать нашей добычей вместо неё? — длинная ладонь невесомо коснулась головы гриффиндорки, лежавшей под рыбьим хвостом.       — Катись к чёрту, тварь, — не удержавшись, взревел Блэк, вырвав трезубец из рук русалки. Её рот расширился донельзя, а из голосовых связок прорвался крик, способный оглушить каждого, кто посмеет разгневать королеву.       Ощущая нехватку кислорода и заливающуюся в лёгкие воду, слизеринец метнул трезубец в русалку, проткнув морду насквозь. Из открытого рта пролилась кровь, смешиваясь с мутной водой. Оторопев, существо забарахталось на месте, раскинув нечеловечьи руки в попытке избавиться от орудия. Спустя несколько жалких попыток, русалка пала замертво рядом с Уоррен, глядя на грязнокровку посмертным взглядом.       Гриндилоу и остальные русалки, полные ужаса и гнева, наблюдали за тем, как пала их предводительница. Заручившись моментом, Блэк подплыл к гриффиндорке, вырвав её из-под хвоста мёртвого существа. Девичье тело ощущалось, как скол льда. Он не был уверен, осталась ли ведьма в живых.       Прижав одной рукой гриффиндорку к себе как можно крепче, Регулус активно поплыл навстречу дневному свету. Он поднимался с истинной пленницей, надеясь, что иссякающий из лёгких кислород, позволит им продержаться до тех пор, пока заветный вздох на суше не вернет их обоих к нормальному состоянию.       Когда половина пути была пройдена, волшебник почувствовал на своей ноге знакомое касание щупалец, карабкающихся по мужской ноге. Ебаная гриндилоу. Блэк лягнул ногой, попытавшись освободиться от цепкой хватки, но орущее существо продолжало карабкаться по телу парня, зазывая мерзким тонким рёвом остальных. Оглянувшись, Блэк увидел, как со дна взмывает целая армия, готовая отомстить за смерть русалки.       Слизеринец был уже готов к тому, что его унесет за собой стая гриндилоу. Его дыхания не хватало, чтобы держать координацию, удерживать гриффиндорку и следить за намеченной водной тропой. Он выдохся — в прямом смысле. Если твари подоспеют к нему, то точно расправятся с Блэком в два счёта. Он даже не сможет сопротивляться.       — Релассио! Вингардиум Левиосса! — одно из мерзких существ, что ухватывало Блэка за ногу, отскочило в сторону, расшибаясь о громоздкий камень.       Регулус бросил удивленный взгляд в сторону, откуда доносились вспышки. Сквозь яркие сферы проплывал Григоров, выкрикивая заклинания, отвлекающие свирепо настроенных тварей. То, что осталось от болгарина, — его голова превратилась в акулью, — видело, кого именно держал в руках слизеринец.       — Спаси Изабель! Я их задержу! — прокричал дурмстранговец вслед, отбиваясь от разъяренной стаи гриндилоу, наметивших новую жертву.       Оттолкнувшись, Блэк набрал скорость, чтобы добраться до заветного воздуха, без которого он уже чувствовал, как силы покидают его. Тело практически не слушалось, обессилев. Но слизеринец превозмогал чувство опустошенности, ощущая, как внутри всё полыхает огнём и дает толчок к осуществлению цели. То могущество, о котором говорил Лестрейндж, ощущалось тем самым глотком, помогавшим добраться до пирса за считанные минуты.       — Смотрите, это Блэк! Он вернулся! — прокричал кто-то из студентов, спустившихся с трибун на пирс, чтобы воочию увидеть каждого чемпиона, освободившегося из настоящего озерного ада. — Кого он держит?       — Это Уоррен! Он нашёл её! — ответил другой не менее громкий голос, доносившийся свыше.       Блэк захлебнулся спасительным воздухом, чувствуя, как внутренний пожар не смеет отступать. Он вёл слизеринца сквозь водную гладь, прибивая его ослабленное тело к деревянному сооружению. Люпин подбежал к краю пирса, забирая из рук Регулуса гриффиндорку. Слизеринец подплыл к лестнице, забираясь на пристань.       Упав на полусгнившие доски, он пытался выхаркать ту тьму, которая просочилась в организм и сдавливала каждый орган. Сгусток магии смешивался с остатком воды в лёгких, заставляя Блэка выплевывать черноту, из которой он теперь состоял на сто процентов.       — Мистер Блэк, это было блестяще! — Бэгмен похлопал слизеринца по плечу, чудом не заметив, как рот студента был выпачкан самой смертью. — Вы спасли свою чудесную пленницу и оказали помощь своей противнице, — Людо указал сначала на Лолиту, гревшуюся в объятиях мадам Максим, а после перевел ребро ладони в сторону Уоррен, которую приводила в чувства мадам Помфри. — Признаться честно, я удивлен.       Блэк был удивлён не меньше.       Кивнув словам Бэгмена и дождавшись, пока тот отвлечется, Регулус поднял голову, чтобы найти глазами Рабастана. Он точно должен ошиваться где-то здесь. Блэку нужно было получить ответы, связанные с тем, что с ним происходило. Завуалированные намёки его совсем не прельщали.       Повернув голову к толпе остальных чемпионов, слизеринец заметил одиноко сидевшую Макдональд, которая явно не отошла от шока. Трясущимися губами она продолжала расспрашивать лекаря о состоянии Уоррен, кидая взгляд в противоположную сторону. Дювернуа, спасший мулатку, находился в окружении студенток Хогвартса, купаясь в лучах славы. Он даже ни разу не взглянул на гриффиндорку, невербально умоляющую француза одарить её хотя бы каплей внимания.       Когда Регулус был готов перевести глаза на Уоррен, чтобы убедиться, что с этой ходячей катастрофой все в порядке, слизеринец стал свидетелем странной картины. На плечи Макдональд опустилось полотенце, зажатое в пальцах… Лестрейнджа? Свободной рукой друг взмахнул палочкой, послав на гриффиндорку Согревающие чары.       Какого хуя здесь происходит?       Но вопросительный вой затмил оглушительный вдох той, чья судьба вальсировала на грани со смертью.       Уоррен очнулась, вцепившись в нависшего над ней Люпина, обняв того за плечи. Он обвил её руками в ответ, начав причитать ей что-то о том, что всё закончилось.       Но придурок не знал, что любой конец — это только начало.