Чужак

      Изабель чувствовала витающий в воздухе алкогольный концентрат, вбивающийся в носовые пазухи осадком промилле и ягодным гренадином, которые перебивали содержание спирта своей сладостью. Насыщенный аромат обволакивал лёгкие, выталкивая из девичьего сознания фантомные воспоминания о том, что гриффиндорка едва не свела счёты с жизнью несколькими часами ранее.       Вдыхать пережиток чужого веселья было намного приятнее, чем ощущать заливающуюся внутрь воду, выталкивающую последний вдох из остывающего тела.       Уоррен почти не помнила, как оказалась на дне Чёрного озера. Каким образом её план потерпел крах, разрываясь на ничтожные нити, подвязывающие ведьму ко дну подводного мира. Она пыталась собрать воедино пазл, чтобы найти среди идеально-чёткой картины недостающее звено. И единственной деталью, которая покоилась среди обломков поврежденной памяти, стало самое очевидное — эффекта зелья не хватило на час, проведенного под водой.       Изабель сварила его недостаточно хорошо. Гонимая временем и желанием найти свой личный способ первой, девушка не удосужилась проверить варево на наличие недочётов, за что поплатилась почти смертью.       Ей следовало более чутко отнестись к сновидениям, приходящим к волшебнице каждую ночь, чтобы предупредить её о вполне вероятных рисках. Не то чтобы Уоррен верила в подобные знамения. Ей слабо верилось, что судьбу можно изменить, руководствуясь обрывками из вещих снов. Но реальность с каждым разом преподносила девушке очередной сюрприз, намекая на то, что всё возможно в этой жизни — даже, если нутро прожжено неоспоримым скептицизмом.       За все годы жизни Изабель никогда не доверялась тому, что принято называть потусторонним влияем. Некоей необъяснимой силой, движущей фигуры на шахматной доске существования. Ведьма старалась всегда прибегать к голосу разума, двигаясь по пути, начерченному логикой и здравым смыслом.       Однако в последнее время ей всё чаще казалось, что нечто, пытавшееся управлять её судьбой, пыталось согнать пелену критического мышления, открывая гриффиндорке те стороны, о которых она даже не догадывалась.       Она почти прониклась собственным предубеждением, шедшим за Уоррен тенью, берущей своё начало из мира Морфея. Прониклась, когда осознала, с какой силой ломается сердце, заточенное в реберной клетке, стоит ей вспомнить окровавленный образ слизеринца, лавирующий по волнам сновидений.       В тот момент мысль о вещем сне не показалась гриффиндорке бредовой. Вероятность того, что Блэк может потонуть при прохождении испытания, вонзилась спицей меж позвонков. Опасаясь за жизнь того, кто даже ей не принадлежал, волшебница совсем забыла о том, что сама может попасть под рассекающий воздух серп Смерти, гонящейся за заблудшими душами.       Вопреки всем оправданиям и попыткам обособиться от Регулуса, Изабель внезапно осознала, что его жизнь стоила для неё намного больше, чем собственная. Она была готова пожертвовать своей предусмотрительностью ради очередной возможности убедиться, что с ним всё в порядке.       Но Блэк в очередной раз отплатил Уоррен той же монетой, посчитав жизнь никчемной грязнокровки чем-то ценным. Чем-то, ради чего можно пожертвовать собственным первенством и нырнуть под воду, спасая ту, кого поклялся ненавидеть и кем не без радости пренебрегал все эти месяцы. Годы. Поставил на кон то, чем потешалась его чернильная душа, обменивая свой статус на спасительный вдох, раздавшийся взрывом посреди толпы.       Гриффиндорка не помнила ничего из того, что ей активно пересказывала Мэри. Пока Изабель приходила в себя, впитывая литры успокаивающего и восстанавливающего зелья, находясь посреди Лазарета, Макдональд детально рассказывала обо всех событиях, касающихся второго испытания.       О том, что накануне Бэгмен и Крауч вызвали её вместе с Ремусом к себе, предлагая стать лже-пленниками в подводном мире. Об этом, разумеется, стоило молчать, дабы не раскрывать цель испытания. Уоррен не чувствовала обиду в ответ на слова подруги, складывая в голове цельную картину. Вот почему они отсутствовали утром в своих комнатах и не выходили на связь. Теперь всё стало понятно.       Чередуя собственные впечатления и общее повествование, Макдональд плавно перешла к теме, к которой Изабель не была готова. Совсем.       Когда сознание обволакивалось очередной дозой лечебного варева, до слуха донесся резонирующий факт, слышавшийся чем-то из ряда вон выходящим. Полностью выбивающийся из тех истин, в которых Уоррен привыкла жить. Ничем, на первый взгляд, непримечательная фраза: «Регулус Блэк спас тебя, вытащив со дна озера», полоснула по внутренностям, останавливая на мгновение ритм сердца.       Гриффиндорке потребовалось несколько секунд, чтобы понять — не послышалось ли ей? Медленный поворот головы, недоверчивый взгляд и сжатые в полоску губы, почти не выдавали в волшебнице предательницу. Но уверенный кивок Мэри, в очередной раз разделивший жизнь Уоррен, рассеял всякое сомнение. Она услышала всё правильно. И ей не показалось. Блэк действительно спас ей жизнь.       Прикрываясь знаменем красно-золотого факультета, Изабель вела себя, как типичный выходец Гриффиндора. Она пыталась придать своему выражению лица подобие враждебности и неприязни. Но под сотканными наспех эмоциями пряталось более личное.       Привязанность. Искренние чувства, созвучные с опасным словом на букву «л». Благодарность.       Именно эти три неразрывные причины сделали глубокий надрез на девичьем сердце. Впустили в естество ведьмы беспощадный фермент, разъедавший святую уверенность в том, что она могла существовать без него. Продолжать расширять границу между их мирами, ловко уворачиваясь от летящих стрел, наполненных едкостью обещаний — никогда больше.       Потому что теперь Изабель не была согласна никогда.       Ей хотелось только больше.       Именно это стало причиной явиться в Выручай комнату на вечеринку, организованную для чемпионов в честь прохождения второго испытания. Гриффиндорка хотела найти Блэка, чтобы поговорить с ним. Выразить лично свою благодарность, надеясь, что он не растопчет её так же умело, как всякий раз топтал хорошее отношение к себе.       Вопреки былым предрассудкам и желанию насладиться покоем после всего того, что она пережила, Уоррен решила в очередной раз проигнорировать то, что могло уберечь девчонку от необратимых последствий.       Как и в прошлый раз, когда ведьма посещала заколдованную комнату в Хэллоуин, помещение было расширено с помощью специальных чар. Помимо привычных шумоизоляционных сфер, пропитывающих каждый дюйм бетонных стен, здесь можно было заметить истинный слизеринский подчерк.       Выручай комната больше походила на магловский клуб, чем на место, в котором принято отдыхать потомкам чистокровных семей.       Наколдованные стробоскопы свисали с потолка, посылая на танцующих ребят яркие лучи, меняющие цвет и импульс в зависимости от музыкального такта. Барная стойка, установленная сбоку от центра комнаты, расстилалась вдоль стены. Её дизайн отличался от того, что видела Изабель на празднике в честь дня Всех Святых. От готики не осталось и следа, а на замену ей пришёл другой стиль — модернизм. Поверхность стойки подсвечивалась в тон оттенкам, лившимся с потолка змейкой, которые огибали всё пространство. Зачастую глубокий зелёный превосходил остальные цвета, вытесняя со стен нейтральное бежевое покрытие. Предсказуемо.       Мебель, расставленная по зонам, также не отличалась оригинальностью. Помимо диванов, окружавших танцевальную площадку, по углам были наколдованы стеклянные столы и стулья, обшитые велюром. В тон змеиного факультета.       В этой комнате всё будто бы кричало о том, кто именно одержал победу во втором испытании. Изумрудные оттенки расползались по макушкам веселящихся студентов, впитываясь отголоском. Горделивое заявление вибрировало на устах алкогольными напитками, разливавшимися в честь Блэка.       Пробуя на вкус коктейль, бьющийся о стенки бокала с эмблемой Слизерина, Изабель не чувствовала несправедливости. Впервые за всё время Турнира, она не чувствовала в себе духа соперничества. Ей не хотелось возразить субъективизму судей, выставляя свою кандидатуру вперед. Потому что Регулус заслужил, чтобы стать первым на турнирной таблице. Он получил свою порцию баллов и всеобщего внимания, вытесняя Уоррен на второе место. Но едва ли гриффиндорка имела право на разочарование, дыша полной грудью посреди толпы сокурсников.       — А здесь неплохо, — Мэри пыталась перекричать шум музыки, доносившейся с колонок. — Если бы я знала, что будет так весело, то сразу бы согласилась пойти с тобой, — она отсалютовала фужером, наполненным насыщенно-алым вином.       — И тебя не смущает, что здесь буквально все кишит змеями? — улыбнувшись, спросила Изабель, делая глоток алкоголя, смешанного с персиковым сиропом.       — Я могу это перетерпеть, — съехидничала Макдональд, плавно откинувшись на спинку дивана. Её афрокосы были аккуратно собраны в конский хвост, открывая вид на оголенные плечи и декольте. Белоснежный брючный комбинезон идеально сочетался с кожей цвета кофе с молоком. Мэри медленно перевела взгляд на Ремуса, уткнувшегося в свой бокал. — А вот Люпин, кажется, нет.       Уоррен сидела напротив друзей, чувствуя нагой спиной мягкость обивки стула. Расположение мягкой зоны, которую заняли гриффиндорцы, позволяло оставаться за пределами толпы, сливавшейся воедино с ритмом музыки на танцполе. Но ведьма выбрала это место не из-за желания быть подальше от эпицентра веселья. Здесь было проще увидеть того, ради кого волшебница в очередной раз наплевала на свои принципы. Блэк должен быть где-то рядом.       — Я не понимаю, почему мы должны находиться здесь среди придурков, восхваляющих своего гребаного лидера, — гневно бросил гриффиндорец, отвлекая Изабель от поиска слизеринца в обществе незнакомцев.       — Эту вечеринку организовали для чемпионов, — цокнув, процедила гриффиндорка, объясняя другу очевидную причину. Их взгляды встретились в моменте, сражаясь за первенство в назревающей битве интересов. — Я тоже являюсь чемпионом, если ты забыл.       — Твоё прохождение в финал мы могли бы отметить в скромной компании. В башне Гриффиндора, например, — сквозь зубы парировал Ремус, подавшись вперед.       — Ремус, прошу, не начинай, — мелодично протянула Мэри, кивнув на бокал, зажатый в ладонях друга. — Выпей ещё и расслабься.       У Люпина были все шансы оказаться правым в глазах подруги. Если бы не одно важное «но». Изабель не хотела праздновать своё прохождение. Ни в башне Гриффиндора. Ни в Выручай комнате. Ей было нужно прийти сюда ради единственной цели — найти Блэка. Всё остальное было лишь прикрытием, чтобы никто — ни одна живая душа — не узнал о том, зачем именно она явилась сюда. Возможно, ей не стоило поднимать эту тему в разговоре с Ремусом, и тогда бы ведьма не наблюдала то недовольство, которым он был окружен весь вечер.       Таков был характер гриффиндорца — он пойдёт на всё ради других. Пожертвует своим временем и радикальными взглядами, если это поможет проследить за безопасностью своей лучшей подруги. Но Изабель была готова повторять одну важную мысль из раза в раз — она не нуждалась в защите. Больше нет.       — Я не смогу расслабиться в окружении змей, Мэри. Я думал, ты способна это понять, — вперившись взглядом в мулатку, ответил Люпин. Макдональд лишь фыркнула в ответ, закатив глаза. Изабель с трудом сохраняла спокойствие, замечая, как лицо друга начинает багроветь, а на лбу, сквозь свисающие русые волосы, пробивается пульсирующая вена. Гриффиндорка не хотела становиться причиной его недовольства. Но одного желания, кажется, было мало. — Мне, знаешь ли, не особо нравится наблюдать за тем, как каждый в этой школе хочет выслужиться перед этим мудаком.       Светлые мужские глаза оторвались от Макдональд, чтобы вновь пронзить презрением Уоррен. Но взгляд Люпина резко остановился, приковываясь к толпе. С той скоростью, что расширялись зрачки парня, Изабель понимала, что друг нашёл Блэка раньше. Вжав пальцы в прохладное стекло, гриффиндорка почувствовала на своей коже влагу от конденсата. Она едва сдерживалась, чтобы не проследить за траекторией взгляда гриффиндорца.       — Блэк спас мне жизнь, — глухо отозвалась ведьма, смазывая распотрошённые голосовые связки глотком персикового коктейля. Алкоголь ложился целебным компрессом на комок стресса внутри. — Разве этого недостаточно, чтобы стать к нему хотя бы чуть-чуть терпимее?       — Блэк прекрасно знал, что тебе не угрожала опасность, Изабель, — с полной уверенностью в голосе заявил Люпин, снабжая девчонку насмешливым взглядом. Впервые в жизни она почувствовала себя глупо рядом с близким другом. Впервые ощутила на себе весь спектр его хладнокровности и отрешенности. — Тебя бы вытащили из озера и без помощи этого псевдо спасателя.       — Но он не знал! — рявкнула Уоррен, дернув ладонью, чудом не опрокинув на себя содержимое бокала. Несколько капель пролились на подол чёрного шифонового платья, став олицетворением иссякнувшего терпения. Парочка танцующих студентов обернулись на хриплый вопль гриффиндорки, покосившись на львиную компанию. — Как и ты, и я, и Мэри, — мулатка робко кивнула, нехотя соглашаясь с доводами подруги. — Об этом бы так никто и не узнал, если бы нам не рассказала Макгонагалл.       Гриффиндорка опомнилась спустя мгновение, чувствуя, как кожа плавится от собственных чувств, норовящих вырваться наружу. Лицо алело от наплывшего жара, который топил природную рациональность. Критическое мышление треснуло под прессом несправедливости. Блэк заслуживал многого. И сейчас он заслуживал остаться незапятнанным подозрениями Люпина.       Изабель ощущала дикую потребность защитить честь слизеринца.       — Сними уже, наконец, розовые очки и взгляни правде в глаза. Он никогда не станет делать что-то из добрых побуждений, — Ремус оставался непреклонным, продолжив давить на ведьму.       Он пытался надавить как можно больнее на душевную рану девчонки, шинкуя запекшееся недоверие гриффиндорки острыми фразами. Но Уоррен не поддавалась, удерживая хлипкий пластырь. Пыталась совладать с голосом совести, говорившим в унисон с Люпином. Ничто и никто не сможет изменить то, что уже чувствовала гриффиндорка к Блэку. Этот процесс необратим.       — У этой твари всегда есть цель, которой он придерживается, — вновь заговорил Ремус после короткой паузы. — Спешу тебя огорчить, но Блэк вряд ли думал в тот момент исключительно о твоей сохранности.       — Да что с тобой такое? — нижняя губа девушки дрогнула. Изабель вжалась в спинку стула, желая уберечь себя от вполне вероятной горькой правды.       Внезапно персиковый вкус во рту превратился в щелочь, стекавшую по гортани, спровоцировав приступ удушья. Девичьи пальцы прикоснулись к шее, нащупав чуть ниже знакомое украшение, служившее бронёй. Цепь из топазных камней ласкали кожу, даря спокойствие.       — Нет, Изабель, что такое с тобой? — с нажимом гаркнул Ремус, с отвращением проследив за движением девичьих пальцев. Словно понял, кому принадлежал столь щедрый подарок. Он безотрывно наблюдал за колье, будто только сейчас ему открылась тайна. И украшение из рук слизеринца в очередной раз доказало, на чьей стороне оказалась Изабель. — С каких пор ты защищаешь слизняка? Давно он начал тебя волновать?       Уоррен глубоко вздохнула, готовясь в очередной раз возразить гриффиндорцу, как вдруг почувствовала внутри себя едкий запах сигарет. Его аромат. Ваниль, переливавшаяся со шлейфом свежести и вечной надменности.       Гриффиндорка оцепенела, ощутив головокружение. Необъяснимую реакцию, вызванную проходящим мимо Блэком. Он шёл слишком близко в компании Лестрейнджа и, кажется, Крауча. Слизеринцы о чём-то увлеченно разговаривали, не замечая никого вокруг. Изабель, ставшая пленницей собственных слабостей, бросила короткий взор на слизеринца. И он ответил тем же. Как и всегда. Подхватил невербальный зов. Взглянул на неё из-под длинных ресниц, пронзая ртутной чернью насквозь.       Их зрительный контакт длился всего секунду, но этого хватило, чтобы почувствовать, как внутренности скручивались узлом, а конечности наливались свинцом. Привычный мир Уоррен раскололся вновь, погружая девичье сознание в тильт. Запекшаяся на душе рана, в очередной раз дала о себе знать, кровоточа от соприкосновения с серебристым клинком.       Изабель вернула свой взгляд Ремусу, собирая по осколкам разбившуюся о чужое внимание мысль:       — Я просто стараюсь судить о людях объективно, — собственные слова срезали слой плоти с языка, выворачивавшего в устах искаженную правду. — Ценить то, что для меня делают. Мне не сложно дать человеку второй шанс, если он этого заслуживает.       — Даже тому, кто называл тебя…       — Ремус! — Мэри перебила парня, щелкнув пальцем перед его лицом.       Уоррен прекрасно знала, что именно хотел сказать Люпин. Грязнокровка. Даже тому, кто называл тебя грязнокровкой.       Гриффиндорка не ожидала, что друг опустится до подобной гнусности, вспомнив о мерзком прозвище.       — Нет, Мэри, пусть говорит, — с вызовом произнесла ведьма, склонив голову набок.       — Мне больше нечего тебе сказать, — выплюнул Ремус, швырнув бокал в сторону. Мэри и Изабель переглянулись, вздрогнув от неожиданности. Брызги стекла чудом не распороли кожу молодых людей, не оставив на них мелкие порезы.       — Возьми себя в руки! — взвизгнула Макдональд, встав и нависнув над другом. — Что за спектакль ты здесь устроил?       — Я лучше пойду, — проигнорировав вопрос подруги, сказал Люпин. — Не буду мешать вашему веселью.       — Отлично, — прокомментировала гриффиндорка, отряхивая платье от незаметных пятен. Огорчение смешивалось с лживой улыбкой, натянувшей лицо девушки до болезненных спазмов.       — Отлично.       Брошенное гриффиндорцем слово чувствовалось ушатом ледяной воды среди душного помещения. Едкость, ёмко вложенная в короткую фразу, разъела дружескую близость молодых людей, отводя их по разные стороны баррикад. Там, где один видел подвох и опасную связь, а вторая не замечала ничего, кроме истошно бьющегося сердца в ответ на любую мысль о запретном плоде. Сплоченный союз треснул так же легко, как отброшенный в сторону бокал, оставшись на древесном полу лишь напоминанием.       Люпин поднялся с дивана, направившись к выходу, протискиваясь между студентов. Он шёл слишком быстро, и через минуту его силуэт затерялся в темноте и бликах стробоскопов. Зеленый луч проглотил образ друга, оставляя щемящую пустоту перед глазами.       Изабель не поспешила догнать его. Впервые в жизни она не хотела возвращать в свою жизнь самого близкого человека. Хладнокровное бездействие не ощущалось чем-то из ряда вон выходящим. Люпин перешёл черту первым. Он затронул то, что затрагивать не стоило. Сорвал-таки пластырь.       Музыка на фоне сменилась на медленный мотив, звуча теперь в такт замедленному сердцебиению девушки. Гриффиндорка коснулась ладонью лба, ощущая, как головная боль от пережитого стресса начала набирать обороты. Прикрыв веки, девушка попыталась обособиться от звучащих набатом слов, истошно завывающих в черепной коробке. Но отвлечься не удалось.       — Тебе тоже есть что сказать, Мэри? — спросила Изабель, нутром чувствуя на себе пристальный взгляд мулатки.       — Как бы мне ни хотелось признаваться в этом, но Ремус прав, — произнесла Макдональд, опасливо растягивая слова, дабы не навлечь на себя гнев подруги.       — И ты туда же? — гриффиндорка посильнее вжала пальцы в кожу лица, пытаясь согнать с себя жужжащую агонию. Алкоголь усугублял спазматическую давку на череп, добавляя эмоциональной бреши физическую.       — Мерлин милостивый, да ты втрескалась в него! — прикрикнула ведьма, зажав рот от неожиданного потока своих же мыслей.       Изабель вздрогнула, открыв глаза, с ужасом взглянув на подругу. Боль купировала каждый довод, приходивший на ум волшебницы. Тысяча оправданий проносились лейтмотивом, ложившимся поверх дотошной мелодии из колонок. Но ни одно из них так и не нашло своего пристанища на устах Уоррен. Ложь больше не сходила с голосовых связок. Чисто физически.       — Как я могла не заметить этого раньше! — продолжала Макдональд, смотря за спину подруги. Вероятно, найдя за ней того, кто стал причиной ссоры с Люпином. Изабель молча принимала на себя каждый словесный удар, не зная, как реагировать. Эти карты ей больше нечем крыть. Она растратила все свои козыри. — На репетиции ты была готова уничтожить Блэка — просто так себя не ведут, — начала перечислять Мэри, загибая пальцы поочередно. — Колье тебе подарил он, иначе как объяснить то, о чем вы шептались на святочном балу? — Уоррен рефлекторно потянулась к украшению, порываясь сорвать это проклятье со своей шеи. — Ты игнорировала письма Владислава, потому что проводила каникулы с Блэком? Боже!       — Я проводила каникулы в одиночестве, — единственное, что вымолвила гриффиндорка. Если бы Мэри узнала о том, что слизеринец посещал Изабель, её бы точно схватил удар. — И я не виделась с Регулусом.       — Теперь ты зовешь его Регулусом? — крикнула Макдональд, сморщив нос. — Не змеей, слизняком, чертовым слизеринцем, а Регулусом?       — Тише, Мэри, — шикнула гриффиндорка, сжав ладонь подруги. — На нас уже все смотрят, — она окинула взглядом стоящих сбоку когтевранок, о чём-то перешептывавшихся и смотревших в сторону гриффиндорок.       Макдональд поубавила свой пыл, не отняв своей руки от касаний Изабель. Гриффиндорка впервые за долгое время выглядела настолько растерянной.       Даже выходка Леона после второго испытания не растоптала самообладание девушки, оставив её в равновесии. Мулатка с легкостью вычеркнула Дювернуа из своей жизни, как вычеркивают ненужный ингредиент.       Мэри могла поверить в предательство кого угодно, но только не в предательство подруги. Она могла с гордостью принять удар от шармбатонца, не растрачивая на него эмоции.       Но принять нож в спину от Уоррен — это другое. Этот жест чувствовался остро, хлестко и безапелляционно.       — Как давно между вами… что-то происходит? — Макдональд с трудом подобрала формулировку, и та оказалась весьма подходящей, чтобы описать всё то, чем жили молодые люди последние месяцы. Чем-то фантомным, едва ощутимым.       — Всё началось с ночи Хэллоуина, — обнажала правду Изабель, поочередно вскрывая каждый тайник. Мэри потеряла дар речи, удивляясь каждому произнесенному слогу, звучавшему как приговор. Как клеймо, которым была покрыта Уоррен с ног до головы. Предательница. — С того момента, когда он впервые поцеловал меня.       — Как ты могла скрывать всё это от меня? — дрожащий, едва слышный голос мулатки прорвался сквозь мелодию.       — Потому что я сама не могу объяснить то, что между нами происходит, — с толикой сожаления произнесла Изабель, устремляясь взглядом в пустоту. — Я всю жизнь старалась жить правильно. Следовать голосу разума, а не прислушиваться к сердцу. Так продолжалось до начала турнира. До того момента, когда Блэк впервые заставил меня обратить на него внимание.       Перед глазами бегущей строкой проносились фрагменты из памяти. Класс, погруженный во тьму, где он трахался с Лолитой. Перепалка, в которой Уоррен пыталась вырвать у него свою тетрадь. Его высеченный из стали взгляд, задевший гриффиндорку за живое. Впервые заставил почувствовать её уязвимой. Приставленный к мужской шее нож накануне первого испытания. Растерянность в искупанных ртутью глазах. Первый звоночек, шептавший о том, что даже у такого стоического принца есть слабое место.       Они не такие уж и разные.       Чистота крови — возможно, единственное, что различает гриффиндорку и слизеринца.       — Я не хотела во всём признаваться, потому что боялась, — сардоническая усмешка коснулась девичьих уст, когда Изабель продолжила. — Ведь, если не произносить правду вслух, то можно сделать вид, что ничего не было, — гриффиндорка сжала край чёрного платья свободной ладонью, вымещая в этом жесте накопленные чувства. — Но сейчас… мне хочется впервые сказать, что на самом деле между нами было многое. Возможно, ты посчитаешь меня ужасным человеком, ведь я вроде как встречаюсь с Владиславом, но продолжаю думать о другом парне, — сердце сжалось от упоминания дурмстранговца, всё ещё откликаясь на светлый образ надежного болгарина. Но такого ненужного. — Я действительно запуталась, Мэри. Я просто хочу верить в то, что Регулус — правильный человек, и выбор в его пользу не испортит мою жизнь.       — Вот, о ком ты говорила в Хогсмиде, — припомнила Мэри их декабрьский поход. — Ты имела в виду Блэка.       — Возможно, — уклончиво ответила Уоррен.       — Ты, наверное, думаешь, что я начну тебя обвинять, как это сделал Ремус, но нет, — несвойственная серьезность окропила девичьи черты лица. Макдональд улыбнулась сквозь пробивавшиеся слёзы, смахивая горючую влагу с кожи. Изабель удивленно вскинула брови, явно не ожидая такого вердикта. — Поверь моему опыту, Изабель, не все слизеринцы плохие. Возможно, большая их часть, но точно не все, — тёмные радужки вновь устремились за спину Изабель, а зрачки Макдональд расширились, встретившись на том конце комнаты с тем, о ком Уоррен даже не догадывалась. — Они лишь заложники образов, которые им навеивает собственный род, — продолжила подруга, закусив нижнюю губу. — Но если приглядеться внимательнее, то даже в таких заблудших душах можно найти проблеск света.       — Откуда ты?..       — Не все сразу, — загадочно протянула Мэри, вернувшись глазами к подруге. — Мне придется пережить и осознать твою новость, а тебе лучше подготовиться к тому, что тебе однажды расскажу я, — неукоснительно произнесла мулатка, убирая свою руку из-под ладони Изабель. — А теперь иди к Блэку, пока шармбатонка не увела его подальше от любопытных глаз.

***

      Блэк ощущал, как вечер ложился куполом спасения на изодранную рунами спину. Действовал анальгетиком, просачиваясь в каждый свежий рубец, снабжая измотанное тело каплями спокойствия. Как бы прозаично это ни звучало, но громкий шум музыки, доносившийся из расставленных повсюду колонок, заглушал внутренний вой проснувшихся демонов. Подобно гончим, они терзали душу слизеринца, лакомясь истлевшими остатками.       Тёмная магия не отступила от нутра волшебника. Наивный мальчишка, живший внутри повзрослевшего Регулуса, верил в то, что от последствий можно откупиться часами, проведенными под водой. Силе, разлагающей всё живое, будет достаточно брошенных в порыве слов. Но ей, как оказалось, было мало. Часы и фразы мальчишки — это крупицы, по сравнению с тем, чего именно желала тьма. Она хотела овладеть Блэком. Целиком и полностью. Навсегда. Подбираясь к незапятнанным участкам, впаиваясь, скрипя мертвецкими зубами.       Лестрейндж подтвердил свои слова в очередной раз, когда уводил друга подальше от скопления людей, удивленно взирающих на чемпиона, занявшего первое место. Блэк не слушал то, что происходило за пределами змеиного клубка. Его испещренный вопросами разум, нуждался в ответах знающего друга. И Рабастан отвечал, но не обнадеживал. Сыпал избитыми фразами, подобно стеклу, позволяя осколкам зазубренных строчек проникать как можно глубже — в качестве урока.       Чтобы Регулус понял, каково это — разбрасываться ебаными словами.       Удивительно, как быстро менялись полюса слизеринских ориентиров. Ещё недавно он бы обрадовался голосистому Бэгмену, озвучивавшему результаты второго испытания, в котором Регулус занял лидирующую позицию. Но помпезные фразы, сыплющиеся из луженой глотки, не возымели никакого эффекта. Штиль, проносящийся по слуховым рецепторам, царапал перепуганное сознание.       И оно отвечало взаимностью на другую проблему. Одну из. Тысячную, но стоявшую в одном — первом — ряду с заданием Волдеморта.       Рабастан рассказал, что от эффекта тёмной магии невозможно скрыться. Она найдёт слизеринца везде. Но её можно пресекать окклюменцией, которая, к слову, также потребует немало сил.       Для борьбы с вечным недугом слизеринец выбрал самый щадящий способ. Почти бесполезный, если бы не тяга аристократа к алкогольным напиткам, женщинам и веселью. Всё окружавшее его в Выручай комнате почти притупляло внутреннюю боль и смятение. Уводило за угол, подальше от вездесущих лап метафоричной смерти.       Но понятие о чьей-то вероятной смерти скользило за Регулусом скорбящей тенью. Тянулось призрачной ладонью к солнечному сплетению, норовя достать до слизеринской души. Но эти усилия были ни к чему. Хлипкая конечность, возомнившая себя благодетелем, обрывалась там, где начинали кишеть алеющие свежие раны. Руны выталкивали любой намёк на совесть из естества аристократа, подобно тому, как они делали это на дне озера, борясь с гриндилоу.       Аспидные глаза с впаянной мрачностью на радужках следили за грязнокровкой почти весь вечер.       Находясь в компании друзей, слыша, но не слушая их банальные разговоры, Блэк вглядывался в силуэт на том конце комнаты. Проходил зрачками по телам танцующих студентов, крючками цепляясь за выпрямленную спину. Обнаженная девичья спина открывала вид на выступающие кости и бледную кожу. Собранные в высокий пучок волосы прятались за массивным гребнем, удерживающим длинные локоны.       Без своих привычных тёмно-бордовых волос гриффиндорка практически срасталась в одно блеклое пятно с учениками. Но Регулус слишком хорошо знал, насколько мягким было струящееся пламя, что прежде его обожгло.       Стоя возле барной стойки, обнимая Лолиту со спины за талию, он представлял, как будет выглядеть Уоррен без своего привычного изумрудного взора, когда Волдеморт возьмёт от неё всё, что он хочет. Когда она станет бесполезной для них всех, он навсегда заклеймит девчонку рассекающей воздух молнией, оставив посмертную отметину на теле. Когда искрящиеся изумрудом глаза навсегда закроются в немом вопросе — за что?       За то, что ты оказалась не в том месте, не в то время. Череда случайностей. Русская рулетка. Тебе просто повезло меньше остальных, Уоррен.       Блэк знал, что она придёт. Явится за ним, переступив через все принципы правильной девочки, чтобы сказать спасибо. Он выжидал весь гребаный вечер, когда она наконец-то наберется смелости, чтобы подойти. Клюнуть на его приманку, позволяя гордости растаять, как таял солод на языке с очередным глотком огневиски.       — Почему Регулус так не любит танцевать? — певчий французский акцент приятно мазнул по барабанным перепонкам патокой. Приторный аромат от каштановых волос затмевал собой всё постороннее, желавшее вонзить в альвеолы гребаные шипы.       — Танцы идут вразрез с образом плохого парня, — елейно ответил Рабастан, подыгрывая манерности Лолиты.       Лестрейндж стоял слева от пары, облокотившись спиной о барную стойку. Его неформальный внешний вид почти не выдавал в слизеринце старосту школы. Тёмно-синяя шёлковая рубашка и прямые брюки в тон сливались в полутьме, оставляя семикурсника практически незаметным для остальной толпы. Если бы не отличительный взгляд, устремленный — Блэк мог поклясться, что они оба смотрели в одну сторону — вперед.       — Но Регулус так пˈгекˈгасно танцевал на Святочном балу! — разочарованно протараторила француженка, взглянув на слизеринца через плечо. Он лишь покачал головой, настаивая на своем твёрдом нежелании уподобляться поведению пьяных школьников.       — Это была разовая акция, — спокойно ответил Блэк, крепче сжав пальцами девичью талию. В подушечки пальцев врезались блестящие пайетки, украшающие вечернее платье шармбатонки. — Я сделал одолжение старику, чтоб его не хватил удар раньше времени.       — А мне ты не хочешь сделать одолжение? — она вырвалась из рук слизеринца, встав напротив. Длинный каблук туфель, удерживающий хрупкий вес девушки, позволял ей доставать до мужского подбородка.       Лолита смотрела на Регулуса исподлобья с толикой печали, впаянной в радужки цвета ночного индиго. Словно пыталась подчинить его своим полупьяным голосом, но это так не работало. Чтобы подчинить себе Блэка, стоило быть кем-то более могущественным. И носить имя, придуманное с помощью анаграммы.       Но подчиняться и прислушиваться к просьбам молоденькой француженки? Это уже за гранью допустимых вещей.       — Я сказал Нет, Лолита, — с нажимом отрезал Регулус, сверкнув чернью, заточенной в радужках. Их цвет сливался воедино с костюмом, сидящим на плечах парня, и только мертвецки бледная кожа играла контрастом. — Не заставляй меня повторять трижды.       — Я могу с тобой потанцевать, — внезапно откликнулся Крауч, до сего момента отмалчивавшийся неподалеку. Сегодня он держал себя в руках, соблюдая количество выпитого алкоголя, чтобы не повторить прошлую выходку, которая закончилась потасовкой с дурмстранговцами. — Если Блэк не против. И ты тоже, Лолита, — смущенно дополнил Барти, потирая ладонь о штанину брюк.       Блеск. Пусть уведет эту взбалмошную дуру подальше с глаз аристократа. Ему это только на руку. Потому что единственное, чему противился сейчас Блэк — это скоплению ненужной и визжащей француженки возле себя. Потому что Регулусу было похуй на все, что не касалось задания Волдеморта.       — Валяй, — лениво произнёс Блэк, делая шаг назад и упираясь поясницей в стойку. — Развлеки Лолиту так, чтоб ей больше не хотелось ебать мой мозг своими прихотями.       Кукольное личико шармбатонки треснуло, стоило ей уловить обрывок фразы, слетевшей молотком с уст слизеринца. Её глаза налились слезами, вымывающими густой слой туши с нижних ресниц. Нижняя губа дрогнула от невозможности сказать что-то в противовес скотской натуре Блэка. Француженку спас Крауч, подхвативший тонкую ладонь своей рукой. Он поспешил увести Лолиту на танцпол раньше, чем она изошла рыданиями.       — Очередная завоеванная крепость пала, — прокомментировал Рабастан, делая глоток огневиски. Блэк не реагировал, купаясь в саже из собственного раздражения. Тьма под плотью билась в унисон с ритмом сердца, шепча о том, что она была рядом. Всегда была. — Бедный завоеванный трофей полетел к чертям, да, Реджи? — друг продолжал сетовать, обсыпая слизеринца никчемными метафорами. Ебаный умник. — Эван, запиши имя француженки в список обиженных и угнетенных Блэком.       — Я уже нашёл занятие поинтереснее, Баст, — злорадно ответил Розье, выйдя из тени. Он сделал несколько шагов, вставая спиной к друзьям. Регулус и Лестрейндж переглянулись, пытаясь понять, что затеяла самая ядовитая, из их своры, змея.       Блэк повернул голову левее, чтобы рассмотреть в танцующей толпе силуэт, в который был готов вгрызться Эван. Ему не пришлось гадать слишком долго, ведь знакомый образ нашёл его сам. Притянул мужской взгляд к себе, продолжив уверенно шагать по направлению к слизеринцам.       Грязнокровка решилась подойти к Блэку, когда его окружали верные соратники. Левиафаны, охранявшие своего хозяина, готовые вцепиться когтями в каждого неугодного. Но Уоррен была угодной. Нужной. Важной. Он ещё никогда не видел человека, шагающего с такой смелостью навстречу собственной смерти. Истинная гриффиндорка — храбрая львица.       Уоррен обходила танцующих студентов, двигаясь плавно и чётко, боясь сделать неверный жест и раскромсать внутреннюю уверенность под подошвой чужих ботинок.       Её чёрное шифоновое платье невесомо облегало тело, достигая колен. V-образный фигурный вырез уходил петлей за шею, открывая вид на декольте. Блэк опустил глаза ниже, чувствуя, как вид мерцавшего колье обжигал роговицу глаза. Грязнокровка надела на себя его подарок. Достала его из прошлой жизни, привязывая ярлыком к настоящему.       — Какая неожиданная встреча! — крикнул Розье подходившей всё ближе девчонке. Его голосовые связки шипели от стекающей концентрированной ненависти, подогревая этот вечер на двести градусов. — Что ты здесь забыла, грязнокровка?       Она сбавила шаг, когда заметила перед собой Эвана, выглядевшего подобно гиене, нашедшей кусок сырого мяса. Остановилась, проходя изумрудными радужками по каждому слизеринцу, смотревшему на неё в упор. Нанизывая каждый дюйм её манящего тела на остриё многолетней вражды.       — Мне нужно поговорить с Регулусом.       Так просто. Без подтекста и лишних прикрас. Чисто и правдиво, что совсем не в стиле той, кто больше всего боялась, что их когда-то застанут вместе. А сейчас сама пришла в логово хищников, отдавая свою честь на растерзание.       — Как мило, — издеваясь, выплюнул Розье, обойдя девушку. Он встал за её спиной, положив ладони на плечи, тем самым заставив Блэка рефлекторно сжать зубы, чтобы не выдать себя. — Решила поблагодарить своего рыцаря? — театрально поджав губы, Эван бросил блудливый взгляд на Регулуса, ожидая его реакции. Но её не последовало. Он давно мёртв внутри. Или хотел таким казаться. — А как же Григоров? — слизеринец подцепил пальцами крупную бусину, а после брезгливо отбросил. — Ты ведь не зря старалась перед ним, чтобы заслужить эту чудную побрякушку?       Блэк хотел казаться мёртвым, чтобы собственные чувства — оставшиеся — не захлестнули его с головой. Он почти подался вперед, чтобы раскрошить череп Розье о начищенный пол. Вбить ублюдку в голову, что нельзя трогать чужое. Даже если это чужое не принадлежало Блэку.       Но Лестрейндж вовремя одёрнул друга, схватив за предплечье. Регулус метнул взгляд на Рабастана, и тот покачал головой. Не усложняй.       — Может, мы поговорим о твоих достижениях, Розье? — внезапно раздался хриплый девичий голос, вынудивший Регулуса вернуться к созерцанию межфакультетской бойни. Уоррен смахнула с себя ладони Эвана, сделав шаг назад — туда, где стоял Блэк. — Что сделал ты, чтобы выслужиться перед своим папашей?       — Не заговаривайся, грязнокровка, — сорвался вперед Розье, вытянув указательный палец вперед. Он оказался перед ней слишком близко, свирепо брызгая слюной в лицо девчонки. Гриффиндорка задела его за живое, и Регулуса это ничуть не удивило. Она всегда знала, куда бить. — Я с радостью укорочу твой длинный язык.       — Продолжай проговаривать эту никчемную реплику перед зеркалом, чтобы выглядеть убедительнее, — огрызнулась гриффиндорка, ударив ладонью по вытянутой ладони.       — Эван, Салазара ради, поубавь свой пыл, — вмешался Лестрейндж, взяв друга за плечо. Он буквально оттянул слизеринца от грязнокровки, пресекая назревающий конфликт. Семикурсник отшвырнул Розье подальше, закрывая его своей спиной. — Не стоит демонстрировать отсутствие манер в присутствии нашей гостьи, — Рабастан подмигнул гриффиндорке, давая ей возможность перевести дух. Но Блэк знал, что стоит за любезностью товарища — идеальный план, позволяющий зубьям капкана захлопнуться над добычей. — Может быть, ты хочешь чего-нибудь выпить, Уоррен?       — Посмотри на неё, — рявкнул Розье, который не желал мириться с присутствием грязнокровки. — Эта фригидная сука даже не знает, что такое огневиски!       Бросив короткий взор на светловолосого слизеринца, Уоррен повернулась на низких каблуках и сделала несколько шагов к барной стойке. Гонимая злостью и желанием доказать, гриффиндорка отыскала глазами пустой тумблер и наполнила его янтарной жидкостью из схваченной бутылки. Ведьма и вправду ни черта не знала о выпивке и допустимой граммовке, которую следовало соблюдать в приличном обществе. Грязнокровка лила огневиски до краев, желая показать, что она была знатоком даже в таком тонком деле.       Уоррен опрокинула тумблер, глотая жгучую смесь до тех пор, пока не осушила бокал полностью. До последней капли. Стеклянный тумблер с треском рухнул на стол. Ведьма ахнула, зажмурив глаза. Облокотившись о стойку, девушка едва удерживала равновесие на подкошенных ногах. Алкоголь сносил координацию так же стремительно, как и трезвость.       Слизеринцы оторопели, продолжив наблюдать за гриффиндоркой и её жалкими попытками привести себя в чувства.       — Знаешь, Эван, я тут вспомнил, что нас поджидает компания хорошеньких когтевранок, — отвлекающим тоном произнёс Рабастан, разрушая тишину, смешивающуюся с быстрым темпом музыки. — Пойдём, — он схватил друга за предплечье, уводя подальше от накаливающейся обстановки.       — Может, тебя проводить до уборной? — спросил Блэк, как только друзья покинули его. Собственный голос казался инородным, полностью не соответствующий отношению к ведьме, которое он сам же себе и внушил.       — Не нужно, — прохрипела Уоррен, прижимая кулак к губам, смазывая остатки горчащей жидкости. Спиртовые капли придавали девичьим устам сочно-алый оттенок, контрастирующий с усугубленной бледностью. — Я в порядке.       — Как знаешь, — пожал плечами Блэк, отставив свой бокал в сторону — подальше от гриффиндорки. — Ты сказала Розье, что хотела поговорить со мной, — Регулус поспешил перевести тему, изнемогая от желания узнать об истинной причине прихода ведьмы. Несмотря на то, что он прекрасно догадывался, зачем она пришла, ему хотелось услышать это от неё.       — Да, — смущенно начала волшебница, повернувшись к нему лицом. Пунцовые разводы на щеках добавляли ей жизни. Той, что ускользала от ведьмы всякий раз. — Я хотела сказать тебе спасибо за то, что спас мне жизнь.       — Пустяки, — Регулус отрёкся от благодарности, несмотря на едва ощутимое тепло, разливавшееся по лёгким. — Ты могла бы отправить свою трогательную речь совиной почтой.       — Есть кое-что ещё, о чём бы я хотела поговорить с тобой, — Уоррен приблизилась ближе, и в носовые пазухи ударил аромат её духов. Гребаные розы снова вонзились шипами в каждый дюйм его плоти, протыкая насквозь. — Ты же спас меня не потому, что хотел занять первое место? — её голос дрогнул на последнем слове, смазываясь с осязаемым страхом, исходившим из девичьего нутра.       — Мне это ни к чему, — с толикой правды ответил слизеринец, приближаясь к девушке в ответ. Их лица вновь почти соприкасались, но держались на шаткой дистанции. — Когда ты освободила Люпина и ушла под воду, то теоретически я мог оказаться первым, полностью выполнив условие испытания, — доходчиво объяснял Блэк, скрывая истинную причину спасения девчонки. — Но я выбрал спасти тебя, ни на секунду не задумавшись о призовом месте.       — Я могу узнать, почему ты выбрал спасти меня? — затаив дыхание, спросила гриффиндорка, не отрывая взора от острых черт мужского лица.       — Я не привык делиться секретами, — с полуулыбкой прошептал Регулус, сохраняя в голосе твердость.       Ведьма горько кивнула, норовя отстраниться. Разорвать их контакт, заполненный донельзя брешью. Её рука соскользнула с барной стойки, а нога была наготове сделать шаг назад, упорхнув из лап хищника. Едва ли. Если бы Блэк позволил.       — Но есть множество других способов, чтобы доказать, что я не лгу.       Капкан захлопнулся, обрывая пташке крылья. Звуча в унисон с последним брошенным словом. Ложь.

***

      Изабель аккуратно ступала по гравийной дорожке, засыпанной тонким слоем снега, почти растаявшим из-за надвигающегося потепления. Она внимательно смотрела под ноги, старательно перебирая ими, слыша, как стук коротких каблуков звучит в унисон с медленно протекавшей жизнью в соседней деревне.       В воздухе улавливался едва ощутимый шлейф свежести, напоминавший о том, что даже после самой затяжной зимы всегда приходит спасение. Спасение в лице весеннего тепла, окутывавшего с ног до головы. Когда солнце, смущенное грозным морозом, даёт отпор, посылая лучи освобождения от долгих месяцев заточения меж сугробов и густых, мрачных туч, кажущихся чем-то вечным. Безвылазным. Но спасение приходит всегда.       Однако, гриффиндорка считала, что спасение можно найти даже среди непроглядной ночи, окутанной белыми мазками ещё не растаявшего снега. Ступая с одной ноги с воющим ветром, толкающим в спину.       Морозный воздух покусывал девичьи щеки, оставляя на бледно-фарфоровой коже россыпь ледяных следов. Тёмно-бордовые распущенные волосы ниспадали по плечам, согревая тело мнимым ощущением горящего пламени. Скромное одеяние в виде платья совершенно не подходило февральской погоде, поэтому, помимо струящихся локонов, девушку утеплял наколдованный плащ, согревающий порцией волшебства.       Ведьме было крайне странно носить на себе частичку слизеринца, шедшего по правую руку от неё. С помощью волшебной палочки ему пришлось разорвать свой — девушка была уверена — дорогой пиджак, чтобы трансфигурировать обе части в подобие верхней одежды. Тонкая ткань не могла сойти за утепленное пальто, но обновляющиеся Согревающие чары смогли сотворить нечто пригодное из кусков хлопка.       Макгонагалл бы гордилась Блэком.       Он шёл с невозмутимым лицом, смотря на возвышающиеся горы вдалеке. Его серебристые глаза почти ни разу не коснулись девичьих черт с того момента, как они пересекли границу Хогвартса довольно нетипичным способом.       Когда Блэк предложил Уоррен доказать, что он не лгал о своём бескомпромиссном выборе, то девушка никак не могла поверить в то, что он решит продемонстрировать свою уверенность подобным способом. Она ожидала чего угодно. Высокопарных речей, которыми он бы одарил её там, где не видит никто. Очередной уловкой, заманивающей девчонку в свои необъятные сети, выбраться из которых ей бы уже вряд ли удалось. В голове вертелось множество теорий, но каждой из них гриффиндорка уверенно кивала в ответ.       Она доверяла слизеринцу, как не доверяла, наверное, самой себе. И в этом была главная причина, почему она верила каждому его слову. Почему поспешила выйти за Блэком из Выручай комнаты, спускаясь по меняющим положение лестницам, чудом не угождая в пропасть между пролётами.       Уоррен верила Регулусу и тогда, когда он без лишних слов привёл девушку к статуе Одноглазой ведьме на третьем этаже. Ожидание подвоха жужжало роем ос под сердцем, жаля ядом в каждый клапан, давая шанс убежать. Скрыться от него куда подальше, но истошно бьющийся орган отбивался от каждой атаки сомнения, даря призрачное чувство спокойствия.       Слизеринец не навредит тебе.       Прошептав заклинание, статуя отмерла, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, открыв тайный проход. Изабель осознавала: ступая на неизведанную территорию без своей палочки в компании сомнительного парня, ей вряд ли удастся выбраться из западни живой. Но вопреки панике, стучавшей на уровне горла, Уоррен сделала первый шаг навстречу темноте, наступая на горло вопившему голосу разума.       Весь путь, занимавший от тайного прохода до Хогсмида, молодые люди провели в тишине. Одной ладонью Блэк удерживал палочку, посылавшую на своеобразный лабиринт лучи Люмоса, а второй крепко удерживал девичью руку, пристально следя за тем, чтобы Изабель не оступилась.       Им удалось проникнуть в Сладкое королевство, оставаясь почти незамеченными. Если бы не хозяин кондитерской лавки, им бы удалось сбежать на одну из улиц соседней деревни, скрываясь от любопытных глаз.       От лишних вопросов Блэк откупился галлеонами, скупив у продавца несколько видов лакричных палочек, конфет, меняющих цвет языка и плитки шоколада. Весь свой набор, обернутый в перламутровую бумагу с брендированной надписью, он отдал Изабель.       Гриффиндорка продолжала молча шагать, стараясь успевать за быстрым темпом Блэка, поглядывая на своего спутника искоса. Девушка наблюдала за слизеринцем, стараясь оставаться незамеченной из-за развевающихся по ветру волос. Заинтересованность в смысле неожиданной прогулки разъедала её по кускам, заставляя прокручивать в голове всевозможные способы начать диалог.       Неужели он позвал её в Хогсмид, чтобы просто помолчать?       — Может, ты попробуешь хотя бы одну конфету? — начала ведьма, откусывая из своего презента лакричную палочку сочно оранжевого оттенка — апельсиновая. — Я не пробовала ничего вкуснее, чем эти сладости.       — Не люблю сладкое, — отрешенно ответил Регулус, доставая из кармана брюк пачку. Выудив из неё сигарету, он зажал ту между зубов, поджигая с помощью волшебной палочки. Дым от вдыхаемой затяжки моментально разнёсся по округе, вбиваясь в носовые пазухи клубом ностальгии.       — Как можно не любить сладкое? — прожевав, спросила Изабель. На губах все ещё оставалось послевкусие огневиски, выпитого на зло слизеринцам. Гриффиндорка всеми силами пыталась заесть неприятный пощипывающий внутренности осадок. — У тебя, что, не было детства?       Банальный вопрос выстрелил болезненной пулей, застрявшей в мыслях слизеринца. На секунду он сбавил темп, обнажая на своём лице нетипичную для парня эмоцию — растерянность. Но Блэку понадобилось слишком мало времени, чтобы прийти в себя и нацепить на острые скулы броню.       — От сладкого развивается зубная болезнь, — всезнающим тоном ответил Блэк, словно в мире маглов такового термина не существовало вовсе. Напыщенность была при нём даже тогда, когда казалось, что он беззащитен.       — Я в курсе, — не менее уверенным тоном парировала Изабель, кусая четвертую по счёту лакричную палочку. Очередная порция была почти в тон ходящему по пятам мраку, облаченному в вечерний костюм. Черничное послевкусие охватило каждый рецептор, заставив девушку прикрыть глаза в блаженстве. — В мире маглов это называется кариесом.       — Не знаю, как у маглов, но однажды мне хватило гребаного графина с зельем, чтобы навсегда перебить тягу к этой гадости, — бросил брезгливый взгляд на зажатую в ладонях ведьмы палочку, которая окрашивала девичьи пальцы в багровый цвет. — Поверь, если бы ты знала, каково это, то не стала бы пихать в себя огромное количество сахара.       — Просто кое-кто не знает, что такое мера, — улыбнувшись, беззлобно произнесла Изабель.       — Ты права, — сдавшись, согласился Регулус, сцеживая очередную дозу никотина с сигаретного фильтра. Он снова замедлил шаг, медленно разворачиваясь к гриффиндорке. — Я никогда не могу вовремя остановиться.       — Курение способно убить тебя намного быстрее, чем сахар, — затаив дыхание, сказала Уоррен, остановившись напротив слизеринца.       Вдохнув разлившийся шлейф ванильного дыма, девушка почувствовала знакомое покалывание в слизистой. Лёгкие забивались ставшим уже привычным ароматом, лаская органы изнутри. Если пагубная привычка была способна загубить Блэка, то Изабель была готова разделить с ним эту участь, только бы не разрывать их связь.       — Может быть, в этом и есть весь смысл, — по-волчьи ухмыльнувшись, слизеринец сделал последнюю затяжку перед тем, как испепелил сигарету волшебной палочкой.       Частицы медленной смерти дымкой развеялись по ветру, став очередным пятном в памяти.       Блэк не спешил отворачиваться и продолжать путь, оставаясь на своём месте. Посреди каменного моста, внизу которого журчал пробивавшийся сквозь лёд ручей, слизеринец созерцал то, как поблескивают изумрудные радужки при свете одиноко стоявшего фонарного столба.       Ладонь Регулуса потянулась наверх, бережно дотрагиваясь бледными от холода пальцами до тёмно-бордовых волос, убирая их за ухо. Невесомо касаясь кожи, обжигая своей хрупкой решительностью.       Изабель словно находилась под гипнозом, очарованная моментом истины, в которой может открыться многое, если взглянуть под правильным углом.       Даже в таких заблудших душах можно найти проблеск света.       И гриффиндорка видела. Изабель с замиранием сердца разглядывала то, как чистый, неиспорченный принципами и временем свет, пытался пробиться сквозь ртутные радужки.       Подобное она уже замечала однажды, когда Регулус был лишён привычного напускного величия, оставаясь простым парнем. Просто слизеринцем. Сокурсником. Они вновь оказались в одной лодке, которая всегда была предназначена только для них.       — Ты хочешь вернуться? — приглушенный мужской голос сорвался с уст, дробя на мелкие осколки устоявшийся щит волшебства, исходящий от их сердец. Его пальцы все ещё покоились на границе волос и девичьей шеи, медленно поглаживая покрывшуюся россыпью мурашек кожу.       — А у меня есть выбор? — хрипло ответила ведьма, коря себя за слабость перед аристократом.       Разумеется, ей следовало вернуться обратно в школу до момента, когда друзья начнут бить тревогу и искать гриффиндорку по всему замку. Но сейчас ей хотелось на время забыть о своей праведности и о том, кто ждал её в Хогвартсе. Единственный, кого она хотела, — стоял сейчас перед ней. И Уоррен не хотела отказываться от такого щедрого подарка судьбы.       — Выбор есть всегда, Изабель, — он широко улыбнулся, ни на секунду не показав, насколько непривычно ему было называть волшебницу по имени.       Без мерзких прозвищ. Без растянутой в издевательстве фамилии. Однажды он уже называл гриффиндорку так, но это было в порыве момента, когда тело сгорало от возбуждения, а мысли перепутывались в несвязный клубок. Сейчас разум Регулуса не был отягощен посторонними чувствами, и это подкупало.       — Пойдём, — слизеринец опустил руку, положив её на девичье плечо. Изабель вновь поддалась мужскому жесту, и ноги сами повели её вслед за аристократом. — Я знаю одно приличное место, где ты сможешь доесть всю свою гадость в более комфортной обстановке.

***

      Небольшая двухэтажная гостиница встретила молодых людей звоном колокольчика над дверью и отголоском престижа, если о таком вообще можно зарекаться, когда выбираешь временное пристанище в Хогсмиде. Выбор был невелик. Из всех приличных мест Блэк знал лишь одно, и сейчас он стоял на пороге, надменно осматривая каждый дюйм.       Небольшой холл, который напоминал одну из кладовых на Площади Гриммо, был выдержан в холодном бирюзовом оттенке. Ковровая дорожка в тон стенам и скудно расставленной мебели расстилалась от порога до стойки, за которой стояла Привет-ведьма. Все тот же успокаивающий бирюзовый цвет скрипел под подошвой, смешиваясь со следами от снега.       Уоррен, явно смущенная выбором приличного места, шагала за Регулусом, оглядываясь по сторонам. Наверное, она ожидала от Блэка чего-то более скромного для того, чтобы впасть в свою гребаную сахарную кому.       Казалось, её привлекала любая деталь в этой повидавшей время гостинице. Либо волшебница всячески старалась скрыть своё беспокойство отвлеченным занятием, созерцая всё, что угодно, но не слизеринца, подошедшего к стойке регистрации.       — Добрый вечер, — произнесла до скрипа вежливым тоном вырванная из полудремы ведьма, хлопая ресницами. Кипенно белые локоны были собраны в высокий хвост, открывая вид на бейдж, прикрепленный булавкой к блузке малахитового цвета. — Какой номер Вас интересует?       — Здравствуйте, Лиана, — как можно мягче ответил Регулус, убирая ладонь в карман. Он нащупал мешок, в котором оставалось несколько сотен галлеонов, которых было в изобилии для такой гостиницы. — Самый лучший из всех, что у Вас есть.       — Конечно, — она кокетливо улыбнулась, задержав свои голубые глаза на парня дольше положенного. Лиана щёлкнула пальцами, и возле её плеча из ниоткуда возник формуляр и прытко пишущее перо. — На чьё имя я могу оформить номер?       — Регулус Блэк. И, надеюсь, мы обойдёмся без дополнительной проверки личности, — произнёс слизеринец, протягивая девушке пятьдесят галлеонов, учитывая чаевые за искусно заученный скрипт и покладистость.       Блондинка приподняла бровь, но не отказалась от щедрого воздаяния за незаконное заселение.       — Вы будете один? — перо остановилось, взмахнув остриём в сторону аристократа. Ведьма склонила голову, явно ожидая положительный ответ. Но судя по тому, как улыбка растворялась на лице девушки, ответ нашёл её сам в лице подошедшей Уоррен. — А, значит, Вы желаете двухместный номер для себя и своей спутницы, — последнее словосочетание Лиана произнесла сквозь зубы, смиряя гриффиндорку оценивающим взглядом.       Гриффиндорка смутилась, растерянно взглянув на Регулуса:       — Мы…       — Да, будьте добры двухместный номер для меня и моей невесты, — Блэк оборвал волшебницу на полуслове, метнув на неё строгий бескомпромиссный взгляд. Она молча приняла зрительный удар, нахмурив брови. — Изабель никак не привыкнет, что скоро станет миссис Блэк.       Он обхватил её ладонь, притянув к своим устам, оставляя на замерзшей коже горячий след от поцелуя.       — К чему весь этот цирк? — прошипела ведьма, вырвав свою ладонь из хватки слизеринца.       — Помолчи, Салазара ради, — прошептал парень, бросив косой взгляд на Лиану, которая всё это время следила за пером, заполнявшим гостевой бланк. — Ты же не хочешь, чтобы у неё возникли вопросы?       — Ваш ключ от люкса, мистер и будущая миссис Блэк, — с фальшивой любезностью протараторила Привет-ведьма, положив на стойку медный ключ с бирюзовым брелком и выгравированным на нем номером. — У Вас есть багаж, который наш портье мог бы отнести?       — Не стоит, — произнёс Регулус, слегка толкнув Уоррен в спину, чтобы та направилась к лестнице. — Спасибо, Лиана, — он напоследок улыбнулся девушке, забрав ключ.       Гриффиндорка встретила слизеринца на первой ступени, прожигая принципиальным взглядом. Образ хорошей девочки, впаянный в изумрудный взор, царапался о радужки, пытаясь вырваться раньше, чем сама Уоррен совершит ошибку и победит в неравной битве. И что-то подсказывало Блэку, что на сей раз доверчивое сердце подведет девчонку.       — Зачем ты попросил у неё ключ от люкса? — недовольно процедила ведьма, прищурив глаза. Она боязливо озиралась по сторонам, боясь, что кто-то в этом захолустье сможет распознать в них двух несовершеннолетних школьников.       — Поверь, здесь люкс вряд ли чем-то отличается от спальни в твоём доме, — возразил Регулус, демонстративно обходя гриффиндорку, чтобы наконец-то добраться до второго этажа. — Я привык к комфорту и не хочу себя в чём-то ограничивать. Если тебе так не по себе от этого, можешь попросить у Лианы другой номер, — Блэк продолжал ступать на лестнице, плюясь ядом через плечо. — Только не забудь объяснить ей причину, по которой ты хочешь спать отдельно от своего жениха.       Через мгновение он услышал, как за спиной раздается быстрый стук каблуков, отпечатывавшихся на стенах звуков повиновения, через огромное усилие. Та принципиальная девочка, жившая внутри гриффиндорки, продолжала проигрывать. Уоррен вела счёт, пробегая вслед за Блэком по ступням.       — Я обязательно возмещу все твои траты, — проговорила гриффиндорка смущённым тоном. Даже не видя её лица, он мог поклясться, как оно покрывается слоем неловкости и желанием соскоблить с себя долговое обязательство перед слизеринцем.       — Оставь жалкие пару галлеонов себе, — хмыкнул аристократ, ища посреди коридора нужную дверь с двухзначным числом. — Сможешь купить целую коробку шоколадных конфет.       — Придурок, — пробурчала гриффиндорка, демонстративно скидывая плащ со своих плеч, созданный Блэком.       Она небрежно повесила кусок ткани на обнаженный локтевой сгиб, а после остановилась перед их номером, судя по довольному выражению лица грязнокровки. Блэк глухо выдохнул, проходя через несколько дверей, останавливаясь перед нужной. Вставив ключ и повернув несколько раз, он отворил замок, пропуская гриффиндорку вперед.       Регулус зашёл следом, сняв с себя ненужную пародию на верхнюю одежду, повесив ту на вешалку возле порога. Кожей он ощущал приятную прохладу, доносившуюся из приоткрытого окна. Слизеринец бегло оглядел номер, не замечая в нём ничего примечательного — неудивительно. Мозоливший глаз бирюзовый оттенок просто кишел повсюду, за исключением кровати — на ней был расстелен белый спальный комплект. Скудно обставленная комната не вызывала никаких чувств, кроме усталости.       Уоррен отбросила плащ на софу, стоявшую возле деревянного подоконника. Февральский холод, покусывавший обнаженные плечи, заставлял девчонку обнимать себя ладонями, чтобы согреться. В слабом свете двух зажженных свечей, стоявших на прикроватных тумбочках, можно было заметить, как неестественно выпрямлялась спина ведьмы, пытаясь сработать защитным механизмом. Посмотри на меня, мне ничуть не страшно. Нисколько не неловко.       Отвлекшись от созерцания гриффиндорки, Блэк обернулся, замечая дверь, ведущую в ванную. Ему было необходимо остаться наедине с самим собой хотя бы на жалких несколько минут. Смыть со своего лица гребаную маску нормального человека, обнажая перед зеркалом настоящий лик. Тот, что был давно лишён всего человечного. Плоть, натянутая на кости, сшитая гнилыми нитками всего греховного, что было в этом мире.       Он громко захлопнул дверь, запирая ту на щеколду. Вряд ли гриффиндорка захочет войти сюда, но ему хотелось перестраховаться ради собственного спокойствия. Спокойствия, блять, которого не было вовсе. Пара капель, чтобы он не сошёл с ума окончательно. Ничтожная унция, на которой он держался последнее время.       Выкрутив вентиль на максимум, Регулус зачерпнул холодную воду в ладони, чтобы та помогла унять хронический жар, плавивший каждый дюйм его ебаного тела. Такого чужого. Полностью вымотанного и исполосованного. Облокотившись о края раковины, Блэк пристально смотрел на своё отражение. Гнилая ухмылка выглядела неживой на мертвецки-бледном лице. В серебристых глазах не оставалось ничего, что можно было окрестить спасением. Лишь бездна, призывающая к себе. Топящая в своей темноте безысходностью, царапавшей роговицу истиной. Простой и до ахуения понятной, если знать, о чём сейчас думал Блэк, но в этом он даже сам себе признаваться боялся.       Дрожащими пальцами он прикоснулся к пуговицам, вытаскивая каждую из петель. Расстегнутая рубашка висела на похудевшем теле защитной мантией, не позволяющей разглядеть то, что обуревало Блэком. Он опустил ткань ниже, повернувшись к зеркалу спиной. Вытащив волшебную палочку из кармана брюк, слизеринец развеял чары Гламура, создававшие имитацию здорового вида.       С ужасом внимая багровым рубцам, Регулус нервно сглотнул. Шрамы все ещё сочились не кровью, нет. Самой ночью. Чёрным нефтяным сгустком, обволакивающим выскобленные рунические символы. Договор, который слизеринец позволил высечь на своей спине. Очередным напоминанием, на что он мог пойти, чтобы выслужиться перед Хозяином.       Блэк провёл палочкой по коже на спине, убирая размазанные следы, чтобы всё это выглядело менее мерзко. Жаль, что он не мог сделать того же с самим собой. Содрать нахуй шкуру с костей, перемолоть, чтобы собрать себя заново. И не выглядеть настолько жалким.       Аристократ резко натянул рубашку на плечи, поспешив застегнуть её, оставляя две верхние пуговицы расстегнутыми. Очередной ушат ледяной воды, чтобы придать лицу былое хладнокровие. Закрутив вентиль, слизеринец вытащил пачку, зацепляя зубами очередную сигарету.       Сигареты убьют тебя раньше, чем сахар. Знала бы Уоррен, что убьёт его либо рука кумира, либо собственные амбиции. А курение — это то, что его спасало. От всего.       Когда Блэк вышел из ванной, затягиваясь ванильным дымом, то застал гриффиндорку сидящей возле окна. Её тело было откинуто на спинку софы в расслабленной позе, а ноги она подогнула под себя, скрывая голые щиколотки подолом платья. Он прошёл к раскрытым створкам, усаживаясь на промозглый подоконник, вдыхая воздух спокойной ночи. Всегда приятно смаковать то, чего потом лишишься. Стараешься наполниться воспоминанием напоследок, чтобы потом было не слишком гадко.       — Можно? — тихий голос сорвался с девичьих уст, нарушая порядок мыслей, выстраиваемых Регулусом. Он непонимающе взглянул на гриффиндорку, внимательно рассматривающую то, как красиво падал лунный свет на лицо слизеринца. Уоррен кивнула на сигарету, удерживаемую мужскими пальцами.       — Зачем тебе это? — насмешливо спросил Блэк, ощущая на губах сладкий привкус. Единственный, который он мог вытерпеть.       Ведьма не спешила с ответом, плавно скидывая ноги на холодный пол, но это, кажется, её ничуть не волновало. Она не отнимала от волшебника своего взора, спасавшегося в порывах ветра, который ласкал спину, обожженную тёмной магией. Гриффиндорка медленно сокращала между ними дистанцию, прокрадываясь к точке невозврата. Он заметил, как дрожали её губы, но крепчала уверенность во взгляде.       Уоррен остановилась возле Блэка, облокачиваясь о стену. Пытливость оседала на её лице ширмой, перебивающей трепетное волнение. Ей крупно повезло, что слизеринец был оглушён собственными размышлениями и не слышал, как бьётся девичье сердце. Это было слишком быстро, чтобы принять за норму. Ведь в их случае только единственное слово было приемлемым и правильным. Отклонение.       — Хочу попробовать на вкус твою будущую смерть, — Уоррен лукаво улыбнулась, протянув изящные пальцы к мужской скуле. Регулус медленно поднёс сигарету к устам, желая вдохнуть в себя как больше спасательного дыма, перебивая шлейф её аромата.       Блэк почувствовал на себе гребаное дежавю, словно перемещаясь во времени. Ему казалось, что он до сих пор находился в чемпионском шатре, где гриффиндорка гладила его точно также. Нежно. Боясь спугнуть. Девушка переместила подушечки пальцев к мужскому рту, пытаясь забрать сигарету, но Регулус резко схватил её за запястье, с силой вжимаясь в девичью кожу.       Он медленно вытащил сигарету изо рта, туша её о лаковое покрытие подоконника. В носовые пазухи проник неприятный запах, заглушая собой противоестественный трепет, возникший в глубинах слизеринского нутра.       — Сделай это по-другому, — на выдохе, граничащим со смертью, вымолвил слизеринец, ступая за край.       И Блэку стоило отвлечься на ебаную жженую древесину. Отбросить от себя руку девчонки. Сказать ей, что аттракцион невиданной щедрости окончен, и им пора возвращаться. Он мог сделать всё, что угодно, блять. Но история не терпит сослагательного наклонения. То, что задумал Регулус — паразитическая идея, жившая в нём последние месяцы, — не позволила ему откликнуться на голос совести.       Слизеринец притянул к себе Уоррен, зарывшись пальцами в её распущенные волосы. Он старался не смотреть ей в глаза, чтобы не увидеть океан сомнения, готового бороться с его каплями самообладания. Делал всё инстинктивно, следуя животному порыву. Желанию покончить с навязчивой идеей раз и навсегда. Его обветренные сухие губы накрыли девичьи уста, прикасаясь с немой мольбой к гриффиндорке не прерывать. Смазанными движениями он въедался в её губы, притягивая её ближе к себе за волосы.       Между ними не осталось никакого расстояния, но Регулусу было мало этого ничего. Оно не утоляло его голод, который взывал его действовать резче, быстрее и интенсивнее. Его язык проникал глубже в рот ведьмы, вычерчивая на нёбе очередную мольбу. Уоррен отвечала лёгким, заглушаемым стоном, но не смела противиться, потому что ей хотелось. Она уже говорила об этом там, в шатре. Это единственное, чего я хочу. И подтверждала свои слова попытками сравняться в темпе с изголодавшимся слизеринцем. Какое совпадение, блять. Потому что он хотел того же.       Отстранившись, Регулус выдохнул, стараясь перевести дыхание. Набрался смелости взглянуть девчонке в глаза, в которых зеленым пламенем плескалось желание. Её грудь вздымалась в такт учащённому сердцебиению, норовившему оборвать жизнь у этого обреченного органа. Девичьи пальцы медленно коснулись рта, собирая остатки привкуса его будущей смерти. Чтобы с жадностью протиснуться меж губ, наслаждаясь минутной слабостью.       — Вкусно, — игриво произнесла Уоррен, не прервав зрительного контакта, слизав последние крупицы аристократичных чувств, вложенных в поцелуй.       Одно слово стало катализатором. Ебаным спусковым крючком, срывавшим самообладание с петель. Блэк передал гриффиндорке капли своего спокойствия, и это стало единственным оправданием. Потому что на большее он не был способен. Вообще. Рациональность покинула его так же стремительно, как он подхватил ведьму под руки, усадив на подоконник.       Слизеринец развел девичьи ноги в стороны, встав к ней вплотную. Уоррен прижималась к его телу, хватаясь пальцами за края рубашки, но Блэк пресек этот жест, потому что не хотел, чтобы она видела то, что потушит пламя страсти в радужках волшебницы.       Он схватил гриффиндорку за запястья, заведя обе руки за спину девчонки. Удивительно то, с какой податливостью Уоррен исполняла каждую его прихоть. Ведь только в такие моменты он имел власть над ней, и это чувствовалось слаще, чем целовать её. Ещё одна приторность, которую он мог переносить. Которой Блэк искренне наслаждался.       — Если ты сомневаешься, лучше скажи сейчас, — нависая над гриффиндоркой, гортанно протянул Регулус, утыкаясь носом в девичью щеку. Даже сквозь мазки по прохладной коже, он мог чувствовать, как трепещут демоны внутри. Как их разрывает на части от того, что хозяин не позволял им вырваться наружу. Играл в праведника, когда на деле давно варился в своём собственном адовом котле. — Потому что я не умею вовремя останавливаться, Уоррен. Дороги назад больше нет.       — Это единственное, чего я хочу, — повторила гриффиндорка, словно мантру, пытаясь достать губами до мужских, сведенных в тонкую полоску, уст.       Отпустив девичьи руки, Блэк спустился чуть ниже, к шее, развязывая узел платья. Он продолжал расчерчивать бархатную кожу ведьмы губами, оставляя несвязные, но внушительные поцелуи. Регулус опустил шифоновую ткань на талию, прокладывая губами влажную дорожку к груди, скрытой бралетом. Язык коснулся сетчатой полупрозрачной ткани, и Уоррен хрипло выдохнула, изогнувшись в спине. Мужские пальцы удерживали девичий живот, вжимаясь настолько, чтобы не потерять осязание того, что Изабель реальна. Сейчас. Здесь. Перед ним, нараспашку.       Слизеринец стянул бралет на реберные кости девушки, не желая довольствоваться девичьим телом через ткань. Язык вновь коснулся левой груди, а рот вакуумно вобрал набухший сосок. Он прекрасно помнил их прошлую встречу в ванной старост, когда Уоррен изгибалась, подрагивая от наслаждения, сливаясь с Блэком воедино. В подобие гремучей смеси, способной разрушить собой все живое.       Регулус продолжал вбирать девичий сосок губами, изредка прикусывая, наполняя каждый стон девушки новыми переливами. Уоррен рвано выдыхала в ответ каждому действию, впуская пальцы в тёмные волосы волшебника.       Это было похоже на ебаный мёд, стекавший по барабанным перепонкам, смазывавшим собою прогнившее нутро аристократа. Ответная реакция гриффиндорки была подобна наркотической дозе, вводимой внутривенно для пущего эффекта. До разрыва аорты, наполнявшей организм сочной кровью, смешанной с густым медовым соком. Очередная сладость, которую Блэк признавал.       Не разрывая физического контакта, слизеринец подхватил ведьму, унося её на укрытую белыми простынями постель. Бережно уложив девушку так, чтобы её ноги свисали, Блэк отпрял от девичьей груди, опустившись на колени.       — Помнишь, я обещал, что ты кончишь, Уоррен? — он медленно стягивал с неё платье, позволяя ведьме остаться почти голой.       — Да, — хныкнула гриффиндорка, попытавшись свести ноги, чтобы чувство разливавшего по мышцам вожделения не пропало.       — И я сделаю это, — уверенно ответил Регулус, протиснув между сведенных ног девушки ладонь, разведя их обратно. Он обхватил внутреннюю сторону бедра, массируя, чтобы волшебница продолжала расслабляться в его сильных руках. Его пальцы коснулись кружевных трусиков, выполнив несколько круговых движений. — Я, — он слегка надавил на клитор сквозь тонкую ткань. — Не ты.       Блэк подтянул девушку ближе к себе. Так, чтобы лицо было на уровне её длинных, блядски идеальных, согнутых ног. Регулус отодвинул тонкую ткань, невесомо касаясь пальцами чувственной точки. Ему хотелось попробовать ведьму на вкус. Испытать полный спектр её многогранности. Но медлил, потому что знал — это только разгорячит правильную девочку. Большой палец вновь опустился на клитор, монотонно воспроизводя круговые движения, позволяющие стимулировать либидо Уоррен.       Её тонкие ладони вжались в простынь, царапая белоснежную ткань в желании вырвать из себя сплетенный комок удовольствия. Гриффиндорка несвязно просила ускориться, позволить ей, наконец, прочувствовать на максимум.       Блэк проявил щедрость, слегка ускоряясь. Он чувствовал, как по его подушечкам стекала влага, с красноречием обозначая, насколько Уоррен была уверена в своём выборе. Продолжая стимуляцию пальцами, Регулус опустился ниже, губами прикасаясь к девичьему бедру. Слизывал языком аромат роз, ставший проклятьем.       Слизеринец осознал, что если бы розы, исходившие ароматом от влажного тела волшебницы, вдруг превратились в настоящие цветы, выраставшие из гладкой кожи, он бы подавился ими.       Языком он прочертил линию от внутренней стороны бедра к клитору, слизав естественную смазку. Регулус глотал её вкус, не задумываясь о своих принципах. Брезговавший прежде кровью гриффиндорки, сейчас Блэк наслаждался солоноватым привкусом, ласкавшим эрекцию, из-за которой в штанах становилось тесно.       Член пульсировал в ответ на каждый росчерк языком по чувствительным точкам, заставлявшим Уоррен хаотично хвататься за спасительную ткань в надежде, что это поможет сбавить темп подступающего оргазма.       Блэк отстранился от девичьего тела, слизав с губ остатки влаги. Его руки потянулись к бляшке ремня, стягивая ненужный аксессуар. Глаза неотрывно наблюдали за Изабель, которая медленно приходила в себя. Расстегнув брюки, Регулус стянул с себя мешающую ткань. Нащупав на полу выпавшую волшебную палочку, он взмахнул древком, задувая каждую свечу. Комната погрузилась во мрак, позволяя слизеринцу отделаться от рубашки. Уоррен не должна видеть руны.       Он медленно подступал к девушке, расцеловывая поочередно бедра, живот, грудь, шею, пока, наконец, не достиг лица волшебницы. Изабель смущенно улыбнулась слизеринцу в ответ, прикасаясь пальцами к его скуле. Жест, ставший её визитной карточкой. Таким образом она всегда улавливала его настроение и сохраняла свою безопасность. Но сейчас это было ни к чему. Регулус был готов на всё, чтобы она никогда не переставала делать так и даже больше.       Слизеринец опустился к Уоррен, продолжая нависать над ней на локтях. Его ладони поглаживали тёмно-бордовые волосы, в темноте казавшиеся темнее ночи. Темнее, чем сам Блэк. Но разве в таком светлом образе было место для чего-то, что было созвучно с такой тварью, как он? Конечно, нет.       — Ты девственница? — твердо спросил слизеринец, чтобы знать, как ему действовать дальше. В его жизни было мало неопытных девушек, и каждый раз это было что-то непредсказуемое. Но что-то подсказывало, что с Изабель все может быть по-другому. С ней всегда всё было по-другому.       — Да, — честно ответила гриффиндорка, дотягиваясь губами к ушной выемке парня, выжигая короткое слово на коже.       Внезапно промелькнула мысль, которая почти заставила Блэка стиснуть зубы в напряжении. Ему отчего-то хотелось задать больше вопросов, касающихся отношений Уоррен и Григорова. Перекрыть этот ахуенный момент чем-то грязным. Мерзким. Под стать тому, от чего сейчас пытался отречься слизеринец. Демоны залаяли, кропя душу мрачным гоготом. Они заливисто выли в ответ на скотские идеи Блэка, склоняя чашу весов до самых низов. Но один взгляд изумрудных радужек заставил каждую тварь заткнуться. Найти своё место, не тревожа Регулуса хотя бы до утра.       — Я постараюсь не делать тебе больно, — почти через силу промолвил слизеринец, и это обещание не стоило ничего. Потому что Блэк сделает ей больно. Обязательно. Не сейчас, но очень-очень скоро.       — Хорошо, — выдохнула гриффиндорка, хватаясь за мужские плечи, словно за спасательный круг, боясь потонуть в хлеставшей страсти. Блэк медленно стянул нижнее белье, опускаясь чуть ниже. — Только, пожалуйста, не слишком быстро.       Он кивнул, уткнувшись головкой члена в девичье лоно. Влажные горячие стенки смазывали набухший орган, принуждая Блэка не скупиться на темп, но он обещал ей.       Его губы коснулись губ гриффиндорки, отвлекая девушку от неприятных ощущений. Прикусывал зубами, оставляя неглубокие ранки, чтобы перебить жжение от первого опыта. Блэк вошёл в Уоррен медленно, растягивая девственную плеву. Едва он сделал это, как услышал глубокий вдох возле своего уха. Ей было больно — это нормально. По-другому быть не может. С ним не может. Регулус дал Изабель время, чтобы привыкнуть. Едва ощутимый кивок волшебницы позволил ему углубляться, сохраняя безопасный темп.       Блэк продолжал двигаться внутри девушки, параллельно оставляя насыщенные алые следы на шее Уоррен. Спустя несколько толчков, выдохи гриффиндорки преобразовались в лёгкие, едва ощутимые стоны. Регулус подхватил девичью ногу, согнув ту, чтобы слегка изменить угол проникновения.       — Боже, — простонала ведьма, облизывая и кусая мочку уха Блэка. — Это лучше, чем… чем…       — Чем что? — дразнящим тоном подхватил Регулус, сминая кожу на девичьем бедре. Его губы спустились ниже, прикусывая ореол сосков.       — Чем всё, что у меня было и могло быть, — обрывисто ответила Изабель, царапнув ногтями по трапециевидным мышцам парня.       Блэк замер от боли, осязая на своей спине чужое прикосновение. Отстранившись от горячей кожи ведьмы, Регулус ощутил, как из ран, являвшихся свежими рунами, медленно потекла кровь, смешанная с концентратом тёмной магии. Чёрная, нихуя не кристально-чистая, жидкость окропила пальцы Уоррен, отображая на лице оцепенение и ужас. Она прекрасно почувствовала, что именно было на его спине. Что её короткие ногти не могли срезать ебаный скальп.       Слизеринец приподнял взгляд, замечая сгусток вопросов в изумрудных радужках девушки. Её исцелованный рот был приоткрыт, словно готовился излить из себя неуместную фразу.       — Тебя это не касается, — грубо оборвал Блэк, наслаждаясь стихшей болью.       Не вынимая члена, Регулус с характерной ему резкостью, меняя позу. Он потянул Уоррен на себя, больше не держа её бережно за руки, талию или плечи. Слизеринец ухватился за тёмно-бордовые локоны, оттягивая за них девичью голову назад. Его губы больше не скользили плавно по её бархатной коже, они впивались с напором, чтобы перебить любопытство гриффиндорки.       Она что-то переключила в нём. Задела то, о чём не следовало вспоминать. Сорвала с горем запекшуюся рану, позволяя черни разлиться водопадом по спинным мышцам аристократа. Он чувствовала, как кровь гудела в висках, возбуждая в нём не желание к девчонке. Больше нет. Она пробудила в Регулусе животрепещущее чувство. Ярость. Гнев. Нежелание быть угодным. В нём говорила магия — не он. Но Блэк не мог противиться тому, что вновь разлилось по кровотоку. Его истинная сущность была слишком слаба, чтобы воспользоваться благами окклюменции.       Ведьме пришлось опуститься настолько, насколько позволяли расширенные стенки. Она вскрикнула от неожиданности, обхватывая ладонью грудь, сминая, чтобы перебить резкие толчки крупицей приятного. Блэк продолжал ускоряться, вбиваясь членом как можно глубже, чтобы показать Уоррен, что лимит его сдержанности истёк.       Изабель выгнулась всем телом, принимая в себя каждое поступательное движение. Отдалась моменту, расслабляясь, чтобы боль притуплялась с каждым новым движением. Её губы были искусаны почти до крови, а остатки выпущенной сущности, что жила в Блэке, теперь осталась горючим следом на девичьей груди. Тёмно-алая. Почти чёрная отметина на бледной коже смешивалась в серое, олицетворяя собой то, чем являлась их история. Небезопасным нейтралитетом, где не было места ни для хорошего, ни для плохого. Всё в их жизни было относительно.       — Регулус, — произнесла Изабель, задыхаясь от многообразия ощущений. Он не отвечал, продолжая толкаться членом, касаясь нервных окончаний. — Я должна тебе признаться.       Осознание ослепило белой вспышкой, дезориентируя слизеринца. Он не сбавил напора, но чувствовал, как страх сыпется по плечам густым снегом, охлаждающим уверенность. Блэка, оказалось, так легко спугнуть. Робкая фраза, брошенная в порыве страсти — вот, что действовало на него пуще всяких проклятий.       — Не смей, — рявкнул Регулус, схватив девчонку за щеки и притянув к себе.       Он чувствовал на глазах усталость и вкрапления крови от лопнувших сосудов. Но даже сквозь помутнение он мог видеть, как по девичьей щеке стекает слеза. Гребаная капля, которая означала начало конца.       — Ты будешь винить себя в том, что сказала мне это.       — Я люблю тебя.       Хрупкая слеза упала на ладонь Блэка. Капля, положившая конец всему, обратилась в бензин.       Но Регулус не мог винить Изабель. Тот, кого слизеринец должен проклинать — был он сам. Вместо того чтобы максимально уберечь девчонку от страданий и не заставлять её проникаться им, он пустил волшебницу в этот адский круг, вычерченный горючим. Уоррен лишь разожгла искру. Бросила горящую спичку в переливающийся ложным солнцем бензин.       Солёные девичьи губы накрыли мужские, с сожалением проходя по нежной кожице. Словно прося прощение за минутную слабость. За то, что разрушила привычный мир слизеринца одним предложением, сметающим всё на своём пути. Её уста были не способны вырвать из Блэка взаимность. Его сжатые в тонкую полоску губы не принимали в себя прощений волшебницы. Мужские пальцы на щеке Уоррен усилили хватку, оставляя на её бледной коже бледно-красные следы.       Регулус ускорил темп, вбиваясь в девчонку с новой силой, входя в девичье лоно всей длиной. Она задыхалась от каждого поступательного движения, обжигая горячим дыханием рот аристократа. Блэк безотрывно смотрел на ведьму, продолжая въедаться в её естество, желая закончить эту огромную ошибку как можно быстрее. Вцепившись в плечи слизеринца ногтями, Уоррен пыталась совладать с оглушительным взрывом, который вот-вот мог настигнуть её. Он трахал девчонку быстро. Безжалостно. Допивая остаток её самообладания до последней капли, упираясь головкой члена в чувствительные точки девушки.       Блэк чувствовал, что Изабель была почти на грани. Он отнял пальцы от её лица, схватив ведьму за задницу, направляя её тело таким образом, чтобы увеличить спектр ощущений. Регулусу хватило несколько амплитудных толчков, чтобы ощутить содрогания каждой девичьей конечности. Её слабый вскрик оглушил мужской слух, заставляя проникнуться наслаждением волшебницы, сливаясь с её оргазмом воедино. Кончая, слизеринец прикусил девичье плечо, оставляя на коже шрам.       Очередную метку, олицетворяющую, какое количество боли Блэк причинит Изабель в будущем. И эта была первой и последней, полученной в удовольствии.

***

      Изабель лавировала на грани сна и реальности, ворочаясь в прохладных простынях, спутанных вокруг её обнаженного тела. Каждая мышца болела так, словно гриффиндорка пробежала спортивный марафон. Нещадно наливалась молочной кислотой, заставляя пожалеть о случившемся.       Но, к собственному удивлению, ведьма не жалела даже о секунде, проведенной в стенах гостиницы. Словно всё произошедшее было самим собой разумеющимся. Предписанным сценарием судьбы, который рано или поздно должен был случиться.       Разумеется, Уоррен не предполагала, что её прогулка до соседней деревни обернется для неё чем-то подобным. Совершенно необъяснимым и полностью резонирующим с той жизнью, которая ждала девушку за пределами мира, созданного молодыми людьми на одну ночь. Бутафорной реальности, где не существовало никого, кроме них. И где им казалось, что всё случившееся — нормально.       По крайней мере, Изабель действительно так думала. До того, как раскрыла глаза, осознавая, что им рано или поздно придётся вернуться обратно и пытаться жить в мире, где всё строго делилось на чёрное и белое — никаких полутонов. Сердце гриффиндорки предательски сжалось от мысли, что ей придётся объясниться перед Владиславом, который даже не подразумевал о том, что правильная девочка сможет изменить ему с Блэком, кого Григоров презирал.       Но каждый поступок имел свою цену. И если Уоррен обдуманно шла навстречу наслаждениям, которые ей подарил Блэк в разных интерпретациях, то ей придётся быть честной. Прежде всего, перед самой собой. Секс с Регулусом лишь подтвердил её желание сделать выбор в его пользу. Размозжить внутренний стержень до мелкой крошки, чтобы довериться слизеринцу.       Даже если внутренний голос твердил о том, что это было ошибкой. Он не покидал девчонку весь вечер, кружа вихрем в черепной коробке. Нашептывал, чтобы гриффиндорка сдала назад, оберегая себя от мучительных последствий. Но он не остановил Изабель.       Ни тогда, когда она первая потянулась к Блэку, смывая границы дозволенного.       Ни тогда, когда волшебница почувствовала искренний страх, встретившись с глазами аристократа в момент, когда она почти узнала о том, чего знать не стоило. Вырезанное нечто на его спине.       Уоррен не отступила и тогда, когда Регулус сознательно не отреагировал на её признание, говоря, что она пожалеет о своих словах.       Каждое из наваждений казалось мелочным по сравнению с тем, что она испытывала к Блэку. Любовь. Не поддающуюся логическому объяснению, инородную и такую непривычную. Любовь. Очередное признание самой себе, выведшей из девичьего естества любое сомнение.       Внезапный стук в дверь разрушил тишину и поток размышлений в девичьем сознании. Изабель вздрогнула, чувствуя, как бессилие отходило на второй план, оставляя место замешательству. Девушка отпрянула от прохладных простыней, усаживаясь на кровати. Повернувшись к окну, она заметила, что в комнате больше никого не было. Может быть, Регулус был в ванной, из-за двери которой не доносилось ни звука.       Тревога окатила ледяным ушатом, соскабливая с внутренностей приятное послевкусие, чувствовавшееся расколотым стеклом. Легкие сжались от морозного воздуха, ощущавшегося теперь слишком явно в совокупности с пробившим сердце одиночеством.       Очередной удар по двери заставил гриффиндорку подняться, находя в темноте скомканное чёрное платье. Уоррен наспех натянула ткань на тело, завязывая тугой узел на шее. Колье, оставшееся нетронутым на груди, неприятно полоснуло кожу импульсом, доставляя ведьме дискомфорт.       Изабель медленным шагом направилась к входной двери, прислоняясь к ней лбом, чтобы уловить посторонние звуки за пределами комнаты. Третий удар отпечатался вибрацией на лице девчонки.        Она бесшумно вдохнула, произнося дрожащими губами:       — Кто Вы и что Вам нужно? — паника отпечаталась в голосовых связках, провоцируя по ту сторону хриплый смех, замораживающий кровь.       — Обслуживание номеров, — ответил мужской незнакомый голос.       — Ничего не нужно, — беспокойно возразила Изабель, отодвинувшись от двери. Она была заперта на щеколду, но это не служило гарантом безопасности. — Спасибо.       — Об этом попросил Ваш жених, — настойчиво продолжал незнакомец. — Пожалуйста, откройте дверь.       Голос разума продолжал верещать о том, что всё это — ошибка. Уоррен следовало убраться подальше от двери. Не ввязываться в мрачную череду событий, у которых был самый жуткий исход. Но упоминание Блэка вновь раскрошило смуту в душе гриффиндорки. Чувства к нему вновь превзошли всё. Даже инстинкт самосохранения.       Девичьи пальцы потянулись к щеколде, открыв замок. Незнакомец оттолкнул дверь, распахивая ту настежь.       Мужчина, прикинувшийся персоналом гостиницы, выглядел устрашающе. Он был крупного телосложения. Его высокий рост достигал двух метров, а открытые участки тела были покрыты уродливыми шрамами, напоминавшими глубокие укусы. Его лицо не выглядело человеческим. Оно напоминало исчадие ада, о котором пишут в самых страшных книгах. Звериные черты искажали лик, а вместо волос росла шерсть. Злобно скалящиеся губы обнажали острые гнилые зубы, способные разорвать своих жертв в мгновение ока. Особенно маленьких детей.       Уоррен узнала в незваном госте того, о ком ей рассказывал Ремус. Фенрир Сивый.       Желтые когти потянулись к девчонке, когда она сделала очередной шаг назад.       — Тёмный Лорд был прав, — взревел Сивый, и голос его теперь напоминал скрипучий лай. — Ты — упрямая сука.       И бедная львица оказалась в лапах свирепого волка, подосланного лживой змеей.