***
В Большом зале царила по-настоящему праздничная атмосфера. Помещение окутывалось бирюзовой призмой, лившейся с зачарованных настенных факелов. Просмоленные пакли были пропитаны специальными волшебными растворами, преобразующими будничное освещение в помпезные штрихи. Бетонный пол был залит подобием ледяного покрытия, имитировавшего каток, но с главным отличием — на нём невозможно было поскользнуться. С потолков свисали наколдованные крупные снежинки, имевшие свойство не таять при комнатной температуре. По стенам расползались ледяные узоры, больше напоминавшие абстрактные фигуры, чем что-то конкретное и наделенное смыслом. Этим вечером Зал казался ещё масштабнее, чем обычно. Возможно, из-за того, что большая часть была отведена для танцевальной зоны. Длинные убранства для трапезы разделились на множество небольших — максимум четырехместных — столов, расставленных симметрично по периметру. Блэк наблюдал за тем, как студенты просачивались через открытые массивные двери, кружась в вихре удовольствия и предвкушения главного вечера этого года. Девушки оценивающе проходились по нарядам своих возможных конкуренток, попутно пытаясь похвастаться своими шикарными находками. Энтузиазм парней едва дотягивал до женской половины Хогвартса, но слизеринец прекрасно знал, что было в голове у каждого, кто не погнушился нацепить на себя подобие приличного смокинга. Возможность надраться как следует для обретения смелости и мнимого шанса позажимать однокурсницу в тёмном углу школы. Формула стара, как мир. Может быть, этот вечер станет лучшим за всю жизнь этих бедолаг. Регулус и сам когда-то был таким же, как эти юные представители волшебного мира. Для счастья ему было достаточно напиться и пуститься во все тяжкие на одной из вечеринок, устраиваемых слизеринским бомондом. Тогда всё было слишком просто, чтобы жаловаться и сетовать на нелёгкую жизнь. А сейчас… слизеринец стоял в стороне, прижимаясь всем телом к стене — лишь бы не пересекаться со знакомыми лицами. Потягивал огневиски, протащенный Рабастаном, чтобы не попасться на глаза старухе Макгонагалл или — куда хуже — министерским крысам, мнившим себя великими распорядителями Турнира. И дело было не в том, что Блэк боялся попасться на глаза и лишиться нескольких факультетских очков. Нет, всё это казалось таким мелочным и оставленным в прошлой жизни. Он бы с радостью ощутил прилив адреналина, когда в глазах плескалось видимое опьянение, а язык заплетался от невозможности выразить глупое оправдание. В настоящем проблемы были куда более масштабные, чем подростковый проёб. Слушая ненавязчивую музыку, доносившуюся из Большого зала, Регулус мысленно рассуждал о том, что последние дни его фальшивой беспечности сочтены. На самом деле, он уже давно попал в капкан, а острые зубцы почти раскромсали обещанное величие и возможность стать правой рукой Тёмного Лорда. Святочный бал — до одури идиотское мероприятие — единственное приземленное, что осталось у него перед поездкой домой и вторым туром. Глупое времяпровождение, но только сейчас он мог почувствовать себя хоть на секунду в шкуре обычного сопляка, не мечтавшего о том, чтобы его голова не сошла с плеч, если он не обрубит чужую. — Поаккуратнее со спиртным, Реджи, — хмельной голос, делавшийся постепенно нарочито слащавым, коснулся слуха слизеринца в тот момент, когда металлическая фляжка передавалась по рукам. — Иначе твоя французская кошечка останется без кавалера на сегодняшний вечер. Рабастан кивнул в сторону Лолиты, которая в данный момент стояла за полупрозрачной ширмой, отделявшей простых смертных от небольшого занавешенного помещения. Совсем скоро прозвучит речь Дамблдора, открывающая зимнее торжество, и после этого начнётся обратный отсчёт. Ночь, являвшаяся подарком для всех остальных, обернется личным проклятием для Блэка. Ему придётся встретиться лицом к лицу с собственной совестью и решить, какой выбор правильный. Чья именно чаша опустится — к самым низам леденящего душу ада. — Хоть на вечер выключи режим старосты, Баст, — Блэк сделал внушительный глоток, улыбаясь в прохладную пробку. — Огневиски ещё никогда не подводил, — слизеринец облизнул обжигающую каплю с нижней губы, отдавая сосуд со спиртной жидкостью другу. — Я не собираюсь переживать эту клоунаду в трезвости. — Ты говорил точно также на званом ужине моей maman, а потом испортил её коллекционную вазу, — Лестрейндж подставил два пальца к кадыку, театрально сморщив нос. — Между прочим, она до сих пор мне припоминает минуты твоей позорной славы. — Это было на третьем курсе, — фыркнул Регулус, поправляя манжеты на идеально выглаженном чёрном пиджаке. Вместо платка красовался вышитый ворон из-под краев переднего кармана. Семейная традиция — кичиться отличительными штрихами, даже в одежде. — И я расплатился с твоей maman, — самодовольно кивнул слизеринец. — За ту сумму она могла купить себе хоть десять этих чёртовых ваз. — Расплатился не ты, а Вальбурга, — Лестрейндж прыснул в кулак, едва не расплескав содержимое фляги, зажатой пальцами левой руки. — Когда я попросил тебя протащить алкоголь, то не думал, что ты начнёшь читать нотации, — Блэк выхватил металлический сосуд из ладоней друга, отпив ещё немного. Язык начинал неметь, а губы таили в себе следы обжигающих промилле. Рабастан был прав: ещё немного, и Регулус едва сможет передвигаться на своих двоих. Но если этот навязанный бал являлся последним нормальным перед чередой полного пиздеца, то следовало веселиться, как в последний раз. — Совсем тебе мозги промыли в твоём гребаном старостате? В голосе Регулуса звучал вызов, но Лестрейндж слишком хорошо знал своего товарища, чтобы вестись на банальную провокацию. Семикурсник лишь покачал головой, взяв тёмноволосого слизеринца под локоть и уводя подальше от любопытных глаз. Они остановились у главной лестницы, ведущей на верхние этажи. Позади молодых людей развивалась ширма, приоткрывавшая завесу условных бесед между Лолитой и Дювернуа. — Я рад, что в своём плотном графике ты находишь время для переживаний на мой счёт. Это звучит почти трогательно, — Рабастан широко улыбнулся, потянув Блэка за тонкокожую щёку. Слизеринец отпихнул от себя мужскую ладонь, оскалившись. Регулус терпеть не мог, когда кто-то относился к нему, как к мальчишке. Но в ответ на препирания, Лестрейндж ещё громче рассмеялся, не видя в друге угрозу. — А у кого-то нервишки шалят. Переживаешь, что не успеешь трахнуть Лолиту перед отбоем? — последнюю фразу семикурсник нарочно произнёс громко, замечая, как сползает кровь с лица Регулуса. — Озабоченный ты кретин, — протянул Блэк, запивая собственные слова алкоголем. — Не волнуйся, папочка Рабастан пустит в ход свои полномочия и даст детишкам повеселиться перед каникулами, — добродушно произнёс Лестрейндж. — Меня сейчас не это интересует, — с серьёзным видом ответил Блэк. Казалось, что его голосовые связки почти не ощущали на себе эффект огневиски, продолжая трактовать трезво и здраво. Серебристые радужки устремились в лицо друга, сбрасывая с себя пелену фантомного веселья. Попытка расслабиться и утонуть в остатках былой жизни провалилась с треском. — Надо же, — Лестрейндж склонил голову набок, прикусив внутреннюю сторону щеки, чтобы не засмеяться. — Блэк, а, может, это тебе кто-то мозг промыл? Он был почти уверен, что друг просто пошутил. Но нет. С каждой секундой лицо Регулуса становилось всё суровее, а произнесенные слова — фундаментальнее. Разрушить невозможно. Слишком уж тяжелая ноша в них заложена. — Завтра я возвращаюсь домой, — произнёс Регулус очевидный факт, резко переведя взгляд на лестничные ступеньки. Его голос звучал глухо, почти беззвучно. Так обычно звучит самое настоящее отчаяние. Последний рывок перед встречей с неизбежным. — И я почти уверен, что наш общий знакомый будет там, — образ Тёмного Лорда отчего-то больше не взывал к сердцу юного слизеринца. Он был синонимичен с понятием животного страха. Разочарованный Великий Волшебник — худшее, что могло случиться с Блэком. — И что-то мне подсказывает, что он не сильно обрадуется тому, что я попросту трачу его время, трахая французских кукол вместо исполнения задания. — Ну не убьёт же он тебя, — расслабленно бросил Рабастан. Но легкость быстро сменилась растущим напряжением. Стоило Регулусу повернуться и молча отреагировать прищуром, как Лестрейндж метнул в его сторону разъяренный взгляд, перераставший в искреннее недоумение. Лестрейндж схватил Блэка за манжеты пиджака, резко приблизив к себе: — Давай-ка кое-что проясним, — им крупно повезло, что никто не додумался взглянуть за другую часть ширмы. Все студенты были слишком увлечены праздником, чтобы заметить разгорающийся конфликт. — Когда я спрашивал тебя, что такого тебе наказал Тёмный Лорд, ты сказал, что не собираешься делиться подробностями, — Блэк попытался высвободиться, но хватка капитана сборной была крепче, чем сноровка ловца. — Какого чёрта ты не сказал мне, что на кону стоит твоя ебаная жизнь? Ты что, совсем рехнулся? — Это моё личное задание, — огрызнулся Блэк, толкая Лестрейнджа в грудь. Рабастан отшатнулся назад, выглядя взбешенным. Таким его можно было увидеть крайне редко, но когда эмоции обуревали слизеринца, остановить его было почти невозможно. — Или, по-твоему, мне стоило собрать целый отряд, чтобы грязнокровка, наконец, сдохла? — Он все ещё хочет убить её? — ответа не последовало. — Я думал, что с той историей покончено. Рабастан не жаловал маглорожденных. Лестрейндж был единственным, кто помог Регулусу устроить одиночную жатву для Уоррен перед началом Турнира. Он прекрасно знал, какой исход ждёт гриффиндорку. Но сейчас ему была непонятна одержимость Лорда. Слизеринец думал, что на первом провале все кончится, но Волдеморт не привык останавливаться на полушаге от победы. И от этой победы его отделяла грязнокровка. — Тёмный Лорд не особо любит делиться подробностями, — иронично усмехнулся Регулус, сцепив челюсть почти до хруста. — Особенно с теми, кто облажался. Лестрейндж встал по левое плечо от товарища, буквально срастаясь с бетонной стеной позади. Фляга в руках Блэка была полупустой и более не привлекала. Двух оставленных глотков было мало для восполнения выветренной алкогольной беспечности. Трезвость возвратилась к слизеринцу, смазывая с сознания надежду на последний спокойный вечер. — Но ты же не думаешь убивать её собственными?.. — Я пытался, — догадался Блэк, кивнув. Пора распахнуть душу. Пока собственные демоны не сожрали то единственное, что взросло благодаря его жертве с изумрудными глазами. Пока в Регулусе теплилась человечность, её требовалось показать. Продемонстрировать, чтобы совесть перестала мучить ночными кошмарами, где локти в крови, а глаза слиплись от чужой смерти. — Той ночью, в канун Хэллоуина, — слизеринец запрокинул голову назад, чтобы не сдохнуть от давящих воспоминаний. — Но как видишь — она все ещё жива и невредима. — Да, — к удивлению Регулуса, обескуражено произнёс Рабастан. — Я вижу. Блэк перевёл непонимающий взгляд на Лестрейнджа. Увидев многообразие эмоций, превосходивших исконную расслабленность, тёмноволосый слизеринец напрягся. Он не понимал, кого так внимательно рассматривал семикурсник, пока не проследил за траекторией чужих глаз, натыкаясь зрачками на знакомый силуэт. Регулус почувствовал, что сердце его застучало быстрее. Не так, как бывает при лёгком волнении или быстрой ходьбе. Нет. Ощущения, бушевавшие под грудной клеткой, были идентичны чему-то запредельному и едва объяснимому. Орган почти разрывался под материями ткани и плоти. Норовил вырваться из-под костей, оглушая каждого проходящего мимо студента спектром чувств. Слизеринец был бы рад списать внезапно учащенный пульс на последствия алкогольного опьянения, но после разговора с Лестрейнджем, его разум очистился от самой последней капли промилле. Абсолютная трезвость не могла воззвать к таким физическим ощущениям. Но грязнокровка, медленно спускавшаяся по ступенькам, вероятно, могла. Она выглядела по-настоящему… роскошно. Если Блэк вообще имел право охарактеризовать девчонку подобным словом в силу своих принципов и происхождения. Маглорожденная ведьма излучала статность и величие, кои не всегда были присущи чистокровным волшебницам. Её образ не совпадал с тем, что пыталась транслировать Уоррен в обычное время. Амплуа тихой и невинной овечки. Ну да, конечно. Однажды Регулус уже испытывал подобный диссонанс, когда грязнокровка предстала перед ним в откровенном наряде на Хэллоуине. Но сейчас она действительно решила затмить саму себя. Где-то вдалеке — за пределами реальности — послышался голос старика директора. Святочный бал официально начался. — Мне пора, — произнёс Лестрейндж, купая Регулуса в концентрации подозрительности. Но он никак не прокомментировал свои опасения насчёт излишней внимательности Блэка к грязнокровке. — Вернёмся к нашему разговору позже, — он забрал из рук друга флягу, спрятав ту во внутренний карман пиджака. — Надеюсь, к тому времени я не найду тебя обезглавленным, и ты, наконец, решишься поквитаться с ней. Бросив на спускавшуюся Уоррен взгляд, полный презрения, Рабастан сжал плечо друга в ободрительном жесте. Обойдя чемпионскую зону с другой стороны, семикурсник скрылся в толпе остальных студентов. Уоррен медленно ступала по каждой ступеньке, словно в замедленной съемке. Всё окружающее застыло на своём месте, и только она придавала движение декорациям вокруг себя. Украшала каждый дюйм своим присутствием, раскрашивая безликий коридор своим неожиданным появлением. Её плечи были обнажены, а кожа неестественно сияла в мутно-оранжевом свете факелов. По телу ведьмы струился прозрачный атлас, напоминавший разливающееся по коже перламутровое олово. Подол платья достигал щиколоток, из-под которого выглядывала пара туфель на высоких каблуках. Блестящая вуаль прилегала к груди под корсетом, сшитым не из ткани. Он был словно выкован из жидкого металла, смотревшимся на фигуре драгоценным серебром. Корсет не выглядел как нечто цельное, скорее абстрактность, приоткрывающая вид на полуобнаженное тело волшебницы. Подобие доспехов выглядело символично, учитывая, какую роль грязнокровка пыталась играть в обществе. Настоящая воительница, давшая отпор огнедышащему чудовищу. Длинные тёмно-бордовые волосы Уоррен выгляди резонирующим пятном. Словно разгоревшийся пожар в местности полной льда. Пробивавший до дрожи холод разбавлялся чаном противоестественной стихии. Струящиеся локоны ниспадали по плечам ведьмы, а передние пряди были сплетены в тонкие косы, в которых виднелись мерцающие аксессуары в виде маленьких колец. Но не только внешний вид Уоррен приковал к себе всё внимание Регулуса. Девчонка выглядела, бесспорно, необычно и объективно красиво. Блэк въедался взглядом в одну особенность, сверкавшую на груди грязнокровки. Несмотря на внушительное расстояние между молодыми людьми, он смог увидеть то, что так хотел. Колье из белого золота, сотворенное лучшим ювелиром во всей магической Британии. Блэк знал это не потому, что хорошо разбирался в подобных побрякушках. Нет. Слизеринец знал точную стоимость, потому что лично отправил затворнику-гению, жившему на другом конце страны все накопленные деньги. Мать всегда отправляла слишком много, чтобы этого сполна хватило на рождественский подарок грязнокровке. Заметив возле перил воздыхателя грязнокровки, с благоговением рассматривавшего свою чемпионку, Блэк закатил глаза. Их идиллия почти вывела слизеринца из равновесия, подогревая сюрреалистичную собственность по отношению к Уоррен. Блять, это даже звучит немыслимо. То, с какой нежностью Григоров обхватил тонкую ладонь гриффиндорки, заставило Регулуса отвернуться и быстрыми шагами проследовать на своё законное место. Пройдя через ширму, Блэк заметил Лолиту, смотревшую в пол. В ней преобладало волнение. Девушка безустанно сминала ткань своего платья, пытаясь хоть чем-то занять свои изящные пальцы. Француженка засияла, стоило ей заметить своего спутника. Подбежав к Регулусу, девушка обхватила его за предплечье, утыкаясь макушкой головы в плечо. — Где ты пˈгопадал? — голос, подобно тянущейся субстанции обволакивал слух слизеринца. Он снисходительно поджал губы, устремляясь глазами в шармбатонку, смотревшую на него с таким упоением, что бедняжку становилось жаль. Совсем немного. — Пытался уладить кое-какие вопросы с Лестрейнджем, ничего особенного, — ответил Блэк, наблюдая за молчаливым Дювернуа. Француз выглядел отстраненным, дожидаясь свою полукровку. И в кои-то веки молчал. — Я думала, что ты не пˈгидёшь и бˈгосишь меня, — Лолита надула и без того пухлые губы, поправляя чёлку, убранную с помощью геля для волос. — Ты меня почти напугал. — Если бы я мог, — усмехнувшись, произнёс Регулус. Действительно, если бы он мог. Француженка легонько ударила кулачком по руке Блэка, смеясь так, словно слизеринец рассказал ей самую остроумную шутку. Но он не иронизировал. Позади послышался шелест ткани и звук приближающихся шагов. В носовые пазухи ударил привычный запах, который должен был ощущаться как чистейшая ненависть. Но Регулус почувствовал иное. То, что уже чувствовал когда-то — месяц назад. Запах душистых роз, врезавшихся в тело и разум шипами, снимая скальп с его убеждений. Но сегодня цветочный аромат перебивался неестественной сладостью. Совсем неподходящей под стать Уоррен. Блять, будто Блэк так хорошо в ней разбирался. Но он разбирался. И в этом вся суть его личного кошмара. Кары судьбы. Он знал своего врага — свою жертву — так хорошо, что становилось страшно. Как далеко вся его игра могла зайти? Если уже не зашла за грань допустимого планом Тёмного Лорда. Грязнокровка и её личный пёс стояли позади шармбатонки и слизеринца. Блэк как бы случайно повернул голову левее, заметив периферийным зрением, что парочка чемпионов держалась за руку, ожидая своего выхода. Совсем скоро сюда явится один из распорядителей, чтобы дать зеленый свет и позволить чемпионам продемонстрировать всё то, чему они обучались на репетициях. — Какое шикаˈгное платье, — искренне изумилась Лолита, глазея на вошедшую пару с неприкрытым интересом через плечо Регулуса. — Ваши студентки не говорили, что в Хогсмиде можно найти нечто подобное. — Она выглядит совершенно обычно, — солгал Блэк, и даже шармбатонка удивилась этой странной недальновидности. Нужно быть последним идиотом, чтобы не признать, что Уоррен выглядела как угодно, но только не обычно. Особенно в сравнении с заурядным нарядом Лолиты, которая, по всей видимости, начала комплексовать рядом с грязнокровкой. Француженке шло её приталенное платье кремового цвета, достигавшее колен. Но в нём не было ничего примечательного. — Я хотела поблагодарить тебя, — Блэк так давно не слышал её голос, что ему внезапно стало не по себе. Хриплый и томный. Настоящий. Без примеси всезнайства на занятиях. Регулус почувствовал, как внутри всё сжалось от того, с какой любезностью Уоррен обращалась не к нему. Конечно, не к нему. — За что? — болгарский акцент срезал приятное впечатление, но Блэк продолжал слушать внимательно. Заколдованное помещение было слишком тесным и защищенным специальными заклинаниями, чтобы их голоса смешивались с гулом толпы за пределами. — Мне кажется, ты уже достаточно выдержал интригу, — тихо рассмеялась гриффиндорка. — Не делай вид, будто не замечаешь подарок, который я на себя надела. Его, знаешь ли, тяжело не заметить. — Изабель, — осторожно начал Григоров, выдерживая неловкую паузу. Ну, давай же, признайся ей, что это не твоих рук дело. — Я не понимаю, о чём ты. Мозгов и вкуса болгарина едва ли хватило бы на подобные роскошества. Всё, что он мог дать Уоррен, — ритон своих дружков, из которых они лакали второсортное пойло. — Колье, — растерянно попыталась объяснить Уоррен. — Это ведь ты попросил вручить его мне? — Изабель… — Я не опоздала? — болгарин умолк в тот момент, когда в ложе ворвалась Макдональд, пробегая через всю площадь к своему эгоцентричному воздыхателю. Дювернуа тотчас засиял, обняв полукровку за талию со спины. Мулатка проходилась глазами по присутствующим, остановившись на паре за спиной Регулуса. — Владислав, ты уже признался нашей чемпионке в своей тяге к сюрпризам? Блэк едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Он прочистил горло, не решаясь взглянуть на обескураженного Григорова и Уоррен, привычный мир которой рушился по кирпичику. Признаться честно, Блэк был слишком удивлен. Уоррен не побрезговала надеть на себя украшение, стоившее достаточно, чтобы прожить целый год, не отказывая себе ни в чём. Гриффиндорка приписала этот широкий жест своему болгарскому суженному, — Блэк предвидел это. А, значит, его план практически сработал. Разумеется, тот разговор в кабинете Слизнорта все ещё царапался о самомнение Регулуса. Он до сих пор прокручивал в голове то, с какой хладнокровностью Уоррен вычеркивала из своей жизни мимолётную связь с Блэком. Как пыталась дать отпор, стараясь не запятнать свою репутацию правильной девочки. Однако слизеринец понимал, что это не продлится долго. Он прекрасно понимал, какое влияние оказывал на Уоррен. Сломить её было сложно, но возможно. Крепость всегда падёт. Стоит только правильно рассчитать силы и позволить конструкции простоять достаточно, чтобы конструкт хладнокровия поистрепался со временем и рухнул сам. Блэк дал Уоррен время, чтобы она остыла. Чтобы его желание овладеть ею не выглядело слишком подозрительно. Маниакально. На протяжении всего месяца он вынашивал в себе идею вернуться в жизнь ведьмы внезапно, дождавшись идеального момента. Учитывая то, как она разглядывала слизеринца в Большом зале, на занятиях и на прошедших репетициях, — время пришло. Он всегда чувствовал на себе её взгляд. Порывался ответить, но сдерживался. Понимал, что грязнокровка должна захотеть его по-настоящему. Без каких-либо подачек. А колье — это очередное напоминание, что Блэк никогда не отказывается от того, что по праву должно принадлежать ему. Или Тёмному Лорду. Ширма приоткрылась с противоположной стороны, впуская в чемпионский уголок Бэгмена. Сегодня он не отличался от себя постоянного — кислотно-фиолетовые брюки на подтяжках скрывали короткие ноги. Надутый живот и крупнокостность прятались под удлиненным пиджаком идентичного цвета и белой рубашкой. Пшеничного оттенка волосы неаккуратно свисали по вискам, а розоватое поросячье лицо говорило о том, что распорядитель знатно напился перед началом бала. Веселье уже вовсю плескалось в крошечных глазах, чудом оставляя за речью связность. — Я вижу, все в сборе, — язык слегка заплетался, но Людо пытался делать вид, будто не он вылакал весь запас огневиски или чего покрепче. Клоун. — Через минуту вы должны будете пройти в Большой зал, а после продемонстрировать всей школе то, чему вас научили наши преподаватели по танцам. Слизеринцу почти показалось, что он услышал короткий вздох позади себя. Да, Уоррен, мы, кажется, снова в одной лодке. И от этого становилось ничуть не легче. Вылощенный шармбатонец прошагал ближе к выходу, ведя за собой свою спутницу. Они остановились прямо перед Бэгменом, отсчитывавшим секунды до начала, смотря на циферблат наручных часов. Макдональд и Дювернуа, согласно выученной схеме, шли впереди. За ними следовали Регулус и Лолита, а завершали выход чемпионов Уоррен и Григоров. — Что имела в виду Мэри? Приглушенный шёпот Григорова сливался с увлеченной болтовней Макдональд и Лолиты, решившей расспросить гриффиндорку, где она купила своё платье. Мулатка с гордостью принялась объяснять, что сшила оба наряда сама, указав глазами на блестящую атласную ткань позади Блэка. Ему было неинтересно слушать эту гребаную светскую беседу, ибо всё самое интересное разворачивалось вне поля его зрения. Но острый слух все равно позволил Регулусу расслышать то, с каким разочарованием ответила грязнокровка: — Не бери в голову, — кажется, она попыталась улыбнуться. Голос трещал под натиском обманчивой эмоции, а вымученный смешок показался таким неестественным, что походил на гвоздь, царапающий стекло. — Наверное, я просто переволновалась и всё неправильно поняла. — Но… — Прошу поприветствовать чемпионов Турнира Трёх Волшебников! — помпезный голос Дамблдора разошёлся, казалось, по всему замку, знаменуя официальное начало. — Пора! — произнёс Бэгмен в унисон с раздавшейся музыкой оркестра. Он несколько раз хлопнул в ладоши, смиряя каждого чемпиона и их спутников взглядом, оценивая то, насколько прилично выглядел каждый. Будто его никчемное мнение и вправду могло кого-то могло волновать. — Вперед-вперед! Приказной тон почти склонил Регулуса сделать всё с точностью наоборот и вырваться из душного помещения. Макдональд и Дювернуа уже вышли в свет софитов, делая вид, словно они были главной парой на этом чёртовом мероприятии. Блэк стоял неподвижно, ловя на себе вопросительный взгляд Бэгмена. Но своеобразным толчком стала лёгкая ладонь, обвившая мужскую руку. Лолита посмотрела на своего партнера почти с мольбой, невербально прося не усложнять. Клацнув челюстью, Регулус крепче сжал девичью ладонь, ведя шармбатонку в Большой зал. Их встречали аплодисментами и фанфарами. Дамблдор объявил имена парочки, параллельно рассказывая, к какой школе и факультету относились студенты. Чья-то реакция была вполне искренней, учитывая то, с каким рвением почти каждый в этой школе хотел занять нишу подле слизеринской свиты, во главе которой стоял Блэк. Но были и те, кто нарочно не поднимал ладоней, демонстрируя своё радикальное непринятие змеиного принца. Когда Регулус и Лолита заняли своё место в ожидании третьей пары, скрепив ладони, слизеринец принялся бегло проходиться взглядами по студентам, окружавшим центр Зала. Все лица смешивались в одно большое блеклое пятно. Кого-то он мог заметить впервые. Кто-то являлся не более чем второстепенной ролью в его спектакле жизни, они могли видеться на общих занятиях или в коридоре, но что стояло за именем, — Блэк не знал. Но существовала и другая, особая каста людей. Кого слизеринец знал слишком хорошо. Его друзья и товарищи по факультету стояли прямо напротив, улюлюкая и аплодируя активнее остальных присутствующих. Однако Рабастан не выражал ни капли всеобщего восторга, смотря на Регулуса с примесью… блять. Салазар, он буквально жалел его глазами. Не в силах терпеть этот никчемный жест, Блэк перевёл глаза левее, замечая Вивьен. И в ней он и нашёл то, что следовало ожидать. Высокий уровень агрессии, плескавшийся в глазах. Она шинковала слизеринца зрачками, отпечатывая отвращение на своём кукольном лице. Регулус готов был поклясться, что каждый свой хлопок слизеринка сопровождала фантазиями о том, что между ладоней должно оказаться лицо бывшего парня. Лолита, проследившая за траекторией мужского взгляда, вцепилась в плечи Регулуса крепче, и даже сквозь костюм можно было почувствовать, насколько остры были девичьи ногти. Он взглянул на её хватку, полную собственничества, а губы медленно расплылись в улыбке. Предсказуемо. Тщеславная спесь быстро сошла с лица Блэка, стоило ему увидеть, как Григоров подводит Уоррен к центру, бережно удерживая тонкую ладонь грязнокровки в своих жилистых пальцах, и вставая правее от остальных пар. Ведьма не смотрела на своего спутника. Словно нарочно, храня обиду на то, что дурмстранговец не хотел признаваться в том, чего не совершал. Её голова была повернута в сторону зрителей, но глаза — стеклянные. Пустые. Смотревшие на всех и ни на кого одновременно. Регулус чувствовал, как по венам начинает протекать нектар выдержанного удовольствия. Ощущения полного контроля. Он так долго ждал, когда сможет овладеть ситуацией и подобраться к девчонке. И это почти свершилось. Наконец-то. Оркестр затих всего на мгновение, приготавливаясь играть заново в обновленном темпе. Вместо блеклой и посредственной мелодии заиграла иная музыка, напоминавшая ту, что включали Виктория и Дэвид на злосчастных репетициях. Блэк почти ничего не помнил из того, что они разучивали, но былой опыт и тактильная память вновь помогли слизеринцу приспособиться к нужному такту. Блэк отошёл на два шага назад, убирая руку за спину и откланиваясь своей партнерше. Вторую ладонь он протянул француженке в качестве предложения разделить танец вдвоем. Разумеется, этот жест был лишь элементом сценария. Шоу для тех зевак, которые внимательно разглядывали открывающий танец. Лолита лучезарно улыбнулась, сделав реверанс, а после положила свою ладонь поверх мужской в знак согласия. Мысленно отсчитывая ритм, Регулус притянул к себе шармбатонку, обвив талию левой рукой. Пальцы правой ладони переплелись с девичьими, ощущая мягкость и кротость. Шармбатонка полностью отдавалась во власть Блэка, оставляя за собой роль ведомой. Она идеально подхватывала каждое движение, ступая вровень с ногами аристократа. Два квадратных шага — ничего сложного. Но главной особенностью вальса были не заученные движения и плавно сменяющийся темп музыки — от медленного к быстрому и наоборот. Партнеры должны были меняться между собой трижды за весь танец. Что-то вроде традиции, о которой преподаватели напоминали студентам каждую репетицию. Блэк хорошо запомнил эти слова, ибо они являлись связующим звеном между пунктами в его плане. Регулус выставил левую ногу вперед, а правую отставил в сторону, меняя вес тяжести. Поменяв положение ног, и держа хрупкое тело Лолиты в своих руках, он двигал девушку в сторону. Кружа француженку в танце, Блэк плавно передал шармбатонку в руки Григорова, оказавшегося рядом. Ладонь слизеринца нащупала знакомое тепло, а носовые пазухи вновь уловили удушающий аромат роз. Блэк притянул Уоррен к себе резче, чем ему того хотелось. Или, быть может, собственное тело знало о его желаниях куда лучше, чем разум. Гриффиндорка смотрела на него с напускным безразличием, всячески пытаясь спрятать глаза в пол, но комплекс идеалиста не позволил ей долго мяться на месте и производить впечатление дилетантки. Наконец, грязнокровка вздернула подбородок, взглянув на своего временного партнера исподлобья. Уоррен положила ладонь на широкое плечо Блэка и этого было достаточно, чтобы утонуть в многообразии двойственных ощущений. Его пальцы сминали на талии атласную ткань платья, выглядывавшую из-под корсета. Он проходился подушечками по ровной спине, ощущая прилив забытых импульсов. Тех самых, что окутывали его в момент близости с маглорожденной. Блэк дышал часто, смакуя против воли цветочный шлейф, исходивший от полуобнаженного девичьего тела. — Ты вся дрожишь, — издевательски протянул Блэк, чувствуя, как единение с ведьмой пьянит его сильнее, чем выпитый накануне огневиски. Уоррен была подобием инъекции опиума, когда сознание сжимается до молекул, оставляя вместо себя пустоту, полную эйфории и расслабления. — Не принимай на свой счёт, — огрызнулась гриффиндорка, попытавшись скрыть очевидный факт. — Здесь холоднее, чем я думала. Она двигалась куда увереннее, чем Лолита. Словно пыталась сбить Блэка со счёта, перенимая на себя роль ведущей. Но Регулус просчитывал каждый ход, опережая грязнокровку. Вся суть их отношений — вечное соревнование. Они продолжат вгрызаться друг в друга до самой смерти. — Или тебя слишком задела недальновидность твоего ручного пса, — движение Блэка оказалось болезненным, когда он потянул девичью ладонь, опережая музыкальный такт. Она рвано выдохнула в ответ на неаккуратность, болезненно вцепившись ногтями в ребро мужской ладони. — Неужели ты думала, что он додумается провести этот чёртов квест с когтевранкой, и одарит тебя подобной роскошью? — Откуда ты?.. Пришла очередь меняться. Круговым движением гриффиндорка перешла в ладони Дювернуа. Она безотрывно смотрела на Блэка, будучи в танцевальных объятиях француза, и её лицо — обычно бледное — наливалось кровью. Неизвестно, что тому было причиной. Смущение или злость. Возможно, и то, и другое, но с разным градусом подачи. Макдональд держалась отстранённо. Она почти не касалась слизеринца, с трудом скрывая свою неприязнь к аристократу. Впрочем, их мнение друг о друге было схоже. Они лишь выполняли необходимое условие, технично переходя из одного квадратного шага в другой. Всего каких-то тридцать секунд, и Блэк вновь вернулся к Уоррен, тогда как Лолита встретилась с Дювернуа, а Макдональд вовсю любезничала в танце с Григоровым, выражая тому большую симпатию, чем его предшественнику. — Откуда ты узнал? — повторила гриффиндорка, стоило Блэку произвести поворот под рукой дважды. Уоррен совершала свои промежуточные движения, стоя к слизеринцу спиной, и это почти напомнило ему о том самом вечере в ванной старост. — Я думал, ты куда умнее, — шепнул Блэк, приблизившись к уху ведьмы. Её вновь пробрала дрожь, а оголенные плечи покрылись мурашками. Грязнокровка поспешила развернуться, шагая назад, в такт надвигающимся движениям своего партнера. — Это я попросил четверокурсницу принести ту бархатную коробку в гриффиндорскую башню, — Уоррен раскрыла рот и тут же захлопнула. Ей словно не хватало воздуха, а слова, стекавшие с уст слизеринца, были подобны яду, передававшемуся воздушно-капельным путём. — Как ты думаешь, откуда я узнал обо всём? Осознание вливалось в её изумрудные радужки темным малахитовым пятном. Если секундами ранее она пыталась справиться с наплывом паники и перспективой остаться в полнейшей изоляции от кислорода, то сейчас Уоррен почти не дышала. Грудная клетка оставалась в подобии стагнации, не реагируя на позыв впитать носовыми пазухами кислород. Девчонке чисто физически было больно дышать одним воздухом с Блэком. Ощущать то же, что и он. Абсолютная потерянность. Чувствовать, как зубья капкана обвивают лебяжью шею. Ловушка сомкнулась. И снова в одной лодке, Уоррен. Гриффиндорка вырвала ладонь из мужской, попытавшись дотянуться пальцами до застёжки на шее, но Блэк вовремя перехватил девичье предплечье, дабы Уоррен прекратила привлекать к себе излишнее внимание толпы. — Не смей снимать его, — процедил слизеринец сквозь зубы. — Это ни к чему не обязывающий подарок. Регулус дёрнул на себя руку гриффиндорки, из-за чего та оступилась и поморщилась от боли. Гребаная актриса. Его жест был почти ласковым в сравнении с тем, что её ожидало в будущем. Пусть возрадуется, что он не снес её блядскую голову в лесу на границе Хогсмида. Ей стоит быть благодарной за то, что Блэк испытывал к ней почти сочувствие, отсрочивая то, что ей предрек Тёмный Лорд. — Не могу поверить, что ты решил купить меня, — Блэк видел, как под глазами ведьмы остаются влажные следы от туши. Её губы тряслись в такт брошенным фразам. Она пыталась метать словесные ножи, думая, что достигнет цели, но взращенная годами броня Регулуса служила неплохим рикошетом. Остриё достигало не его чернильного сердца, а хрупкого и изношенного органа Уоррен. — И всё-таки ты надела на себя мой подарок, — безэмоционально ответил слизеринец, делая шаг правой ногой. Гриффиндорка пыталась отвести взгляд, но вальс — слишком чувственный танец, чтобы начинать играть против правил. Им было необходимо совершать движения слаженно, несмотря на витающее в воздухе разногласие. — Я знаю, что ты приписала его Григорову только из чувства долга. В глубине души ты понимаешь, что он не способен на такое. — Ты ни черта не понимаешь, — она приблизилась к Блэку почти вплотную, совершая круговое вращение в такт замедляющейся мелодии. От резкого поворота тёмно-бордовые локоны неприятно хлестнули по лицу слизеринца, наполняя легкие выученным наизусть ароматом. — Неужели плата за то недоразумение настолько высока? — Уоррен вновь повернулась к нему лицом, прожигая аристократа испепеляющим взглядом. — Что же получают от тебя те, кого ты всё-таки затащил в постель? Боюсь представить! — Никто ничего не получает, — выдохнул Блэк, начав проклинать себя за эту гребаную затею с подарком. Он ожидал всего, но не такой оглушительной реакции. Регулус думал о том, что грязнокровка примет подарок и взглянет на него под другим углом. Снисходительным, но не враждебным. — Уймись и прекрати истерику, если не хочешь лишних вопросов, — он слегка наклонил голову вбок, намекая гриффиндорке о том, что они все ещё находились в людном месте. — Ты серьезно думал, что я проникнусь твоим жестом доброй воли? — ведьма повысила голос, но не могла перекричать громкий оркестр. — Неужели ты думал, что я прощу тебе все твои омерзительные выходки из-за какой-то чёртовой побрякушки? — Уоррен глядела на него опустошенно, несмотря на бунтующую истерику в душе. Казалось, что последние силы иссякли в тот момент, когда раскрылась правда. Истина буквально убила последнюю каплю самоконтроля. — Вот как делается в твоём мире, Блэк? Всё покупается? Регулус метнул взгляд на зрителей, замечая, что никто больше не оценивает их танцевальные способности. Всем было интересно то, с каким остервенением кричит Уоррен. Её более не сдерживала крепкая хватка Блэка, которая могла оставить после себя синяк на девичьей ладони. Гриффиндорке было плевать, что она почти не следит за движениями остальных, шагая невпопад и не синхронно в сравнении с другими парами. Когда пришло время меняться, гриффиндорка просто застыла на месте. Григоров остановился поодаль рядом с Лолитой, держа шармбатонку за руку по-джентельменски. Они переглядывались между собой, пожимая плечами не в силах объяснить, что именно происходило. Уоррен смотрела на Блэка, ожидая только одного — нужного ответа. Извечно правильная и следующая правилам гриффиндорка, — сейчас ей было глубоко плевать на все устои и заготовленные сценарии. Уоррен выбирала себя, посылая подозрительные взгляды остальных куда подальше. Несмотря на её ярое желание доказать слизеринцу всё своё искусственное равнодушие, в глубине души Уоррен лелеяла надежду на правильный ответ. Чтобы Регулус наконец-то показал ей всю силу своих несуществующих чувств. Несуществующих ли? Хорошо. Ему было чем побить девичью храбрость и вызов, плескавшийся в изумрудных радужках. Блэк подошёл ближе, чувствуя на себе прицел испытывающих глаз повсюду. Он ощущал нутром, как трещит нетерпение остальных. Представление затянулось, а его план почти трещал по швам, даже не вступив в свою полную мощь. Регулус обязательно найдёт способ вырваться из этого ебаного капкана, в который его затянул даже не Тёмный Лорд. Его туда потащила за собой Уоррен. — Я бы ни за что не позволил себе купить тебя, — оркестр затих в унисон с его надломленным голосом. Он почти шептал, но судя по удивленному взгляду Уоррен, — для неё это было подобно крику в пустоши. — Потому что колье — ничтожно по сравнению с тем, чего стоишь ты на самом деле. — Как ты можешь говорить мне такое? — шептала гриффиндорка, смотря прямо в серебристую сталь, залитую в глазницы парня. — Кажется, я выразилась ясно, когда сказала, что не желаю иметь с тобой ничего общего. — Нет, Уоррен, я могу, — по-волчьи усмехнулся слизеринец, сдерживаясь, чтобы не смахнуть пролитую слезу с ведьминской щеки. — Потому что я не боюсь своих желаний. В отличие от тебя, — Уоррен раскрыла рот, чтобы возразить, но хватило одного лишь взгляда Блэка, чтобы понять — не стоило этого делать. — Посмотри правде в глаза. Тебя так испугал этот банальный подарок только потому, что ты боишься признаться себе, что в глубине души, ты рада, что это сделал я, а не он, — он указал глазами в сторону Григорова. — Когда наберешься смелости, я обязательно навещу тебя. И, поверь, ты не будешь против. Обратный отсчёт достиг своего апогея. Сегодняшний вечер окончился для Регулуса с последней брошенной фразой. Он не знал, что будет дальше. Не мог представить в своей голове то, с каким удивлением на него смотрела толпа студентов, когда он расталкивал каждого в попытке убраться прочь. В подземелья, ожидая завтрашнего рейса домой. Блэк даже не помнил, что ему ответила гриффиндорка. И смогла ли она ответить после той оглушительной правды, которую ей преподнёс аристократ? Плевать. Он подумает об этом позже, если останется жив до конца рождественских каникул. Рабастан был прав — думать о грязнокровке и проникаться ею чревато собственной гибелью. Но Блэк ничего не мог с собой поделать. Даже сейчас, когда стоило возрадоваться исполнению плана Беллы — влюбить в себя маглорожденную идиотку — Регулус не чувствовал прилива наслаждения. Подмена смыслов не сулили девичью безопасность. Какой в этом смысл, если рано или поздно слизеринец всё равно овладеет её сердцем. В прямом или самом изощренно-переносном смысле.***
Дом на Площади Гриммо всегда был жаден до гостей. В нём проходили всевозможные светские приёмы, устраиваемые Вальбургой в угоду поддержания высшего статуса в магическом поприще. Она всегда следовала личным мотивам удержать первенство среди чистокровных волшебников. И, стоит признать, ей без труда удавалось демонстрировать превосходство Блэков. Сей талант был словно вшит в подноготную матери, и она виртуозно им распоряжалась. Иногда Площадь Гриммо посещали коллеги Ориона, с которыми он обсуждал до невозможности скучные бюрократические дела. Всё, что помнил Регулус о таких собраниях, — лучший алкоголь, разливаемый по бокалам и запах кубинских сигар. Стандартный набор для поддержания бесед, касавшихся трастовых фондов и многотысячных вложений. Однако, бывали и такие дни, когда семейное гнездо Блэков погружалось в полную изоляцию от внешнего мира, оставляя за собой звание главной штаб-квартиры Пожирателей. От атмосферы раута не оставалось ни следа. Помпезность иссякала из каждого дюйма, оставляя после себя чернильный сгусток тёмной магии. След его величия. Дом погружался в такую концентрацию тьмы, что посторонним могло статься не по себе. Но только не Регулусу, привыкшему к резкой смене атмосферы за долгие месяцы подобных встреч. Каждое появление Лорда на Гриммо сопровождалось привычным умасливанием со стороны Вальбурги и сдержанной любезностью неэмоционального Ориона. Несмотря на то, что родители не спешили принимать метку Волдеморта, они с радостью выказывали своё уважение иным способом. Передавая собственного отпрыска во власть Реддлу. Это было подобно заключению контракта, где после перечня условий ставится подпись. Разумеется, кровавой клятвой. Вернувшись в родную обитель шестью днями ранее, Блэк только и делал, что ждал, когда явится Великий Волшебник, чтобы взыскать у будущего Пожирателя плату за потраченное время. Обратный отсчёт почти подошёл к своему завершению, а в руках Регулуса до сих пор не красовалась голова грязнокровки. У него оставался месяц, но Лорд — личность непредсказуемая, а значит он мог урезать срок и потребовать от Блэка бездыханное тело Уоррен сразу после Рождества. Этакий своеобразный подарок за всё то, что Реддл делал для магической Англии. Но с тех пор, как Регулус пересек порог Гриммо, о Волдеморте никто ни разу не упомянул. Вальбурга пресекала расспросы сына, говоря о том, что сейчас не время для подобных бесед; Тёмный Лорд посетит их дом тогда, когда посчитает нужным. Мать выглядела нервной, говорила с некой опаской в голосе, словно их могли услышать. Наблюдение за поведением женщины наводили Блэка на мысли о том, что хозяйка дома была слегка… не в себе. Её реакция была слишком странной для той, кто всего несколько месяцев назад желал, чтобы наследник наконец-то получил заветное клеймо Пожирателя. Тёмную метку. Возможно, она и сама не знала о том, где сейчас находится Волдеморт и появится ли он вообще. Из Хогвартса Блэк бежал — в буквальном смысле. Он всячески избегал Лестрейнджа, который, аристократ был уверен, хотел обсудить то, что случилось накануне. А также Лолиту, караулившую слизеринца до той самой минуты, когда поезд отбыл в магический Лондон. Регулус прекрасно понимал, какие именно разговоры ведутся за его спиной. Представление, устроенное им и грязнокровкой, повлекло за собой последствия. Но сейчас это являлось последним, что волновало Блэка. Закатное солнце почти достигло горизонта, уплывая сочным оранжевым пятном в западную сторону. Зима в этом году выдалась холоднее, затягивая небо в бесконечный черед тёмного сгустка, полного осадков. За последние дни — сегодняшний — был единственный богатым на безоблачность. Последний парад солнечных лучей бился об оконные рамы, отпечатываясь на стенах скупыми бликами. Если, конечно, они могли скрасить привычный мрак в спальне Регулуса. Стены, выкрашенные в исконно слизеринский — тёмно-зеленый — оттенок, придавали комнате вечную иллюзию прохлады и приглушенного света вне зависимости от времени года. Его личное пристанище было скромно обставлено мебелью по желанию самого Блэка, ему никогда не нравились загроможденные хламом комнаты. Порядок вокруг — порядок в голове. Широкую кровать с балдахином, полог которого слизеринец никогда не опускал, окружали тумбочки с многообразием различной литературы. Напротив стоял платяной шкаф, а возле него — письменный стол, в ящиках которого хранились учебники, ученические принадлежности и фрагменты из публицистических текстов подпольных редакций, вещавших о загадочном Тёмном Лорде. Но по приезде домой, Блэк решил избавиться от последствий одержимого фанатизма. Тёмный Лорд постепенно переставал являться для слизеринца безоговорочным авторитетом. Скорее, он становился личным ночным кошмаром, в рабство которого слизеринец сдался собственноручно. Регулус раскрыл веки, чувствуя под щекой шёлковую наволочку. Мягкая подушка хранила беспокойный сон волшебника, продлевая его морфейскую нёгу как можно дольше. Ночами слизеринца одолевала бессонница, вызванная бесконечными размышлениями и параноидальным предвкушением встречи с Тёмным Лордом. Блэку казалось, что как только он закроет глаза, в дом ворвётся орава Пожирателей и примется выбивать из юного аристократа всю правду о его миссии. И проблема заключалась в том, что ему было нечего сказать. Ответы не подразумевали под собой то, что могло понравиться Реддлу. За такое Блэка могли лишь четвертовать, а после поместить в темницы к Долохову, души не чаявшего в изысканно-чудовищных пытках. Будущему Пожирателю не пристало волноваться о судьбе грязнокровки. Мягкотелость по отношению к девчонке каралась жизнью. Зарождающиеся чувства к гриффиндорке, трепыхавшиеся в душе конвульсиями, являлись билетом на тот свет. И Блэк ничего не мог с собой поделать. С ним происходило что-то странное. Нечто, выбивающееся из привычных истин и канонов, срывало маску бессердечия. Переворачивало с ног на голову. Казалось бы, ничего сложного — поквитаться с зазнайкой и делу конец. Но он не мог не только физически, но и морально склониться к выбору оружия. Это ощущалось противоестественным по отношению к той, к кому тянуло с такой силой, что становилось по-настоящему страшно. Такое рвение к гриффиндорке пугало сильнее, чем перспектива остаться безголовым предателем крови. Именно предателем, ибо грязное магловское происхождение Уоррен его, как оказалось, ничуть не пугало. Он пытался играть по своим правилам. Пытался манипулировать и делать всё возможное, чтобы Уоррен оставалась его заданием — без какого-либо подтекста. Но у Блэка ничего не вышло. Он заведомо знал, что миссия провалена. Чувствовал сердцем, отвечавшим трепетом на любую мысль о грязнокровке. А думал о ней он много. Слишком много, чтобы это казалось безопасным. Его жертва стала объектом чего-то сугубо личного. Чего-то, что в народе называлось… влечением? Пусть так. Подобие стокгольмского синдрома, сработавшего в обратную сторону. — Хозяин Регулус! — слизеринец не пошевелился, продолжая соприкасаться лицом с подушкой, от которой исходил приятный лавандовый запах. — Хозяин Регулус! Ему казалось, что он все ещё спит, а то, что звучало за пределами его досягаемости, — проделки подсознания. Но затем послышался осторожный топот крошечных ног, а чьи-то маленькие ручки бережно стянули одеяло чуть ниже, оставляя обнаженный торс Блэка без защиты от январского холода. — Кикимер? — Регулус приоткрыл левый глаз, замечая, что домовик, стоит прямо возле кровати, смотря на проснувшегося аристократа с привычной заботой. — Какого чёрта? — Прошу вас, юный хозяин, проснитесь, — тонкий голосок постепенно выводил слизеринца из пограничного состояния между сном и бодрствованием. — Кикимер должен проследить, чтобы мистер Регулус был готов к началу званого ужина. — Который сейчас час? — Блэк поднялся на локтях, сонно оглядывая комнату. Все ещё светло, значит, он не должен был проспать слишком долго. — Почти пять. — Ответил эльф, продолжая сбрасывать с аристократа огромное, в сравнении с ростом домовика, одеяло. — Вечера, хозяин, — дополнил Кикимер. — Блядство, — прохрипел Регулус, откидываясь обратно на подушки. — Юный хозяин, при всём уважении, но волшебнику с Вашими манерами не пристало выражаться подобным образом, — домовик горделиво расправил хрупкую грудку, выглядя так, словно являлся главным специалистом по этикету. Блэк бросил на эльфа раздраженный взгляд, изогнув бровь, и Кикимер тут же ретировался, поджав огромные уши. — Распоряжение миссис Блэк. Отсчитав несколько секунд, Регулус собрался с силами и встал с кровати, чувствуя себя максимально разбитым, словно пробежал целый марафон дистанцией в сотню километров. Слизеринец медленно побрел в ванную комнату, надеясь, что контрастный душ сможет привести его в чувства. Кикимер кружил над кроватью хозяина, придавая спальным принадлежностям первозданный вид с помощью магии. Шелковые простыни тёмно-зеленого оттенка застилались одним щелчком пальцев магического существа, скрывая под собой подушки в наволочках серебристого оттенка. Змеиный вкус сохранялся в интерьере даже вдалеке от слизеринской спальни. — Кикимер с радостью исполнит любую прихоть юного хозяина, — послышался голосок по ту сторону двери, когда Блэк ступил босой ногой на холодный белый кафель. — Мистер Регулус желает бодрствующего зелья? — Обойдусь простым кофе, — крикнул слизеринец, выкручивая вентиль с холодной водой на максимум. В лицо ударила хлесткая ледяная струя, вымывающая из мыслей Блэка все ненужное. Но эффект не был долгим, как того хотел аристократ. Всё вновь возвращалось на круги своя, измываясь над разумом волшебника. — Чёрный без молока, с двумя ложками сахара, — аристократ терпеть не мог всё, что могло перебить истинный вкус продукта. Но это никогда не касалось сигарет. Они всегда должны были отдавать сладкой ванилью. — Спасибо. Душ не помог. Призрачное чувство легкости и прохлады, смешивающейся с теплыми потоками воды, подарило обманчивое ощущение того, что всё в порядке. Ментоловый гель для тела придавал физической оболочке свежести, но не смог очистить сознание. Не придумали ещё способ, который мог бы помочь слизеринцу в решении проблем, касающихся душевных смут. Стоило слизеринцу покинуть ванную комнату, облачившись в пижамные штаны, как его настигло осмысление. Званый ужин. Блэк бросил взгляд на приоткрытую дверцу платяного шкафа, на которой висела вешалка с чехлом для одежды. Подойдя ближе, парень расстегнул молнию, замечая внутри костюм. Он выглядел до абсурда банальным. Само собой разумеющимся. Чёрные прямые брюки, собранные вдвое на перекладине, пиджак в цвет и белая накрахмаленная рубашка. Ничего лишнего. Ничего необычного. Стянув с себя пижамные штаны, Регулус принялся переодеваться. Каждое движение доставляло слизеринцу особую форму ощущений. Ткань болезненно прилегала к телу, выжигая на плоти следы предвкушения от неминуемой встречи. Сегодня прибудет Тёмный Лорд, а это значит что, Блэк должен выглядеть лучше, чем он себя чувствовал на самом деле. В мыслях непрерывным потоком пробегали всевозможные оправдания, выписанные накануне в личный блокнот слизеринца. Неправдоподобные варианты развития событий, не имевших ничего общего с реальностью. — Хозяин чудесно выглядит! — домовик материализовался из ниоткуда в спальню, удерживая на ручонках поднос с дымящимся напитком. Кикимер аккуратно поставил черную керамическую чашку на трюмо рядом с широким трехстворчатым окном, не отнимая непомерно огромных глаз от аристократа. — Хозяин станет настоящим завидным женихом, как того хочет миссис Блэк! — О чём ты там болтаешь? — буркнул Блэк, потуже затягивая бабочку перед зеркалом во весь рост. — Миссис Блэк устраивает званый ужин, чтобы найти невесту для мистера Регулуса, — объяснился эльф, левитируя табурет к ногам слизеринца. Взобравшись наверх, Кикимер негласно попросил Блэка опуститься чуть ниже, чтобы помочь хозяину завязать бабочку аккуратнее. — Какую ещё невесту? — противился Регулус, морща нос. Сватовство — последнее, о чём сейчас хотел беспокоиться слизеринец. Сватовство, вообще, не входило в планы волшебника. — Юный хозяин стал взрослым, — с толикой тепла произнёс Кикимер, касаясь шеи Блэка при завязывании узла. — Хозяин совсем скоро обзаведется женой. Это дань традициям, которые мистер Регулус должен чтить. Гребаные традиции. В пекло их. — Я думал, на сегодня назначена встреча с Тёмным Лордом, — произнёс Регулус удивленно. Он почувствовал, как внутри неожиданно разливалась теплота облегчения, затмевая собой опасения, что преследовали слизеринца на протяжении долгой недели. Увидев, как при упоминании Волдеморта уши домовика задрожали, Блэк воспользовался случаем расспросить эльфа. — Ты что-нибудь знаешь об этом? — Кикимеру запрещено подслушивать, — праведно возразил Кикимер, но Регулус прекрасно знал, что у домовика была единственная слабость в этой жизни — выуживать из разговоров хозяев все самые сокровенные тайны. — Но для мистера Регулуса Кикимер кое-что вынюхал, — сдавшись под натиском взгляда аристократа, заговорщически сказал эльф. — Тёмный Волшебник не появится на Площади Гриммо в ближайшее время. Возможно, до тех самых пор, пока юный хозяин не вернется обратно в школу. У Тёмного волшебника есть важные дела за пределами страны. — Какие ещё дела? — спросил Регулус, отстраняясь от домовика. — Тёмный Волшебник желает спрятать свою ценную вещицу, — полушепотом дополнил эльф, оглядываясь по сторонам. — Но Кикимер больше ничего не знает. Хозяин должен быть осторожен и не опаздывать на ужин. Это было последнее, что произнёс Кикимер перед тем, как покинул хозяйскую спальню, оставляя после себя целый ворох безутешных вопросов.