Чужак

      Глаза Блэка безотрывно скользили по строчкам, впитывая угольными зрачками каждую букву. Рукопись, украденная слизеринцем из небольшой семейной библиотеки на Площади Гриммо, покоилась на мужских коленях, давя грузом чужих знаний на мышцы. На тёмно-синей обложке золотым витиеватым шрифтом было выведено название «Полное собрание водных заклинаний. Расширенный курс». Регулус не надеялся на достоверность описанных предком — родоначальником великой магической династии — практик. Шероховатые страницы с выцветшими буквами на некоторых абзацах перелистывались с характерным шелестом.       Блэк размял затекшую шею, хрустнув позвонками, и вновь устремил свой взгляд в открытую книгу.       Слизеринец продолжал читать, надеясь, что хотя бы один способ, описанный Ликорусом Блэком, покажется юному аристократу полезным. Но всякий раз, когда серебристые радужки касались бледного текста, Регулус понимал, что предок не был разборчив в своих подходах. Каждый опыт, проводимый Ликорусом, в той или иной степени приводил волшебника к череде неудач. Иногда из-за недостатка знаний. Иногда провал поджидал первейшего Блэка из-за жажды получить больше и нежелания вовремя остановиться.       В рукописях не было описано, на ком именно проводились эксперименты, но что-то подсказывало слизеринцу, что подопытными существами становились сквибы или домовые эльфы — на пятнадцатой странице было описано, как мелкое неповоротливое существо сбило необходимые склянки с зельями своими огромными ушами.       Почти в каждой главе, посвященной долгому нахождению под водой, описывались подробности анатомической магии, служившей главным вспомогательным средством. Похожие заметки он видел на столе Уоррен, когда застал девчонку в кабинете Слизнорта. Возможно, её фолиант был написан последователями Ликоруса.       Ещё тогда Блэк понял, насколько рискованно увеличивать собственные органы. Читая подробности в книге предка, слизеринец всё сильнее убеждался, что данная магия больше похожа на самоубийство, нежели на то, что могло бы уберечь человека от проникновения воды в лёгкие.       Блэк мог обратиться с подобной просьбой к Лестрейнджу. Рабастан вбил другу в голову слова о долге и поддержке, которую так сильно желал оказать своему другу. Пичкал слизеринца высокопарными речами, что он всегда рад протянуть руку помощи, не боясь, что её откусят по локоть. Ебаный добродетель. Но что-то подсказывало Регулусу, что благородство семикурсника заканчивалось там, где начиналась опасная тропа тёмной магии.       Не потому, что Рабастан не являлся специалистом в деле, в котором его тренировали почти каждый день на каникулах.       Рабастан откажется от предложения Блэка, потому что он вряд ли захочет наблюдать за последствиями столь могущественного волшебства.       Подобно едкой саже, она застрянет в жилах испытуемого, а после обязательно даст о себе знать. Через какое-то время, выросши в организме опухолью, оставив на каждом дюйме естества свой неизгладимый след.       Когда Лестрейндж спасал Блэка от потери крови и увечий после сражения с огнедышащей тварью, тьма, заложенная в рунах и заклинаниях, растворилась, чувствуя благое намерение.       Применяя анатомическую магию ради корыстных целей, будь готов к тому, что она попросит за это особенную цену. И Регулус не был уверен, что готов отплатить за шанс остаться на плаву.       Но не только тьма, снующая за должником, желала перспективной расплаты. Существовал кое-кто ещё, кто желал от Блэка воздаяния за то, что аристократу было позволено мнить себя будущим Пожирателем смерти. Если Блэк облажается — снова — Тёмный Лорд едва ли захочет слушать от никчемного мальчишки оправдания и глупые тирады о том, что он не смог найти способ, чтобы продержаться под водой и вывести гриффиндорку из игры.       Потому что способ существовал. Вот он — прямо на ладонях. Черпай информацию из строк, захлебываясь. Внимай безвыходному положению.       Мысль, приведшая слизеринца в очередной раз в тупик, неприятно уколола шипом, пронзая купол, под которым он прятал своё истинное отношение к своему предназначению.       Парень откинулся на спинку дивана, посылая заклинание на восковую свечу, чтобы тёмно-зеленое пламя разгорелось ярче. Гостиная Слизерина была погружена в привычный полусумрак, а глубина Чёрного озера отражалась в начищенных мраморных полах. В главном зале змеиного факультета по разным углам располагались остальные студенты, что являлось достаточно обыденным явлением для пятничного вечера. Друзья остались в башне старост, выуживая у Лестрейнджа подробности, как тот провёл каникулы. В очередной раз за последний месяц, словно им никогда не надоедало выслушивать то, как Лестрейндж вновь резвился вдали от магического Лондона, погруженного в холод и мрак.       Регулус в свою очередь решил не вмешивать в свои будни, посвященные подготовкой к Турниру, беспечные вечера с сокурсниками. В последнее время он все чаще оставался наедине с самим собой, утопая в разном роде информации.       Но все чаще Блэк склонялся к размышлениям о грязнокровке, которую теперь почему-то язык не поворачивался называть этим гнусным прозвищем. Особая форма лицемерия — всерьез размышлять об убийстве девчонки, но бояться ранить её словом. Как будто гриффиндорка могла преждевременно треснуть и расколоться, подобно хрупкой вазе.       Он пробыл у неё всего один вечер, перед тем как на время исчезнуть из жизни Уоррен — по её просьбе. Однако, часов, проведенных с ней наедине, хватило, чтобы ментально связать себя с гриффиндоркой.       Он продолжал думать о ней. Почти всегда. И всегда по инерции, цепляясь за остаточный эффект от воспоминаний. Прокручивал, как заезженную пластинку, растворяясь в каждом повороте винила по часовой. Хватался за обрывки из девичьего голоса, мягкого смеха и любопытно-удивленных глаз, сверкавших изумрудом. Запаха роз, оставлявших ожоги на альвеолах, стоило Регулусу вдохнуть как можно глубже. Чтобы вновь почувствовать, каково это — быть преступно близко к ней.       Память искусно хранила в себе каждую подробность о том снежном вечере, перебрасывая слизеринца в магловский дом, окруженный запахом вкусной еды, приготовленной миссис Уоррен.       Блэк неустанно прокручивал в голове то, что ему было приятно находиться в магловском доме и не чувствовать ни капли презрения к тому, что окружало его. Когда слизеринец отправлялся к гриффиндорке (что, кстати, не входило в его планы), он ожидал чего угодно. Чего-то поистине отторгающего и мерзкого, под стать тому, что протекало — ведь так говорили — в жилах Уоррен. Но ничего из того, что ему навязывало чистокровное общество, он не застал в родной обители маглорожденной ведьмы.       И это настораживало. Ведь Блэк должен был почувствовать нареченное омерзение. Он был обязан плеваться, ощущая на себе скверность гребаного дома. И он точно не должен был оставаться там на ночь. Но любопытство, желание скрыться от собственных родственников, а впоследствии очарование заставило Регулуса прирасти к чужой земле.       Уоррен с легкостью приняла в своём доме того, кого следовало бы сжечь заживо, применяя Инсендио, дабы в будущем не захлебнуться в собственной доброте, смешивающейся с кровью.       Слизеринец пытался спихнуть блядское помутнение рассудка на опьянение и желание вновь сблизиться с Уоррен во имя великого плана Лорда. Конечно же, ради этого. Но малейшая мысль о том, что ему придётся убить гриффиндорку, давалась с непосильной болью. Она придавливала его каменным валом, дробя тело вместе с чудовищными мыслями в труху. Теперь идея Лорда казалась Блэку именно такой. Пугающей. Чужеродной.       Возможно, именно поэтому он был рад, что Уоррен в очередной раз отвергла его. Не позволила Регулусу впутать её в свои сети, которые, на самом деле, даже ему не принадлежали. Он был лишь машиной для убийства. Управляемым механизмом. Блэк часто повторял эти слова про себя, оправдывая тем самым свою участь.       Гриффиндорка почти упорхнула из жизни слизеринца, в очередной раз оставляя его без своего ценного внимания. Вернулась к своему привычному для правильной девочки распорядку — быть гребаной занудой, а по вечерам ласкаться с нерасторопным боровом. Так романтично, что аж за душу берет.       При воспоминаниях об Уоррен, слизеринец рефлекторно сжал корешок книги до побледневших костяшек. Она не должна мешать тебе, сопляк.       Он не мог так просто накинуть на себя новое обличие. Статус палача.       Но вопреки слизеринским оправданиям, Блэк уже являлся палачом. Стал им в тот момент, когда поклялся Лорду сделать всё, чтобы его план воплотился в жизнь.       Осталось лишь подтвердить свой статус мясника. Пересилить слабину, наступив на горло ловко скрытой человечности.       И никакие тёплые вечера, проведенные с маглорожденной ведьмой, не смогут этого изменить.       Ему следовало чаще применять окклюменцию, чтобы вытравить из себя зарождающиеся необъяснимые и порочные чувства к ведьме. Вытравить гнилой фермент, заполоняющий всю его сущность, заставляя усомниться в собственных взглядах. Блэку было необходимо очиститься от её пагубного влияния. Вспомнить, для чего он клялся. Вспомнить, что он не ебаный герой из сказок, которые так любила Уоррен (находясь в её комнате, он заметил несколько книг в этом жанре). Слизеринец не мог измениться ради неё. Не мог поставить на кон свою репутацию и жизнь ради очередной возможности прикоснуться к этим гребаным губам, смазанным самым сладким нектаром. Потому что это убьёт его. Нектар, оставивший след, проникнет ядом внутрь.       Блэк сидел прямо напротив глубины Чёрного озера, ежась всякий раз, когда глаза ненароком сталкивались с проплывающими озерными чудовищами. Он повторял про себя, что предстоящее событие — это всего лишь испытание. Никто не должен погибнуть. Ведь так говорили гребаные распорядители, когда с пеной у рта кричали фанфары своему проклятому турниру? В этом году все меры безопасности соблюдены и для волнения нет никаких объективных причин.       Но в голове синхроном с собственными мыслями вторил голос Томаса Льюиза, говорившего о том, что в его времена детей увозили из школы по частям. Кто мог дать гарантию того, что в этот год подобное не повториться вновь? Блэк мог бы поспорить. Ведь он должен сделать всё для того, чтобы один из чемпионов погиб. Если сам не сдохнет первым.       Слизеринец устало выдохнул, чувствуя, как по спине скользит предательская россыпь мурашек, щекотавших мужское самомнение. Тень прошлого нависла над тёмной макушкой, истошно крича, словно банши, обнажая слабости маленького Регулуса.       Если он не мог залезть в это ебаное озеро, то как он сможет справиться с остальными миссиями Лорда, которые по важности и риску превосходят купание в водоёме? Верно, никак. Блэку придётся справиться с собственными предубеждениями и испугом, чтобы доказать, прежде всего, самому себе, что он выше всего того, что не позволяло Регулусу погрузиться в водоворот второго испытания.       Вода действительно пугала Блэка. До дрожи в поджилках. До состояния первобытного ужаса, вселяющегося не постепенно, а — сразу, ударяя наотмашь переплетением негативных эмоций. Когда связки лопаются в глотке от невозможности выразить свою панику голословно, а кровь стынет в жилах, леденея, переставая циркулировать вовсе. Вот, что испытывал слизеринец, глядя на перелив мутной воды за стеклом. Животрепещущий страх, пронзавший насквозь.       Регулус прекрасно знал, каково это, — остаться на дне. Прочувствовал на собственной шкуре, когда парню исполнилось восемь.       Это случилось в гостях у Малфоев, когда родители привезли мальчишек Блэк погостить летом в поистине величавом Мэноре. Исполинское здание, построенное в готическом стиле, поражало своей необъятностью и бескрайностью для места, именуемого для кого-то домом. Но слизеринца не будоражил Мэнор. Он хотел исследовать края Уилтшира.       Приключения мальчика окончились неудачным заплывом в одном из озер. Блэк барахтался на поверхности воды, прежде чем уйти на глубину. Следивший за Регулусом Кикимер не умел плавать. Слизеринца спасло лишь чудо. Или великолепная сноровка домовика, аппарировавшего в само сердце графства, чтобы попросить помощи у волшебников. Из воды юного Регулуса вытащил Орион, а на суше их ждала мать, побледневшая от ужаса. Вальбурга еле держалась на ногах, вымаливая у Мерлина единственное — оставить младшего сына в живых.       Слизеринец сжал переносицу двумя пальцами, пытаясь соскоблить гнетущее наваждение, вспыхнувшее пугающим воспоминанием. До мужского слуха доносились приглушенный смех остальных змей, обсуждавших что-то, во что аристократ не желал вникать. Его мысли обрастали вакуумом в черепной коробке, не впуская в себя ничего лишнего. Голоса смешивались в одно неразборчивое фоновое пятно.       Регулус захлопнул громоздкую книгу, поднявшись с дивана, чтобы убраться прочь из заполненной гостиной. Шум в совокупности с разносящимся гулом чужих бесед отвлекали Блэка от разработки плана. Несмотря на то, что он почти склонился к варианту с помощью Лестрейнджа в анатомической магии, слизеринцу требовалось поразмыслить ещё, находя в чертогах разума наиболее безопасный вариант. Если такой существовал.       Блэк направился быстрым шагом к лестницам, ведущим на верхний этаж Подземелья, чтобы скрыться в своей комнате, где его точно никто не побеспокоит. Проходя мимо мягкой зоны, обставленной несколькими креслами и журнальным столиком, боковым зрением он заметил Вивьен, сидевшую в окружении своих слизеринских подруг. Блондинка сидела к нему спиной, и с такого ракурса невозможно было заметить проходящего мимо аристократа. Оно и к лучшему.       С того самого вечера, когда семейство Льюиз пожаловало к Блэкам, их дочь не смела больше заговорить с Регулусом. Девушка избегала любого зрительного контакта. В Большом зале держалась как можно дальше, садясь на другой конец стола. Он не знал, чем было обусловлено внезапное отсутствие уверенности, источаемой блондинкой за ужином в честь сватовства. Куда пропал энтузиазм выйти замуж за сына одних из самых уважаемых людей в магической Англии.       Возможно, после того спектакля, разыгранного слизеринцем, Вивьен и её родители пересмотрели своё желание породниться с Блэками. Но теперь Вивьен разорвала хлипкую нить, связывающую молодых волшебников. И Блэк мог честно признаться, что эмансипация Льюиз не могла не радовать. На одну проблему стало меньше. Однако на горизонте все ещё оставалась Лолита, продолжая служить для Блэка кем-то вроде посыльным, доставляющим новости от французского чемпиона.       К слову, не только юная слизеринка поменяла своё отношение к браку по расчёту. По возвращении домой, Регулус был уверен, что родители вернутся к своей неисполненной затее. Продолжат навязывать слизеринцу мысль о скорой женитьбе. Но его ждало полное изолирование от родителей.       Последние дни на Площади Гриммо Блэк провёл в частичном одиночестве, изредка перебрасываясь фразами с Кикимером. Орион отсутствовал в доме вплоть до отъезда сына, а Вальбурга оставалась в добровольном заточении в своей отдельной спальне, приказывая всей прислуге, а также младшему Блэку не тревожить её и ни в коем случае не пересекать границ её комнаты.       Отшельническое поведение матери пугало Регулуса, но злостный осадок на её поступок ещё не растворился до конца, поэтому аристократ оставил жалостливость при себе, насладившись остатком каникул.       Блэк толкнул массивную дверь, ведущую в мужскую спальню. В помещении царила кромешная темнота, а в носовые пазухи ударило переплетение нот из мужских одеколонов, отпечатывавшихся разнящимися ароматами. Слизеринец бросил заклинание, разжигающее пламя, на настенные факелы и прошёл дальше. Он бережно отложил книгу на прикроватную тумбочку, а сам обессилено упал на матрас, чувствуя под своими ладонями мягкую шёлковую ткань.       Серебристые глаза безостановочно вырисовывали фигуры, проходя по потолку. Он бездумно созерцал бетонные плиты, смотревшие на него свысока, наслаждаясь минутами драгоценной тишины. Никакого ебаного смеха, звучавшего в унисон со скребущимся наваждением по поводу своей дальнейшей судьбы. Никаких лишних голосов. Ничего из того, что могло бы помешать иллюзорному покою Блэка.       Слизеринец смаковал дарованное временем спокойствие. Мужские пальцы скользнули вверх по простыне, сжимая невесомую ткань. Ещё выше, карабкаясь по скользящему лоску, пока подушечки не нащупали под собой бумагу.       Блэк поднялся на локтях, поворачиваясь лицом к причине его моментального подозрения. То, что возникало внезапно, всегда вызывало у слизеринца необъяснимое чувство тревоги. Отработанный рефлекс — подарок Тёмного Лорда.       Регулус подцепил конверт пальцами, поднося его ближе к лицу. На полях белоснежной бумаги не было указано ни отправителя, ни адресата. Никаких отличительных знаков, намекающих на того, кто мог вручить Блэку письмо. Слизеринец нахмурился, вертя в ладони шелестящий прямоугольный презент от неизвестности. Он думал о том, кто мог протащить в спальню этот гребаный конверт, ведь Блэк сидел в гостиной несколько часов и его могли заметить прежде, чем тащить макулатуру на верхний этаж Подземелий.       Аристократ вскрыл письмо, аккуратно разделяя слой застывшей сургучной печати. Слизеринец предвкушал увидеть, что угодно. И, честно признаться, самая первая догадка, касающаяся содержимого письма, оказалась наиболее приближенной к реальности. Стоило Блэку увидеть знакомый почерк — лже-материнский, — как вдруг все призрачные опасения срослись в материальные, ощутимые на сухой бумаге, следы от чернил.       Тёмные пятна, соединяющиеся в буквы, гласили о том, чего Регулус так старательно пытался отсрочить. Визуализировал в своей голове, посылая сигнал суке вселенной, дабы та дала ему ещё немного времени. Но всё, что было у Блэка, — ничтожные минуты, проведенные в одинокой спальне.       Говорят, что перед смертью нельзя надышаться — ебаный бред. Потому что Регулус дышал полной грудью, чувствуя, как костлявая протягивает свои щупальца, обвивая шею мальчишки, давая возможность насытиться кислородом перед тем, как он встретится лицом к лицу с неизбежным. С собственной карой, которую он так виртуозно избегал, прикрываясь кем-то другим. Человеком. Не убийцей.       Избегал, пока не попал в капкан.       Серебристые радужки, словно в неверии, пробежали по каллиграфическому почерку, собирая сухие остатки фактов из многообразия шифров и отвлекающих фраз. Слюна скатилась по нёбу прямо в гортань, шпаря сухие стенки глотки концентрированной горечью.

      …Говорят, что в Кабаньей голове подают лучший коктейль «Кровавый василисник». Тебе стоит попробовать, пока местные жители не осушили запасы. Сегодня в девять.

***

      — Как прошли твои каникулы? — мужской голос окропил тишину, царящую в Подземельях, вырывая гриффиндорку из путины размышлений. — Слышал, Владислав писал тебе каждый день. Кажется, ты ему действительно нравишься.       Уоррен замедлила ход, удостоверяясь, не послышалось ли ей. Она натянула ремешок сумки на плечо, обтянутое тонкой водолазкой — опрометчивый выбор, учитывая то, где ей придётся провести несколько часов, — поспешив за другом, ушедшим на несколько шагов вперед. Люпин был намного выше ростом девушки, а размах его длинных ног ровнялись тремя шагам волшебницы.       — Да, — полушёпотом ответила Изабель, боясь разрушить громкостью таинство, царящее во владениях змеиного факультета. Он писал мне каждый день, но каждое из его посланий было проигнорировано. — Но у меня не было возможности отвечать ему.       Ремус нёс в своих руках стопку учебников Изабель. Следуя канонам галантности, гриффиндорец вызвался проводить подругу после ужина до кабинета Слизнорта; у волшебницы было назначено очередное дополнительное задание в сырых стенах Подземелья. Уоррен не могла не нарадоваться такому развитию событий, ведь впервые за долгое время она окажется в компании лучшего друга, а не в одиночестве. И не под руку с Владиславом.       Годрик.       Григоров — последний человек, с кем бы Изабель хотела остаться наедине, вопреки голосу совести, щебетавшему всякий раз, когда гриффиндорка встречалась с дурмстранговцем. И всегда не по своей воле. Их встречи являлись чередой случайностей, закольцовывающихся в то, что обычно звалось насмехательством судьбы. Настоящей иронией, тычущей Уоррен носом в особую форму предательства.       Ведь поведение гриффиндорки нельзя было назвать иначе.       Она всякий раз давала Владиславу ложные надежды, улыбаясь ему в лицо, несмотря на заготовленный нож за спиной, который рано или поздно должна была воткнуть в его широкую спину.       С тех пор, как гриффиндорка вернулась в Хогвартс, она так и не набралась смелости поговорить с болгарином. Все её попытки разбивались о невероятно нежный взгляд Григорова, устремлявшийся в девичьи — неверные — радужки, пытаясь всеми силами сломить её уверенность в собственном выборе, сделанным незадолго до возвращения гриффиндорки в Хогвартс. Его тяжёлый тембр касался слуха Изабель, демонстрируя всю силу своих искренних чувств. А лёгкие касания лишь подтверждали намеренность Владислава.       Всякий раз, когда он ненароком дотрагивался до тела волшебницы, ей казалось, что кожу пробивал разряд тока, прожигая вольтом остаток её терпения.       Она все ещё пыталась внушить себе, что её решение никоим образом не зависело от злополучного вечера, проведенного в компании Регулуса. Слизеринец не мог просто явиться в её жизнь внезапным вихрем, снося своим присутствием то, что Уоррен выстраивала месяцами. Не мог. Но он сделал. Стал катализатором, позволяющим ускорить процесс принятия решения. Сросся с её естеством, покрывая каждый дюйм своим клеймом.       В глубине души ей хотелось вернуться в тот вечер, когда слизеринец внезапно появился на её пороге, служа предзнаменованием разрушившихся истин. Исковерканным подобием подарка на Рождество, которое так сильно ненавидела Изабель. И вот ведь ирония — именно этот подарок ей хотелось заполучить больше всего, наплевав на собственные многолетние устои.       И это осознание лишь укрепило желание порвать с Григоровым.       Однако план, который ведьма расписала в собственной голове, так и остался невыполненным. Оставаясь вдалеке, проще решиться. Но когда находишься рядом с человеком, которому придётся причинить боль, становится не до решительности. Эмпатия сжирает всю бесстрастность, а чёртов внутренний голос продолжает нашёптывать, что Владислав не заслужил.       Изабель обязательно пожалеет о своём решении позже, когда она посмеет разрушить чужую жизнь, словно карточный домик.       Она так долго и упорно натачивала стержень внутри себя до колющей остроты, чтобы теперь понять — не к этому стремилась девичья сущность. Обретенная некогда внутренняя сила теперь не стоила и кната, если у Изабель не было возможности ею распорядиться и быть с тем, кто вцепился в неё силками и перетягивал на свою сторону.       Ей до боли в каждом дюйме хрупкого сердца хотелось почувствовать то же, что чувствовал кто-либо другой, не боявшийся открыться любви. Понять, что такое — настоящая любовь, предписанная кем-то свыше. Истинная. Без примеси вечных вопросов. Гриффиндорке так хотелось прикоснуться хотя бы кончиком пальца к Блэку, не боясь, что это уничтожит её в одночасье. К Блэку, который смог перевесить чашу весов в свою сторону.       Изабель хотелось быть уверенной, что нынешнее правильное не обратится в личный ад в будущем.       Ей оставалось радоваться тому, что подбирающийся Турнир не позволял Владиславу видеться с девушкой часто. Он пропадал в своей каюте, проводя время с директором, пытаясь найти способ пройти второе испытание. Григоров не обсуждал с Изабель то, насколько далёко он продвинулся в своих наработках. Она, в свою очередь, не интересовалась, сохраняя между ними проблеск соперничества.       Уоррен была также вовлечена в череду сменяющейся информации, которая позволяла как можно больше проникнуться темой предстоящего состязания. Книги, которые гриффиндорка читала на каникулах, оказались бесполезными. Точнее, Изабель посчитала описанный способ с анатомической магией не подходящим под свои скудные возможности. И навыки своих друзей.       Ей нужно было что-то более осуществимое и безопасное.       Без режущих заклинаний и литров крововосполняющего зелья.       Иначе ведьма погибнет раньше, чем начнётся испытание.       Мрачная перспектива отрезвила гриффиндорку, возвращая её в тесные коридоры замка. Уоррен догнала Люпина, шагая с ним плечом к плечу.       — Раз уж мы начали болтать о твоей личной жизни, — смущенно начал Люпин, почесав затылок. Плохой знак. Ремус всегда делал так, когда пытался незаметно сменить тему, которая могла показаться Изабель неприятной. Девичье тело напряглось под одеждой, и теперь тонкая ткань точно не могла уберечь её от пробирающей дрожи. — Ты так и будешь избегать Владислава? — молодые люди остановились перед дверью, ведущей в кабинет профессора Слизнорта, но Уоррен не стремилась ворваться в класс Зелий, чувствуя, как ноги наливаются свинцом. Гриффиндорка изогнула левую бровь, пытаясь выглядеть непринужденно. Словно это не она стремилась убежать восвояси, стоило дурмстранговцу обратить на неё своё внимание. — Не делай вид, что не понимаешь, о чём я, Изабель.       — Годрика ради, не веди себя, как Мэри, — вспыхнула Уоррен, занимая оборонительную позицию. — Мне хватает её нотаций и непрошеных советов по поводу парней, — гриффиндорка кивнула в такт своим словам, забирая у друга стопку учебников.       — Могу я кое-что спросить? — боже, он говорил точь-в-точь, как Макдональд. Дважды плохой знак. Просто ужасный. Сигнал о бедствии, к которому следует прислушаться.       — Попробуй.       Она не прислушалась.       — Твоё странное поведение никак не связано с тем, что произошло на Святочном балу? — Уоррен подавилась неожиданным вопросом, сорвавшимся с уст друга. Она прочистила горло, проталкивая вглубь воспоминание. Дрожащей ладонью прикоснулась ко рту, дабы скрыть, как по лицу змеей расползается замешательство. Гриффиндорка почувствовала, как под водолазкой начала гореть плоть — на том месте, где месяц назад покоилось колье.       — Что ты имеешь в виду? — девичьи пальцы вцепились в корешок книги, словно это являлось единственным, что могло удержать гриффиндорку на плаву.       — Ваш разговор со слизеринским уебком и его внезапный уход, — напомнил Ремус. Его лицо посуровело, а светлые глаза заполнились нефтяным сгустком, обнажая вечную злобу на представителя вражеского факультета.       Изабель поморщилась, пытаясь всеми силами убедить себя в том, что тот разговор ничего не значил для неё. Но она не знала, как объяснить себе порыв, оставленный за зубами, не говорить о младшем Блэке в подобном тоне.       Клубок девичьих чувств развязался. События, о которых пытался заговорить Люпин, всплыли в памяти волшебницы.       Те, о которых не знал никто.       И вряд ли узнает, потому что за такую истину можно лишиться всего дорогого, что было у ведьмы. Друзей, ставшей второй семьей. Собственной гордости. И последних крупиц самоуважения.       — Блэк хотел загнать меня в угол. Его очередные змеиные уловки, — Изабель практически не солгала, утаивая контекст. Ради собственного благополучия — оправдывала себя девушка. Она пыталась говорить непринужденно, умоляя голос не трескаться от воплощенных памятью серых глаз. — Ему до сих пор не даёт покоя моё первенство в Турнире. Обыкновенная зависть, — гриффиндорка измученно улыбнулась, собирая раскрошенный орган, лопнувший от натиска лжи, по частям. Она могла поклясться, что едва не потеряла сознание от переизбытка эмоций. Она чувствовала, как пульсирует вена у виска, скрываемого локонами тёмно-бордовых волос. — А сбежал он… да какая разница? Кто-то вообще способен понять его?       — Изабель, пообещай, что расскажешь мне, если он вдруг опять начнёт приставать к тебе, — решительно предупредил Люпин. Волшебница вздрогнула, опустив глаза в пол, попутно замечая, что гриффиндорец сжал ладони в кулак. — Я серьезно.       — Никто ни к кому не станет приставать, — и вновь ложь ошпарила кипятком язык. Ведьма самой себе не могла обещать то, что паразитическим пятном разрасталось в мозгу в последнее время, проведенное вдалеке от Блэка. — К тому же, меня волнуют совсем другие вещи.       Люпин продолжал смирял подругу взглядом, не моргнув ни разу. То, что любой уважающий себя гриффиндорец не выносил слизеринскую свиту, — было не ново. Аксиома многовековой ненависти не поддавалась изменениям. В мире не существовало ничего, что могло бы отразить вечную борьбу львов и змей. Неудивительно, что Ремус реагировал на случившееся месяц назад именно так. С подозрением. С беспрекословным желанием вгрызться в шею хладнокровного существа, защищая ближнего своего.       Но Изабель не нуждалась в защите. Она больше не боялась змей. К собственному ужасу, девушка готова была признаться в том, что собственный враг пленил её. Не оставил ни единого шанса избавиться от умертвляющих симптомов редкой болезни.       Момент истины, обнаживший искренние чувства к слизеринцу, ощущался подобием батискафа, которому рано или поздно суждено потонуть в глубоких, неизведанных мутно-серых водах. Стоическое беспристрастие растворилось в воздухе, унося девчонку на дно любовных перипетий.       Девичьи пальцы метнулись вверх по ремешку сумки, в очередной раз цепляясь за лоскут ткани, словно за спасательный круг. Изабель хлопнула глазами, соскабливая с себя след от противоречивых размышлений.       Она решила попытать удачу вновь. Друзья не раз возвращались к этому разговору, и каждый раз всё заканчивалось одинаково. Мэри и Ремус отрицательно качали головой, крича о том, что гриффиндорка сошла с ума.       Возможно.       Но у неё почти не оставалось выбора. Турнир наступал на пятки, обхватывая ступни лассо и царапаясь неизбежностью.       Уоррен принялась переминаться с ноги на ногу, предвкушая категоричность друга:       — Ты уверен, что?..       — Да, я уверен, что не стану вскрывать твою грудную клетку и увеличивать твои легкие, — безапелляционно заявил Ремус, перебив девушку. — Тебе пора, Изабель. Не заставляй Слизнорта проживать свою старость в ожидании.       Что ж, этого и следовало ожидать.       В глубине души Уоррен возрадовалась нежеланию друга поддержать гриффиндорку в её суицидальных наклонностях, желающих погрузиться в пучину запретных ритуалов.       Значит, ей придётся заручиться помощью того, чья зрительская симпатия была направлена в сторону другого чемпиона.

***

      На девичьем лбу проступила очередная испарина, смахнутая тыльной стороной худой ладони. Той, что не отнималась от двухчасового написания эссе о проделанной работе. Плоть на лице жгло от высокой температуры, а пот продолжал стекать по бархатистой коже, оседая липким пятном на подбородке. Если бы Уоррен помнила о плохой вентиляции в кабинете Зелий, она бы непременно заменила водолазку и брюки на более лёгкую одежду. Ту, что подходила под общий дресс-код магической школы.       Изабель изнемогала от желания закончить с зельем как можно скорее, но как бы она ни старалась, — турмалиновый осадок не спешил появляться на дне чугунного котла.       Гриффиндорка положила перо поверх чернильницы, встав с неудобного стула. Длинные прямые брюки неприятно прилипали к ногам, сковывая девичью походку. Девушка медленным шагом подошла к стойке с многолитровым чаном, морщась от концентрированного запаха. Густая смесь оставалась полупрозрачной — совсем не такой, как указано в рецепте.       Изабель вытащила волшебную палочку из кармана, левитировав к себе книгу с перечисленными ингредиентами и наполовину написанное эссе. Она сверила свои данные с рецептом автора. Все совпадало. Строго в указанных количествах, следуя пропорциям. Конечно, она не могла ошибиться и случайно вылить полный флакон со сцеженной слизью флоббер-червя. Любая погрешность могла стоить Уоррен заново сваренного зелья, но потраченное время и физическая измотанность не позволит ведьме совершить этот квест снова.       Она отложила книгу и пергаменты в сторону, размышляя о том, почему варево никак не могло оставить треклятый осадок. Уоррен не могла терпеть ситуации, в которых все выходило из-под её контроля. Совершенно необъяснимым образом, вычеркивая из памяти чёткую последовательность действий. Гриффиндорка прекрасно понимала, что подобное могло случиться с кем угодно.       Но Изабель — не кто угодно.       Взращенный идеализм и педантичность принуждали ведьму ломать любые стены, добиваясь своего. И если для этого ей придётся провести в чёртовых Подземельях всю ночь — так тому и быть. Она с радостью превозможет над собственной усталостью и часами сна для того, чтобы сварить Гербицид настолько идеально, что даже Слизнорт усомнится в авторстве зелья.       Профессор вновь отсутствовал в классе. Их занятие началось с приветственных слов, напутственный речей Горация и его кратким экскурсом по сегодняшней теме. Слизнорт предоставил девушке необходимую стопку книг, ингредиенты из школьного запаса, по которым вёлся строгий учёт. И хотя Гораций никогда не следил за расходом необходимых компонентов, Изабель использовала запасы в тех количествах, которые были указаны в рецептах. Следовала моральной ответственности.       Несмотря на своё ярое желание исследовать кладовую профессора на наличие готовых зелий или необходимых ингредиентов, которые могут помочь девушке в сотворении орудия против часового заплыва в Чёрном озере, гриффиндорка не желала прослыть воровкой. Ей было достаточно сентября со следящими за ней распорядителями. Очередные обвинения не входили в планы девчонки.       Взмахом волшебной палочки девушка потушила огонь, а содержимое котла аккуратно перелила мерной ложкой в одну из склянок, оставляя несовершенное варево остывать для дальнейшего исследования. Очищающим заклинанием гриффиндорка отмыла чугунную поверхность до скрипа, а после отставила емкость на подставку с горелкой.       Изабель принялась вновь следовать рецепту, скрупулезно вымеряя каждый добавляемый ингредиент. Она очистила рыбу-льва от мяса, отделяя кости от туловища. Требовалось растолочь хребет до неравномерного, крупного порошка — именно так и поступила ведьма. К рассыпчатому ингредиенту в ступке гриффиндорка добавила стандартный компонент, к счастью, не издававший зловонья. Девушка схватилась за волшебное древко, направив наконечник на горелку, и нижнюю часть котла окольцевало синее пламя.       Когда порошковая смесь, пахнувшая тиной и гнилой рыбой, начала густеть, смешиваясь с добавленной водой, Изабель слегка убавила огонь. Уоррен отложила палочку, обхватив пальцами книгу для дальнейшей вычитки. Среди строчек она пыталась найти ответ. Подробную расшифровку, к чему стоило отнестись внимательнее. Но блеклые буквы демонстративно перечисляли сухие факты, заставляя волшебницу додумываться самостоятельно. Хорошо.       Гонимая раздражением гриффиндорка, разорвала первичный вариант своего эссе, разбрасывая клочки на столе. Она сердито уставилась в колбу с остывающим полупрозрачным варевом перед собой, сцепляя зубы до стертой эмали. Ногти болезненно впивались во внутреннюю сторону ладони, а изумрудные радужки продолжали созерцать причину девичьего негодования. Она схватилась за стеклянные стенки сосуда, на которых образовался конденсат.       Жидкость, переливавшаяся от стенки к стенке в зависимости от наклона, все ещё не оставила осадка и не приобрела характерный цвет. Бледно-зеленый оттенок полностью отличался от того, что было представлено на рисунке в учебнике.       Изабель закусила нижнюю губу, чувствуя, что ответ вот-вот найдётся. Ей следует просто быть внимательнее, подключить логику. Что могло пойти не так? Может, она всё-таки ошиблась в компонентах?       Или сделала всё слишком правильно.       Уоррен подскочила на месте, хватаясь за баночку с надписью «Сок мурлокомля». Она зачерпнула стерильной мерной ложкой девять миллилитров — на три больше нужного — и добавила в кипящий котёл. Именно этот ингредиент способствовал образованию осадка.       Гриффиндорка с замиранием сердца наблюдала за тем, как сок смешивается с остальными элементами зелья, надеясь, что в этот раз всё получится. Она помешала варево четыре раза против часовой стрелки, а после взмахнула палочкой для закрепления промежуточного результата.       Когда ведьма схватилась за очередную склянку, сцеживая в керамическую чашку несколько грамм слизи флоббер-червя, входная дверь в класс распахнулась. Изабель быстрым движением схватилась за сосуд с неудачным вариантом зелья, убирая его за высокий чугунный котел, дабы скрыть от Слизнорта неудачу.       — Как ваши успехи, мисс Уоррен? — добродушно спросил профессор, хлопнув за собой дверью. Гриффиндорка внимательно вылила порцию слизи, интуитивно рассчитывая, какая именно граммовка не повлияет на густоту варева — оно должно оставаться жидким. — Судя по запаху, вы на пути к финишной прямой, — хохотнул Гораций, поправляя на широкой переносице очки в круглой оправе.       — Кхм, да, — девичий голос дрогнул, а взгляд снова ненароком коснулся мутной жидкости, скрывавшейся от глаз Слизнорта. — Осталось совсем немного, профессор.       Заручившись минутами, которые Гораций потратил на рассматривание заполненных пыльных полок, Уоррен бросила в котёл слизь, параллельно помешивая содержимое. Искоса наблюдая за профессором, гриффиндорка протянула к себе мешочки с травами. Она выбрала тот, в котором хранилась смесь, усиливающая исходную яркость зелья. И что самое главное — трава никак не влияла на вкус и действие варева. Идеально.       Бросив щепотку в почти приготовленный Гербицид, волшебница вытерла со лба испарину, устало выдохнув. Она присела на рядом стоящий стул, наблюдая за тем, как жидкость продолжала кипеть, преобразуясь в необходимое зелье турмалинового оттенка. Рискнув, Уоррен зачерпнула варево ложкой, отмечая появление тёмного осадка.       У неё получилось.       — Так-так, что тут у нас? — полюбопытствовал Слизнорт, спеша к столу, за которым работала студентка.       Изабель незаметно стащила склянку с неудавшимся зельем, спрятав её в широкий карман брюк. Она почувствовала, как неостывшее стекло обожгло кожу через тонкую ткань, но гриффиндорка мастерски замаскировала неприятное ощущение, спрятав его за слабой улыбкой. Профессор встал по другую сторону стола, взглянув в содержимое чугунного котла.       — Это… поразительно, — мужские очки сползли с переносицы Горация от удивления. Профессор переводил взгляд с кипящего варева на девушку, словно не мог поверить в то, что у неё получилось. — Признаться, я крайне удивлён Вашим навыкам, мисс Уоррен, — ободрительно заявил Слизнорт, сжав девичье плечо, а после отстранился, чтобы отлить зелье во флакон и поближе рассмотреть консистенцию. — Это зелье являлось проверочным испытанием для Вас, — гриффиндорка непонимающе взглянула на мужчину, теряясь в догадках.       — Испытанием? — переспросила Изабель, чувствуя, как специфический рыбный запах вбивался в носовые пазухи, спровоцировав тошноту.       — Тот рецепт, что Вы прочли в книге, был мною частично изменен, — объяснил Слизнорт, разлив Гербицид во флакон. — Я хотел проверить Вас. Сможете ли Вы найти изъян в том, что считается эталоном рецептуры. И Вам удалось, — с каждой брошенной фразой Уоррен чувствовала, что воздуха в лёгких становилось все меньше. Она с самого начала делала всё по неправильному рецепту. Её формула оказалась верной. Идеальной. — Браво, мисс Уоррен. Это лучший результат, полученный моими студентами за последние годы.       — Спасибо, профессор, — смутившись, произнесла гриффиндорка.       Она оперлась ладонью о край стола, чувствуя себя выжатой до последней капли. Облегчение смешивалось внутри с замешательством. Ведьма всегда считала Слизнорта поразительным человеком, не вписывавшимся ни в какие рамки. Невозможно было предугадать то, что покоилось у него на уме. И сегодня Гораций вновь превзошёл себя.       — О, не стоит благодарностей, дорогая, — мужчина ласково улыбнулся, и по краям его глаз образовались морщинки. Он взмахнул волшебной палочкой, заглушая огонь на фитиле, а после отставил флакон в сторону. — Мне стоит благодарить Вас за то, что я пополнил коллекцию особо выдающихся студентов! — Гораций хлопнул в ладоши, и гриффиндорка вздрогнула от резкого звука. — В таких случаях я говорю своим ученикам, что всегда готов протянуть руку помощи, если она Вам, конечно, потребуется. Так скажем, услуга за услугу.       Изабель дернула головой, въедаясь хищным взглядом потенциального лидера. Волшебница чувствовала, как судьба раскидывает перед ней козыри, способные побить любую карту жизненных испытаний. Она так хотела сотрудничать со Слизнортом, но боялась, что это будет выглядеть слишком самонадеянно. Выпрашивать подачки у человека, который не обязан ей помогать.       Но раз он был готов протянуть руку помощи… Уоррен с радостью примет её.       — Честно говоря, я бы очень хотела попросить Вас об одном одолжении, — застенчиво начала гриффиндорка, убрав выбившийся локон за ухо. — Я понимаю, что Вы являетесь деканом Регулуса Блэка, и, вероятно, Вы уже помогаете ему в подготовке ко второму испытанию, — она не знала, являлись ли её доводы правдой. Слизеринец не делился с ней подробностями своих планов, ведьма отталкивалась от своей теории.       — О, что Вы, нет, — Гораций отрицательно покачал головой, с неподдельным интересом внимая каждому слову Уоррен. — Регулус умный мальчик, способный справиться с любыми сложностями без чьей-либо помощи, — профессор широко улыбнулся, сжав плечо студентки. — Должность декана не повлияет на моё предложение.       — Разумеется, — против воли согласилась Изабель. Прозвучавшая фраза профессора по поводу Блэка чувствовалась пощёчиной по самолюбию ведьмы. Плевать. — И всё же, мне неловко просить Вас, — с содроганием в голосе продолжала Уоррен. Больше всего в жизни она ненавидела просить. Быть обязанной кому-то, особенно в столь масштабных делах.       — Смелее, мисс Уоррен, — подтолкнул девушку Слизнорт, поправив очки.       — Вам что-нибудь известно о зельях, способных помочь живому существу продержаться под водой дольше, чем позволяют его физические способности?       Гораций на секунду задумался, прижав палец к подбородку, а затем ответил:       — Да, такое зелье существует, — Уоррен сомкнула челюсть, не позволяя радостному вскрику вырваться из-за зубов. Она широко распахнула веки, чувствуя, как внутри разливается тепло, созвучное с тем, чего ведьма давно не испытывала. Облегчение. Ещё не всё потеряно. У неё есть шанс остаться в живых и пройти второе испытание. — Его свойства похожи на вакуум, обволакивающий легкие, чтобы не позволить воде проникнуть в органы дыхания. Человек может дышать через нос или рот, а вся влага будет расщепляться внутри его организма. Зелье действует около часа, но иногда бывают погрешности — всё индивидуально.       — И это зелье хранится в школе? — гриффиндорка замерла в ожидании ответа.       — К сожалению, мисс Уоррен, его хранение не предусмотрено в Хогвартсе из-за ненадобности.       Этого и следовало ожидать. Изабель разочарованно мотнула головой, принимая весь удар с гордо поднятым подбородком. Ей не следовало очаровываться этой иллюзорной перспективой, чтобы впоследствии не поедать собственное разочарование ложками, чувствуя, как язык полосует битое стекло. Так ощущались разбитые ожидания.       Гриффиндорка отвернулась в сторону. Глаза щипало из-за образовывавшейся предательской влаги. Соленые грозди слез скапливались в каналах. Стоило моргнуть, как собственная слабость польётся ручьём. Но Изабель держалась. Не позволяла себе прикрыть веки, довольствуясь приглушенным светом кабинета.       — Но это зелье можно сварить, — голос профессора послышался из-за спины. Её лучик надежды зажёгся вновь. — С Вашим талантом, мисс Уоррен, преград не должно существовать, — Изабель обернулась, смахивая со щеки фантомную влагу. — Я дам Вам рецепт.       — Огромное спасибо, профессор, — с теплотой в голосе поблагодарила гриффиндорка, предвкушая скрупулезную работу.       — Это ещё не все, — предупредительным тоном заявил Слизнорт, вытягивая указательный палец вперед. — Важный ингредиент — Тибетский турнепс — в Хогвартсе его не достать. Но я могу договориться со своим товарищем, живущим в Хогсмиде, он местный торговец травами. Лукреций продаст вам Турнепс по скромной цене.       — Когда я могу отправиться к нему? — нетрепливо спросила Изабель.       — Думаю, чем раньше, тем лучше, — с улыбкой ответил Гораций. — Вам следует поспешить, чтобы зелье успело как следует настояться перед началом второго тура.

***

      Январский вечер сгущал мрачные краски над макушкой парня, протаптывавшего себе дорогу до Кабаньей головы. Звездное небо распласталось вуалью по бескрайним шотландским краям, а серповидная луна приняла ржаво-красный оттенок, полностью отображая то, что ожидало слизеринца в месте назначения.       Олицетворение кровавой расправы сопровождало Блэка от дверей Хогвартса до немноголюдных улиц Хогсмида, бросая в силуэт очередное напоминание, срезавшее скальп. Вымачивавшее всё его слизеринское естество в кислоте, которая разъедала хладнокровность. Регулус мог сколько угодно обманывать самого себя, но истошно бившееся сердце являлось единственным просветом истины. Инстинктивный страх, клокотавший под ребрами, невозможно было перепутать с чем-то ещё.       Пиздец.       Собственная уязвимость нагнала его дважды за этот вечер. Такого раньше с ним не случалось. Блэк окончательно размяк, как ебаный слюнтяй.       Что будет дальше, Регулус? Попросишь Волдеморта пощадить и не убивать, вереща, как гребаная девчонка? Браво. Ты в полной заднице.       Ближайшая деревня даже в пятничный день не могла похвастаться толпой на главной улице, через которую пролегал путь волшебника. Оно и к лучшему. Последнее, чего не хватало Регулусу, — чтобы его заметили. Именно поэтому вместо привычного чёрного пальто, мужское тело согревала утепленная мантия с длинным капюшоном, свисавшим почти до носа. В таком одеянии у слизеринца было больше шансов не попасться на глаза.       Ботинки из драконьей кожи зачерпывали сугробы, покрывавшие гравийную дорожку. Хруст снега был слышен с каждым шагом, визуализируя в голове ассоциативный звук. Нечто похожее он слышал каждый раз, когда красный луч Круцио пробивал тело насквозь, цепляясь острой сферой за очередную кость, ломая ту до раскрошенного месива под плотью. Ступая по направлению к пабу, Регулус в очередной раз поморщился, вспоминая, как литрами пил Костерост в надежде, что это поможет.       Но моральные пробоины невозможно залатать горьким варевом.       Блэк достал из кармана сигарету, прикурив ту кончиком палочки. Едкий дым забился в лёгкие с первой затяжкой, всасываясь в орган серым вихрем. Слизеринец глубоко выдохнул, чувствуя, как горло першит из-за симбиоза холодного воздуха и никотиновой дозы, проходившейся наждачной бумагой по слизистой. Несмотря на болезненные ощущения, это было приятно. Чувствовать расслабление во время подступающего пиздеца. Остановиться посреди дороги, размышляя о том, что ждало за стенам знакомого места.       Слизеринец не строил ожиданий. У него не было в запасе вариантов, по которым будет следовать его судьба. Существовала только одна теория, трактовавшая ход последующих событий. И, честно признаться, его уверенность ничуть не помогала. Регулус был бы рад метаться в сомнениях, размышляя о том, кто именно ожидал его в пабе. Так было бы проще. Отвлекаться на жалящие мысли, впускающие яд шершнем, отравляя убежденность в своей правоте.       Блэк продолжал неподвижно стоять напротив входа в Кабанью голову, рассматривая свисающую на табличке тушу, по которой стекала жидкая, алая субстанция. Дрожащие пальцы поднесли ко рту фильтр, согревая миражным теплом потрескавшиеся губы. Влажный воздух выветривал ванильный аромат, оставляя на мантии въедливый запах никотина без каких-либо примесей.       Очередная глубокая затяжка, из-за которой сигарета в один миг дотлела до середины. Порыв ветра сбросил тёмно-серый фильтр к ногам слизеринца, пачкая вычищенные ботинки. Похуй. Честолюбие и педантичность давно иссякли из слизеринца, ведь в абсолюте — он был в большем дерьме. Несколько уродливых следов на некогда вычищенной обуви теперь не играли никакой роли.       Резким броском Блэк выкинул сигарету в сторону, ступая ближе к заведению. Он глубоко вдохнул, вытягивая из себя гребаную тревожность, поскуливавшую под плотью, словно подбитое животное.       Выдох. Скрываемое под капюшоном лицо обросло стальной маской, непробиваемой кольчугой, служившей единственным спасением.       Очередной вдох.       Разум очищается от непрошеного, становясь кристально чистым. Нетронутым паразитическими размышлениями, что ставили слизеринскую жизнь на кон. Его мысли — правильные. Нужные. Такие, какие и должны посещать чистокровного волшебника. Ни намека на ебаную слабость.       Все собрано по полочкам, за которыми скрывались потайные ходы, закрытые на тысячу замков.       До них не доберется ни одна живая душа.       Блэк толкнул скрипучую дверь, держа голову ровно, дабы на его личность не нарвался ни один случайно заблудший знакомый. Козырёк капюшона прилипал к переносице, контрастируя тёмным пятном на выбеленном лице. Тёплый воздух отапливаемого помещения ударил по щекам, добавляя мертвецкой плоти немного яркости на щеках. Однако Регулус был уверен, что подобие жизни на его лице не будет гореть вечно. Несколько мгновение и он вновь облачится в обескровленное нечто.       Наученный прошлым опытом, слизеринец направился к барной стойке. Проходя между столов, Регулус чувствовал исходящий отовсюду смрад. В носовые пазухи заливался душок немытых тел, пропитого имущества и незаживших ран. В этот раз он оглядывался по сторонам, интуитивно зная, что происходило вокруг. До слуха доносился омерзительный женский смех, вызванный, скорее, жалостью к себе, нежели подлинной радостью. Гостьи паба разменивали собственное тело, подобно галеонам. Пьяные раскосые улыбки ожидали своего объекта, который рано или поздно разобьёт их мнимое желание о костяшки пальцев.       Блэк оперся о стойку боком, положив локоть на поверхность, запачканную жиром и остаткам блюд. Он вздернул подбородок, выглядывая возле полки с расставленными бутылками, бармена. Щёлкнув двумя пальцами, слизеринец подозвал к себе крупнокостного мужчину, которого Регулус видел здесь в прошлый раз.       — Чего желаешь, странник? — по-свойски спросил Джон, продолжая натирать грязной тряпкой стакан.       Блэк смахнул с лица капюшон, открывая мужчине напротив свою истинную личность. Глаза бармена расширились — почти так же, как и в прошлый раз, но без тени удивления, — а последовавший короткий кивок обозначил, что Джон его прекрасно помнил и знал, для чего мальчишка явился сюда в очередной раз.       — Мистер Блэк, — его баритон окрасился почтением — или страхом, — слизеринец не различил почти идентичные эмоции. Джон отставил стакан и тряпку в сторону, метнув взгляд на потолок. Его кадык нервно дернулся, а глаза заблестели пеленой ужаса. Значит, Беллатриса находится здесь. — Вас ожидают на втором этаже.       Бармен уставился на слизеринца, ожидая, когда тот направится к лестнице, но Регулус не спешил. Джон буквально вымаливал взглядом у Блэка, чтобы тот прибыл вовремя и не доставлял проблем хозяину заведения.       — Налей мне чего-нибудь покрепче, — потребовал аристократ, кивнув головой в сторону стеклянных бутылок, одну из которых выдули в форме черепа. Пыльное стекло.       — В нашем заведении запрещено наливать чего-нибудь покрепче несовершеннолетним волшебникам, — издевательски протянул Джон, морща своё сальное лицо грубой усмешкой. Так, словно этот комментарий был сырым мясом после месяца голодовки, — острыми зубами вцепился в ублажение своего никчемного эго. Чтобы показать — власть на этой территории все ещё принадлежала ему.       — Думаю, сто грамм твоего пойла не повлияют на имидж этого захолустья, — Блэк оглядел обстановку, замечая, как одна из дам въедалась своим ртом в шею одного из посетителей, попутно расстегивая пуговицы на своем платье. Слизеринец обернулся лицом к Джону, невербально подтверждая свои слова. — Лицензию можно потерять и из-за более грубых нарушений, — аристократ слегка вскинул голову наверх, заставляя бармена побледнеть из-за косвенного упоминания Беллы.       Мужчина молча схватил открытую бутылку, стоявшую рядом. Он левитировал к себе тумблер, плеснув туда больше положенного. Так даже лучше. Продолжая смирять мальчишку взглядом, Джон поставил бокал на поверхность стойки.       — В счёт нашей последней встречи, — Регулус отсалютовал тумблером, едва не расплескав содержимое, отдававшее кислотно-зеленым оттенком, напоминающим одно знакомое смертельное заклинание.       Мужчина уже порывался что-то ответить, но внезапно застыл, видимо, вспоминая их прошлый диалог и то, как слизеринец безвозмездно бросил несколько галеонов.       Блэк направился к уже знакомой лестнице, попутно вспоминая номер комнаты, в которой его ожидала Белла несколько месяцев назад. Он сделал несколько глотков, брезгливо морщась от следов пыли на краях бокала. Напиток был лишён какого-либо вкуса. Сплошной спирт, обжигавший пищевод. В огневиски содержалась высокая дозировка промилле, но в этом алкогольном нечто его было явно больше. Регулус сделал ещё несколько глотков, но не решился допивать, опасаясь, что может просто свалиться с ног, цедя столь крепкий алкоголь на пустой желудок.       Он отставил тумблер к стене, попутно поднимаясь по ветхим ступеням. Древесина неприятно скрипела под ногами, и Блэк старался ступать медленно и осторожно, не рискуя ускоряться на такой небезопасной конструкции. Он прекрасно помнил свои ощущения, когда поднимался здесь впервые.       Спирт впитался в кровеносные сосуды, разносясь по венам. Слегка притуплял эмоции и чувства, разгорячая физическую оболочку. Губы занемели, а мысли, сокрытые под тысячью замками, норовили вырваться наружу. Нет. Он этого не допустит. Ведомый желанием сбросить напряжение, слизеринец не учел одной простой истины. Алкоголь — враг окклюменции.       Нащупав в кармане утепленной мантии палочку, Блэк обхватил пальцами рукоять, ступая в дальний коридор. Тупик, к которому набрел слизеринец, и тусклый свет — единственный торшер горел все также в противоположной стороне — показались слизеринцу до безумия знакомыми. Тремор охватил мужские ладони, словно сигнализируя о том, что Регулус пришёл к нужной комнате. Он затаил дыхание, убеждаясь в этом. Табличка с номером "15" высверливала глаза своей мрачной таинственностью. Вскипавшая в венах кровь застыла в жилах парня, выветривая из организма следы лёгкого опьянения.       Он неуверенно опустил латунную ручку вниз, отворяя дверь. Переступив порог комнаты, Блэк застыл. В отличие от прошлого визита, в этот раз она была ярко освещена. Горящие настенные факелы озаряли собой абсолютно всё.       Начиная от скромного убранства — потрепанные желтые обои на стенах, поеденный молью ковер и несколько стульев, — заканчивая до ахуения ожидаемой гостьи сего заведения.       Ставший привычным облик Беллы ничуть не удивил Блэка. Она вальяжно восседала на потрепанной мебели, воображая, будто эта груда щепок могла показаться кому-то величественным зрелищем. Позаимствованный цвет волос ведьмы казался ещё насыщеннее. Полымя, струящееся по плечам, слегка скрывало верх тёмно-фиолетового платья, поддерживаемого чёрным корсажем.       — Ты прибыл почти вовремя, — привычная эмоциональность с примесью сумасшествия отсутствовала в голосе кузины.       Лестрейндж глядела с характерным высокомерием, заточенным в каждой тёмной радужке. Но ни тени обезоруживающей улыбки, ни игриво-убийственной опасности она не излучала.       На лице, принадлежавшем симпатичной грязнокровке, прослеживалась кротость. Словно Белла боялась сказать лишнее. И это было странно — видеть её такой. Собранной. Не позволяющей себе резких движений и ядовитых комментариев. Державшей язык за зубами, словно марионетка, чей рот был зашит гнилыми нитками. Такой её можно было увидеть нечасто. Лишь в моменты, когда рядом с ней присутствовал…       — Смелее, Регулус, — из-за мужской спины донеслось шипение, пронзившее каждый позвонок. — Чувствуй себя, как дома.       Дверь за спиной громко захлопнулась, сотрясая стены. Блэк вздрогнул. Скорее от неожиданности, нежели от постороннего звука. Слизеринец резко обернулся в сторону, откуда доносился голос, который он давно не слышал наяву. Только в своей голове.       Серебристые радужки вцепились в силуэт, скрываемый за перегородкой в виде шкафа. Регулус метнул взгляд к кузине, но та лишь продолжала смирять взглядом фантомный росчерк на полу, выдававший ещё одного гостя. Ну, конечно. Этого и следовало ожидать, когда слизеринец читал письмо. Если Лорд решился внезапно написать Блэку, доставляя письмо в школу, это означало только одно. Он хотел личной встречи с мальчишкой.       Слизеринец продолжал стоять не в силах пошевелиться. Тревога, воспрянувшая в жилистом теле волшебника, была обусловлена не появлением Волдеморта. Цепляющаяся крючками эмоция билась под яремной веной из-за того, что Блэку было нечего предоставить своему Хозяину. Его цель была обнажена за неимением достижения. Карманы пусты — в них все ещё не покоилась голова грязнокровки.       Значит, сегодняшний вечер можно считать по праву последним. Ведь за всё всегда приходилось платить, верно? И слизеринец отплатит своей жизнью из-за того, что его ебаное мягкосердечие сыграло против него. Он надеялся, что у гриффиндорки хватит достаточно ума, чтобы догадаться обо всём и сбежать нахуй из страны. Иначе во имя чего Блэк совершит жертву, которая не входила в его планы.       Послышался треск стула, на котором восседал Волдеморт. Медленные, плавные шаги, напоминающие движение змеи, раздались за шкафом. Тень подступала все ближе и ближе, а свет, падавший слева от перегородки, постепенно обнажал внешний облик тёмного мага.       Блэк рефлекторно опустился на колено, поклонившись Лорду. Дань уважения, за которым не стояло ничего. Условность, умасливающая величественность Реддла, стиралась в сознании Регулуса. Он прекрасно понимал, что по-настоящему он ничего не вкладывал в этот жест, ведь его принципиальность давно развеялась прахом. В тот момент, когда он отказал самому себе убивать ебаную маглорожденную ведьму.       — Ну же, к чему эти сцены, — замогильный голос коснулся слуха. Слизеринец непонимающе вскинул голову, замечая перед собой совсем другого человека. Незнакомую оболочку, говорящую и ведущую себя, как Реддл. Но внешне он не замечал никакого сходства. — Моей правой руке не предстало вести себя, подобно челяди. Поднимись с колен, Регулус.       Блэк не думал ослушаться. Собрал расплескавшуюся гордость, сочившуюся сквозь пальцы, подобно соленому морю. Отпечатывавшаяся соль разъедала кожу, напоминая о том, во что превратился слизеринский сопляк. Сменил бразды правления, выращивая за спиной нити, за которые так искусно дергал Тёмный Лорд.       Волдеморт смерил мальчишку отстраненным взглядом, не выражавшим чего-то определенного. У Регулуса в запасе было всего мгновение, чтобы оценить новую оболочку Хозяина.       Лицо его было моложе, лишенное привычных лёгких морщин на лбу и возле рта. Бледный оттенок кожи стал сочнее, превращая природную мертвенность во что-то более тёплое. Схожее с жизнью, гонимой по венам. Но его глаза — единственное, что не могло изменить ни заклинание, ни зелье, ни сама природа. Характерные овальные зрачки, ставшие уже отличительным штрихом. Бесовские оранжевые ореолы радужек ощущались лезвием, способным разрезать одним резким движением. Легким взглядом исподлобья.       Реддл сделал несколько шагов к Беллатрисе, не удостаивая ту зрительным контактом. Ведьма разочарованно оскалилась, но не позволила себе произнести и звука. Тёмный Лорд смотрел вперед, созерцая мрачный вид из окна. Каждый пройденный дюйм чувствовался ритмом танца на костях Блэка. Очередным вбитым гвоздем в крышку гроба.       Подойдя ближе к сгнившему подоконнику, Волдеморт щелкнул двумя пальцами руки, убранной за спину. В середине комнаты образовались стулья, выглядевшие целее и роскошнее, чем тот, на котором восседала кузина.       — Присаживайся, — сказал волшебник, продолжая стоять спиной к слизеринцу.       Регулус подавил рвотный позыв, вызванный выпитым алкоголем, смешавшимся с животным страхом. Он обхватил рукоять палочки, торчащей из кармана брюк, следуя инстинкту самосохранения. Неуверенно прокрался по ветхим доскам вперед, чувствуя, как сердце жалобно барахтается внутри, клянясь выпрыгнуть из груди. Настолько истошно оно билось.       — Как продвигаются мои дела в Хогвартсе? — вопрос, на который лучше не знать ответ. Вопрос, который априори звучит, как ебаный приговор. Как приставленная к виску Авада, желающая выбиться мощным потоком из кончика палочки, размозжив голову, в которой поселилась паразитическая мысль.       Блэк присел сбоку от Беллатрисы. Специально, чтобы не видеть в её глазах блядского презрения, делавшего чёрный цвет её глаз ещё гуще. Краем уха он уловил неконтролируемый натужный вздох и то, как дернулось женское предплечье.       — Ваши дела претерпевают некоторые трудности, мой Лорд, — голос слизеринца будто не принадлежал ему. Истончившийся. Лишённый напускной силы и величия. Привычный лёд таял, растекаясь под гнётом более могущественного волшебника.       — Претерпевают некоторые трудности? — Реддл резко обернулся, сверкнув оранжевым бликом радужек, окрасившимся в мутно-ржавый. Подобно луне, висевшей в ночном небе. Утробное рычание, издававшееся из глотки змеи, облаченной в человека, заполонило собой всю комнату. Мебель затряслась от силы, вложенной в очередной вопрос. Тёмная магия, циркулировавшая злостью по опустевшим венам Лорда, всасывалась в каждый дюйм, оставляя угольно-алый след. — Белла, скажи, терпелив ли я к некоторым трудностям? Готов ли я мириться с теми, кто не может выполнить элементарное задание?       — Нет, мой Лорд, — покорно ответила Лестрейндж, пряча глаза в пол. Её стоический образ иссяк под сгорбившейся тушей, прилипшей к спинке стула. Она выглядела, словно загнанное животное.       Волдеморт ощущался подобием бомбы замедленного действия. Его суровый вид затемнялся намёком на растерянность, но всё это было лишь уловкой. Отвлекающим маневром, чтобы на секунду поверить — он позволит Регулусу пройти путь искупления. Но в реальности — это было лишь плодом разыгравшегося воображения мальчишки. Шрапнель обязательно найдёт свою цель.       Регулус заметил, как ладонь Реддла дернулась, проникая в карман твидового пиджака, доставая то, что так долго предвкушал Блэк.       — Круцио! — завопили мужские уста, обнажая хищные зубы, готовые разорвать никчемного предателя.       Палочка Реддла, напоминающая формой человеческую кость, била точно в цель, выпуская алый луч. Так похожий на цвет волос той, по чьей вине Блэк оказался припаянным к полу. Его тело содрогалось в конвульсиях, реагируя на каждый лопающийся импульс боли под плотью. Регулус царапался ногтями о половые доски, оставляя борозды мольбы на дереве. Пытался не выблевать внутренности, перемолотые в фарш одним заклятием. Кровь сочилась из носа — последствие разорванных сосудов, не выдержавших накала агонии.       — Девчонка не так проста, как мне показалось на первый взгляд, — выплевывал каждое слово Блэк, стараясь удержаться от блядского стона, распускавшего шов маски окклюменции. Реддл резко повернул голову в сторону мальчишки, изогнув бровь. Внимал его словам, давая шаткую возможность оправдаться. — Убить её на первом испытании не удалось даже дракону, — слизеринец пытался говорить как можно ровнее, но нечеловеческая сила глаз, смотрящих сверху вниз, крошила каждый произнесенный довод вместе с костями. — Грязнокровка оказалась умнее.       Ложь. Ложь. Ложь. Ебаная ложь обжигала трахею, заливаясь разогретой магмой.       Грязнокровка оказалась умнее лишь потому, что смогла заставить тебя захотеть её. А не потому, что ловко уворачивалась от твоих попыток убить её.       — Маглорожденная сука оказалась умнее чистокровного волшебника? — не веря собственным ушам, вторил Реддл.       — Мой Лорд, Регулус хотел сказать…       — Заткнись, Белла, — прервал кузину Том, не отнимая прицела глаз от распластанного на полу волшебника. Реддл прошагал к лежащему Блэку, взяв того за волосы на затылке, оттягивая голову слизеринца назад. Регулус молчал, осознавая, что лучше бы ему сдохнуть, не произнеся ни слова. Он чувствовал, как багрово-красная жидкость стекает струйкой из носа до губ, оставляя отпечаток неминуемой смерти. — Кубок должен быть у меня, понимаешь? — слизеринец попытался кивнуть, но Волдеморт с силой оттянул голову, натягивая кожу на мужской кадык. — Меня не интересуют трудности, Регулус. Кажется, я выражался предельно ясно, когда давал тебе это задание. Твои родители ручались за тебя. Клялись мне всем, что ты меня не разочаруешь, — он опустился ниже, выплескивая шипение возле уха Блэка. — А получается, тебя обхитрила мерзкая грязнокровка? Может, ты желаешь поменяться с ней местами и скормить своё никчемное тело червям?       Реддлу нужен кубок. Вот его главная цель, в смысл которой не посвящали Блэка.       Именно поэтому ему так нужно было участие Регулуса. Вот почему именно слизеринец должен был отвлекать всех от своей сомнительной личности, а после убить ведьму, чтобы у него было время подобраться к главному символу. Вот чего добивался Волдеморт. Отвлекающего маневра, чтобы нанести решающий удар по несогласному миру.       — Я… сделаю всё… — пытался сказать Регулус, но его фраза больше походила на журчащую кровь, расплесканную по стенкам организма из-за начавшегося внутреннего кровотечения.       Сбрось шкуру человечности. Спаси себя.       — Конечно, сделаешь, — резким рывком Реддл откинул от себя голову мальчишки, отряхивая ладони.       — Вы не убьёте его, Хозяин? — подалась вперед Беллатриса, удивленно хлопнув безумными глазами, оглядывая полуживое тело брата.              — Как бы мне ни хотелось этого сделать, — с сожалением протянул Волдеморт, левитируя к себе стул, садясь возле Блэка, расставив ноги между его головой, впечатанной в пол. — Но Регулус нам ещё пригодится, ведь у него одного есть доступ к кубку, — слизеринец порывался сказать слова благодарности, но стучавшие друг о друга зубы воспроизводили жалкий треск.       — Что прикажете делать с маглорожденной тварью? — с присущим энтузиазмом, касающимся смертей и пыток, спросила Беллатриса, облизывая накрашенные губы длинным языком.       — Пусть живёт.       Блэк был уверен, что мёртв. Что Круцио пробило его череп, размалывая мозг в нечто. Он был уверен, что это всё не по-настоящему. Возможно, очередной спектакль воспалённого ума, пережившего пытку обессиленного организма. Это не могло быть правдой. Волдеморт, щадящий тех, кто помешал ему в исполнении его замысла? Особенно грязнокровку? Нет. Здесь должен быть какой-то подвох.       — Пусть живёт до конца второго испытания, — лукаво продолжал Реддл, склоняя голову набок, чтобы лучше видеть, как под лицом слизеринца образуется кровавая лужа, заливавшаяся в трещины на полу. — А потом ты, Регулус, приведешь её ко мне. Если ты не можешь победить — возглавь, — торжественно заявил Волдеморт, разведя руки в стороны. Сбоку послышался омерзительный женский смех, проходившийся морозом по коже.       — Что? — единственное, что смогло вырваться из залитого алой субстанцией рта. Очередной вопрос, на который не стоит давать ответ. Вопрос, сливающийся в оттенке с тем, что окрашивало нёбо.       — Если у тебя кишка тонка убить её самому — подчини девчонку себе, заставь обманом прийти ко мне. Думаю, этому тебя учить не нужно, — мужской голос, который до сего момента был окрашен в исконно гневный оттенок, теперь слегка расслабился из-за перспективы поквитаться с той, кто стал препятствием к достижению цели. — Мне очень интересно увидеть грязнокровку, обхитрившую Блэка, собственными глазами. Убедиться в её непобедимости, — слизеринец нашёл в себе силы приподнять голову, дабы взглянуть в глаза Реддла, и убедиться — он не лгал. Конечно, нет. — Чтобы снести её мерзкую голову с плеч, дабы ни у кого больше не было сомнения в том, что в этом мире непобедим только один человек.       И этим человеком был тот, чьи чудовищно-уверенные глаза Блэк увидел прежде, чем свалиться в спасительный обрыв темноты.